Это ключ к разгадке тайны. Казалось бы, совсем ерунда, но это путеводная нить. Следуйте за ней. Доверьтесь. Посмотрите, куда приведет вас любопытство. А потом идите за следующей, и еще одной, и еще. Помните, это не тяжкий и опасный поход, а только безобидная игра, искалка. Идя следом за любопытством по этому маршруту, можно оказаться в удивительных и неожиданных местах. Рано или поздно вы можете даже ненароком набрести на свою страсть – блуждая по странным, неуловимым проулкам и подземным пещерам, проходя в потайные двери.
А можете ни на что не набрести.
Можно всю жизнь следовать своей любознательности и так до конца и не достичь никаких результатов, кроме одного. Удовлетворения от того, что вы посвятили свое земное существование служению благородной человеческой добродетели – любопытству.
Одного этого уже достаточно, чтобы сказать, что человек прожил отменную жизнь, яркую и разнообразную.
На поиски
Хочу привести вам пример того, куда может завести вас квест любопытства.
Я уже рассказывала о грандиозном романе, который я так и не написала, – речь о той самой книге про амазонские джунгли, которую я не довела до ума и которая в конце концов перескочила от меня к Энн Пэтчетт. Эта книга была замешана на страсти. Ее замысел пришел ко мне на гребне волны чувственности и воодушевления. Но стоило жизненным обстоятельствам отвлечь меня, как я прекратила работу, и книга меня покинула.
Такие дела, бывает.
И вот я распрощалась с амазонским проектом, но новая волна чувственности и воодушевления сразу не нахлынула. Я ждала, пока меня осенит новая грандиозная идея, отправляла в космос сигналы о том, что готова к восприятию большой идеи, но идея не приходила. Не бегали мурашки по спине, не вставали дыбом волосы на затылке, не екало сердце. Чудеса не происходили. Как если бы апостол Павел ехал-ехал в Дамаск, доехал и ничего с ним по пути не случилось, ну разве что дождиком намочило.
Чаще всего жизнь бывает именно такой.
Я надолго ушла с головой в повседневные заботы – писала письма по электронной почте, покупала носки, решала мелкие неотложные проблемы, рассылала поздравления с днями рождений. Я вела тихую, упорядоченную жизнь. Время шло, меня так и не посещали вдохновенные замыслы, но я не впала в панику. Вместо этого я сделала то, что уже не раз проделывала и раньше: перевела стрелки со страсти на любопытство.
Я спросила себя: а есть что-то, Лиз, что тебе интересно сейчас?
Что-нибудь?
Хоть чуточку?
Пусть хоть самое простое или обыденное?
Оказалось, что есть: садоводство.
(Все понимаю – но тихо, держите себя в руках! Садоводство!)
Я тогда только-только переехала в провинциальный городишко в сельской части Нью-Джерси. Я купила старый дом, а при нем был симпатичный задний дворик. И вот я вдруг загорелась желанием разбить там сад.
Этот порыв удивил даже меня саму. Я росла в саду – огромном саду, за которым очень успешно ухаживала мама, – но он никогда меня не интересовал. Я была ленивой девчонкой и прилагала много стараний, чтобы не осваивать садоводство, как мама ни старалась меня хоть чему-то научить. Я сроду не чувствовала тяги к земле. В детстве мне совсем не нравилась сельская жизнь (работа на ферме казалась скучной, тяжелой и однообразной), да и став взрослой, я не изменила своего мнения. Именно тяжелый деревенский труд побудил меня переехать в Нью-Йорк, да и путешествовать я стала в большой степени из-за этого – потому что категорически не хотела стать фермером. И вот на тебе, я перебралась жить в захолустный уголок, еще меньше родного городка, да еще и собираюсь обзавестись садом.
Не то чтобы я умирала по этому саду, сами понимаете. Я не собиралась умирать ни из-за сада, ни из-за чего другого. Просто подумала, что садик – это было бы неплохо.
Любопытно.
Желание, шевельнувшееся во мне, было таким слабеньким, что я могла и не заметить. Оно едва теплилось. Но я его заметила. И не проигнорировала. Наоборот, ухватилась за эту тонкую ниточку и что-то такое ткнула в землю.
А когда я это сделала, оказалось, что я знаю про садоводство намного больше, чем мне казалось. Видимо, несмотря на все свои усилия, я в детстве нечаянно усвоила-таки кое-какие мамины уроки. Честно скажу, было приятно обнаружить это дремлющее знание. Я посадила еще несколько растений. В памяти всплыли новые детские воспоминания. Я размышляла о маме, бабушке, прабабушке и о дальних прародительницах – женщинах, трудившихся на земле. Это было славно.
