Все боялись Софкиного мужа и не вмешивались в семейные дрязги. Он недавно отсидел и вынес с зоны непонятные, опасные ругательства. "С-с-скотобаза!" – процедит сквозь красную сочную губу. Или: "Г-г-голубятня!" Ёмко, смачно, вроде не матерно – а жутко.
Приходил участковый, журил, составлял протоколы. Прописывал штрафы, за которые Софке же и приходилось платить. Она была подёнщицей, убиралась по чужим домам, помогала в огородах, не отказывалась от самой грязной работы.
На робкие попытки Софки подать на развод и на раздел дома – муж кратко обещал: "Убью". Он не врал: его родной брат подкараулил жену, которая выходила из мирового суда – и пырнул "розочкой". Дали семь лет, отсидел пять. Дети – в детдоме, жена – в сырой земле. Софке очень не хотелось в сырую землю.
Поколотит муж – корова Дочка её мокрое, солёное от слёз и кровоподтёков лицо тянется облизать. Раздув ноздри, шумно, жарко, влажно выдохнет: "Ф-фух! Терпи, хозяйка. Такая наша женская планида".
Софка доила Дочку, из молока сквашивала сметану, откидывала творог, топила в печи вкуснейшую ряженку, била домашнее мягкое масло – всё на продажу. Тем и жили. Корова была молочная, молоко давала жирное, сладкое, вкусное. На него образовалась очередь из соседей и дачников.
Тая в Софкиной молочной очереди по праву стояла первая: ближняя соседка. Это она была в курсе бурных соседских разборок, она бесстрашно оттаскивала разъярённого мужика от растрёпанной Софки. Несмотря на Софкины мольбы не делать этого, вызывала участкового. Шумела на него: "Толку от вас, даром, что в фуражках. Женщину защитить не можете!"
Как ни странно, Софкин муж побаивался единственного человека на свете – Таи.
Итак, я уже говорила, ничто не влияет на длину женских ног. Ну, разве что с возрастом их может попортить полнота и варикоз. Полнота длинноножке Тае не грозила, а вот вены… Под некогда шёлковой кожей точно прошли тяжёлые бои: бугрились лиловые окопы и рытвины, переплетались причудливые голубые ручейки. Некрасиво и очень больно. Сказывались 25 лет работы на ногах – Тая работала парикмахером.
Она отыскала адрес столичной клиники, где ногам возвращали былую красоту. Убирали уродливые вены и даже отяжелевшие с возрастом коленки подтягивали, ушивали – делали гладенькими, девичье-лёгкими. Операция стоила денег.
На глаза попалась реклама кооператива "Народная касса "Выручалово". Ею пестрел весь город, все придорожные баннеры, все газеты. Хорошие проценты – и название какое хорошее, забытое, надёжное. Из советских бескорыстных времён, где человек человеку был друг, товарищ и брат, выручал последней копейкой.
Тая сняла со сберкнижки, унесла в кооператив всю сумму. Стала ждать: когда накапает обещанная денежка, и когда подойдёт очередь на операцию к знаменитому столичному доктору. Она только ему решалась доверять свои выдающиеся ноги.
Долгожданный день настал, из клиники прислали вызов. Как раз вышел срок вклада. В кооперативе её огорошили: денег нет, когда будут – неизвестно. И не шумите тут, не шумите. Ой, напугали. Да хоть к самому Путину обращайтесь.
– Деньги где-то крутятся, – предположил адвокат. – Осели в чужих карманах надолго. Если не навсегда.
Тая пришла в изумление. Оказывается, времена МММ никуда не ушли. Многочисленные дети Мавроди вовсю копошились и шуршали по всей стране.
Она объявила кооперативу "Выручалово" войну. По совету адвоката, сколотила группу таких же обманутых вкладчиков – в отличие от боевой Таи, оказавшихся робкими и пассивными. Привлекла внимание общественности, выступив в газете и на телевидении. Засыпала шквалом письменных жалоб всевозможные приёмные администраций, партий, комитетов, общественных советов, надзоров – иначе для чего их столько расплодилось?
