- Я тоже, - согласился тренер. - Но если вы содержите советскую команду…
С неожиданной яростью Шмидт отшвырнул от себя измятую газету:
- У меня украинская команда, слышите? Не советская, а украинская!
- Подлинную Украину представляем мы, команда "Рух", - сказал тренер, обретая прежнее высокомерие. - И мы вызываем вашу команду, чтобы доказать этим оборванцам… Впрочем, они, наверное, побоятся с нами играть…
Гость откинулся в кресле и громко захохотал:
- Неплохую нашли они богадельню!
Обычно уравновешенный, герр Шмидт вышел из себя:
- А из каких притонов вы появились? Вы служите нам за подачку и еще смеете мне, чистокровному арийцу, так дерзить! Я мог бы приказать выпороть вас шомполами, но это вам, как видно, не впервые. Поэтому я накажу вас иначе. Я принимаю ваш вызов, и, помните, вы уйдете с поля под улюлюканье и свист. Игра состоится через две недели. А теперь - вон!
Тренер "Руха" не заставил шефа повторять это приказание. Пятясь к двери, он извинился за беспокойство и почти бегом пересек заводской двор. Герр Шмидт неторопливо спустился вслед за ним во двор и велел охраннику позвать кого-нибудь из грузчиков. Так как он сам неважно говорил по-русски, особенно когда был раздражен, охранник, долговязый медлительный детина, исполнял и роль переводчика.
Был самый горячий период рабочего дня. На территорию завода только что прибыло несколько машин, груженных мукой, и бригада должна была освободить их в течение какого-нибудь часа. Запыленные, с мешковиной, наброшенной на плечи в виде пелерин, грузчики один за другим подходили к машине, взваливали с помощью товарищей на спину мешок и бежали по шаткому досчатому настилу к складу.
Под навесом склада Русевич помогал укладывать мешки. Свиридов учитывал, что Николай был еще слаб, и старался подбирать для него работу полегче. Ветеран футбола, защитник Дмитрий Свиридов пользовался в бригаде заслуженным авторитетом. Шеф считал его старшим в бригаде и все свои приказы адресовал только ему.
- Я вас слушаю, - сказал Свиридов, останавливаясь в пяти шагах от шефа, - расстояние, которое никто из грузчиков не имел права переступить.
Шеф был слишком занят своей записной книжкой и не сразу заметил Дмитрия. Медленно листая странички и что-то подчеркивая карандашом, он подсчитывал вслух.
- Я желаю, - молвил он рассеянно, видимо больше занятый цифрами, чем этим своим желанием, - да, желаю, чтобы вы обязательно сыграли матч с командой "Рух". Приказываю: обязательно выиграть! Если мои грузчики откажутся от игры, все они будут отправлены в Германию, в трудовые лагеря. Это, быть может, прискорбно, однако мне придется набирать новую бригаду…
Охранник равнодушно переводил.
Свиридов вздрогнул и побледнел.
- Кроме того, если они откажутся, - заключил шеф, - "Рух" засчитает себе еще одну победу. По телефону мне уже сообщили, что руховцы заранее приготовили статью под громким заглавием: "Блестящая победа "Руха" над сборной Киева"…
- Мне необходимо поговорить с товарищами, - сказал Свиридов.
Совещание было кратким, но бурным. С деланным равнодушием шеф наблюдал за грузчиками. Особенно горячился Русевич: три раза он выкрикнул одну и ту же фразу:
- Играть с этими холуями - позор!
Кузенко мрачно заметил:
- А может, и стоит расколотить их при всем честном народе?
Герр Шмидт кивнул охраннику:
- Объясните им, что политика тут не при чем.
Обстоятельно, слово в слово, он передал свой недавний разговор с тренером "Руха" и, внезапно озлобившись, закричал:
- Вы трусите! Теперь мне понятно, почему этот олух так ржал! Значит, прогулки в Германию вам не избежать. Тем лучше… Вскоре вы не узнаете себя: вы очень быстро избавитесь от чванства…
- Нет, мы не боимся их, - сказал Свиридов - Мы уже слышали об этой "капелле". Но мы считаем позорным встречаться с ними на спортивном поле.
Шеф насторожился:
- Не нужно политики. Футбол - игра! Впрочем, вы имеете возможность подумать до завтра. Вы явитесь завтра ко мне и дадите ответ.
Вечером, едва лишь закончилась смена, через проходную во двор завода прошмыгнул какой-то незнакомый человек. Он направился прямо к грузчикам, отдыхавшим у барака, на ходу расстегивая толстый портфель.
- Еще одно видение, - негромко сказал Птицын - Кажется, опять посыльный из "Руха".
