24 СЕНТЯБРЯ
Доводилось ли вам волноваться и нервничать так, чтобы не было сил встать? Именно так я чувствовал себя с утра, а ведь было только без четверти девять – еще одиннадцать часов до начала игры. В таком состоянии я находился лишь однажды – три года назад, когда впервые играл против русских в Ванкувере. Тогда я еще был запасным вратарем любительской сборной Канады и должен был доказать, что могу играть не хуже основного голкипера – Уэйна Стефансона. Нет ничего хуже боязни провала. Как ни странно, но накануне своей первой игры против Бостона на Кубок Стэнли в 1971 году подобного чувства я не испытывал. Наконец, я провел шесть последних матчей сезона НХЛ, и все шесть мы выиграли. Но мои выступления против русских… Ладно, не будем об этом.
Интересно, что думают наши о решении Синдена поставить на игру меня. Уверен, что они предпочли бы сегодня Тони, и я на них не в обиде. Более того, я почувствовал их настроение после вчерашней тренировки. Пока я ничем не доказал, что вдруг ни с того ни с сего начну хорошо играть против русских. А вообще, почему бы и нет? Вот, что я надумал в свою пользу:
1. В Канаде я еще не разыгрался, а теперь у меня за спиной две игры и месяц тренировок.
2. Я изменил свою манеру игры, приноровившись к стилю русских. Во всяком случае, морально я подготовился играть значительно лучше. Я еще не испытал свою новую тактику в деле, но уже поверил в нее. Долго она была для меня чем-то новым, и я не знал, смогу ли я так играть, да и стоит ли. А теперь я в этом уверен: уверен настолько, что меня силой не заставишь играть в старой манере Драйдена.
3. Наша команда играет значительно лучше.
На утреннем собрании на льду Гарри заметил, что русские стали лучше разыгрывать вбрасывание и что нашим центрам следует обратить на это внимание. В Канаде мы выиграли, пожалуй, семьдесят пять процентов вбрасываний, а в Москве, в первой игре, менее пятидесяти процентов. Еще одна новость: Жильбер Перро уехал в Канаду. Он забросил важную шайбу в Ванкувере и здесь помог забросить одну, а вот жалуется, что мало играет. Пэт Стэплтон подошел к Гарри и говорит: "Приехал в Москву отдохнуть, понимаете ли, а тут заставляют играть все игры!" Шутка в адрес Перро.
Что-то кормить нас стали похуже. Огромные бифштексы, которые нам давали вначале, превратились в мини-бифштексы. И кока-колы нам так и не выдали, хоть разговоров об этом было много.
Канадские болельщики развлекаются, как могут: чуть ли не до рассвета просиживают в гостиничном баре или маршируют по Красной площади с канадскими флажками в руках. Многие придумали другое развлечение: на лацканы пиджаков, на сумки и шляпы они прилепили наклейки с улыбающейся рожицей. А кто-то догадался наклеить их на двери всех номеров девятого этажа гостиницы.
Мы получаем тысячи телеграмм от почитателей, оставшихся дома. Их послания с добрыми пожеланиями заполнили все стены наших раздевалок. На одной телеграмме из Монктона стоит по меньшей мере тысяча подписей, другую, из Симкоу, Онтарио, подписали четыре тысячи человек. Удивительно! И очень приятно. Телеграммы братьям Эспозито подписала, наверное, половина жителей их родного городка. Как-то утром, прочитав послания своих земляков, Тони воскликнул: "Эй, Фил, я и не знал, что Фрэнк Донателли женился на той девушке, как ее…" Фил, правда, тоже позабыл ее имя.
Все мы понимаем важность предстоящей шестой встречи с русскими. Проиграв ее, мы проиграем серию. Ничья могла бы дать общую ничью по восьми матчам, что для нас также равносильно поражению. В раздевалке выяснилось, что некоторые игроки страдают от незначительных травм. У Билла Уайта ныла рука, Пэта Стэплтона беспокоила давно растянутая мышца, а Гэри Бергман страдал от спазм спинных мышц. Но я знаю этих ребят: ничто не удержит их от выхода на лед.
