- Что-то я совсем у тебя разнюнилась. А ведь когда-то Железкой звали. Ну что, Зуев, прошу за стол. Только переоденься, не жмись. Праздник все-таки. Поторжественней, поторжественней!
22
Зуев стоял в сенях и смотрел на синий костюм, пошитый почти полвека назад к какому-то там Дню механизатора и надетый им всего пару раз. Думал, что на Пашкину свадьбу пригодится, а пригодился на похороны. На собственные похороны. Вот только не предполагал, что сам себя одевать будет.
Падал тусклый свет через пыльное стекло под потолком. Тянуло неприятным сквозняком. Пахло пылью и плесенью. Вот и дом его умирает. Зуев застегнул пиджак. Вытянул руки. Осмотрел себя, насколько позволяла негнущаяся шея. Эх, как время-то его скрутило! Размера два потерял! Ведь мал был костюм-то, а теперь мешком висит! Ну ничего. Велик - не мал. Может, разнесет еще перед смертью. Он сунул босые, обвитые синими трещинами вен ноги в галоши и открыл дверь в дом.
- Ну! Что ты будешь делать! Эх! Побрить бы тебя да причесать!
Она вскочила с места, взяла его за руку и подвела к выдвинутому на центр комнаты "столу".
- Садись, мил друг! Гостем будешь! Вот картошечка золотая! Вот грибочки жареные! Французские из русской глухомани! Вот подливочка грибная! Салатик из всякой травы! А вот и оно! Ну что, Петруха, утаить хотел?
Она водрузила на стол бутыль.
- Ты зла на меня не держи! Я же тебе добра хочу! Скрашиваю, можно сказать, склон твоих лет! А как тут скрасишь без самогоночки, когда все хорошим только на пьяную голову кажется? Так что, вздрогнем?
Она наклонила бутыль и осторожно булькнула в большую глиняную кружку, из которой уже налила в два мутных стаканчика.
- За что пьем?
Зуев аккуратно поднял шкалик двумя пальцами и, чувствуя нереальность происходящего, пропитываясь ощущением, что он находится на собственных похоронах, закашлялся:
- Стало быть, за упокой.
- Ты что? - подняла она брови. - Какой упокой? День рождения у меня!
- Тогда за неудавшийся упокой.
- Неудавшийся… - махнула она рукой, выпила, ткнула вилкой в тарелку с грибами. - Масло у тебя кончилось, Петр. Надо двигать в сторону ближайшего сельпо! Ты что не пьешь?
- А чего пить-то? Не пил никогда, а всю жизнь как пьяный прожил.
- Для того и пьют, чтобы трезвым не быть! Дурак ты, Зуев. Я пока пьяная была, ни смерти, ничего не боялась. А как голова прояснилась, только что не обделалась! Пей, Зуев! Праздник у меня! Ты бы хоть подарил чего, что ли. Не пьешь? А я еще выпью!
Она выпила еще рюмку, бросила в рот картошку, скривилась от боли и, схватив всю кружку, сделала несколько жадных глотков. Зуев медленно поставил стаканчик, взял в руку кусок хлеба.
- А я вот пью, Зуев! - оперлась она о гроб локтями, медленно и пьяно моргнула длинными ресницами. - Пью!
- Мужика тебе надо, - сказал Зуев.
- Мужика? - усмехнулась она. - Так есть мужик! Или был. Здесь и был, три дня назад. Такого, что ли? Так он второй раз не промахнется! Что за мужики все - или сволочь, или размазня? Вот была бы я мужиком, я бы… Я бы уж не промахнулась! Зуев! Выпей со мной! Хочешь, я на колени встану? Я все могу, Зуев! А?
Она упала на колени и поползла, поползла вокруг стола живой пьяной змеей молодой плоти, и Зуев, спасаясь от этой змеи, взял стаканчик и, опрокинув обжигающую жидкость в полумертвое нутро, начал подниматься, цепляясь за скатерть и сгребая со стола тарелки и чашки.
- Ну ты, Зуев, молоток!
Она придержала скатерть и, обдав запахом влажного женского тела и самогона, поймала его, валящегося в пустоту гнилым бревном.
- Куда собрался-то, праздник в самом разгаре?
