Хоккей на высшем уровне - Кен Драйден 11 стр.


Мне бы очень хотелось побеседовать с одним из самых старших советских хоккеистов Вячеславом Старшиновым, – сейчас он заканчивает свои выступления в большом спорте после блестящей карьеры игрока международного класса. Старшинов защищает в Московском институте физической культуры кандидатскую диссертацию. С направлением его исследований меня познакомила анкета, которую он привез в Канаду и попросил нас на нее ответить. Среди прочего Старшинов спрашивал, живет ли спортсмен в канадском обществе по моральным стандартам этого общества или же по своим собственным. Его также интересовало, что думает спортсмен о своих обязанностях перед обществом. Именно сейчас я хотел бы пройти ускоренный курс современного русского языка Берлица. Пока же все, что я знаю, – это как сказать "спасибо".

Во время полета я также разговаривал с бывшим игроком олимпийской сборной Канады по баскетболу Уорреном Рейнолдсом. Уоррен видел несколько хоккейных матчей и сравнивал стиль игры русских в хоккее и баскетболе. Рейнолдс сказал, что русские строят свою игру на кинжальных проходах и паутине комбинаций. В хоккее они делают примерно то же самое. В самом деле, по стандартам НХЛ их можно было бы наказывать бесчисленное количество раз за неправильную блокировку. Уоррен подчеркнул, что русские всегда пытаются создать в баскетболе ситуацию для уверенного броска с близкой дистанции; они редко совершают броски в прыжке или каким-либо другим способом с расстояния более десяти – пятнадцати футов. Того же стиля они придерживаются и в хоккее. За исключением того, что в одну игру играют на деревянной площадке, а в другую на льду, в их стратегии баскетбола и хоккея не так уж много различий.

Наконец в 10.30 мы совершили посадку в Монреале и Джоселин Гувремон отвез меня домой. Через три минуты я уже спал. Проснувшись в половине второго, я не смог открыть глаза. В течение восемнадцати часов в них оставались контактные линзы, и теперь глаза ужасно резало. По всей вероятности, была повреждена оболочка. Чувство было такое, будто кто-то натер мне глазные яблоки наждачной бумагой. Линда вызвала врача и получила рецепт глазных капель. Остаток дня пришлось провести с закрытыми глазами.

10 СЕНТЯБРЯ

В полдень я смог наконец открыть глаза и подумал, что мне уже около десяти дней не снились сны. Я проиграл две игры русским. Журналисты снова палили по нас из всех стволов. Джон Робертсон писал, что чрезмерно оплачиваемых игроков один раз покритиковали, и они вообще стали действовать как дети… Это прямо уморительно наблюдать затем, какое влияние оказывают перипетии игр на разных людей. В конце концов, никто и не предполагал, что после четырех встреч мы будем проигрывать, имея два поражения, одну ничью и одну победу. Но сейчас нервы у многих взвинчены русскими, потому что они оказались такими сильными. Так хорошо подготовленными физически. Тактически. Морально. Так чертовски хороши. Поэтому критики вовсю обрушились на нас. Когда же это кончится?

11 СЕНТЯБРЯ

Провел целый день на юридическом факультете в Макгилле, прорабатывал расписание занятий на последний семестр. Если все будет хорошо, то я закончу факультет в следующем году.

12 СЕНТЯБРЯ

Мы снова собрались вместе. Утром я вылетел в Торонто и присоединился к остальным игрокам на приеме в пивном заводе Лабаттса. Неплохое местечко для приемов. Лабаттс является основным вкладчиком в организацию телевизионной трансляции этих встреч, он заплатил около восьмисот тысяч долларов за то, чтобы реклама его пива появилась на телеэкранах. Только для того, чтобы получить назад эти деньги, ему, вероятно, придется продать около трех миллионов бутылок пива.

