Эти сказки представляют собой набор отрывочных историй (иногда они даже пересекаются и накладываются друг на друга), главной темой и главным героем которых является Ци-Гун, представляющий собой некую "систему волшебства", которую достаточно трудно описать иначе как в сказке, позволяющей с чистой совестью смешивать истину с вымыслом.
Истории эти простые, совершенно "не художественные" и единственное, на что они претендуют, – это незатейливое описание того, как это иногда бывает "на самом деле".
Вторая часть книги под названием "Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть II: Тай-Цзи-Цюань" выйдет следом.
Содержание:
Вступление 1
Сказка про учителя 1
Сказка об учителе Мине - (Рассказана самим учителем Минем) 2
Сказка про систему 18
Сказка о системе - (Рассказана мастером Минем) 20
Сказка о том, как считают в Ци-Гун 31
Сказка про 12 "временных" зверей от мастера Миня 33
Сказка о времени, или От "от забора и до обеда" 36
Сказка о цигунском времени от мастера Миня 36
Сказка о названиях и именах 40
Сказка об именах и названиях - (Рассказана мастером Минем) 40
Сказка о морали, самая важная 40
Сказка о морали - (Рассказана мастером Минем) 41
Заключение 42
Заключительная сказка от учителя Миня 42
Путь Воина 43
Литература 44
Примечания 44
Михаил Роттер
Взрослые сказки о Гун-Фу
Часть I: Ци-Гун
© Михаил Роттер, текст 2015
© ООО ИД "Ганга", 2015
Вступление
Однажды ученики попросили Платона дать краткое и понятное определение человека. На это знаменитый философ сказал им так: "Человек есть животное на двух ногах, лишенное перьев".
Узнав об этом, Диоген поймал петуха, ощипал его, принес в Академию и, продемонстрировав собравшимся, сообщил: "Вот платоновский человек!" После такого конфуза Платон отредактировал свое определение, добавив к нему фразу: "И с плоскими ногтями".
О важности правильных определений.
Наша трактовка
Во вступлении хотелось бы написать, чему посвящена эта книга. Но, увы, это автору так и не удалось. Дело в том, что она ничему не посвящена. Это просто набор отрывочных историй (иногда они даже пересекаются и накладываются друг на друга) и соображений, названных сказками только для того, чтобы назвать их хоть как-нибудь. Кроме того, слово "сказки" позволяет с чистой совестью смешивать истину с вымыслом, ведь сказка – она сказка и есть. Трудно сказать, сколько здесь чистой правды, событий, имевших место на самом деле, а сколько дописано "от себя". Наверное, тут пропорция "один к одному". Именно так изготавливается водка: чистый спирт и вода примерно пополам.
Истории эти простые, совершенно "не художественные" и единственное, на что они претендуют, – это описание того, как это бывает "на самом деле". Причина в том, что Ци-Гун – это некая "система волшебства", которую трудно описать. Если же ее описывают, то делают это весьма пафосно (а как же еще описывать "систему волшебства"). Поэтому возникла мысль написать об этом просто и буднично, по принципу "как в жизни".
Следует отметить особо: никаких реальных людей и имен в книге не упоминается. Совпадений не больше, чем в сказке про Иванушку-дурачка. Не было такого дурачка нигде, кроме как в сказке.
И еще. Если на то "будет судьба", то за этой книгой вскоре последует вторая часть, о сути Тай-Цзи-Цюань. Разумеется, с Учителем Минем "в главной роли".
"Пустотелая и хрупкая соломинка плавает сверху, на самой поверхности моря, в то время как тяжелая жемчужина лежит внизу, на самом дне. Подобно этому, ничтожный человек, находящийся наверху, в действительности низок, тогда как великий человек, находясь внизу, никогда низок не бывает".
"Гуру Вачака Коваи" (499)
Сказка про учителя
Если учитель сказал: "Бей головой в стену", – ты должен бить головой в стену. Если ты откажешься, он просто перестанет учить тебя дальше.