Почти все мои товарищи чувствовали, что психологически я готов к игре, но еще не настолько, чтобы преодолеть неприятные воспоминания. Вот они и стали меня обрабатывать. "Брось, ты ведь у нас лучший вратарь", – твердили они. "Покажи, на что ты способен. Дай им прикурить". Все это было очень здорово, но они чуть не перестарались: я едва не стал нервничать еще больше. Мне было как-то неловко от того, что они понимали, что меня нужно подбадривать. Стоило мне во время разминки взять бросок, даже самый простой, как пятнадцать глоток вопили: "Ну ты, парень, даешь, вот это да! Да ты и горошину не пропустишь… Стоишь, что надо сегодня…" И так без конца, пока все это не стало даже смешно.
Уверенность – важная штука, в особенности для вратаря. Например, если в начале игры вратарь берет пару трудных шайб, это вдохновляет не только его самого, но и товарищей по команде. И наоборот, если вратарь не в форме и сразу пропускает несколько простых голов, это угнетающе действует на остальных игроков, которым, чтобы победить, теперь придется в поте лица "зарабатывать" несколько дополнительных шайб.
В первом периоде русские штурмовали наши ворота. В самом начале я взял несколько по-настоящему трудных бросков. Каждый раз, отражая шайбу, я испытывал чувство победы. Я все больше и больше верил в свои силы. Где-то в середине первого периода нам почти шесть минут подряд пришлось играть в меньшинстве, но и здесь я взял несколько очень трудных бросков. Я хорошо стоял в воротах, быстро перемещаясь, без особого труда отражал броски с близкого расстояния. В конце периода мне просто повезло, когда Харламов, находившийся в углу вратарской площадки, бросил по почти пустым воротам, но попал в штангу.
В самом начале второго периода русские открыли счет. После броска Ляпкина от синей линии шайба изменила направление, отскочив от конька, и влетела в дальний угол ворот. Но тут мы вдруг обрели самих себя, и за восемьдесят три секунды забросили три шайбы. Первый гол забил Деннис Халл, перехвативший шайбу и пославший ее мимо Третьяка; вторую шайбу забросил с отскока Курнуайе, и, наконец, третий гол забил Пол Хендерсон. Он перехватил шайбу, выброшенную русскими к синей линии, сделал два больших шага и с сорока футов послал ее в ворота. Мы повели 3:1.
Не могу объяснить, что произошло дальше. Казалось, мы контролировали игру. Мы были впереди на два гола, играли с подъемом и помнили, что произошло во время предыдущей встречи: пять ответных голов в третьем периоде. Все, что от нас сейчас требовалось, – это вести умную, позиционную игру с четким контролем над шайбой. Но почему-то мы этого не сделали. Мы играли глупо. Мы стали получать бесконечные штрафы. В общей сложности два западногерманских судьи дали нам двадцать девять минут штрафного времени, тогда как русским – только четыре минуты.
И вот в конце второго периода после броска Якушева счет вдруг стал 3:2. А грозило нечто еще более страшное. Полминуты спустя Фил Эспозито получает пятиминутный штраф за удар Рагулина клюшкой, и судья тут же прибавил нам еще две минуты за какое-то замечание Ферги. И тут началось. Они волнами накатывались на нас. но нашим защитникам, и в особенности Сержу Савару (который более двух недель назад в Виннипеге сильно повредил себе колено), удавалось прерывать комбинации русских у наших ворот.