- Надо мне, - чувствуя пробивающий холодный пот, ответил Зуев, - во двор мне надо.
- А подарок? Что ж ты, мужик? Не обижай!
Зуев вытащил из кармана кулак и разжал в ее ладонь. Звякнули друг об друга желтая гильза и серая пуля.
- Зуев! - закричала она вслед. - Это не твой подарок, Зуев! Не твой это подарок!
23
Он сидел у родника до темноты. Мысли путались в голове. Но думать ни о чем не хотелось. Сердца в груди не было. Зуев гладил себя по ребрам, но ничего не отзывалось оттуда. Может, это уже смерть? Но смерть не такая! Тысячи раз он видел смерть! И вкус, и цвет, и запах у смерти другой! А может, он и не должен чувствовать? Так горит же глотка от этой дури! Яблочка бы сейчас! Желтого на просвет! Теплого от осеннего солнца! Сладкого, со слабым привкусом аниса! Лизнуть его, бросить в чай, положить под подушку! Запах его глотать! Высыпать лукошко на пол! Нарезать, разложить на газеты на противнях, задохнуться в аромате!
Заунывно загудел забравшийся от отчаянья в ухо измученный комар. Зуев опустил ладони в воду и, поймав лоскут холодного зеркала, выпил. Жжение утихло. Он посмотрел на руки, блеснувшие каплями в вечерних просветах между осинами. Что ж, идти надо. Где ж ты, Пашка? Что ж ты так? Что ж ты так со мной? Какая там смерть? Давно он уже умер. Вместе с Пашкой и умер. За день до того письма, в котором Пашка адрес прислать обещал. Умер, когда проснулся ночью в пустой избе от родного голоса, от дикой боли в сердце, от слез, хлынувших по щекам, от пустоты. Тогда он умер. Двадцать лет уже как умер. Просто забыт тут всеми, кроме…
24
Он уже думал, что все. Что боли больше не будет. Что съедет он в пустоту мягко и бесшумно, как скрываются в тумане деревья, когда едешь рано утром на лошади на покос, и солнца еще нет, но ночь уже тает, и деревья, как великаны, бесшумно выныривают и так же бесшумно ныряют обратно в туман распятыми силуэтами. Он думал, что все, когда увидел эти обгорелые листки. Он думал, что все, но сердце ожило и загорелось, как кусок сухого тающего спирта, когда он увидел эти слова на обгорелых обрывках: "У меня все хорошо. В отпуск приехать не получится, но командир зачитал перед строем благодарственное письмо, так что скоро мама будет радоваться, а там уже и недолго…" Что ж ты. Что ж ты. Нашла чем растапливать!
Он замер посередине вдруг показавшегося огромным двора, прижал к лицу обгорелые обрывки, поцеловал их, сложил, спрятал к сердцу и пошел к дому. Как же далеко идти! Какая тяжелая дверь! Навалился всем телом и, едва не упав внутрь, вошел. В доме было светло. Посередине комнаты стоял окруженный горящими свечами гроб, а в гробу лежала она. Бледное побитое лицо. Сложенные руки. Почти как Катя. Только у нее пятна не от ударов, а от болезни были. Так ей яблочка хотелось!
- Зуев!
Она села, бросила в сторону огарок свечи.
- Тебя только за смертью посылать! Уже и шутки никакие не катят! Где ты лазил? Ты чего меня бросил? Спать собрался? Вот это финиш! Ничего себе праздничек удался, не все гости остались на десерт, но все расползлись по домам за полночь и мертвецки пьяные. Зуев!
Зуев задержал дыхание, повалился на кровать, лег на спину, закрыл глаза, а когда открыл, увидел грязный потолок, шевелящийся от огоньков свечей, и ее тень. Ну вот, вдох. Что ж ты так бьешься, сердце. Тише, тише. Он медленно сунул руку во внутренний карман и нащупал обгорелые листки. Тише, тише. Все хорошо. Я с тобой, Паша. Тише. Я скоро.
- Зуев. Петр Михайлович. Дай денег в долг. Я знаю, у тебя есть. Мне много не надо. Всего лишь долларов пятьдесят. На время. Мне до города добраться только, а там уж как-нибудь. Зуев! Ты слышишь меня, Зуев?