Отовсюду исправно, строго в течение положенных 30 дней, поступали письма в белоснежных плотных конвертах, с солидными пометками: "Правительственное", "Президентское"… Ответы были напечатаны на блестящей мелованной бумаге, что свидетельствовало об отличной канцелярской оснащённости контор. Все дружно посылали Таю в одно место на три буквы. В суд.
Суд состоялся. Обязал "выручаловцев" вернуть Тае её вклад. Судебные приставы сходили в кооператив и предсказуемо вернулись с пустыми руками: по документам, народная касса была пуста. Имущество учредителя предусмотрительно записано на жену и тёщу. Помещение арендуется. Описать можно разве что компьютерный стол и пару ноутбуков.
Всё, приехали. Тая осталась на бобах, с лиловыми бугристыми ногами и болью, плюс образовавшейся на нервной почве бессонницей, давлением и подскочившим сахаром.
– Подобные конторки, – объяснил адвокат, – прежде чем открыться, хорошенько юридически подковываются. Не подкопаешься.
Тае и Софке – обеим сорок с хвостиком, обе бездетные. Тае аукнулся первый бездумный аборт: хотелось с мужем пожить для себя. Софку в медовый месяц так поколотил муж – она выкинула и больше не беременела.
Соседки встречались, каждая выговаривалась о том, что болит. Софка: что муж совсем озверел. Недавно Дочку по вымени пнул кроссовкой – у той чуть не начался мастит. Софка массировала вымя, втирала смягчающие мази, раздаивала. Обе, корова и хозяйка, плакали от боли и обиды.
Тая раньше бы вспыхнула, как порох, побежала орать, махать кулачками, вправлять мозги отморозку. А сейчас лишь рассеянно кивала, думая об одном и том же, одном и том же…
Убей, не могла понять: вот на улице цыганка выманит сто рублей – уже мошенница. По квартирам ходят продавцы дешёвых медицинских и бытовых приборов – им грозит до шести лет. А тут – исчезли, как в чёрной дыре, как в Бермудском треугольнике, кровные, по копеечке собранные сотни тысяч – и ничего! А есть обманутые на миллион! А есть бабушка, которая в "Выручалово" с каждой пенсии носила по двести рублей: хотела лечить слепоту. Тоже не пожалели, кинули!
При этом председатель кооператива разъезжает на новенькой (тёщиной) ауди, отделывает богатый особняк, записанный на жену. При встрече с Таей улыбается, как голубой воришка Альхен: ай-яй, мол, неувязочка вышла.
Судья мягко, сочувственно объясняла Тае: вы добровольно заключили гражданско-правовой договор, верно? Никто вас в кооператив на аркане не тащил. Под дулом автомата подписывать документы не принуждал. Все штампы и печати на месте – чего вы хотите? Тая хотела деньги обратно. Пускай хоть без процентов – подавитесь. А вот тут – пардоньте: форс-мажорные обстоятельства.
В соседнем зале как раз шло заседание: судили почтовичку. Она насмотрелась, что творится вокруг, и решила тоже сама себе стать кассой. Бойко ссужала деньги одним знакомым, у других брала под проценты. Подпольная пирамида росла, ширилась, разбухала. Почтовичка запуталась, задолжала крупные суммы. Ей грозил серьёзный срок.
А надо было всего-то: зарегистрироваться как ИП, нанять в штат бойкого юриста, отстёгивать налоги, взять в долю государство – и всё было бы чики-пуки. Кидай кого хошь и насколько хошь – закон надёжно крышует. Глупая, глупая почтовичка!
За забором Софкин муж на крыл щипал уцелевшие струны разбитой гитары. Выдавал очередной перл тюремной лирики:
– И рыдая, женская слеза-а
Медленно по кофточке ползла-а!
– Развылся, котяра не докастрированный, – не выдержала Тая. Она развешивала во дворе бельё. – Кофточка прорезиненная тебе, что ли: слезе по ней ползти? Дурак.
– Ково?!
– Тово!
И снова из-за забора – надсадно, надрывно: "И рыдая, женская слеза…"
Кто первый обмолвился: "Ну, тут если смотрящий по городу не поможет – больше никто не поможет"? Едва ли не Софкин муж – под пьяную лавочку. Опустившая было крылышки, Тая ожила, встрепенулась, взвилась, вцепилась, как утопающий хватается за соломинку:
– А как его найти?! Этого… смотрящего?