Здесь я встретился с инженером канадских заводов компании "Дженерал электрик" Тимом Тернером, который захватил с собой несколько вратарских масок, разрабатываемых для меня. Мне не нравится маска, в которой я играю сейчас, так как она не очень хорошо защищает от ударов. Мне нужна более высокая маска, которая бы надежней закрывала виски и лучше поглощала силу удара. Тим подготовил образец, способный поглощать энергию и обеспечивать большую безопасность, однако выглядел он безобразно. Ни один вратарь не купит некрасивую маску, потому что она вызовет насмешки соперников и товарищей по команде. Поэтому мы несколько изменили ее внешний вид, просверлили ряд отверстий, не ухудшающих защитных качеств, и решили, что у нас получилась весьма надежная маска, которая будет пользоваться спросом. Беру новую маску с собой, буду пробовать ее на тренировках.

13 СЕНТЯБРЯ

Слава богу, во франкфуртском аэропорту удобные кресла. Вообще я не могу спать в машинах, автобусах, поездах, самолетах – словом, ни в чем, что движется, поэтому во время нашего долгого полета из Торонто я писал курсовую работу. В дороге мы основательно поговорили со спортивным журналистом из Ванкувера Джимом Тейлором о поведении ванкуверских болельщиков во время вчерашнего матча. Джим сказал, что ему стыдно за них. Однако Алан Иглсон, по-моему, немного переборщил, заявив, что у болельщиков Ванкувера не хватает класса и что в будущем в этом городе не следует проводить матчи между советскими и канадскими хоккеистами. Алан – человек импульсивный, и, мне кажется, он сказал это в запальчивости. Убежден, что в Монреале, Торонто, Виннипеге, да где угодно, люди в подобной ситуации вели бы себя точно так же.

Во Франкфурте нам пришлось семь часов ждать рейса на Стокгольм. В это время остальная часть команды находилась в парижском аэропорту, ожидая самолета в Швецию.

Я поспал часок, а потом принялся читать роман Джеймса Дики "Избавление". Почитав, вспомнил, что хотел купить себе фотоаппарат, но от этой идеи пришлось тут же отказаться: даже здесь, в беспошлинном магазине аэропорта, цены на фотоаппараты были неимоверно высокими.

Перед вылетом в Стокгольм у нас произошел небольшой инцидент: братья Эспозито потеряли свои паспорта. Поднялась страшная суматоха, но в конце концов кто-то из авиакомпании "Эр-Канада" нашел паспорта под креслами, в самолете, на котором мы летели из Торонто. Думаю, западногерманский хоккей не отказался бы от Тони и Фила, если бы им пришлось остаться.

В стокгольмском аэропорту шведские журналисты окружили Фила Эспозито и засыпали его вопросами. Фила здесь хорошо знают не только по его выступлениям в НХЛ, но и потому, что с его помощью рекламируют канадский хоккейный шлем на европейском рынке. Оказывается, именно этот шлем самый популярный в Швеции. Я и не подозревал, что Фил носит шлем!

Автобус доставил нас в центр города к гостинице "Гранд", старинному отелю, расположенному у самого королевского дворца, рядом с правительственными зданиями. Из окна гостиницы, стоящей на берегу фиорда, открывался вид удивительной красоты. Гарри и Ферги раздали нам расписание тренировок, и я тут же отправился спать.

14 СЕНТЯБРЯ

Снова по две тренировки в день. В зале "Йоханнесхоф исстадион" было довольно прохладно – приятная перемена по сравнению с душными канадскими залами. Чувствовал я себя хорошо, но энергии во мне не осталось. Не было ни сил, ни выносливости. Давал себя знать шестидневный перерыв в тренировках.

Лед здесь почти на двенадцать футов шире, чем у нас в Канаде, хотя длина поля такая же. Все четыре угла очерчены довольно резко, так что значительно возрастает пространство позади ворот. Нам сказали, что московский лед является почти точной копией "Исстадиона". Поэтому до отъезда в Москву на следующей неделе нам надо будет внести в игру кое-какие коррективы.

