Когда Георгия Николаевича через несколько дней доставили к нам на носилках, не было сомнения, что у него уже тяжелое хроническое заражение крови, вызванное нагноением в легких. И нагноительный процесс явился результатом закупорки бронха опухолью. У меня не было сомнений и в другом, что, пока не удалим гной из легкого, состояние Трофимкина будет ухудшаться и ни о какой операции говорить не придется. Естественно, я ощущал большую тревогу и ответственность за больного, отлично понимая, что делать ему пункции, от которых категорически отказались в столь авторитетной клинике, большой риск. Поэтому, посоветовавшись, мы решили пригласить для обсуждения создавшегося положения видных терапевтов своего института в надежде получить у них поддержку в нашем начинании. Но, оказалось, мы напрасно ее искали… На консилиуме разгорелся жаркий спор между нами, хирургами и терапевтами, такой, когда обе спорящих стороны считают правыми лишь себя, не сомневаются лишь в себе, своем деле, своих рекомендациях.
- Мы настаиваем на операции, - после тщательного осмотра больного единодушно заявили терапевты. - Без операции он погибнет, и очень скоро.
- Но в таком состоянии больной не перенесет операции, - возразил я. - Сначала нужно уменьшить интоксикацию.
- Больной не поддается лечению антибиотиками. Здесь так: или оперировать сейчас же, немедленно, или уже считать его неоперабельным. Дальше ему будет еще хуже…
- А как вы смотрите, если станем вводить больному антибиотики внутрилегочно с помощью пункций?
- Как можно?! Пунктировать легкое, пораженное раком? Да что вы, не представляете, что ждет при этом?!
- Опухоль в центре и закупоривает главный бронх, - старался объяснить я. - К периферии от опухоли скапливается мокрота, нагнаивается и вызывает лихорадку. Если мы будем вводить антибиотики в периферический отдел легкого, то опухоль, уверен, совсем не заденем…
- Федор Григорьевич, это абсурд…
И хотя терапевты так и не согласились с нами, мы с предельной ясностью видели: терять нечего, больному с каждым днем становится все хуже, и ни сульфамидные препараты, ни примененный внутримышечно пенициллин не оказывают на него никакого воздействия. Опробуем свой новый метод.
С большой осторожностью начал я делать больному внутрилегочные пункции с введением больших доз пенициллина и стрептомицина. Переживал, мучился, ждал… Но день за днем - никакого результата! Я был подавлен, не зная, что и думать… Ведь были же блестящие результаты таких пункций при абсцессах легкого! Почему же, по сути, испытанный способ не срабатывал тут? До этого мы не сомневались, что успех будет. В какой-то степени выдали векселя… А теперь получается, что оплатить их не можем. Как довольны будут те, кто скептически относился к нашей новой затее!
Но и отступать, сдавать позиции без последнего, решительного боя, также не в моих правилах.
Я перебирал возможные варианты, сопоставлял, анализировал. Вспомнил девочку Валю, у которой также первое время не было никакого эффекта от этих пункций, и решил вводить больному внутривенно большие дозы однопроцентного хлористого кальция, хорошо зарекомендовавшего себя при других септических процессах. Это оказалось правильным. После первого же вливания хлористого кальция температура у Георгия Николаевича упала и больше не поднималась… В это же время больному усиленно переливали кровь, вводили витамины, разработали улучшенное питание. И так - целый месяц, пока не стало видно, что он окреп. Он прибавил в весе, стал самостоятельно ходить, у него исчезла одышка, улучшились кровь и все показатели деятельности сердца.
Несмотря на то что я имел уже большой опыт в хирургическом лечении рака легкого, все же на эту операцию шел с некоторым беспокойством. Тут, помимо возраста больного, имела немалое значение длительная лихорадка, долго мучившая его. И хоть сейчас ее не было, она не прошла бесследно для организма… Наконец, сам факт, что от лечения Трофимкина, по существу, отказались лучшие знатоки в этом вопросе, накладывал особую ответственность. Я, разумеется, не хотел делать никому никакого вызова. Просто желал помочь больному, спасти его от неминуемой гибели, и мне казалось, что это возможно. Но невольно возникла такая ситуация, что попытка успешно прооперировать Трофимкина расценивалась как вызов с моей стороны тем, кто не решился на это, и к операции - я знал - было приковано внимание многих людей. Понятно, что в случае неудачи меня могут справедливо упрекнуть, что я слишком самонадеян, что более благоразумные люди правильно решили, нужно уметь прислушиваться и так далее. А кроме всего прочего, если опытные специалисты той клиники не нашли возможным как-то облегчить участь Георгия Николаевича, даже не попытались вывести его из тяжелого состояния, значит, они предполагали в операции большие технические трудности…
К несчастью, так и оказалось: трудности дали о себе знать, едва мы вскрыли грудную клетку. Как бывает лишь в самых ответственных случаях, операцию я начал сам. Обычно же разрез грудной стенки делают ассистенты, чтобы тем самым сберечь силы хирурга: он приходит позднее, и в самый напряженный момент будет еще не так утомлен… Сразу же увидел: легкое припаяно к грудной стенке очень прочно, это следствие тяжелого воспалительного процесса в нем. Стал терпеливо разделять все спайки, подошел к корню легкого. Опухоль, закрыв нижнедолевой бронх, распространялась довольно глубоко по главному бронху и придавливала левую легочную артерию. Хуже того - создалось впечатление, что опухоль прорастала в ее стенку. Явно встретим серьезное препятствие при выделении легочной артерии! А тут еще близкое соседство с аортой, с которой артерия тоже соединена прочными спайками.