Она помнила детский восторженный стишок: "Я буду вперёдсмотрящий, вперёд далеко смотрящий…" Была такая романтическая морская профессия, о которой мечтали мальчишки. А сейчас вон оно как…
– Ну, не знаю… Станет он, поди, пачкаться за твои гроши. Так просто на него и не выйдешь. Попробуй через таксистов, что ли, – мямлил Софкин муж. Он уже жалел, что распустил язык. Предостерёг: – Если, конечно, твоё "Выручалово" не подсуетилось и раньше тебя смотрящего не подмаслило.
На Таины просьбы таксисты реагировали по-разному. Ухмылками, глумливым свистом, пожиманием плечами. Интересом во взглядах. Игривой просьбой поделиться, что подвигло женщину на столь отчаянный шаг. И лишь один серьёзный, усатый водитель такси обещал отвезти куда следует. На панели у него была табличка "Воронцов В. И.".
– Деньги – тлен, – сказал он, выслушав по дороге Таину историю.
Тая вспыхнула:
– Я не деньги – я справедливости ищу. Наказать ворюгу, чтоб по городу нагло не разъезжал.
– Это не справедливость. Это месть, – и повторил: – А деньги… Деньги – тлен.
– А что не тлен?
Водитель долго сумрачно молчал.
– Всё на свете бы отдал, чтоб жену и внучку воскресить. Автобус, в котором ехали, в аварию попал… Прибыли, выходи.
Тая вышла… у собственного подъезда. Таксист привёз её, откуда забрал!
– Давай, дамочка, не ищи приключений на пятую точку, – посоветовал усатый. – Думаешь – там Робины Гуды орудуют, с честью и совестью? У кого больше денег и силы – того и правда. Как везде.
И уехал.
Кто ищет – тот всегда найдёт. Когда Тая совсем отчаялась, на вокзале откликнулся похожий на студента-ботана таксистик. Вежливый, щуплый, в очках, в мальчиковой курточке. Сказал условие: Таина просьба будет рассмотрена за комиссионные.
– Четверть от взысканной суммы, – расщедрилась Тая.
– 50 процентов, – вежливо улыбнулся ботаник.
Офигеть. Но торжество справедливости того требовало. Чертыхаясь, долго кое-как наскребала по знакомым. Влезла в страшные долги, взяла кредит в банке. В назначенный час привезла деньги – в полиэтиленовом пакете, в газетке – всё это дело перетянуто резинкой. Отдала – без расписки, без ничего. Ботаник шустро выхватил свёрток и умчался – а она всё стояла, как вкопанный столб.
– Вот дура, а?! Думала, обожглась – теперь-то никто не облапошит. А тебя снова сделали. Мальчишка, ботаник сделал. Балда, так тебе и надо. И номер машины не запомнила.
А хоть бы запомнила – что толку? Прав, ах, прав был усатый!
Время лечит, и Тая почти смирилась с потерей денег. Только иногда задумывалась и хлопала себя по бёдрам, обзывая Балдой Балдишной. Софка, украшенная очередным чернильно-фиолетовым синяком, ей горячо сочувствовала.
– Не убивайся, Таечка. Попей вон лучше парного молочка.
Сама дожёвывает кусок хлеба с солью – заедает стресс. Муж изводит: зарежь да зарежь Дочку. Да как она свою рогатую подружку, кормилицу-поилицу под нож пустит?!
– А вот говорят, – мечтала Софка, – есть такой закон, чтобы мужьям за пять километров к жёнам не приближаться. Нарушил хоть на малюсенький сантиметр – в тюрьму… Я бы племянников из детдома забрала. Зажили б!
– Это не у нас, это за границей закон, – хмуро говорила Тая.
Соседский невесёлый разговор прервал звонок на Таин мобильник. Сладенький девичий голосок пригласил Таисию Павловну в народную кассу.
– Кооператив "Выручалово", – пропищал голосок, – рад сообщить, что ваш, Таисия Павловна, вклад с причитающимися процентами будет перечислен на сберкнижку, либо на карту, Таисия Павловна, либо выдан наличными в день обращения. Ждём вас, уважаемая Таисия Павловна!