Высокий и гибкий, в длинном, почти до пят, черном плаще, в черном котелке, точно начищенном ваксой, человек двигался, как-то неуловимо семеня ногами, неуловимо изгибаясь всем телом. Перехватив под левую руку портфель, он еще издали снял шляпу и потряс ею над головой:
- Отлично, господа, что я застал вас всех вместе! Это значительно облегчает мою задачу. Вас, вероятно, предупредили, что я приду? Мне очень приятно иметь дело с дисциплинированными людьми.
- Похож на попа, - заметил Тюрин. - Только его и не хватало…
У гостя было бледное, усталое лицо, сплошь изъеденное морщинами. Такие лица, сморщенные от длительного применения грима, можно иногда встретить в среде старых актеров. Но у этого гостя были холодные, цепкие глаза, и его улыбка была лишена добродушия. Кланяясь, он быстро, внимательно осмотрел всю бригаду, присел на свободный ящик и раскрыл на коленях портфель.
- Я должен занести ваши фамилии в список, - он ловко выхватил из отворота плаща очки, взглянул на разграфленную страницу бумаги. - Да, в список номер 967…
- Что это значит? - спросил Свиридов.
Гость удивился вопросу и взглянул на Свиридова, придерживая у глаз очки:
- Как, вы не знаете? Но разве вас не предупредили? Я из комиссии по вербовке. Сегодня господин Шмидт позвонил нам и сообщил, что ваша броня имеет силу только до завтра. Из этого следует, что завтра вы сможете отправиться в путь. Надеюсь, вам уже разъяснили, что все эти злостные вымыслы о будто бы тяжелом положении иностранных рабочих в Германии являются большевистской сплетней, и не больше.
Он улыбнулся, зажмурил глаза и по-актерски воздел руки.
- Завидую вам, дети! Вы молоды. Вам дано увидеть многое: возделанные поля Европы и ее великие города, подлинную культуру и подлинный порядок… Жаль, я очень стар. Меня не удержали бы здесь ни за какие блага! Я знаю, вы будете еще меня благодарить…
Русевич первый заметил у ворот завода двух полицейских. Он спросил:
- А эти господа что, пришли с вами? Видно, опасаются, как бы мы слишком не поблагодарили вас?
Гость передернул плечами и достал карандаш.
- Они не вмешиваются. Просто они выполняют приказ комендатуры. Я мог бы, конечно, обойтись и без них, однако не я устанавливаю порядки… Итак, - он указал карандашом на Тюрина, - имя, отчество, фамилия, национальность и возраст?
…Так подготавливалась спортивная встреча с командой "Рух". Старый человек с лицом монаха и глазами ищейки до позднего вечера составлял список. Вряд ли он знал, что сейчас от самих этих людей зависело, отправят ли их в далекую неволю или оставят в неволе здесь. Но пленники понимали, что шефу не составит труда объявить набор новой бригады. Он привел бы в исполнение свою угрозу, если бы спортсмены-грузчики отказались от игры. В тот вечер, когда ушел "монах", они проголосовали решение. Решено было играть…
Тяжело раздумывая о чем-то, необычно замкнутый и угрюмый Дмитрий Свиридов в заключение сказал:
- Решение принято всеми - прошу это запомнить, ребята, - я никого не понуждал. Быть может, это последняя наша игра. Что ж, проведем ее достойно. Однако никто из нас не знает своей судьбы. Всякое может случиться, и потому, я думаю, следует всем нам запомнить и этот совет наш и наше единодушное решение.
Вспоминая позже матч с хвастливыми молодчиками из "Руха" - их заносчивые позы перед началом игры, их растерянность и смятение уже при первой решительной атаке киевлян, Русевич не мог удержаться от улыбки. Защитник "Руха" по кличке "Бизон" оказался очень набожным человеком. Принимая мяч, он не забывал перекреститься, отчаянно "мазал" и выкрикивал слова молитвы, бил противника по ногам, слезливо причитая на все лады: "О слава Иесусу" "О матерь троеручица" "Аминь!" Когда первый мяч забился, как рыба, в сетке ворот "Руха", этот "набожный" вдруг стал безбожником и так отозвался о "троеручице", что судья был вынужден призвать его к порядку.
Киевляне узнали своих любимых мастеров мяча. Разгромленный "Рух" с позором покинул футбольное поле. Сияющий герр Шмидт охотно давал интервью многочисленным корреспондентам. Он чувствовал себя виновником торжества. В довершение удачи он познакомился на стадионе с молодой киевлянкой, видимо страстной любительницей футбола, Нелли и пригласил ее в ресторан с надписью на двери "Только для немцев".