Большинство игроков НХЛ выбирают обычно позицию неподалеку от борта. Но если они прибегнут к такой тактике здесь, то будут слишком разбросаны по полю и окажутся в неудобном положении для бросков. Рациональнее вести в нападении надежную позиционную игру и не думать о том, где находится борт. Что касается защиты, то, по-моему, ребята опасались, что при большей ширине поля более юркие и быстрые советские хоккеисты смогут обходить их вдоль борта и совершать броски с флангов. Но после двух дней тренировок мы убедились, что страхи напрасны. На более широком поле как раз и нужно оттеснять нападающих к флангам, уменьшая тем самым угол броска.

Раньше я не понимал, почему, играя в Канаде, Третьяк ни разу не выехал за ворота, чтобы остановить шайбу для своих защитников. Теперь я это знаю. Расстояние от линии ворот до борта здесь по крайней мере на пять футов больше, чем на североамериканских полях. Так что, пока доедешь до шайбы и вернешься в ворота, уйдут целые сутки. Теперь мне ясно, что и мы не будем успевать совершать выходы за ворота.

Именно по этой причине нам придется в корне пересмотреть свою тактику. В НХЛ осмысленная игра за воротами почти не ведется; зато в борьбе за шайбу щедро применяются силовые приемы. Здесь же за воротами можно разыгрывать целые комбинации. Можно контролировать шайбу, пасовать ее, делать все, кроме бросков по воротам. По-моему, такой хоккей очень хорош. Когда команда в большинстве, можно передать шайбу крайнему нападающему, находящемуся в углу, и тот имеет возможность держать ее хоть тридцать секунд, пока его товарищи займут выгодную позицию для паса или броска.

У меня игра не клеится. Похоже, я совсем вышел из формы. Все делаю не так, как надо. Ни капли уверенности. Я разучился играть в хоккей. Место в воротах выбираю наугад, по наитию. Правда, иной раз ничего другого и не остается делать. Когда игрок недалеко от тебя и никем не прикрыт, приходится лишь гадать, куда пойдет шайба, иначе у тебя нет ни шанса спасти ворота.

Тут вратарь очень легко попадает впросак, особенно на тренировках, когда он более или менее знаком с манерой игроков, владеющих шайбой. Здесь уже неважно, кто обстреливает ворота – средний игрок НХЛ или "звезда": в одних и тех же ситуациях большинство игроков поступает примерно одинаково. Значит, вратари имеют возможность предвидеть, как в данный момент поведет себя тот или иной игрок. Именно по этой причине вратари с годами начинают играть лучше. Их реакция не становится острее, но у них прибавляется опыта и вырабатывается инстинкт на возможные действия хоккеиста в той или иной игровой ситуации. Однако опасно гадать там, где гадать уже нельзя. Форварды тут же тебя раскусят, начнут играть по-другому, и ты сраму не оберешься. А у таких игроков, как Эспозито и Рателль, вообще нет стандартных приемов. Стоит тебе решить, что их любимый бросок – в левый нижний угол, как шайба летит в верхний правый. После этого начинаешь чувствовать себя идиотом.

На сегодняшней тренировке Ред Беренсон вышел на меня с левого фланга. Ред очень хорошо бросает из неудобного положения, любит проходить вдоль ворот и посылать шайбу тыльной стороной клюшки над левой рукой вратаря – моей свободной "ловящей" рукой – в верхний угол ворот. Он делает это так хорошо, что даже, зная его намерения, шайбу порой невозможно остановить. На сей раз я не стал ждать, пока Ред совершит свой трюк, а сразу занял в воротах нужную позицию: переместился к левой стойке и высоко поднял левую руку.

Ред тут же смекнул, в чем дело, но вида не подал: он начал свой любимый маневр, но в самый последний момент спокойно протолкнул шайбу в ворота между моим правым коньком и штангой. А я в это время торчал в противоположном углу с нелепо поднятой кверху рукой. Глупо же я выглядел.