Правило для изучающих боевые искусства от вьетнамского мастера Миня
Любой нормальный учитель заинтересован в том, чтобы сделать ученика мастером, а не в том, чтобы искалечить его. Разумеется, риски, существующие при изучении традиционных воинских искусств, всегда были весьма значительны. Но на то и учитель, чтобы соотнести риск и готовность ученика его преодолеть. И если учитель говорит, что пришло время пробивать головой стену, он точно знает, что ученик полностью готов к этому, что он не станет идиотом, а выйдет из этого испытания невредимым и с ощущением новой силы. Если же ученик отказывается это делать, значит его дух слаб, а его вера в себя, в учителя и в систему недостаточна. Что же, не беда, иногда такое случается. Если ученик не следует более наставлениям учителя, тот не способен его учить дальше. Это означает, что процесс обучения подошел к концу и нужно искать нового ученика.
Наша трактовка
Набор сказок начинается со сказки об учителе, так как Ци-Гун (или У-Шу, что часто почти одно и то же) не театр и начинается не с вешалки, а с учителя. Дело в том, что учитель в азиатской традиции – это совсем не то, что школьный учитель на Западе или даже университетский профессор.
Это фигура совсем другого уровня, скорее даже из совсем другой области. На Западе ученики совершенно не обязаны слушать, что им говорит учитель, а исполнять – тем более. Наоборот, у студентов есть даже такая игра – кто сумеет более успешно "не послушать" преподавателя. Выражается она в том, что наибольшей доблестью при сдаче экзамена считается получение наивысшей оценки при минимальном объеме знаний (а лучше при полном их отсутствии). Формулируется это примерно так: "Смотрите, как я развел этого лоха. Совсем ничего не учил, немного поканючил и этот дурачок поставил мне пять".
Вот совершенно непридуманная история. Исходные условия примерно такие. Студент весь семестр изо всех сил старался вести себя очень вежливо: здоровался на каждом углу, почтительно именовал "препода" по имени-отчеству, при каждом удобном случае старался завести беседу. Препод очень вежливо отвечал, но тоже, будучи отнюдь не таким дураком, как это казалось студентам, прекрасно понимал, к чему идет дело, и держался весьма отстраненно.
И вот настал момент истины – экзамен, где сложилась стандартная ситуация: студент знает на два, препод легко ставит три (он действительно такой лох, что двоек не ставит никому), а учитывая старательную вежливость студента, так же легко ставит четыре. Но неожиданно четверки оказывается мало, и между участниками происходит такой исключительно "взаимовежливый" диалог (приведен практически дословно).
– Ну ладно, объем ваших знаний мне очевиден. Учитывая вашу "старательную вежливость" в течение всего семестра, ставлю вам четыре. Надеюсь, вам хватит?
– Ой, что вы, мне надо пять. Только пять.
– Но вы же знаете на два. Будете спорить? Задать еще пару вопросов?
– Что вы, не надо больше вопросов. Я согласен, что ничего не знаю.
– Ну вот. Знаете на два, я ставлю три, согласен даже на четыре. Но пятерка вместо двойки… Такое даже мне кажется неправильным. Зачем вам пять? Четыре для получения стипендии вполне достаточно.
– Да не нужна мне эта стипендия. Я ее не получаю, я на "контракте", а не на бюджете.
– Тогда почему обязательно пять?
– Нужно очень!
– Ладно, я любопытный, пять поставлю, но только при одном условии: вы честно скажете, зачем вам пятерка.
– Если я первую сессию сдам на все пятерки, то папа мне купит машину. Я со всеми уже договорился, а вы "не договариваетесь".
– А выучить не пробовали? За такой-то приз!
– А зачем? Вы же все равно поставите!
Представить процесс подобной "торговли" между традиционным азиатским учителем и его учеником просто невозможно: традиция подобного "развлечения" просто не предусматривает. Там подход другой: хочешь учиться – учись, не хочешь – пошел вон. Правда, подчеркнем еще раз: речь идет исключительно о традиционном обучении, когда ученик жил "при учителе" и полностью зависел от него. В наши дни, разумеется, ситуация меняется. Теперь, скорее, учитель зависит от ученика: "Кто платит деньги, тот и заказывает… И не только музыку".
Есть еще одно значимое различие. Западный учитель – это часть учебного учреждения: школы, института, университета, маленькая деталь большой машины. А студенты такие вещи прекрасно чувствуют. Понимание того, что на самом деле препод ничего не решает (как бы он ни выделывался, все равно в конце концов он сделает так, как ему прикажет декан или "завкаф"), не добавляет уважения к этому самому преподу.
