Подростковый период… мозга
Восемнадцатилетний Максим взял машину отца, чтобы съездить на дачу с друзьями. Два часа ночи. Он мчится по темной дороге со скоростью сто сорок километров в час: одна рука на руле, второй он обнимает подружку, на заднем сиденье дремлет приятель со своей девушкой. Громкость магнитолы на максимуме, педаль газа утоплена в пол, ритм пульсирует в каждой клеточке его тела, дорожная разметка летит перед глазами, как в компьютерной игре… Максим ощущает себя сильным: кажется, он буквально слился с автомобилем и полностью контролирует ситуацию. Но вдруг… резкий поворот, машина летит через кювет и врезается в дерево… Все остались целыми только каким-то чудом. Отец Максима, узнав об аварии, хватается за сердце: ему непонятно, как сын мог так глупо рисковать своей жизнью.
Маргарита в сотый раз отчитывает пятнадцатилетнюю дочь: "Сколько можно висеть на телефоне?! Ты же мне обещала: никаких звонков, пока не сделаны уроки!" Надя даже не оправдывается; теребя колечко в пупке, она просто ждет, когда мать закончит читать нотации и оставит ее в покое. Отчаявшись, Маргарита хлопает дверью: как же дочь не понимает, что ей желают только добра - на носу экзамены, а она совсем не занимается!
Страсть к риску, жажда острых ощущений, неспособность адекватно оценить ситуацию, зависимость от компании, вспышки беспричинного гнева… Что у этих подростков творится в голове? Можно ли говорить, что мозг молодого человека ничем не отличается от мозга взрослого? Разбираясь в этом вопросе, исследователи получили поразительный ответ: ни в коем случае! До сих пор общепринятой считалась точка зрения создателя операциональной концепции интеллекта швейцарского психолога Жана Пиаже, который утверждал, что структурное и функциональное формирование мозга ребенка завершается к двенадцати годам.
Действительно, к этому возрасту человеческий мозг достигает своих окончательных размеров. Однако, как определили ученые с помощью новейших методик изучения мозговой деятельности, его окончательное созревание завершается не раньше двадцати, а то и двадцати пяти лет… Лобные доли коры головного мозга контролируют наши порывы и отвечают за способность планировать будущее. Важную роль в этих процессах играет миелин - вещество, которое, как изолятор, обволакивает нейроны и обеспечивает надежную передачу нервных импульсов. Окончательная "наладка" этой системы, утверждает американский психиатр Джей Джидд из Вашингтонского института психического здоровья (NIMH), обычно завершается после двадцати лет.
Зато с началом полового созревания (в среднем лет в двенадцать) на полную мощность включаются половые железы. Гормональная буря буквально захлестывает нейроны эмоционального мозга, стимулируя потребность молодого человека в самоутверждении, расширении границ привычного опыта и ощущений. Возникает разрыв между гормональным созреванием, которое толкает детей на рискованные поступки, и незрелостью той части мозга, которая регулирует их поведение. Возможно, именно поэтому несчастные случаи и самоубийства стоят на первом месте в списке причин подростковой смертности. Сначала действуют гормоны, а лобная область мозга включается только потом… Лоренс Стейнберг, профессор психологии из университета Temple в Филадельфии, образно представляет эту ситуацию так: природа заводит мощный, технически безупречный автомобиль и сажает за руль человека, который еще не умеет водить… Кстати, пока ученые разбирались в феномене созревания мозга, большинство западных компаний по аренде автомобилей, не углубляясь в теорию, приняли за правило не давать машины напрокат водителям младше двадцати пяти лет.
Как же помочь ребенку пережить этот трудный период взросления, компенсировать дефицит самоконтроля? Помогите ему структурировать жизнь, обговорите распорядок дня (время для уроков, отдыха, занятий спортом, компьютерных игр…) и не поддавайтесь на провокации типа: "Я сам знаю, как мне жить". Будьте терпеливы и уважительны. Обсуждайте с ним деликатные вопросы: конфликты со сверстниками, разочарования в любви… И помните, что чаще всего дети жалуются на тех родителей, от которых из раза в раз слышат одни и те же нотации. Стоит ли говорить, что подростки их не воспринимают или просто уходят в себя! Поэтому, прежде чем говорить с детьми, нужно научиться их слушать. Кстати, ученые Университета Иллинойса (США) доказали, что, вопреки распространенному мнению, подростки очень ценят проявления родительского внимания к себе и в ответ становятся более восприимчивы к тому, что им говорят. Стоит понять, что волнует их, прежде чем бросать все силы на то, чтобы разобраться, что тревожит нас. И здесь не обойтись без рецепта, который применим к любым важным для нас отношениям: побольше терпения и любви…
Как отмерить время горя?