- Слышу, - ответил Зуев, или это ему показалось, что он ответил?
- Зуев! Не молчи! Мне ничего не надо от тебя, только деньги в долг. Вот эти. Вот, видишь? Не молчи, Зуев!
- Катя? Это ты, Катя? Почему у тебя такое грустное лицо? Не молчи. Катя! Прости, что Пашку не уберег! Прости, Катя!
- Зуев! Мне денег… Не молчи, Зуев! Зуев! Подъем! Подъем, Зуев! Зуев! Подъем!..
Бабушкин чай
Известный мне рецепт хорошего чая прост, но следовать ему практически невозможно. Нужные ингредиенты развеяны по ветру и по времени, да и само время стало иным, сменило краски и вкус. Остались только воспоминания. К примеру, для приготовления настоящего деревенского летнего чая потребуется следующее: старый деревянный дом с печкой, фаянсовый чайник, нагретый солнцем подоконник и буханка хлеба на нем, кипяток, индийский чай в мягкой пачке со слоном, который тут же пересыпается в жестяную банку с обрубленной чайной ложкой, кипяток из большого эмалированного чайника, веточка мяты (по желанию) или лимон и бабушка. Главным в данном списке, конечно же, является бабушка, поскольку все остальные составные части зависят именно от бабушки и подчиняются только ей. Старый деревянный дом сияет чистотой и свежестью благодаря бабушке, фаянсовый чайник продолжает жить, несмотря на щербину на крышке, благодаря бабушке, и даже хлеб заполняет тесную кухню душистым запахом только потому, что бабушка выставила его под солнечные лучи. Мы толчемся под острыми бабушкиными локтями, кромсаем душистый хлеб, посыпаем его солью, натираем глянцевую корочку чесноком и ждем рождения чая. Брат Сашка украдкой плюет на рыжий чугун печной плиты, смотрит, как слюна сворачивается в белесые комочки и вздыхает: бабушкиных пирогов и плюшек, за которыми от противня тянутся коричневые нитки сахара, сегодня не будет. Что ж, зато есть затвердевшие конфеты "Коровка", неровный кусковой сахар и чай. Поспевает, как говорит бабушка.
Она ополаскивает фаянсовый чайник кипятком и достает древнюю жестянку. Открывает скошенными ревматизмом пальцами одну за другой две ее крышки и ловит обрубок чайной ложки. Чаинки сыплются в горячий фаянс с тихим шелестом, в воздух взмывает эмалированный чайник и исторгает через длинный изогнутый носик упругую струю кипятка. Мы в нетерпении, но заварочный чайник наполняется наполовину и, накрытый тряпицей, отправляется на край плиты. Сахарница уже открыта, чашки стоят на блюдцах, чайные ложки зажаты в кулаках и даже зубах. Сашка приносит из сеней плошку, в которой плавает кусок масла, и пытается отрезать от него кусок прямо в воде. Бабушка тут как тут. Масло оказывается на тарелочке, чайник доливается кипятком доверху, еще несколько минут, и кипяток смешивается с заваркой уже в наших чашках. Прямо в густой аромат плюхаются кубики сахара. Гремят чайные ложки. Наклоняются чашки, и нестерпимо горячий чай разливается в блюдца. Исцарапанные физиономии приникают к покрытому клеенкой столу, и раздается старательное выдувание и счастливое хлюпанье. Я кладу кусок сахара в блюдце и смотрю, как он истаивает, подобно леднику, занесенному неведомым течением в теплое море. Мы "чайпием". Вся жизнь впереди.
Как это все повторить?
Где отыскать черные щипчики, которыми сахар дробился на крохотные осколки?
Куда сгинул знающий все секреты чаеделия фаянсовый чайник?
И куда все-таки делась бабушка?
Кроме шуток!