Позже оказалось, что Неля отлично знала многих игроков "Динамо", так как не пропускала ни одного матча. К шефу она проявила заметную благосклонность, и они условились о новой встрече.
Русевич заметил и шефа в первом ряду, и рядом с ним яркую белокурую девицу. Где-то, когда-то он ее видел и раньше. Кажется, она мелькала среди тех восторженных девиц, что ожидали спортсменов у ворот стадиона, спорили о мастерстве игроков, строили прогнозы ближайших спортивных встреч, впрочем мало что смысля в футболе, а имея совсем другие интересы.
Победа над "Рухом" - 6: 0 в пользу Киева - не была главным результатом этого матча. Главное, что о команде хлебозавода узнали и киевляне, и оккупанты. После матча, когда спортсмены возвращались на хлебозавод, задумчивый Свиридов, признанный всей командой капитан, негромко сказал Русевичу:
- Боюсь, Николай, что это лишь начало.
- Но ведь начало-то хорошее! - заметил Русевич. - Теперь они не будут задаваться, куркульские сынки…
Дмитрий положил руку на его плечо.
- Правильно, однако теперь нас будут принуждать играть.
- Мы согласились на встречу потому, что другого выхода не было, - развел руками Русевич.
Утром на завод прибыл свежий номер оккупационного листка, в котором была помещена заметка о матче. Хроникера, по-видимому, мало интересовал результат состязания, зато он восхищенно описывал "народные гуляния" на стадионе, "атмосферу доверия" между завоевателями и местным населением, спокойствие немецкого тыла.
Ваяя Кузенко яростно скомкал газету:
- Ну, брехуны!..
- Дело понятное, ребята, - сказал Климко. - Вся эта затея с матчем нужна им для втирания очков: вот, мот, как у нас за линией фронта - тишь да гладь, в футбол играют…
В этот день работы было мало. Не прибыли машины с мукой, и шеф обеспокоенно выглядывал из окна конторы, не появится ли Тюрин, которого он послал с поручением на элеватор. Тот появился лишь после обеденного перерыва, необычайно возбужденный и веселый. Тюрина в команде знали как большого весельчака, неутомимого собеседника и человека, склонного к фантазерству. Еще издали Тюрин крикнул:
- Друзья, займитесь своим туалетом: пару дней отдыхаем!
Тюрин лишен был возможности разъяснить товарищам, что произошло, - на крыльце его нетерпеливо ждал шеф. Вместе они поднялись по крыльцу в контору.
Наконец Тюрин освободился. С опаской оглядываясь на окна конторы, он немедленно, а нескрываемой веселостью, стал рассказывать окружившим его грузчикам последние новости. Закладывая палец за пальцем, Тюрин говорил:
- Первое: элеватор оцеплен войсками, за три квартала закрыты подходы к нему. Говорят, там рванула мина с часовым механизмом. "Часового мастера" обнаружить не удалось. Второе: в город прибыла знаменитая немецкая футбольная команда. Она будет играть с венграми.
Хлебозаводцы уже слыхали о команде "Будапешт", составленной из футболистов венгерских воинских частей.
Чувствуя, что находится в центре внимания, Тюрин закурил и обратился к подробностям - как шел он по городу, как увидел афишу и т. д. Свиридов попросил Тюрина рассказывать толково, без живописных подробностей. Обидевшись, Тюрин перешел на сухой, официальный тон.
- В город прибыла знаменитая футбольная команда немецких военных летчиков - "Люфтваффе". Ее именуют "победительницей Восточного фронта". Она стяжала славу на футбольных полях Берлина, Вены, Праги, Парижа, Будапешта, Софии и Бухареста. В афишах сказано, что "Люфтваффе" еще не знала поражений и что она проведет свой очередной матч в Киеве с командой венгерских мастеров футбола.
В заключение Тюрин со вздохом добавил, что вход на стадион разрешен только военнослужащим германской армии, по специальным пропускам.
- Интересно бы глянуть! - увлеченно воскликнул Кузенко.
Тюрин невесело усмехнулся:
- А ты обратись в комендатуру. Интересно будет глянуть на тебя…
Возможно, в тот самый час, когда они узнали о предстоявшем матче, капитан венгерской команды в чине младшего офицера, просматривая киевский оккупационный листок, с удивлением прочитал заметку о поражении "Руха". Спортсмен-профессионал, он давно уже слышал, что в этом зеленом городе, раскинувшемся у Днепра, нередко проходили интереснейшие матчи, каких, быть может, не видывал даже Будапешт. Капитан решил выбрать свободное время и побывать у победительницы "Руха".