В какой-то момент мне показалось, что русские забросили шайбу. Им тоже это показалось. Но красный сигнал не зажегся. Якушев справа послал шайбу вдоль ворот Харламову, который стоял в углу вратарской площадки. Единственное, что я мог сделать, – это переместиться в сторону Харламова и попытаться отразить его бросок Шайба ударилась в мой щиток и отскочила в сторону сетки ворот. Не знаю, что произошло вслед за этим. Может, шайба ударилась о стойку и отлетела ко мне, а может, влетела в ворота и отскочила от сетки. Как бы то ни было, она оказалась у меня в перчатке, и судья остановил игру.
Слава богу, через несколько секунд период закончился. В раздевалке мы все дико переругались. Мы понимали, что теряем контроль на собой и проигрываем встречу. Тем не менее пока мы еще впереди. "Давайте же соберемся и победим", – наставлял нас Гарри. Из психологических соображений перед началом третьего периода он продержал нас в раздевалке на пять минут дольше положенного. Уставшим требовался отдых.
Третий период мы провели как нельзя лучше. Русские не могли ничего с нами поделать, потому что мы не давали им действовать. Мы тоже не забросили ни одной шайбы, хотя всю игру контролировали ее. И вдруг за две минуты до конца с поля за задержку удаляется Рон Эллис. Беда! Ляпкин бросает мимо закрывших меня игроков, но шайба отскакивает от края щитков. Еще шайба, брошенная Лутченко издалека, едва не влетает в угол ворот, но я отбиваю ее краем перчатки. Еще одно усилие!
Конец. Мы устояли и победили со счетом 3:2.
Наконец-то я победил русских. Пусть это звучит банально, но с меня словно свалился колоссальный груз. Я знаю, что до этой встречи ни игроки, ни пресса, ни канадские болельщики меня не жаловали. Гарри и Ферги здорово досталось бы, если бы я плохо провел игру. Они сильно рисковали, поставив меня. До этой встречи я ничем не доказал, что сыграю хорошо. Линда потом рассказывала, что какой-то болельщик рядом с ней на трибуне назвал Синдена "ничтожеством за то, что он поставил в ворота этого идиота Драйдена". Но все позади. Какая тяжесть с плеч…
На сей раз в раздевалке было весело. Я поблагодарил ребят за то, что они так подбадривали меня до игры. Теперь мы стали самими собой. Правда, до фаворитов нам еще далеко, после шести встреч мы проигрываем 3:2, но шансы на победу у нас уже есть.
В гостинице меня ждали Линда и мой отец. Линда заявила, что устала до изнеможения. "С чего бы это?" – спросил я. Она взглянула на меня, как на пугало, "Слушай, умник, если бы ты пережил то, что я пережила сегодня, ты бы тоже устал".
25 СЕНТЯБРЯ
Тренировка проходит весело. Гарри, Ферги и Ал Иглсон отправились во Дворец спорта пораньше, чтобы обсудить с советскими представителями вопрос о судействе западногерманских рефери Иозефа Компаллы и Франца Баадера, судивших во время вчерашнего матча. После игры Гарри назвал их "самыми некомпетентными судьями, каких он только видел". Теперь мы хотим, чтобы русские ответили нам любезностью на любезность. Иглсон прямо заявил, что если русские, пользуясь своим правом, выставят на игру Компаллу и Баадера, то восьмую встречу мы проводить откажемся.
На тренировке Гарри объявил, что седьмую игру проведет Тони, а на восьмую независимо от ситуации поставят меня. Тренируясь, я взял пару шайб и сильно бросил их в ворота с той точки, с которой Харламов вчера не смог забросить верный гол. Да, сетка там и впрямь очень тугая… Шайба может влететь в ворота и выскочить обратно за какую-то долю секунды.
В интервью "Советскому спорту" Бобров высказал предположение, что шайба Харламова все-таки побывала в воротах. Он подчеркнул и то, как сдержанно вели себя его хоккеисты по отношению к судьям, не опротестовывая их решений. И привел бросок Харламова в качестве примера. Возможно, он прав. Русские действительно не протестовали. Они лишь спокойно поинтересовались у рефери, засчитывается ли гол, и, получив отрицательный ответ, тотчас успокоились. Случись подобное в Северной Америке, реакция была бы более бурной. Кто-нибудь наверняка шмякнул бы клюшкой о стекло перед лицом судьи – это как минимум.