Когда сезон прошел, я поняла, что смотрю на свой сад совсем другими глазами. То, что я растила, совсем не было похоже на мамин сад, это начинало походить на мой собственный сад. Например, в отличие от своей мамы, опытной огородницы, я совсем не интересовалась овощами. Зато меня привлекали все самые яркие, самые нарядные цветы, до каких я только могла дотянуться. Потом оказалось, что мне мало просто выращивать цветы – я захотела что-нибудь о них узнать. Например, откуда они родом.
Вот, скажем, те ирисы, которые изначально росли по всему саду, – каково их происхождение? Я потратила ровно одну минуту на поиски в Интернете и узнала, что эти ирисы совсем не уроженцы Нью-Джерси. Они оказались родом из далекой Сирии.
Надо же, любопытное открытие.
Я продолжила изыскания. Предки кустов сирени, окружавших мой участок, когда-то цвели в Турции. Мои тюльпаны тоже были из Турции, хотя, как выяснилось, между дикими турецкими тюльпанами и моими изысканными одомашненными красавцами не раз вклинивались голландцы. Растущий у меня кизил был местным. Зато форзиция прибыла аж из Японии. Глициния тоже оказалась чужестранкой – английский моряк привез растение из Китая в Европу, а позднее британские колонисты прихватили его с собой в Новый Свет – сравнительно недавно, в сущности.
Я начала выяснять происхождение каждого растеньица в саду. Узнавала, записывала. Мой интерес рос. Как я вскоре поняла, мне был не столько интересен собственно сад, как то, что за этим стояло: безумные и малоизвестные истории, полные путешествий, приключений и интриг.
Об этом вполне можно написать, вам не кажется?
А что, если?
Продолжая двигаться дорогой любопытства, я полностью доверилась своей фантазии. Я решила поверить, что вся эта ботаническая викторина заинтересовала меня не просто так. Соответственно, я тут же стала замечать знаки и совпадения, связанные с вновь обретенным интересом к истории растений. Мне встречались нужные книги, нужные люди, подворачивались нужные возможности. Например, эксперт по истории мхов, чья консультация мне была страшно нужна, жил, как оказалось, в нескольких минутах от дома моего дедушки, в сельском районе штата Нью-Йорк. А в старинной книге, перешедшей ко мне от прадеда, отыскалось то, за чем я охотилась: живой исторический персонаж, достойный того, чтобы вставить в роман.
Все это проходило прямо передо мной.
И тогда я стала слегка сходить с ума на эту тему.
В поисках информации по поводу ботанических исследований я в конце концов совершила долгое путешествие – из своего садика в Нью-Джерси в библиотеки по растениеводству в Англии, оттуда – в средневековые аптекарские огороды в Голландии, а из голландских аптекарских огородов – до заросших мхами пещер Французской Полинезии.
Спустя три года исследовательской работы и путешествий я наконец села писать "Происхождение всех вещей" – роман о вымышленной семье исследователей-ботаников в XIX веке.
Совершенно непредвиденная книга. Начиналась она практически с пустого места. Я не вскочила в этот сюжет опрометью, сгорая от нетерпения. Я подбиралась к нему медленно, дюйм за дюймом. Но к тому времени, как я оторвалась от увлекательного квеста и начала писать, меня уже поглотила жаркая страсть к ботаническим приключениям в XIX веке. За три года до этого я даже не слыхала об исследователях XIX века и хотела всего-навсего разбить скромный садик за домом, но вот я засела за внушительных размеров историю о растениях, науке и эволюции, об отмене рабства, о любви и утратах и о путешествии одной женщины за пределы сознания.
Вот так все вышло. Но получилось у меня только потому, что я отвечала да каждой крошечной зацепке любопытства, какую замечала рядом с собой.
И это тоже Большое волшебство, вы же поняли.
Да, это Магия несколько спокойнее, медленнее, более приглушенная, но никаких сомнений – это все равно Большое волшебство.
Сейчас я постаралась научить вас доверять ей.
Весь смысл в том, чтобы сказать "да".
Это интересно
Среди творческих людей, особенно меня вдохновляющих, далеко не все до страсти увлечены своим делом, зато почти все любопытны.
