Хорошо, мои руки здесь ни при чем, но что-то подсказывает, что причина происходящего во мне. Начиная сегодняшнее занятие, ведь не замечал не то что зеленых пушинок, но даже иголок с облетевшими осиновыми листьями – зачем пристально разглядывать обычный природный ковролин, устилающий землю однородной бурой массой? Теперь, повторяя и повторяя движение с поэтическим названием "руки – облака", поочередно упираюсь взглядом то в одну, то в другую мелочь под ногами, которая получасом раньше гарантированно осталась бы незамеченной. Обычно при выполнении формы "руки – облака" повторяют три раза, при желании можно сделать пять или даже семь повторов. Сегодня я сбился со счета и, похоже, довольно давно – движение затягивает, нет никакого желания останавливаться.
Вдох, чистый и прохладный воздух пахнет поздней осенью, шагаю левой ногой вбок, а руки словно вращают два больших колеса на уровне груди. Колеса крутятся неравномерно, сначала правая рука ведет, она чуть впереди, поднимается к верхней точке, оставляя левой роль догоняющей. Выдох – и все меняется, теперь правая скатывается вниз, а левая тянет свое колесо вверх. Чувство такое, что это вращение рождает вихрь, раскручивает его и, когда полный круг завершен, выталкивает прочь один незримый сгусток за другим. Они кажутся такими реальными, эти сгустки, словно мои ладони подобны лопаткам турбины.
Но прочь технологические образы, природные лучше, они более естественны, как сказал бы Шаньмин. Интересно, выполняющий "руки – облака" человек больше похож на дерево, которое позволяет ветру, проносящемуся через крону, сорвать по дороге пару-тройку трепещущих листьев, или он больше напоминает облако, в котором воздушный поток зачерпывает и уносит прочь щедрую пригоршню капель?
Следом за доступными глазу мельчайшими деталями приходит запах осеннего леса. Полчаса назад вдыхал обычный свежий осенний воздух, а сейчас обоняние необъяснимо обострилось, и лес вдруг наполнился ароматом прелой листвы. Запах раскрывается не сразу: сначала сквозь прель проступают хвойные нотки, затем наплывает дым далекого костра, а напоследок букет дополняет волна прохладной влаги.
А вот и звуки накатили. Первое, что открылось, – живые голоса леса. Оказывается, их так много, и они такие разные: слева от земли доносится скромный шорох – наверное, маленький зверек пробирается между покрывающими землю желтыми листьями; справа сверху раздалось быстрое "фр-р-р" – скорая пичужка явно спешит по своим делам. Вслед за торопливым звучанием живности различаю следующий слой: вежливо, едва заметно поскрипывает дерево за спиной, вот раздался протяжный, одиночный, сухой щелчок, непонятно чем вызванный, а следом за ним – гулкая тишина. Хотя нет, какая же это тишина, когда это ветер. Тот самый, который поначалу остался незамеченным. Его голос еще можно услышать, если прислушиваться, а вот его движения неразличимы, как у настоящего мастера тайцзи.
Так, что еще за голос прорывается сквозь гул ветра? Женский, знакомый. Вздрагиваю, а память услужливо подбрасывает слышанное от кого-то: "раз в голове звучат незнакомые голоса, значит, галлюцинации уже на подходе".
Нет, порядок, это голос из моей памяти. Это Рита, она готова находить время для тренировок и заниматься подолгу, самозабвенно, но вот парные упражнения не любит. Шаньмин говорит, что Рита хорошо делает одиночные движения, однако еще не до конца почувствовала форму, и объединить элементы в поток у нее пока не получается. Не знаю, не знаю, мне ее движения кажутся добрыми и искренними, но эмоциональными – могут быть плавными и наполненными так же, как прерывистыми и страдающими от недостатка той вязкости, избытком которой щедро делится наш мастер.
Недавно разменявший шестой десяток молодой отец Миша звучит не в пример обстоятельнее. Может, знаток и не оценит форму тайцзи в его исполнении, но мы от души восхищаемся, наблюдая за его прогрессом. Шаньмин считает, что в его движениях видны ум и прямота, но ему не хватает баланса, из-за чего его форма несвободна. Двигается Миша солидно и без видимого напряжения штурмует вершины, которые многим любителям поэзии его возраста давно неподвластны. С серьезным выражением лица он любит рассказывать, что искусство тайцзи пришло в Россию сто лет назад, в начале 20 века. Заезжие китайские мастера, мол, охотно обучали старой форме жителей Санкт-Петербурга и Москвы. В качестве одного из неоспоримых доказательств Миша обычно предъявляет есенинский стих:
Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз…
Высокий Тимур немногословен, может производить впечатление замкнутого, отстраненного человека. Он занимается у Шаньмина дольше нас и часто начинает делать что-то свое вместо очередного упражнения, которое показал мастер. Форма тайцзи у него не такая тягучая и расслабленная, как у учителя, но выполняет он ее уверенно, размеренно и нередко – с закрытыми глазами. Сложно сказать, получается ли у него хуже или лучше, чем раньше, – мы слишком к нему привыкли, чтобы замечать изменения. Шаньмин говорит, что внешне Тимур делает почти правильно, но в его движения пока не проникла музыка, которую мы включаем во время занятий.