И опять советские газеты дали нам убийственную оценку. Вот что писал в "Известиях" Борис Федосов:
"Канадцы в открытую охотились за Харламовым. Такой, с позволения сказать, хоккей чужд нам, и именно поэтому наши спортсмены не отвечали им тем же ни в Торонто, ни в Москве. Особенно грубо играл Фил Эспозито. Если грубость – технический принцип канадских профессионалов, то это подрывает основу спортивного соревнования и способно сделать его невозможным". Газеты каждый день пишут об отличных выступлениях стран социалистического лагеря на олимпиаде в Мюнхене. Теперь все канадские болельщики в Москве знают, что спортсмены одиннадцати социалистических стран, составлявшие менее десяти процентов участников олимпиады, сумели завоевать 285 медалей – сорок восемь процентов. Первый заместитель председателя советского Комитета по физической культуре и спорту Виталий Смирнов не без гордости писал: "Успех советской команды основывается на прочном фундаменте: спортом в СССР занимаются миллионы людей".
По словам русских, у них более шестисот тысяч взрослых хоккеистов-любителей и более трех миллионов юношей, регулярно занимающихся хоккеем. "О детях я не могу дать вам точной цифры, – сказал один из руководителей советского хоккея. – Их просто невозможно учесть. В Сибири, например, они буквально с пеленок становятся на коньки".
Быть может, это и так. Проследим на примере Третьяка, как действует эта система.
Как и многие советские дети, Третьяк, родившийся в Москве двадцать лет назад, с семи лет стал заниматься спортом. С детства он перепробовал хоккей, баскетбол, футбол, прыгал на лыжах с трамплина, играл в теннис и под наблюдением преподавателей физкультуры (большинство из них – выпускники высших учебных заведений) хорошо развился физически. Его не только обучали различным техническим приемам по единой, официально принятой программе, по и присматривались к его личным качествам. Третьяк, видимо, обладал качествами идеального вратаря, и в возрасте одиннадцати лет он впервые получил вратарские доспехи и напутствие стать новым Жаком Плантом. Его разлучили с прежними наставниками и направили на учебу в детскую спортивную школу ЦСКА в Москве. В Москве существуют лишь четыре закрытых катка стандартного размера, включая стадион ЦСКА, и лед предоставляется только самым способным мальчишкам, таким, как Третьяк. Кстати, эта спортивная база считается одной из лучших в стране по подготовке спортсменов.
Теперь давайте посмотрим и сравним, как становятся вратарем в Северной Америке. Как правило, мальчишку ставят в ворота по той причине, что он либо слишком плохо катается на коньках, чтобы быть форвардом, либо слишком щупл для игры в защите, или потому, что у него оказалась пара дедовых щитков, которые тот подарил его отцу еще лет тридцать назад. У нас отсутствует научный подход к выбору профиля будущего спортсмена, который есть в России.
Со временем Третьяк стал лучшим вратарем юношеских команд, и в пятнадцать лет привлек внимание Анатолия Тарасова, который тренировал тогда сборную хоккейную команду Советского Союза и был старшим тренером ЦСКА. Тарасов часами работал с Третьяком, совершенствуя его технику по лучшим канадским образцам. Третьяк играл все лучше и лучше, и в 1970 году Тарасов решил, что он может играть не только за ведущий клуб высшей советской хоккейной лиги, но и за сборную команду страны. В это время Третьяка призвали в армию, и он сделал быструю карьеру от рядового до лейтенанта. Сейчас вратарь-лейтенант Третьяк, как и остальные игроки сборной, почти одиннадцать месяцев в году посвящает хоккею, а остальное время проводит в отпуске на одном из черноморских курортов.