До матча с "Люфтваффе" ему это, однако, не удалось.
* * *
15 августа 1942 года радиорепродукторы возвестили на весь Киев об очередной крупнейшей победе немцев. Диктор, захлебываясь, повествовал о каких-то победоносных атаках, прорывах, опрокинутых флангах противника и могучем фронтальном наступлении. Почему-то на сей раз он не назвал ни фамилий особенно отличившихся генералов, ни города, захваченного в боях, ни количества трофеев, которое радио оккупантов обычно возводило в фантастическую степень.
Передача была построена так, что лишь в конце ее стало ясно: речь шла о футбольном матче между немецкой командой "Люфтваффе" и командой венгров.
Как видно, немецкому командованию нечем было порадовать соплеменников в эти дни, и фашистские радиокомментаторы проявили особенную находчивость и смекалку. Матч между венграми и "Люфтваффе" они изображали как грандиозную битву, а выигрыш немцев со счетом 2: 1 как потрясающую победу.
На следующий день, перед самым концом рабочей смены, на заводе появился молодой офицер в форме венгерского кавалериста. Охранник вытянулся, козырнул ему и прокричал приветствие, но офицер словно бы не расслышал. Он улыбнулся, осматриваясь по сторонам, раскрыл портсигар и предложил охраннику сигарету. Некоторое время они говорили о чем-то, и офицер нетерпеливо поглядывал на ручные часы.
Смена закончилась, и грузчики, сбросив с плечей мешковины, направились к умывальнику; офицер и охранник последовали за ними.
- Эй, вы, футболисты, - крикнул охранник. - К вам пожаловал господин офицер.
Вытирая лицо подолом рубахи, Свиридов сказал устало:
- Если опять какая-нибудь сверхурочная работа… Вы же сами видите! Нет сил…
Темнолицый, с коротко подстриженными усиками, с быстрыми, черными глазами офицер улыбнулся, показав ровный ряд белоснежных зубов.
- Я приехал вести знакомство, - сказал он, с трудом подбирая русские слова. - Извините, я по-русски - плохо. То есть иногда очень плохо. Но вы меня будете понимать. Мое имя Иштван - капитан венгерской команды.
На лицах грузчиков выразилось удивление.
- Я приехал познакомиться с отличной киевской командой, о вас слышал еще в Будапешт, до войны, - сказал Иштван.
К немалому удивлению охранника этот лощеный офицер подал каждому грузчику руку, а некоторых, смеясь, даже похлопал по плечу, не опасаясь запачкать свой новенький мундир.
- Вы есть спортсмены, и я есть спортсмен, - говорил он, весело поблескивая глазами, - а спорт есть великое братство, которому не надо войны.
- Опасные разговоры, - заметил Свиридов, беря из портсигара Иштвана сигарету. - Но вы, надеюсь, пришли к нам как друг?
Иштван закивал головой и еще раз встряхнул руку Свиридова обеими руками.
- Именно - как друг! - Он оглянулся на охранника, медленно шагавшего к воротам. - "Люфтваффе" не есть спортсмены, "Люфтваффе" - бандиты.
Волнуясь и поминутно чертыхаясь, Иштван рассказал о недавнем матче. Оказывается, хваленая "Люфтваффе" безнаказанно хулиганила на стадионе. Назначенный немцами судья "не замечал" нарушений правил. После первой половины игры, когда венгры вели со счетом 1:0, "летчики" искалечили двух венгерских защитников и центра нападения. На поле осталось восемь венгерских игроков. Без всяких на то оснований судья назначил в ворота венгров одиннадцатиметровый удар. Только такими приемами немцам кое-как удалось одержать победу, с минимальным перевесом - 2:1. Ярости Иштвана не было границ. Он специально пришел предупредить киевлян, что, насколько ему известно, им предстоит игра с "Люфтваффе". Упаси их бог повторить ошибку команды "Будапешт". Эта ошибка заключалась в том, что Иштван и его товарищи пытались добиться от судьи справедливости и в своем возмущении потеряли душевное равновесие. Иштван весь дрожал от гнева, скрипел зубами, стискивал кулаки. Его глубоко тронуло сочувствие этих едва знакомых спортсменов. Вытирая платочком покрасневшее лицо, Иштван сказал на прощанье:
- Понимаете? О как хорошо! Если киевские спортсмены победят, мы будем за вас молиться, мы будем самый крепкий друзьями.
Уходя, Иштван сказал, что он и его товарищи подумают о команде хлебозавода. Быть может, им удастся облегчить киевским спортсменам их тяжелую судьбу.