Линн страдает и просит о помощи. История, которую она рассказывает, трагична: вечером, часов в шесть, у ее десятимесячного ребенка поднялась температура, и он выглядел по-настоящему больным. Педиатр по телефону задал несколько коротких вопросов и успокоил ее: "Похоже, ничего серьезного. Немного парацетамола на ночь, а завтра утром посмотрим". Одиннадцать часов вечера, ребенку лучше не становится, и Линн с трудом добивается, чтобы он открыл глаза. Несмотря на позднее время, она решает позвонить педиатру домой. Тот явно раздражен, что его побеспокоили дома, и сухо отвечает, что не видит никаких существенных изменений. Пусть Линн даст еще немного парацетамола, а завтра утром в девять часов приходит с ребенком к нему на прием. Линн это не успокаивает, она не ложится спать, остается сидеть в кресле, чтобы следить за ребенком. Он прижался к ее груди, она гладит его по спинке, чувствует его слишком горячее дыхание у себя на шее. Пять часов утра, она вдруг просыпается, сердясь на себя за то, что ее сморил сон, и обнаруживает у себя на руках мертвого ребенка.
С тех пор Линн почти не спит. Когда ей изредка удается заснуть, ее терзают кошмары. Днем картины той последней ночи с сыном не идут у нее из головы, у нее перехватывает горло, сжимается в животе. Она винит себя, что была плохой матерью, - почему она не повезла ребенка в больницу вопреки мнению педиатра? Она чувствует, что не может жить с этой болью. Иногда она ощущает ручку сына в своей руке, его дыхание на своей щеке. Она боится сойти с ума и в конце концов обращается к психотерапевту.
Диагноз поставить легко: это травматическое переживание горя. А вот что с этим делать, ответить не так просто. Если бы Линн так страдала в течение двух лет, ни у кого бы не возникло сомнения в том, что ее надо лечить, чтобы помочь преодолеть боль и снова начать жить. Если бы это длилось полгода, кто-то задумался бы, не достаточно ли она уже страдала. А если бы это продолжалось три месяца? В случае с Линн речь идет всего о трех неделях. Что, надо было отправить ее домой с ее страданиями? "Увы, мадам. То, что вы переживаете - это реакция на горе; надо, чтобы время сделало свое дело. Вы еще не так долго страдаете, чтобы я стал вам помогать. Приходите ко мне хотя бы через полгода…"
Кто должен решать, сколько длиться страданию другого человека? Сейчас известно, что меньше чем за восемь сеансов ДПДГ (эта техника, использующая быстрые движения глаз, позволяет ослабить травматические воспоминания, заменив их новыми образами и мыслями) удается более чем в восьмидесяти процентах случаев облегчить симптомы травматического горя. Почему надо лишать страдающего человека этой возможности? Имеет ли психотерапевт моральное право отказываться лечить того, кто просит о помощи?
У пациентов, потерявших любимого человека, часто возникает чувство, что их страдания - в некотором роде дань уважения к его памяти. Но чего желал бы сын Линн для своей матери, страдающей уже несколько недель? По окончании сеансов ДПДГ сама Линн нашла ответ: "Я больше не прикована к ужасным картинам того последнего вечера. Когда я возвращаюсь в мыслях к сыну, я вижу моменты теплоты и нежности. Я благодарна за все, что он дал мне до того, как покинул меня". Она кладет руку себе на грудь: "Он сейчас пребывает в покое, и я ощущаю его присутствие в своем сердце. Я его никогда не забуду, он всегда будет здесь, со мной. Моя жизнь может продолжаться дальше…" Что, надо было ждать полгода?
Февраль 2005
Научитесь говорить со своим телом
Следите за своими ощущениями. Вы у себя на кухне, день - выходной. Включите воображение: представьте себе, какое сейчас время суток, взгляните на плиту, стол, кухонные шкафы.