С бывшим преподавателем университета штата Нью-Йорк, ныне канадским журналистом Джеком Людвигом мы отправились в Центральный клуб Советской Армии. Клуб расположен в северо-западном районе города, попадаешь туда через большие ворота. Здесь так много спортивных сооружений, что по сравнению с ними любой наш стадион кажется необорудованным. Спортивный комплекс ЦСКА включает в себя не только внушительных размеров здания для занятий хоккеем, теннисом, тяжелой атлетикой, плаванием, гимнастикой и баскетболом, но и футбольный стадион на семь тысяч мест. Между спортивными залами разбросаны баскетбольные и волейбольные площадки и небольшие футбольные поля. В здании хоккейного стадиона имеется отдельный каток для занятий фигурным катанием, где мы наблюдали за тренировкой двух дюжин семилетних девчушек, выполнявших прыжки и пируэты под строгим оком своего тренера.
Снаружи шел мелкий дождь, а здесь два хоккейных тренера, одетые в традиционные, голубые с полосой тренировочные костюмы, заставляли своих подопечных выполнять различные упражнения. Ребятишек в группе было человек тридцать, все в возрасте от десяти до одиннадцати лет. Тренировал их бывший хоккеист по фамилии Брежнев, в прошлом защитник сборной страны. Сейчас он работает с детьми в спортшколе ЦСКА.
Тренировки на воздухе проходили очень интересно. Во-первых, сразу бросалось в глаза, что ребята занимаются с удовольствием. Тренеры умело, без напора чередовали упражнения, и чувствовалось, что между ними и воспитанниками существует полный контакт. Когда вам приходилось видеть, чтобы мальчишки в Северной Америке получали удовольствие, выполняя отжимания, поднимание и опускание ног, вращения туловища?
На первый взгляд казалось, упражнения пустяковые и не имеют какой-то определенной цели. С клюшками в руках ребята в течение нескольких минут впрыгивали на гимнастические скамейки, поочередно меняя ноги, после чего бежали наперегонки около 40 метров. Потом в яме с опилками они выполняли кувырки через плечо и сальто. Вся тренировка напоминала полосу препятствий какого-нибудь лагеря для призывников в Соединенных Штатах. Позже Брежнев выбросил на площадку три дюжины теннисных мячей, и мальчики 8 – 10 минут занимались обводкой друг друга. Попробуйте как-нибудь проделать то же самое: это очень трудно. Но это упражнение учит держать голову поднятой, да и многому другому.
Основная цель этих упражнений – совершенствовать подвижность и равновесие игроков. Я уловил принцип, по которому работают русские: чем лучше подросток будет подготовлен физически, тем более сильным игроком он может стать со временем. Вместо натаскивания в том или ином виде спорта они воспитывают всестороннего атлета. Разумный принцип, на мой взгляд. Хороший атлет всегда может приобрести необходимые навыки в конкретном виде спорта. Я уверен, что Бобби Орр мог бы научиться в совершенстве бить по овальному мячу, а Джонни Бенч останавливать шайбу.
Понаблюдав за детьми, я вошел внутрь, чтобы посмотреть на обычную тренировку. Сооружение было точной копией катка в каком-нибудь маленьком канадском городке, с низким потолком и 12 – 15 рядами мест для зрителей вокруг льда. Зато сам лед был хорош – не слишком мягкий и не слишком медленный, – и это, конечно, компенсировало все остальное. На. льду одновременно находились более сорока подростков, и вначале мне было трудно разобраться в про исходящем. Но, чем дольше я вглядывался, тем больше понимал, что дети организованы в различные группы и выполняют совершенно разные упражнения. За час или около того, пока я наблюдал за тренировкой, не было ни одного случая, чтобы игроки одной группы смешались с хоккеистами другой. И что мне больше всего понравилось – все игроки все время что-то делали.