За нашей тренировкой наблюдал Ульф Стернер. Его считают одним из лучших игроков шведской сборной. Мне рассказывали, что в середине шестидесятых годов этот талантливый хоккеист участвовал в играх НХЛ за "НьюЙорк рейнджере", но наши профессионалы отнеслись к нему безжалостно. Известно, что европейцы, в особенности шведы, недолюбливают, мягко выражаясь, жесткой силовой борьбы у борта и в углах. А профессионалы то и дело испытывали Ульфа на прочность, покуда ему это не надоело. И он решил вернуться на родину. Три года назад я смотрел, как он играет против канадской сборной, мне показалось, что он все еще не оправился от встреч с профессионалами.

После тренировки мы задержались на льду, чтобы показать молодым шведским игрокам кое-что из наших приемов. Вообще-то наш тренировочный процесс выглядит не очень солидно, и мне кажется, ребята почувствовали это. Иной раз мы любим пустить пыль в глаза – например, игроки как из пулемета расстреливают вратаря с десяти – пятнадцати футов – в расчете на простаков-американцев ("Вот бедняге вратарю достается!"). Но в Европе тренировки проходят более серьезно. Шведы, например, отрабатывают на них игровые ситуации. О нас этого не скажешь. Слишком уж часто мы тренируем быстрый отрыв троих игроков. А часто ли такие ситуации случаются во время игры?

Отношение шведской прессы к канадским хоккеистам в последнее время явно изменилось. Когда в Стокгольм приезжала наша сборная любительская команда, газеты обычно пестрели такими заголовками: "К нам опять прибыли канадские звери". Чего только о нас не писали в газетах! У шведов, однако, есть веские причины не любить канадцев. Они считают, что канадский хоккей, силовой и достаточно грязный, являет собой отвратительное зрелище. Они предпочитают комбинационную игру с минимальным физическим контактом игроков. А канадские хоккеисты во время встреч со шведами обычно применяют жесткие силовые приемы. На следующий день газеты пестрят карикатурами, в которых канадцы изображаются в виде животных.

Но мы, профессионалы, – не любители и не животные; и шведы, между прочим, сами нас пригласили. К тому же обе игры в субботу и воскресенье будут главным событием торжеств, посвященных пятидесятилетию шведского хоккея. Так что шведы сейчас стараются нам угодить и делают все, чтобы мы чувствовали себя как дома.

После тренировки состоялся еще один прием, на этот раз в резиденции канадского посла в Швеции Маргарет Мигер. Она живет за городом на берегу маленького озера в очень большом доме. Само посольство занимает прекрасное здание в центре Стокгольма. Мне непонятно, зачем нам нужна такая роскошь в Швеции: торговля у нас с ней небольшая, главным образом бумажное сырье, бумага да древесина. К тому же не думаю, чтобы Стокгольм был важным центром в дипломатическом отношении.

На приеме мы отметили день рождения Гарри Синдена. Ему сегодня исполнилось сорок, но готов держать пари, что за последний месяц он постарел лет на двадцать. В целом прием прошел лучше, чем обычные дипломатические рауты, потому что сотрудники нашего посольства в Стокгольме оказались нормальными, милыми людьми, которые не корчили из себя дипломатов.

Во время приема шведский тренер Лассе Лилье интересовался, не соглашусь ли я поработать летом в их хоккейной школе. Возражений у меня не было. Существует большая разница между европейскими и североамериканскими хоккейными школами. Последние представляют собой летние спортивные лагеря с хоккейным уклоном. Обучение хоккею в таком лагере сводится у нас к минимуму: ребята проводят на льду два-три часа в день под наблюдением посредственных тренеров, которые фактически ничему их не учат. Ребята гоняют себе шайбу по полю. Лично я считаю, что мы недооцениваем нашу молодежь, многие действительно хотят учиться.