Ассистировавшая мне Антонина Владимировна Афанасьева, увидев, что я долго и настойчиво ощупываю место соприкосновения опухоли с артерией, попросила разрешения проделать то же самое и, как опытный хирург, сразу оценив обстановку, встревоженно сказала:
- Федор Григорьевич, не лучше ли вовремя остановиться и признать больного неоперабельным, пока не случилась катастрофа? Она здесь неминуема! Артерии от опухоли нам не отделить!
- Ну, Антонина Владимировна, как можно! - тут же возразил второй ассистент, Валерий Николаевич Зубцовский. - Если мы на это пойдем, те, кто отказывал больному в операции, засмеют нас!
- Если кто-то будет смеяться, подумаешь, какой грех! - отозвался я. - Об этом ли надо заботиться? Отказаться от операции - обречь человека на верную и очень скорую гибель без борьбы за его жизнь… А мы будем бороться! Как думаете, Антонина Владимировна, если вскрыть перикард, нам не легче будет?
- Вскрыть перикард так или иначе придется, без этого будет совсем трудно. Но поможет ли это, не уверена.
Вскрытие перикарда позволило ощупать артерию несколько выше. Но и там опухоль очень тесно прилегала к ней. Меня сейчас волновало одно: проросла ли опухоль в сосуд или только близко к нему примыкает? В последнем случае нам удастся их разделить, не нарушив целости его стенки, а если же она проросла, прорыва артерии не избежать!
Осторожно, строго контролируя каждое движение их пальцев, я стал подводить бранши зажима под артерию, стараясь провести их между нею и опухолью. Но как только раздвинул бранши, чтобы отделить их друг от друга, началось обильное кровотечение. Неужели это конец всему?!
Чтобы понять трагичность создавшейся ситуации, нужно иметь в виду, что диаметр этого сосуда равняется двум с половиной - трем сантиметрам. А чем ближе кровоточащий сосуд к сердцу, тем меньше требуется потери крови, чтобы наступила остановка сердца. Здесь же кровотечение, можно сказать, прямо из сердца!.. Промедленье - это смерть! Левой рукой я схватил кровоточащий сосуд и, сдавив его, остановил кровотечение. Прикованный теперь к нему, я с помощью Антонины Владимировны правой рукой высвободил со всех сторон верхнюю легочную вену, подвел лигатуры, перевязал, прошил и пересек ее. Доступ к легочной артерии стал удобнее, можно попробовать перевязать сосуд выше надрыва…
Взяв кривой зажим, я принялся подводить его под сосуд выше своих пальцев, чтобы там провести лигатуру, и в это время с ужасом почувствовал, а затем и увидел: надрыв в артерии увеличивается и вот-вот наступит ее полный поперечный разрыв! В силу эластичности стенок один отрезок, сократившись, немедленно уйдет глубоко под сердце, а другой - в ткань легкого, и из обоих отрезков начнется такое мощное кровотечение, которое не остановишь. Все будет залито кровью, и в ее быстро растущем потоке концов сосудов ни за что не найти и не зажать… Смерть больного - вот она, ближе быть не может!.. Ощутил, как противный холодок страха и какой-то еще непонятной, пока смутной вины тут же завладел сознанием и телом. А мозг все же, не поддаваясь, где-то глубоко, работает напряженно над тем: как же выйти из создавшегося положения, как спасти больного? На решение вопроса отводятся доли секунды…
И в самый последний миг, когда оба отрезка держались буквально на волоске, я чудом сумел подвести одну браншу зажима под сосуд и захватить его центральный отрезок. Периферический же придавил пальцами, а потом также перехватил зажимом…
Вот это и называется "на волоске от смерти"! В первое мгновение я сам никак не мог поверить, что удалось почти невероятное… Но раздумывать не приходилось, послабление себе давать было рано. Ведь больной, несмотря на то, что мне удалось пережать оба отрезка сосуда, все же успел потерять очень много крови. Давление упало. Вообще, у тех больных, которых до операции долго и упорно лихорадило, сердечно-сосудистая система неустойчива: достаточно небольшой дополнительной нагрузки - и она может сдать.