ЭПИЛОГ
Тая расплатилась с долгами. Съездила в столицу, где ей виртуозно удалили лишние вены и подтянули коленки. Из надоевших джинсов и кроссовок она снова перебралась в туфельки на шпильках и узкие юбки-карандаши, столь любимые Эвелиной Хромченко. С операцией помог "В. И. Воронцов" – усатый таксист Василий Иванович, ныне Таин законный супруг.
А Софкин муж по-прежнему изводит жену, грозится зарезать корову. Василий Иванович ходил с ним разбираться по-мужски – да сам оказался больно горяч, едва разняли. Того гляди, попадёт под статью за нанесение тяжких телесных увечий. У нас быстро разбираются с такими защитниками.
Тая подговорила Софку, и подружки отправились на вокзал караулить ботаника.
– Тю, бабы, совсем сдурели. Корова какая-то! – возмутился ботаник, развернулся – и только его видели. Но Софка очень надеется на положительное решение вопроса. Потому что газетный свёрточек с комиссионными она успела-таки, исхитрившись, ловко метнуть на заднее сиденье такси.
Мечтает: проснётся однажды к утренней дойке – а мужа рядом нет. В радиусе пяти километров вообще нет. А есть только Софка и корова Дочка. И племянники за занавеской посапывают. Трава росистая, зорька клубничным вареньем в небе разливается. Корова в стойле мычит: хозяйке радуется.
Господи, дышится-то как легко! Какой малой малости человеку для счастья надо!
БЕЛЛА ДОННА
"– Мур-мур-мур, малышка!
– Мурррр, любимый!
– Чем занята, любимая? Ты сытая? Иди в душик.
– Ксюшка спит, я в кровати, родной.
– Давай спи, любимая, мы трещать можем до утра.
– Усё, сплю. Сладких снов! Позвонишь?
– Не хватает тебя на плечике… Ты моя любовь".
Виртуальное влюблённое воркование. Можно подумать, чатятся семнадцатилетние голубки, на худой конец – молодожёны. А они уже в возрасте, у Татьяны шестилетняя дочка от первого брака, которую Григорьев любит как свою, хочет удочерить.
Как они познакомились. Начинающая бизнесвумен Татьяна по объявлению пригласила программиста. Пришёл Григорьев. Григорьев в прошлом боевой офицер, служил в горячих точках. Там получил травму глаза, росла опухоль. Татьяна серьёзно переживала за его здоровье. Когда случались приступы, дежурила у постели, бросалась в аптеку за лекарствами – была для него скорой помощью.
Григорьев трогательно за ней ухаживал, выгуливал её собаку… Он трижды делал ей предложение, она трижды отказывала. Слишком разочаровал первый брак, после которого она решила, что надеяться в жизни можно только на себя саму. А с мужчинами… так, допускать лишь лёгкий флирт.
Да и Григорьев не казался тем человеком, с которым можно разделить судьбу. Когда предложила просто жить вместе, не расписываясь – от отчаяния загремел с микроинсультом в больницу. Следствие всё той же боевой травмы. Сердце дрогнуло: может, это и есть любовь, о которой пишут книги, снимают кино?
Татьяна – успешная 26-летняя предпринимательница. Начинала с нуля, с челночных баулов, с распространения косметики по конторам. На дверях контор красовались ксерокопии – образец плоского офисного юмора: "Вход с грязными ногами, с собаками, а также дистрибьюторам и дилерам дамского белья и косметики строго запрещён! Штраф 500 000 рэ!!"
Вот так: им что собака, что дилер… Сейчас у Татьяны свой уютный магазинчик, пусть крохотный, пусть на окраине города – доживём и до сверкающих салонов на центральных улицах. Освещённые мягкой розовой подсветкой, в стеклянных витринах толпятся флаконы с туалетной водой, коробочки с кремами и макияжем известной итальянской фирмы. Под ногами пружинит ковролин, пахнет изысканными духами и хорошим кофе, которым угощают постоянных покупательниц. Над входом неоновая вывеска "Белла Донна", что значит: прекрасная госпожа.