Может быть, вы слышите негромкое урчание холодильника. На столе, на разделочной доске лежит апельсин, и ваше внимание обращено на него. Он очень хорош - большой, сочный. Вы берете его в руку и ощущаете его вес, текстуру его прохладной кожуры с мелкими выпуклостями и ложбинками. Острым ножом отрежьте от апельсина большой кружок. Понаблюдайте, как сладкий, душистый сок выступает бусинками на срезе и стекает на доску. Обратите внимание, как белая "подкладка" кожуры контрастирует с оранжевой мякотью фрукта. Теперь представьте себе, как вы пальцами разрываете "ободок" корки и подносите раскрытый ломтик ко рту. Ощутите свежесть его аромата. У вас уже слюнки текут; вы осторожно сжимаете зубами мякоть, и она изливает вам на язык свой кисло-сладкий сок…
Вот вы и проделали "упражнение с сочным апельсином". Почти у всех, кто его выполняет, рот действительно наполняется слюной. Это классическое упражнение из вводного курса мысленной визуализации - модернизированной техники гипноза, призванной облегчить управление функциями собственного тела. Достаточно лишь вызвать в памяти определенные образы, чтобы запустить физиологический отклик организма, а ведь волевым усилием сделать это мы никак не сумеем. В этом примере речь идет о слюноотделении, но таким же способом можно воздействовать и на многие другие функции, например, на перистальтику кишечника или даже свертывание крови.
Органы, управляющие нашим здоровьем - сердце, сосуды, кишечник, эндокринные и прочие железы, - находятся под влиянием той части нервной системы, которую называют "автономной" именно потому, что она неподвластна осознанным изъявлениям нашей воли. Зато эти органы мгновенно откликаются на наши эмоции и… голос нашего воображения. Яркие истории, образы, грезы с легкостью воздействуют на нашу физиологию. Многие медицинские традиции древности задолго до нас открыли этот феномен и мастерски исцеляли тело через воображение. Известно даже, что некоторые из них использовали такое воздействие как основное лечебное средство.
Современные исследования подтвердили, что можно, к примеру, на тридцать процентов уменьшить кровопотерю во время хирургического вмешательства, если оперируемый будет представлять, как он управляет маленькими краниками, через которые в область рассечения поступает кровь. Возможно также облегчить прохождение воздуха в перекрытые астмой бронхи, если пациент вообразит миниатюрный пылесос, прочищающий закупоренные трубочки. Можно уменьшить боль при родах и их продолжительность, если роженица станет представлять схватки как волны-помощницы, которые, сменяя одна другую, несут в порт драгоценный кораблик…
Язык тела прост, и нет разницы, использует его психотерапевт или человек сам учится разговаривать с собственным телом: нужно лишь избегать любых сложных понятий или абстрактных слов, для понимания которых требуются специальные усилия. Гораздо действеннее будут простые, конкретные сценки вроде тех историй, что мы рассказываем четырехлетнему ребенку, для которого весь мир состоит из картинок. Именно через чувства, вызывая в памяти образы, звуки, запахи, можно проникнуть в "телесное воображаемое" и воздействовать на тело. Иногда даже удается вступить с ним в диалог.
Я вспоминаю Викторию, даму лет пятидесяти, которая работала коммерческим директором. Пост, прямо скажем, не для отдыха, да и дома муж и дети все время чего-то от нее требовали. Она страдала хроническим сухим кашлем, причину которого никак не удавалось определить. Врач предложил представить эту проблему в виде некоего животного, живущего у нее в горле. Прошло несколько минут, и она увидела волчонка - брошенного и несчастного. Когда врач спросил у нее, что, собственно, нужно этому волчонку, она ответила: "Чтобы кто-нибудь о нем заботился".
То, в чем эта женщина никак не могла признаться ни себе, ни другим, образ волчонка выражал свободно, без затруднений. "А что ему нужно, чтобы почувствовать, что его ценят?" Она начала отвечать так, будто говорила от имени их обоих - себя и волчонка: "Нужно больше отдыхать, развлекаться, нужно уделять время себе, и чтобы при этом никто от нас ничего не требовал, нужно встречаться с друзьями, нужно, чтобы нас чаще гладили по шерстке - пусть это будет простой массаж или мытье головы в парикмахерской. В общем, ничего уж такого сложного…" Пациентка рассмеялась. Волчонок почувствовал себя спокойнее и увереннее, а кашель… успокоился.