В Азии ситуация прямо противоположная. Тут в принципе не существует никакой школы. Традиционный учитель сам и есть школа. Есть в деревне хороший учитель – есть школа. Умер учитель (или переехал в соседнюю деревню) – школа тут же распадается, ученики бросают заниматься или переходят к другим учителям, у которых могут быть совершенно другие методы обучения и, соответственно, другая школа.
Поэтому такой учитель – это некий символ, олицетворяющий собой систему и одним этим уже вызывающий уважение со стороны учеников.
Однако здесь возникает крайне неприятный эффект. Став "человеком-символом", Учитель начинает казаться чем-то большим, чем он есть на самом деле. И вот тут-то и кроется западня. Когда ученики воспринимают наставника как обычного человека, наделенного каким-то специфическим мастерством высокого уровня, – это хорошо и правильно. Как только они начинают делать из обычного человека сакральную фигуру, происходит, так сказать, "разрыв реальности", несоответствие реального человека (пусть и большого мастера) и идеализированной, выдуманной фигуры "Наставника" (обязательно с большой буквы, а лучше сплошными большими буквами).
Такое несоответствие может привести к весьма печальным последствиям, которые хорошо описываются знаменитой фразой Киплинга "Акела промахнулся". Аналогия весьма явственная: обычный волк на охоте вполне может промахнуться, ничего особенного, "дело житейское". А вот промах вожака (Акелы) – это повод для его немедленной отставки с последующим смертельным поединком. Здесь примерно такая же история. Ошибка обычного человека – это всего лишь ошибка, а ошибка Наставника может стать крушением мифа о его великой мудрости и мастерстве.
Кстати, именно так и бросают заниматься многие люди. Например, они узнают, что их многоуважаемый учитель, преподающий им оздоровительный Ци-Гун, сам ходит лечиться к западному врачу. Для тех, кто понимает, что их учитель точно такой же человек, как они, ничего не меняется. Ну, болеет учитель и что с того. Все болеют (если бы можно было не болеть, наверное, можно было бы и не умирать). Совсем не так думает тот, кто уже успел "возвести учителя на пьедестал". Ход мыслей примерно таков: "Не может быть! Даже он болеет! Или система не работает, или он не мастер!" И так далее – сплошные восклицательные знаки. И как следствие, совершенно логичный вывод: если учитель болеет, что же говорить обо мне. А за этим логичным выводом – столь же логичное решение: бросаю заниматься, мне тут точно делать нечего.
Выход простой и записан тысячи лет назад: "Не сотвори себе кумира". В нашем случае еще проще: учитель – обычный человек, обладающий определенным мастерством в определенной области. Его ученики вполне могут быть мастерами такого же уровня (или даже выше) в чем-то другом.
Итак, чтобы успешно заниматься и не разочароваться (даже получилась неожиданная рифма), не нужно ожидать от учителя слишком многого.
Это тем более важно потому, что восточные учителя совершенно не торопятся "нести знание" в массы. Психология их проста. С чего мастер должен отдавать секреты, доставшиеся ему с таким трудом, каким-то не слишком знакомым людям? Пусть они платят за это деньги, – это не слишком важно. Мастер сам отмерит, что (и кому) он собирается отдать за эту сумму. И это чаще всего не совпадает с представлениями ученика на эту же тему.
Разумеется, может (вообще при длительных занятиях так и должно быть) случиться и так, что "учительско-ученические" отношения превратятся в дружеские и тогда ученику удастся получить от учителя так называемую полную передачу или школу целиком.
Однако подобное происходит достаточно редко (слишком много факторов должно сойтись), так что рассчитывать на это никак не следует. Поэтому подход "что даст, то и даст и за это ему большое спасибо" будет, пожалуй, самым удобным.
В качестве иллюстрации ниже приведена "слегка биографическая" сказка про учителя (хотелось написать про "усредненного" учителя, но учителя "усредненными" не бывают, тем более такие), который отнюдь не был ангелом.
Сказка об учителе Мине
(Рассказана самим учителем Минем)
Добрые люди не должны в подавленном состоянии даже в малой степени ненавидеть врагов, сколь плохи они ни были бы. Стоит, подобно желанию, возненавидеть саму ненависть. (488)
Только сильный человек, имеющий великое мужество побеждать ненависть любовью, – истинный Мудрец". (490)
"Гуру Вачака Коваи"
Минь (который тогда не был мастером) родился во вьетнамской деревне, которую он сам называл совершенно обыкновенной. Семья, правда, у него была не совсем обычной, но, по вьетнамским меркам, тоже ничего особенного. Дедушка специализировался на лечении иглами и травами, а папа держал деревенскую школу боевых искусств. Вообще Минь рассказывал, что только в самых глухих деревнях настоящие мастера и остались.