В европейских школах дело поставлено гораздо лучше. Здесь на тренировках отрабатывается техника, которая применяется затем во время двусторонних игр. Ребята занимаются хоккеем от семи до восьми часов в день, но это не означает, что все это время они играют на льду. Они занимаются физической подготовкой, теорией игры, смотрят учебные фильмы. Лассе сказал мне, что, по его мнению, вратарская техника – это единственное, что европейцы могут позаимствовать у североамериканцев. Интересно: русские говорили то же самое, а потом показали нам мистера Третьяка.

15 СЕНТЯБРЯ

У нас были еще две тяжелые тренировки. Я качусь все ниже и ниже. Для меня наступил самый тяжелый период. В Монреале и Ванкувере я тоже чувствовал себя не лучшим образом, но тогда я мог заставить себя работать. Сейчас дело обстоит иначе. Мысль о московских играх приводит меня в ужас. Похоже, и у остальных ребят они не вызывают энтузиазма. Мы устали, надо бы отдохнуть по-хорошему, да вот не получается.

Совершенно очевидно, мы допустили ошибку, взяв в Стокгольм всех игроков. Правда, тридцать пять хоккеистов – это как раз столько, чтобы проводить двусторонние тренировки и чтобы возникла хоть какая-то конкуренция за место в основном составе. В остальном же это решение несостоятельно. Многие из запасных поняли, что в Москве играть им не придется. Естественно, у них появилось желание поразвлечься, а это действует разлагающе на тех, кто играет или надеется сыграть. Потом окажется, кого-то из них все-таки поставят на игру – а он к этому не готов…

Возникли и проблемы психологического порядка. Когда планировали поездку в Швецию, предполагали, что это будет своеобразный восьмидневный отдых перед второй половиной матчей. То есть мы рассчитывали, что легко разделаемся с русскими еще в Канаде и немного передохнем. Получилось наоборот. Вместо того чтобы отдыхать, мы вынуждены в Швеции энергично готовиться к московским играм. И как это ни грустно, пока без особого успеха. Лично я думаю, что было неразумно уезжать из Канады на целых восемь дней. В поездке не отдыхаешь. А вечерами в номере как-то не сидится. Может, поэтому и тренировки проходят кое-как, и моральный дух команды падает. Подозреваю, что у Гарри и Ферги примерно такие же мысли.

Во время двусторонней игры провел в воротах двадцать минут и не пропустил ни одного гола. Впервые за несколько недель чувствовал себя хозяином положения. Я пробовал заставить нападающих забросить мне шайбу, когда я не выхожу из ворот, и у них ничего не получалось. Не покидать ворота мне, в частности, помогла разметка вратарской площадки на европейских хоккейных катках. В Северной Америке она имеет форму прямоугольника, и ее внешние углы позволяют вратарям ориентироваться по отношению к воротам. В Швеции и России вратарская площадка в виде полукруга. Поэтому я был просто вынужден оставаться в воротах, чтобы не потерять ориентировку. Эта ли причина или какая иная, но мне ни разу не пришлось вынимать шайбу из сетки – несомненный прогресс с моей стороны.

Потом я пару часов бродил по Стокгольму. Мне понравился этот окруженный фиордами город, хотя на мой североамериканский вкус в нем не оказалось достаточно интересных музеев и достопримечательностей. Я зашел в парк и понаблюдал за тем, как двое шведов играли в шахматы за огромной шахматной доской. Пешки были высотой с фут, а слоны и кони – не меньше двух футов ростом. Что мне не понравилось в Швеции, так это цены. Три кроны – почти шестьдесят пять центов! – за банку кока-колы, десять крон за бутылку пива.

Вечером из Осло прилетел мой отец, и мы поужинали вместе. Я предупредил его, чтобы в Москве он не ждал от нас никаких чудес.

Назад Дальше