Что это - волшебство? Психологические фокусы? Или просто кто-то дал себе труд заговорить на том языке, который тело способно понять?
Так ли мы равнодушны?
Метро, субботний вечер. Максим и Соня едут в гости к друзьям. Зайдя в вагон, они видят в углу на полу неподвижный силуэт. Явно бездомный: скрюченная поза, грязная старая одежда… Сколько времени он уже так лежит? А может, он мертв? Они оглядываются по сторонам: никто не реагирует, никто не смотрит на тело, с которым не очень-то понятно, что и делать. Максим и Соня тоже в растерянности.
В одном исследовании, проведенном психологами в 1970-х годах, молодым семинаристам поручили прочитать лекцию на тему притчи о добром самаритянине (Лк. 10: 25–37). Для того чтобы они спешили так же, как священник и левит в евангельской притче, их попросили прибыть в лекционный зал строго в назначенный час. На последнем пролете лестницы перед входом в зал неподвижно лежал человек. И более половины семинаристов не остановились, чтобы помочь ему или хотя бы узнать, жив ли он еще… Они, очевидно, решили, что произнести возвышенные слова важнее, чем помочь одному из бесчисленной армии несчастных. Такое безразличие вполне объяснимо. Как и эти семинаристы, как священник и левит из притчи, как, наконец, и сам добрый самаритянин, все мы всегда находимся в пути к какой-нибудь важной цели: спешим на встречу или в кино, нам надо на работу или забрать детей из детского сада… Каждый из нас опутан сетью обязательств, и она плохо увязывается с непредвиденными событиями. Особенно если они происходят с кем-то другим, и уж тем более с чужим человеком. Да и кто мы такие, чтобы считать, что можем помочь? Мы же не "специалисты" - не сотрудники метрополитена, не соцработники, не врачи… Проявив участие, мы вмешаемся в то, что вроде бы нас не касается. Да и чем мы можем помочь? Мы ощущаем свою беспомощность. Не первый и не последний бездомный, лежащий в метро. Ввязавшись в эту историю, мы можем опоздать в гости - и ради чего? Ведь это просто еще одна капля в море людской обездоленности и несчастий. И с этим мы ничего не можем поделать!
Максим снова смотрит на тело, почти утратившее человеческий облик. Бесформенная шапочка сползла на ухо, щеки впали, руки распухли и потрескались. Затем он переводит взгляд на окружающих. Никто не смотрит в эту сторону. Кажется, весь вагон безучастен. Вдруг, неожиданно для самого себя, он наклоняется к бледному, неподвижному лицу и тихо спрашивает: "Что с вами? Вам помочь?" Спустя несколько мгновений лежащий, не открывая глаз, что-то бормочет в ответ. Пьяный? Или болен и нуждается в помощи врачей? "Вам плохо? Может, кого-то позвать?" Вот уже парень, сидевший напротив, встает и склоняется рядом: "Вы в состоянии встать?" Подходит женщина: "Может, мы вместе поможем ему выйти на следующей станции? А там вызовут "скорую"". Теперь все смотрят на них с любопытством, сочувствием. А еще с сожалением, что не имели отношения к тому, что каждый из них хотел бы сделать, но не сделал. По разным соображениям, благоразумным и не слишком.
Вместе они выносят мужчину на платформу. Один из пассажиров нажимает на кнопку связи, чтобы вызвать дежурного по станции. Еще несколько человек вышли из вагона, чтобы удостовериться, что с несчастным все будет в порядке. За какие-то минуты он вошел в их мир, в круг их забот. Как возможен столь быстрый переход от полного равнодушия к такому вниманию?
В гости Максим и Соня немного опоздали. Но на сердце у них легко. Словно тот человек сделал им подарок: они ощутили себя чуть более человечными. А главное - увидели, как немного нужно, чтобы пробудить человечность в каждом. Чаще всего достаточно просто это себе разрешить. Разрешить себе не быть равнодушным…
Новая позитивная психология
Строгий и сдержанный президент Американской психологической ассоциации был обескуражен. Своим коллегам он с горечью признался: только дожив до шестидесяти лет и сделав одну из самых блестящих научных карьер своего поколения, он услышал от собственной пятилетней дочери то, чему психологическая наука должна была бы посвятить все силы еще полвека назад.