Любопытство побуждает вас работать неуклонно и постоянно, а более пылкие эмоции приходят и уходят. Мне нравится Джойс Кэрол Оутс, которая пишет примерно по роману в день – и на совершенно разные темы, – потому что все эти, такие разные, вещи ей жутко интересны. Я восхищаюсь тем, что Джеймс Франко хватается за любую работу (то за серьезную драму, то за дурашливую комедию), потому что он знает, что не обязан каждый фильм приносить ему Оскаров, и мне нравится, что в свободное от съемок время он успевает интересоваться изобразительным искусством, модой, наукой и еще пишет. (Удается ли ему достичь успехов во всем этом? А мне без разницы! Мне просто нравится, что парень делает что хочет.) Мне очень симпатично, что Брюс Спрингстин не только сочиняет пафосные песни, собирающие стадионы, а взял как-то и записал целый альбом на основе романа Джона Стейнбека. И мне нравится, что Пикассо возился с керамикой.
Я как-то слышала, как режиссер Майк Николс рассказывал о своей плодотворной кинокарьере. Он признался, что всегда всерьез интересовался собственными неудачами. Увидев один из провальных фильмов на каком-то ночном телеканале, он садится и смотрит до конца (хотя с удачными фильмами никогда так не делает). Он смотрит с любопытством, думая: "Интересно, почему же все-таки вот эта сцена не удалась…"
Ни стыда, ни отчаяния – только чувство, что проанализировать это очень интересно. Ну, вроде интересно же, почему одно получается, а другое никак? Порой мне кажется, что вся разница между творческой жизнью, полной самоедства, самоистязаний, и спокойной творческой жизнью укладывается в разницу между словом ужасно и словом любопытно.
Интересные результаты, как ни крути, это все те же ужасные результаты, только пафос и драматизм сильно снижены.
Мне вообще кажется, многие бросили творческую жизнь только потому, что боялись слова интересно. Пема Хедрен, мой любимый тренер по медитациям, как-то заметила, что люди бросают заниматься медитацией, когда начинается самое интересное. Другими словами, они бросают, когда перестает быть легко, а одновременно появляются боль, скука или перевозбуждение. Они соскакивают, как только замечают в своих мыслях нечто такое, что их пугает или делает больно. Соскакивают и потому пропускают прекрасную стадию, сумасбродную стадию, стадию преображения – ту стадию, когда ты отбрасываешь трудности и вступаешь в некую новую, неизведанную Вселенную в глубине самого себя.
И ведь может быть, что так происходит со всеми важными аспектами вашей жизни. За чем бы вы ни гнались, что бы ни искали, что бы ни создавали, будьте осторожны, не соскакивайте слишком рано. Мой добрый друг пастор Роб Белл предостерегает: "Не действуйте слишком поспешно, не пробегайте мимо опыта и обстоятельств, иначе они не успеют повлиять на вас и преобразить вас".
Так что не теряйте куража в тот самый момент, как дело перестает быть легким или приносить удовлетворение.
Потому в этот момент – что?
В этот момент начинается самое интересное.
Голодные призраки
У вас будут неудачи.
Полный отстой, даже говорить не хочется, но что делать, если это правда. В творчестве приходится рисковать, и никто не обещает успеха. Однажды я отказалась от почти уже законченной книги, потому что ничего не получалось. Я практически дописала ее, но книга правда никак не рождалась, и в конце концов я ее просто бросила. (Не знаю, почему у меня с ней не прокатило! Откуда мне знать? Я же не следователь и не судмедэксперт по преступлениям против книг! Заключения о причине смерти этой рукописи у меня нет. Просто не получилось – и все!)
В случае неудач я сильно огорчаюсь. У меня опускаются руки. Я начинаю ненавидеть и презирать себя – и других, конечно. Но в тот раз я научилась управляться с собственной досадой, не слишком углубляясь в смертоносные дебри стыда, ярости или апатии. А все потому, что тогда мне удалось понять, какая именно часть меня страдает при неудачах: мое самомнение.
Всего-навсего.
Чтобы было понятно: в принципе я ничего не имею против самолюбия и даже самомнения. У каждого из нас есть свое эго. (А кое у кого из нас, возможно, их даже два.) Всем нам необходим страх, чтобы выжить. Точно так же эго, ощущение своего я, нужно нам, чтобы очертить основные границы своей индивидуальности. Это позволяет нам осознать и заявить себя как личность, понять свои предпочтения, определиться со стремлениями и защищать свои границы. Проще говоря, ваше эго – это то, что делает вас тем, кто вы есть. Без него вы просто бесформенный пузырь. Поэтому социолог и писатель Марта Бек говорит про эго: "Не выходите без него из дома".