Так получилось и у Трофимкина…
Прекратили операцию. Начали усиленно переливать кровь. Появилась возможность хоть немного прийти в себя… Все же смертельная угроза, что внезапно нависла над больным, стоила нам немало нервов! Чувствую в руках мелкую дрожь. Нужно скорее унять ее, ведь дальше работать! Попросил принести крепкого сладкого чаю… Выпил, не отходя от стола.
- Как давление?
- Быстро выравнивается, сто на семьдесят. Операцию можно продолжать.
Операция у Трофимкина лишний раз подтвердила, что хирург обязан бороться за жизнь человека, даже когда все диагностические показатели восстают против этого.
Георгий Николаевич показался мне через год, затем через четыре. Был здоров и работоспособен. Последний раз он приезжал ко мне через семнадцать лет после операции, будучи, по его выражению, глубоким пенсионером. Он по-прежнему чувствовал себя хорошо, на общественных началах возглавлял одну из комиссий райисполкома, гордился тем, что его сын стал кандидатом технических наук… Такой свет и такую жажду жизни видел я в его поблекших от возраста глазах, что не было мне большей награды, чем сознавать, что я причастен ко всему этому!
Рак и его профилактика
При слове "рак" у многих в сознании возникает нечто тяжелое и, главное, неотвратимое. Некоторые из-за невольного страха перед возможностью такого диагноза долгое время скрывают не только от врача, но и от близких свое недомогание и тем самым запускают болезнь. При анализе причин позднего обращения с тем или иным тяжелым заболеванием было установлено, что одной из нередких причин был отказ обратиться к онкологу (несмотря на имеющееся направление) из-за боязни, что он "обязательно найдет у меня рак".
Такому мнению об онкологических заболеваниях в немалой степени способствует именно позднее обращение больного к врачу, когда болезнь уже зашла далеко и когда ее действительно бывает трудно или невозможно вылечить. Но ведь это касается не только рака! Есть много болезней, при которых позднее обращение к врачу делает все попытки излечения безуспешными.
Случай из практики: рак желудка
Любовь и взаимное уважение в семье - залог счастья. Без них счастья не будет, даже если у человека все хорошо на службе, его уважают, у него есть друзья и, самое главное, он здоров. Там, где нет любви и уважения, болезнь чаще приходит, быстрее развивается, хуже поддается лечению и раньше сводит в могилу.
Перед моим мысленным взором как живой стоит мой добрый знакомый Василий Васильевич, директор музея. Удивительно скромный и нетребовательный в своих запросах, он при наших встречах ни разу не пожаловался на свое недомогание. Между тем вид его внушал серьезные опасения. Я не однажды приглашал его прийти ко мне в клинику на обследование, но он уверял, что чувствует себя хорошо. Я продолжал настаивать.
- Хорошо, - сказал он однажды. - Сначала вы придете ко мне на работу, я покажу вам музей, а потом и я к вам приду.
Мы с женой не стали задерживаться с этим визитом. То, что нам показал Василий Васильевич, произвело большое впечатление. Наш новый друг был не только умелым администратором, но и заботливым хозяином, тонко чувствующим красоту, хорошо знающим историю культуры.
В фотолаборатории хранились альбомы архитектурных ансамблей, произведения знаменитых и неизвестных русских зодчих. "Я вам покажу сооружения, которые украшали наш город, но которых теперь нет. Их снесли, разрушили…" Василий Васильевич показал нам фотографии бывших церквей, построенных в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях, надгробные памятники выдающимся полководцам, ученым, писателям…
- Вот написанные мною статьи в газеты и журналы в защиту памятников старины. Одни мне сочувствуют, помогают, другие… - махнул он рукой. - И говорить не хочется.
Потом зашли к нему в кабинет: маленькая комната, заваленная вещами, бумагами, фотографиями. Здесь же стоял и диван, заменявший хозяину кровать.
- Вы и спите тут? - спросил я.
- Да, иногда приходится.
- У вас семья?
- Да, есть семья, - как-то неохотно сказал он. - Вот завтра приду к вам в клинику, там и расскажу.