Так, а почему в третьем лице, ведь Тимур – это я?! Хотя… впрочем, какая разница. Если мое "я" и способно на что-нибудь серьезно повлиять в нашем деле, так только на количество повторов упражнения, которое задал учитель.
Учитель. Мастер Чжан Шаньмин. Маленький мальчик из темной четырехэтажки на окраине Пекина, который сорок лет назад пел, чтобы было не так жутко в полумраке, и мечтал стать очень сильным, чтобы не надо было ничего бояться. Он давно перестал бояться – не только темноты, но и много чего еще. Но он больше не хочет быть очень сильным, потому что понял, что в самой великой силе кроется слабость и в самой большой слабости заложена великая сила. Сегодня от него больше не услышишь горячих апологий тайцзи-цюаня, на какие он был способен еще пять лет назад. Теперь он спокойно рассуждает о том, что ушу – это только первый шаг на пути познания своего тела, прекрасное средство, помогающее понять и почувствовать, как в тебе работает энергия. Почувствовать, чтобы затем осознать: окружающий нас мир очень сильно отличается от того, что думает о нем большинство людей.
Долгие годы маленькому Шаньмину не давал покоя страшный детский сон – падение со сверкающей вершины в черную пустоту. Мальчик плакал от того, что потерял дом и мудрого учителя, который был рядом там, в другом мире – радостном, ярком и добром, совсем не таком, как этот, где он оказался по воле неподвластных ему сил. Теперь детский кошмар занимает отведенное ему место в копилке воспоминаний мастера, а неуютный и хмурый мир, в который забросило маленького мальчика, превратился в прекрасный дом, наполненный теплом и светом.
Этот дом, этот мир хочет, чтобы его почувствовали, чтобы люди научились сразу распознавать сигналы, которые он всеми доступными способами посылает живущим. И видя, что кто-то глух к многочисленным языкам, которыми он в совершенстве владеет, мир не теряет надежды достучаться и до них. До тех глухих и слепых, что упорствуют в своей глухоте и бесчувственности. В какой-то момент ему придется громко кричать, а бесчувственные, разумеется, примут обращенный к ним крик мира за боль и тут же начнут жаловаться и тратить часы, чтобы в деталях описать врачам свои многочисленные недуги. Хорошо, пусть будет так. Ведь в конце концов и они научатся просто слушать мир, в котором живут.
Но что это?! Замираю в неподвижности, пытаясь понять, где нахожусь и что делаю. Форма тайцзи повторена мной, наверное, несколько тысяч раз, а ее отдельные движения – и того больше. Однако сейчас я вдруг разом лишился всего багажа накопленных знаний и беспомощно пытаюсь вспомнить, какое движение нужно сделать следующим. Пытаюсь и не могу – в голове пусто, а тело почему-то ничего мне не подсказывает. Мгновение – и пустоту во мне начинает заполнять внутренний звон, в котором тонет чувство недоумения. Хотя нет, это не звон заполняет пустоту, это пустота звенит во мне.
Снять с помощью размеренных движений тайцзи накопившееся в теле напряжение, о чем часто пишут в рекламных буклетах фитнес-центров, – как это мелко по сравнению с тем, на что способно волшебное вращение, заложенное в движении "руки – облака". Раскрученный мной собственноручно удивительный водоворот уносит не только пестрый хоровод мыслей, что крутились в голове, он прихватывает с собой еще и все то, что давно забыто или тихо пряталось по потаенным уголкам.
Гнездившиеся глубоко в груди горечь утраты и досада о несбывшемся; сковывающее плечи ощущение времени, которое потрачено напрасно и уходит безвозвратно; колкое разочарование в своих силах и притаившаяся в солнечном сплетении серая тревога; проглоченный гнев, который стискивает горло, и прозрачная, но хрупкая и готовая расколоться на тысячу режущих осколков грусть о тех, кто так нужен, но никогда не будет рядом, – долго сидевшие в теле незримые занозы вспыхивают и исчезают в огненной воронке, безостановочное вращение "рук – облаков" неумолимо.