Я вспоминаю волшебный вкус чая, который мне так никогда и не удалось повторить, и думаю, что настоящий секрет его заварки бабушка не открыла даже нам. Не о нем ли она плакала, когда ходила по полю между оставшимися от ее родной снесенной деревни липами и говорила, говорила, говорила… Где и кто жил и куда делся…
Мы насыпаем в миску соду и с тряпками отправляемся во двор начищать самовар, потому что завтра день рождения бабушки, она ждет гостей, а чай из самовара еще вкусней, чем из эмалированного чайника. Затем помогаем вымести из избы густо рассыпанную по полу зеленую траву, которая оставляет после себя свежесть и чистоту. Затем отправляемся с ведрами на колонку. А бабушка расправляет потрескавшимся ногтем чайную фольгу и прячет ее в шкаф. Там уже толстая пачка таких же листов. Бабушка мечтает оклеить фольгой хотя бы одну комнату. Чтобы блестело.
Виктория Головинская
Один дома в воскресенье
Весь день шел дождь, и Сашка поэтому не гулял, а только стоял и смотрел из окна на двор. Там никого не было, лишь выбежал из своего "запорожца" Пал Саныч и торопливо прошлепал в подъезд. Да кошка, съежившись, сидела под качелями на песке. А качели протекали, наверно; там одна дощечка отходила, Сашка знал.
Мамы дома не было. Сегодня она собиралась особенно тщательно, по сто раз перекрашивала губы и меняла платья. Подбегала к Сашке, выдыхала: "Ну как?" Сашка солидно кивал, правда, с разной интонацией.
Ушла она в сиреневом, кисельном.
Кисель Сашка уважал. На кастрюле со смородиновым и батоне хлеба мог преспокойно прожить день.
Сегодня был даже не смородиновый - лучше: вишневый. И хлеб был свежий, хрустящий, с целыми горбушками. Но почему-то не хотелось.
Сашка неторопливо слез с подоконника и отправился в ванную. Там постоял задумчиво над раковиной, потрогал зачем-то флакон с маминым шампунем, плюнул в унитаз и сел на кафель.
Очень хотелось плакать.
Но Сашка не стал. Повозив по полу грязным пальцем, он поднялся и пошел к телевизору. Мама оставила ему две кассеты, одна была с каким-то скучным фильмом, Сашка начал его смотреть еще вчера, но заснул под длинные разговоры. На второй были новые мультики.
Сашка выудил кассету из коробки, вставил в магнитофон и уселся перед телевизором на пол. Но как он ни щелкал ленивчиком, что-то там не включалось, не получалось. Сашка с досады чуть снова не плюнул, но вспомнил, как мама ругалась на грязный ковер, и не стал.
Вместо этого полистал программы. В одной серьезные лица рассуждали о чем-то очень умном, в другой тетенька с ненастоящей улыбкой рассказывала про то, как вернуть мужа. Сашка хмыкнул. Как кого-то вернуть, он знал точно: надо просто сильно ждать. Вот мама же обязательно сегодня вернется. Тетеньку слушать было незачем.
А на третьей программе Сашка остановился. Там веселый бородатый мужик раскладывал на столе молоко, муку, яйца и еще что-то, Сашка не разглядел. Но заинтересовался. Бородатый мужик явно собирался готовить. Мама тоже, когда приходила из магазина, так раскладывала на скатерти кухонного стола продукты, разные полезные вещи: творог и морковку, кефир всякий и что-нибудь вкусненькое для Сашки. Правда, вкусненькое она приносила не каждый раз - забывала, наверное.
Бородатый мужик готовил пирог. Сашка это сразу понял, не в первый раз видит. Он смешал все, что выложил на стол, вылил в маленькую мисочку и пристроил ее в духовку. Сашка с интересом наблюдал. Пирог вообще-то долго печется. Что теперь мужик станет делать? Сашка иногда смотрел через стеклышко духовки, как тестяное тельце коричневеет, как растет на нем корочка… Наверно, мужик тоже усядется на корточки и станет наблюдать. Ну, это дело долгое.
Сашка решил пока сбегать на кухню перекусить. Выудил кастрюльку из холодильника, дотянулся до хлебницы, отломил горбушку пошире. С полбатона примерно. Присел на табуретку с кастрюлькой на коленях. Этот кисель отдавал чем-то сонным и немножко духами - мама, видно, доваривала его, уже нарядившись.
Поев, Сашка подобрел. А мама ведь любит пироги. Только печет их редко, говорит, времени не хватает. А у Сашки же целый день, ну то есть не целый, но еще больше половинки осталось. И на кисель хватило, и на пирог может хватить. И бородатый мужик в телевизоре так понятно рассказывал. Свой пирог он давно уж съел, наверное.