Но не позволяйте своему эго полностью перехватить бразды правления, иначе шоу очень быстро закончится. Ваше эго – отличный слуга, но омерзительный хозяин, потому что стремится оно только к одному: чтобы его тешили, тешили, тешили… А поскольку насытить это стремление невозможно, ваше самомнение будет страдать всегда. Если не держать его в узде, оно рано или поздно разъест вас изнутри. Бесконтрольное эго – это то, что буддисты называют "голодный призрак", ненасытный, вечно подвывающий от жажды и жадности.
В каком-то виде эта жажда есть у всех нас. У каждого глубоко в душе таится это безумное нечто, накормить которое полностью невозможно. Оно есть у меня, у вас, у каждого человека. Единственное мое спасение от него заключается вот в чем: я знаю, что состою не только из эго, у меня есть еще и душа. И – это я тоже знаю – моей душе неважны награды и неудачи. Моя душа руководствуется не мечтами о похвалах и не боязнью критики. Она и слов-то таких не знает. Моя душа, стоит только повернуться к ней лицом, открывает неизмеримо более широкие и увлекательные перспективы (так что предложения эго по сравнению с этим меркнут), потому что душа всегда жаждет лишь одного: чуда. А так как творческая жизнь для меня – самый верный путь к чуду, я ищу спасения в ней, и она питает мою душу и усмиряет голодного призрака, спасая таким образом меня от опаснейшего проявления меня же самой.
Поэтому, только заслышав, как где-то внутри подает свой нервный голосок неудовлетворенность, я говорю: "А, это ты, эго! Привет, старый приятель!" То же самое случается, когда меня критикуют, и я замечаю, что это меня злит, обижает или вселяет неуверенность. Такая реакция означает, что мое эго подняло голову и пробует силу. Я научилась внимательно отслеживать эти ситуации и не даю нервам расходиться. Я стараюсь относиться к своим эмоциональным вспышкам с юмором, потому что знаю: ущемлено и задето только мое эго, но не душа. Это мое самомнение жаждет мести или главного приза. Это мое самолюбие требует начать в Твиттере вой ну против обидчика, или надуться на весь мир, или с благородным негодованием хлопнуть дверью, если не добилась желаемого результата.
Такое случается, но я знаю, что могу вернуть уверенность, стоит обратиться к душе. Я спрашиваю ее: "А чего хочется тебе, моя любимая?"
И ответ всегда один: "Еще чудес, пожалуйста".
Пока я продолжаю двигаться в этом направлении – к чуду, – я всегда буду в ладах с душой, а это самое главное. И раз уж самым эффективным способом достичь чуда по-прежнему остается творчество, я выбираю его. Я стараюсь отсечь все внешние (и внутренние) шумы и отвлекающие моменты и раз за разом возвращаюсь домой, в творческую жизнь. Потому что ясно понимаю, без этого источника чудес я обречена. Без него я буду скитаться по миру в состоянии вечной неудовлетворенности – голодный призрак, заключенный, как в ловушку, в оболочку из медленно разлагающейся плоти.
А мне, извините, такая участь не подходит.
Делай что-нибудь другое
Как же отделаться от стыда и страха неудач, чтобы жить творческой жизнью без помех?
Первым делом простите себя. Если вы что-то делали, а у вас не получилось, ну и пусть, проехали. Помните, вы ведь всего лишь начинающий (даже если занимаетесь своим делом уже лет пятьдесят). Мы все здесь новички, новичками и умрем. Так что не расстраивайтесь. Забудьте о последнем проекте и с открытым сердцем двигайтесь вперед, на поиски нового. Какое-то время назад я писала статьи для журнала "GC". Однажды мой главный редактор Арт Купер прочел материал, над которым я работала пять месяцев (детальное аналитическое исследование, посвященное политике Сербии, – между прочим, моя командировка влетела редакции в копеечку), и через час вернул мне его с такой резолюцией: "Статья не получилась, и ничего хорошего из нее не выжмешь. Она показала, что ты не умеешь писать на подобные темы. Больше не трать на нее ни минуты, пожалуйста. Не тяни резину и переходи к другому заданию".
Это было резко и возмутительно грубо, но, мать честная, как же эффективно!
Я послушно перешла к другой теме.
К следующему, к следующему – постоянно к следующему.
Главное – двигаться, не стоять на месте.