– Конечно, – говорил он, – в городах тоже умеют драться, все хулиганы учатся этому, но умеют они достаточно плохо и искусством назвать это никак нельзя. Я сам много жил в больших городах и в каждом из них много дрался, но так ни разу не получил. У нас все просто: переезжаешь на новое место и идешь вечером на улицу. Правда, некоторые любители подраться предпочитают ходить на городские танцы, но я все-таки больше люблю для этой цели городские улицы – нужно только выбрать подходящую, где много шпаны и совсем не бывает милиции. Гулять долго не придется – хулиганы тебя сами найдут. Это процедура такая – проверять "на прочность" каждого нового молодого человека. Очень похоже на поведение обезьян в джунглях. Каждая из них должна завоевать свое место в стае. На улице такая же стая и такие же обезьяны, только хитрее и опаснее. В настоящих обезьянах есть даже некоторое благородство. Я имею в виду не всякую мелочь, а горилл. Вообще горилла – это существо, обладающее огромной силой духа, куда там некоторым людям. Она никогда не сдается, убить ее руками или ножом и остаться в живых невозможно. Этого даже я не смогу. Да что там я. Даже мой учитель Ван, который всю жизнь охотился на тигров с луком и ножом, не смог бы. Горилла "обнимает" человека, с которым дерется, и уже не отпускает его. Тот может бить ее ножом сколько угодно. Она, конечно, умрет от ран, но и своего врага задушит наверняка.
У городских хулиганов, разумеется, нет ни такой готовности умереть, ни привычки драться один на один, однако к обычным дракам они вполне привычны, драться они любят, можно сказать, они этим живут. Практически все они из бедных семей, других развлечений у них просто нет. Друг с другом им скучно, уже известно, кто на что готов, кто самый сильный, кто самый слабый, а кто просто трус. И тут на фоне этой скуки появляется новый персонаж. Как же тут удержаться, чтобы не попробовать "на зуб" нового человека.
Всякий раз, попадая в новое место, я отправлялся туда, где собиралась эта шпана. Искать их никогда не приходилось. Приходишь на окраину и видишь их сразу, они всегда стоят отдельно, нормальные люди их обходят.
И тут прихожу я – богато одет, на ногах сверкающие туфли, в зубах самая дорогая сигарета. Правда, есть одна незаметная деталь: на правой голени двумя ремнями прикреплены ножны. В ножнах – нож, очень острый. Его, конечно, не видно – спрятан под штаниной. Благо, в те времена в моде были брюки клеш, под широкими штанинами (а у меня всегда были самые широкие и самые модные брюки) которых можно было спрятать целый арсенал, а не только нож. И в таком виде иду я прямо к ним и прошу (очень нагло!) быстренько дать мне спички или зажигалку – прикурить. Они дуреют, это же они каждый вечер выбирают человека покрепче и требуют (это, понятное дело, для начала) у него дать им закурить.
Но у этих парней быстрая реакция (причем всегда одинаковая), они мгновенно приходят в себя и сразу берутся за меня всерьез. Я обычно их сначала даже не бью. Это они бьют, но почему-то не попадают. А потом как получится.
Был у меня однажды такой случай. Прибежал мой троюродный или "четвероюродный" (точно не помню, запутался, в общем, "седьмая вода на киселе") брат, которого я, честно говоря, не слишком люблю – уж очень он хвастливый. Драться умеет не очень (так, стандартная полугодовая подготовка спецназа), а всем рассказывает, какой он большой мастер. В тот раз нарвался он на шестерых человек с палками. Ну, те его, само собой, отлупили. Он кое-как пришел в себя и бегом ко мне. А я лежу сильно пьяный и выходить мне никуда совершенно неохота. Тем более получил мой братец за дело, уж я-то его знаю. Так что сначала я ему добавил "от себя" – скотина такая, говорит, что он мастер, а сам не может защитить себя от какой-то деревенщины (всего 6 человек!) с палками. Но подумал и решил все-таки выйти, заступиться за него, а то эта деревенщина будет потом всю жизнь на каждом углу рассказывать, как они мастера отлупили.