Сашка решительно поднялся с табуретки.
…Стемнело. Сашка обвел глазами кухню. На полу около раковины громоздились две мисочки и кастрюлька из-под киселя. Стол, пол и чуть-чуть подоконник были припорошены тонким белым слоем. Занавески немножко запачкались черным, когда он ненадолго забыл про пирог в духовке. Зато теперь пирог стоял на столе, не очень, правда, ровный и не очень румяный. Ну то есть с одного бока не очень. С другого-то наоборот, немножко чересчур.
"А вообще очень даже красиво получилось", - выдохнул про себя Сашка.
Он немножко подумал и спрятал пирог в хлебницу. А то мама раньше времени обрадуется.
Потом Сашка лежал в темной комнате рядом с диваном и тихонько гладил меховую подушку.
Когда Сашка был совсем маленький, он боялся оставаться один в темноте. Не темноты он боялся, а очень даже конкретной штуки: черепа со светящимися глазницами. Он как-то слышал про это, то ли по телевизору, то ли от взрослых. Потом мама объяснила ему, что так не бывает. Сашка, конечно, поверил. Но все равно не забыл. Иногда в темноте кажется, что вот-вот появится в углу комнаты костяное, страшное и полыхнет двумя огненными лучами.
Где-то в полночь тихо хрустнуло в двери. Сашка вмиг проснулся, прислушался и вылетел в прихожую.
На пороге стояла мама. Сашка подбежал и обнял ее крепко-крепко.
Она устало улыбнулась, опустила сумочку на пол и сказала почему-то шепотом:
- Ну здравствуй, Сашка. Ты чего не спишь? Завтра же на работу рано.
- Ничего, мам, я завтра отгул возьму. Пал Саныч подменит, я вон сколько раз за него выходил. Пойдем чаю попьем, а? Я пирог испек.
И они вдвоем отправились на кухню.
Рецепт чая к домашнему пирогу
Бывают дома, где чай пьют, заваривая прямо в кружке и вытряхивая потом неаппетитные комки листьев кто куда (раковина опять забилась, сссемейка, вашу так!).
Бывают дома, где чай пьют из большого чайника, собираясь за столом все вместе сразу после ужина (нет, я сказал, на концерт не пойдешь, семья важнее, ну пааап! про себя - ненавижу).
Бывают дома, где чай заваривают раз в неделю, а потом плешут каждому на донышко мутноватой желтой жидкости и доливают кипятком (нет, спасибо, не стоит беспокоиться, мне, мм, правда не хочется, мм, пить).
А бывают дома, где у каждого - свой маленький стеклянный чайничек и целая полка чаев (тебе сегодня какой? А я со смородиной купил. Ага, заварю).
Для спокойного чаепития с домашним пирогом все это не годится.
А нужно так:
Когда тот, кого вы долго ждали, наконец пришел домой, надо немедля ставить на огонь чайник с отстоявшейся за время его отсутствия водой; на очень долгое ожидание этот рецепт не рассчитан - иначе вода будет изрядно горчить, на воде, стоявшей слишком долго, полагается варить "кофе для Одиссея", черный.
Улыбайтесь и не хмурьтесь - так вода закипит быстрее. Когда на поверхности воды появятся белые пузырьки, достаньте с буфетной полки бабушкин заварочный чайник, обдайте его кипятком, положите горсточку заварки, покатайте ее внутри - чтобы чаинки перезнакомились. Залейте тоненькой струйкой сперва на палец, накройте крышкой и сосчитайте до пяти. Потом - на два пальца, снова крышкой и до десяти. А потом - до самого верха.
Расставляйте тарелочки и чашки, доставайте пирог- а там и чай настоится. Чтобы он вышел хорошим, удержитесь от упреков ("где ты был", "почему так долго") - от этого физиономии и блюда киснут.
Подавать с пирогом и долгими разговорами о приятных пустяках: о сегодняшнем дне, о том, как кошка ловила свой хвост, о приснившемся лете - знаешь, запах нагретой земли и малины, сладко.
Пить с наслаждением, не торопясь, помня, что завтра суббота, не нужно рано вставать и впереди еще очень, очень много времени.