На следующий день я узнал от Василия Васильевича историю его болезни, которая в какой-то мере явилась и историей его жизни. С первых дней Великой Отечественной войны он ушел в ополчение, оттуда перешел в действующую армию и пробыл на фронте до победы. Дважды был ранен, но каждый раз возвращался в строй. После войны вернулся в Ленинград и не застал ни жены, ни дочери. Дом разрушила бомба. По слухам, жена с дочерью эвакуировались, но поезд был разбит с воздуха. Все попытки найти следы близких оказались напрасными. Много лет Василий Васильевич жил один - все казалось, что жена с дочкой найдутся.
Когда ему было уже за пятьдесят, он встретил женщину, которая внешне напоминала его жену. Она была лет на двадцать моложе его.
Второй брак не принес счастья Василию Васильевичу. Эта женщина только внешне походила на его первую супругу. Квартирные неустройства ее раздражали, она все время ворчала, требовала, чтобы он ходил по начальству, добивался хорошей квартиры. Дома она заняла всю площадь, выжив его из спальни и из кабинета. Постоянные ссоры с женой держали его нервы в неослабевающем напряжении.
Установлено, что неблагоприятные факторы быстрее приводят к возникновению болезни у тех, у кого нервная система в постоянном раздражении.
Василий Васильевич уже давно страдал язвой желудка. Это и понятно: режим питания не соблюдался в течение многих лет, не наладился он и при новой жене. Но теперь к этому присоединилось еще и нервное напряжение. Боли усилились. Появились симптомы, которые мы называем "желудочный дискомфорт".
Долго мучился Василий Васильевич, наконец не выдержал и четыре года назад обратился к хирургу. Его положили в больницу, прооперировали: оказался рак желудка. Известие об операции и о болезни не произвело на его жену никакого впечатления. В больницу она не ходила, а когда муж вернулся, делала вид, что не замечает его. Он же, едва выйдя из больницы, вновь погрузился в свою работу.
- Как вы себя чувствуете? - спросил я.
- В последние месяцы все хуже и хуже. Пропал аппетит. И самое скверное: стало трудно глотать.
Мне стало страшно за моего нового друга. Это симптом распространения опухоли на пищевод. Операция уже невозможна.
Сделали рентгеновский снимок. Картина на нем предстала даже хуже, чем я предполагал. Появился рецидив опухоли желудка. Так как Василий Васильевич не обращал на себя внимания, к врачу не ходил, опухоль достигла больших размеров, срослась с печенью и распространилась вверх по пищеводу. Любая попытка операции лишь ускорила бы печальный исход.
Я положил его в клинику. Пригласил профессора Русанова, который по праву считается одним из лучших специалистов хирургии желудка и пищевода. Александр Андреевич очень внимательно обследовал больного и также заявил, что сделать что-либо невозможно. Между тем в клинике я постарался создать Василию Васильевичу такие условия, чтобы он мог не только лечиться, но и работать. Вечером оставлял ему ключ от своего кабинета, и он там занимался. Хорошо подобранная диета, лечение, витаминизация, переливание крови и белковых препаратов заметно улучшили его общее состояние. У него повысилась работоспособность, вернулся интерес к жизни и работе. Однако заболевание прогрессировало. Постепенно пища совсем перестала проходить. И жил он только на вливаемых ему белковых препаратах и крови.
Да, это был человек замечательной силы духа. Отлично сознавая, что у него сочтены не только дни, но и часы, он продолжал работать, торопился подготовить материалы для разных учреждений, отстаивал, защищал от разрушения памятники старины.
Крест свой он нес до конца. В последний раз зашел ко мне в кабинет, сказал: "Спасибо вам, спасибо…" И вышел. А вечером сказал: "У меня нет больше сил". И затих. Потерял сознание. И к ночи умер.
А если обратиться к врачу своевременно? Можно ли вылечить больного так, чтобы была полная уверенность: возврата болезни не будет? Надо заметить, что категорически этого нельзя утверждать почти при любой болезни. Однако, как и в любом другом случае, мы можем утверждать, что своевременное обращение онкологического больного к специалисту делает безрецидивное излечение в высшей степени вероятным.
Следовательно, своевременное обращение к врачу само по себе является очень важным, я бы сказал, решающим фактором в излечении онкологических больных. Значит, надо не бежать от этого диагноза, а постараться распознать его как можно раньше и подвергнуть своевременному лечению - вот важнейшая задача как врача, так и самого больного.
Что же это за болезнь - рак - и как она появляется?
Рак - это патологический процесс, при котором клетки того или иного органа под воздействием различных причин теряют свойства нормального, контролируемого организмом деления и приобретают свойство бурного, неконтролируемого, агрессивного роста. Это разрастание клеток того или иного органа приводит к изменению и нарушению функций сначала больного органа, а затем и всего организма в целом.
Какие же причины заставляют нормальные клетки безудержно, бесконтрольно размножаться? Это самый важный и трудный вопрос, на который ученые дают различные ответы.