Татьяну за глаза называют Белла Донна. На таких бешено обращают внимание: роскошная, высокая, статная. Распахнутые серо-зелёные глаза, модные крупные, припухшие губы. Ухоженная, молочно-белая, точно излучающая сияние кожа. Блузка туго, соблазнительно обтягивает высокую грудь.
Королева в короне ослепительных белокурых волос. К таким мужчины побаиваются подойти: слишком опасно, гордо, вызывающе несут они свою красоту. И именно такие чаще всего бывают страшно одиноки, потому… Потому что ни кому в голову не придёт, что королевы могут быть одиноки.
В тот злополучный майский вечер Григорьев получил от Танюшки подряд две смс-ки, чтобы не терял её – уезжает по делам на пару дней. К Татьяниной подруге тоже примерно в это же время пришло сообщение: "Еду выгулять Кошу". Кошей Татьяна называла свою новую машину. Дома она так и не появилась ни через пару дней, ни через неделю, ни через месяц. Телефон не отвечал.
Григорьев сходил с ума, звонил тёще и Ксюше – не знают ли, где Танюшка? После того, как отнёс заявление в милицию, места себе не находил. На одном из допросов ему стало плохо: второй микроинсульт. И нет рядом его скорой помощи, его Танюшки, его Прекрасной Госпожи.
По городу расклеивались листовки, группа в соцсети ВКонтакте объявили поиск. Волонтёры прочёсывали пригородные леса, обочины объездной дороги.
Примчавшаяся из соседней области Татьянина мать повела себя странно. Упала перед зятем на колени: "Ради всего святого, скажи, где её тело?!"
Она прекрасно знала подложку их отношений. Знала, что зять может о себе наврать с три короба – да так вдохновенно, что нельзя было не поверить. Что служил в горячей точке, а в какой именно – не мог назвать. Да нигде он не служил, его из-за бытовой травмы глаза и в армию не брали!
Артистично разыгрывал спектакли: когда перед самой свадьбой Татьяна хотела забрать заявление, шантажировал её, обещал покончить с собой, инициировал инсульт… Его в дверь – он в окно. И всё-таки, не мытьём, так катаньем добился своего. Однажды позвонил с вокзала: ему плохо, документы и деньги украли. Она привезла его к себе домой – так он остался там жить.
По словам мамы, Татьяна успешно трудилась, хорошо зарабатывала, содержала семью. Григорьев практически сидел на её шее – так, калымил по мелочам, слесарил в авторемонте. В основном тратил деньги на игровые автоматы. Ревновал, шпионил, надоедал.
У Григорьева трое несовершеннолетних детей от двух первых браков, официального и гражданского. Алименты не платит, прячется от судебных приставов. Единственное: купил ребёнку подержанную коляску за 500 рублей.
Григорьеву предложили провериться на детекторе лжи: он отказался.
– Мур-мур-мур, малышка!
– Мурррр, любимый!
– Не хватает тебя на плечике. Ты моя любовь…
С чего всё началось? По мнению Григорьева, с того, что жена, его Прекрасная Госпожа, его переросла. Он, в замызганной спецовке, по-прежнему копался в железяках в гаражах, а у Татьяны бизнес шёл в гору. Поездки в другие города, семинары, обмен опытом. Новые перспективы, новые интересы, новые знакомые. Строго сверкнёт в сторону Григорьева зелёными глазищами: "Сначала верни долг" (действительно, брал 400 тысяч и расписку давал). Или: "Ты обещал сделать мне рекламу за 13 тысяч. Ни денег, ни рекламы".
А себе, небось, купила "Аккорд" шоколадного цвета. Блондинка в шоколаде.
Взломать Татьянину страничку ВКонтакте не составило труда. Подозрения не обманули: у Татьяны был другой мужчина. Правда, между ними ещё ничего "такого" не было. Татьяна ждала шестого числа – на шестое у неё был назначен развод с Григорьевым. Она пока официально замужем, хотя давно не живут вместе – и изменять мужу не намерена. Праведница, выискалась! Тварь, тварь!
При случае – это был не первый раз – ревизовал у жены телефон. Пока её не было дома, стащил свидетельство о браке, Ксюшкино свидетельство о рождении, Татьянин паспорт – всё, что ей понадобится для развода. Пускай побегает, восстанавливая документы. Выкрал её газовый пистолет, спрятал в бане на даче.