Поначалу кажется, что состояние блаженного беспамятства будет длиться бесконечно. Однако образ водоворота блекнет, и память наконец восстанавливается – вспоминаю, какое движение следующее, и продолжаю выполнять форму. Видение исчезло, но удивительное дело, теперь даже в низких стойках, которые я намеренно делаю еще ниже, меня не покидает ощущение легкости. Легкость осталась, и чувство, что мои движения струятся словно вода, не покидает! Двигаться – это так приятно, это праздник, который можно подарить себе в любой момент.
Какое-то время упиваюсь ощущением, что отдельных движений – рук, ног, поясницы и плечевого пояса – больше нет, мое тело стало единым целым. Вместе с этим неожиданным открытием приходит понимание, что я больше не могу просто вытянуть правую руку. К этому простейшему движению так и норовят подключиться сначала поясница с левой ногой, затем левая рука и правая нога, а напоследок и шея с головой. Так интересно наблюдать за своим телом, которое выполняет один за другим элементы формы.
Неожиданно понимаю, почему в самом начале тренировок мне так хотелось скопировать движения ладоней Шаньмина в первую очередь. Тогда все у нас получалось вкривь и вкось. Ошибок было не счесть – путали и отдельные движения, и их последовательность, никак не могли толком расслабиться во время исполнения, в результате форма выходила рубленой, прямолинейной. Однако в какой-то момент каждый ученик переставал обращать внимание на ошибки и начинал следить только за кистями рук мастера. На вопрос старших учеников "почему смотришь на руки?" занимавшиеся в группе девушки традиционно отвечали "потому что красиво", а мужчины хмыкали, признавали ошибку и соглашались, что следить за связью поясницы и плеч – задача, конечно, поважнее.
Так вот, оказывается, неспроста эти движения так приковывали взгляд. Только что кисти моих рук были повернуты ладонями к земле, теперь же, следуя движениям формы, я разворачиваю их к небу. Секунды-другой, что длится этот простейший жест, достаточно, чтобы ощутить наполняющую его мощь. Теперь смысл, заложенный в этом движении, стал для меня предельно понятен – возьми в свои руки этот мир и почувствуй, как он спокойно и трепетно лежит у тебя, оглушенного, на ладонях.
Словарик
В котором расшифровываются некоторые не совсем понятные, а также совсем непонятные термины и имена собственные
Багуа-чжан – один из трех наиболее известных "внутренних" стилей китайского ушу наряду с синъи-цюань (см.) и тайцзи-цюань (см.). Название переводится как "ладонь восьми триграмм". Триграммы – это комбинации из трех прерванных и сплошных линий, символизирующих закон инь-ян (см.). Сплошные – символ ян, прерванные – инь. Существует восемь вариантов комбинаций. Считается, что все существующие в мире вещи соотносятся с восемью триграммами. Основные стойки в багуа-чжан соотносятся с одной из триграмм. Основателем стиля считается живший в XIX веке мастер Дун Хайчуань (1813–1882). Базовое упражнение стиля – ходьба по кругу для отработки специального "шага багуа". Круговое движение лежит в основе большинства форм стиля, в которых движения рук совмещаются с круговыми перемещениями.
Бодхидхарма (Дамо) – основатель и первый патриарх школы чань (дзэн) в буддизме, многие стили китайского ушу объявляют его своим родоначальником. Родился в Индии, легенды гласят, что он был знатного рода, но решил посвятить свою жизнь буддизму. На рубеже V–VI веков Дамо прибыл в Китай, чтобы проповедовать. Странствия привели его в небольшой монастырь Шаолинь (см.) на горе Суншань. Поначалу монахи, посвящавшие все время чтению и механическому заучиванию сутр (сводов религиозных афоризмов, излагающих основы учения), невнимательно отнеслись к проповедям Дамо. Тогда патриарх уединился в пещере рядом с монастырем и девять лет медитировал, сидя лицом к стене. Выйдя из медитации, он восстановил подвижность ног с помощью специальных упражнений и обучил им монахов Шаолиня, которые к тому времени прониклись неподдельным интересом к учению необычного странника. Считается, что именно он передал послушникам комплексы кулачного боя и приемы с монашеским посохом, а также дыхательно-медитативные практики. По легенде, Дамо оставил монахам знаменитый трактат "Канон изменений в мышцах" ("Ицзинь цзин").
Ван Яоцзун (
) – пекинский мастер стиля чэнь тайцзи-цюань (см.). Родился в 1925 году. Один из учеников знаменитого мастера Чэнь Факэ, одного из крупнейших мастеров тайцзи-цюаня XX века: в 1940-х несколько лет изучал стиль под его руководством.
Внутренние школы ушу – стили, последователи которых делают основной акцент на так называемой "внутренней" работе – упражнениях, направленных на развитие внутренней силы и взаимодействие с энергией ци (см.). К внутренним школам традиционно причисляют багуа-чжан (см.), синъи-цюань (см.) и тайцзи-цюань (см.), к внешним относят шаолинь-цюань (см.), мэйхуа-цюань (см.) и другие стили, в которых много внимания уделяется физической закалке занимающихся. При этом такое разделение не означает, что последователи внутренних школ пренебрегают физическими упражнениями, а внешние не практикуют упражнений даоинь (см.).
Восстание боксеров – восстание против иностранного вмешательства в жизнь Китая на рубеже XIX–XX веков. Восстание фактически началось в 1898 году, когда на севере Китая начало действовать множество поначалу разрозненных отрядов. Один из них возглавил мастер мэйхуа-цюань (см.) Чжао Саньдо из провинции Шаньдун. Чжао и его последователи решили изменить название своего стиля на "ихэ-цюань" ("кулак во имя справедливости и согласия"), которое по мере развития восстания трансформировалось в "ихэ-туань" ("отряды справедливости и мира"). В официальных китайских документах ихэтуаней называли цюань – "кулаки", а не разбиравшиеся в китайском ушу иностранцы прозвали бунтарей боксерами. Вначале восставшие пользовались поддержкой властей Цинской империи. Однако вскоре императрица Цыси убедилась, что ихэтуани не в состоянии справиться с войсками Альянса восьми держав (Россия, Австро-Венгрия, Великобритания, Германия, Италия, США, Франция и Япония), и правительство Китая начало переговоры с оккупантами. К 1901 году восстание было жестоко подавлено.
Даньтянь – энергетический центр человеческого тела у даосов (см.), аналог чакр в йоге. В даосской традиции различают три даньтяня – нижний, средний и верхний. Первый расположен в нижней части живота ниже пупка, второй – в груди на уровне четвертого межреберья, третий – в голове, между бровей. Даньтяни позволяют накапливать и распределять энергию. Нижний даньтянь рассматривается как основной резервуар энергии, которую практикующий накапливает в ходе занятий даоинь (цигуном, см.), из него она поступает в средний и верхний даньтяни.
Даоинь – гимнастика даосов (см.), искусство работы с телом, жизненной силой и сознанием, которое часто называют даосской йогой. От европейских, индийских и других гимнастических систем упражнения даоинь отличает цель, которую ставит перед собой занимающийся. Интенсивность физических нагрузок, типы тренировки – все это не имеет значения для практикующего даоинь, задача которого с помощью упражнений накопить энергию ци (см.) за счет гармонизации ее циркуляции в теле. В традиционной китайской медицине даоинь используется для профилактики и лечения заболеваний. В даосской традиции даоинь является частью медитативных практик. Занимающиеся традиционными боевыми искусствами рассматривают даоинь как часть подготовки, повышающую возможности бойца. Упражнения даоинь можно условно разделить на три категории: динамические, состоящие из комплексов специальных движений; статические, когда практикующий неподвижен и наблюдает за положением своего тела; и медитативные, в ходе которых занимаются визуализацией или сосредотачивают внимание на идеях, образах, звуках или моделях дыхания. С середины XX века термин "даоинь" был постепенно вытеснен неологизмом цигун (см.).
Даосы – приверженцы даосизма, широко распространенного в Китае религиозно-философского учения.
Хотя основоположником даосизма китайская традиция называет легендарного Жёлтого императора (Хуанди), якобы правившего в третьем тысячелетии до н. э., первые сведения о распространении даосизма датируются V веком до н. э. Одна из основных даосских книг – трактат "Дао дэ цзин", который стал ядром даосского учения, приписывается мудрецу Лао-цзы, жившему в V–IV вв. до н. э. Даосы провозгласили, что стать счастливым и реализовать себя человек сможет, если будет пытаться познать Дао – всеобщий закон космоса и бытия, лежащий в основе сущего, неисчерпаемый, постоянный, недоступный органам чувств и дающий начало, имя и форму всему. Цель даосов – с помощью духовно-энергетических практик сформировать энергетическое тело, которое, по их представлениям, становилось бессмертным и могло существовать вечно.
Инь и ян – взаимодополняющие противоположности. По представлению древних восточных философов, мир есть взаимодействие двух противоположных сил инь и ян, где инь является пассивным началом, а ян активным. Инь и ян – это первичные свойства ци (см.), которые человек может наблюдать. К инь относится ночь, луна, зима, холод, север – все, что ассоциируется с замедлением, пассивностью, стремлением спрятаться. К ян относятся день, солнце, лето – все, что ассоциируется с активностью, расширением, ускорением. Любой процесс жизнедеятельности есть взаимодействие между инь и ян. Вдох и выдох, сгибание и разгибание конечностей, сон и бодрствование. Также все упражнения даоинь (см.) имеют свойства инь и ян. Выполняя их, занимающийся способствует уравновешиванию инь и ян, что позволяет ему управлять энергией ци, накапливать ее, тем самым сохраняя здоровье.