Все эти опасения Галена ускользнули от внимания Амисии: ее душой безраздельно завладела радость от того, что она по праву может наслаждаться близостью Галена. По законам божеским и человеческим ей позволено прильнуть к тому, кто в действительности оказался прекрасней любого придуманного ею героя! Ее руки медленно скользили по литым плечам, рукам и груди; она чувствовала, как напрягаются его мускулы при ее прикосновении, и упивалась своей новообретенной силой. Уткнувшись лицом в грудь Галена и тесно прижавшись к нему, она прошептала слова, которые не осмелилась бы произнести, глядя ему в глаза:
- Отведи меня в пещеру и покажи еще раз, как горяча и сладостна страсть.
Дурное настроение Галена тут же растаяло, и даже воспоминание о его причинах сгорело в огне, который зажгли в его крови эти слова. Он провел пальцами между вьющимися прядями медовых шелковистых волос у нее на затылке и слегка потянул их назад, чтобы ее лицо обратилось к его зовущим губам. Он поцеловал опущенные веки, щеки и уголки губ, и лишь потом, тихо засмеявшись, ответил:
- Новобрачную полагается вносить в опочивальню на руках, но, увы, не в моих силах отнести тебя ни вверх против течения водопада, ни вниз по склону холма.
- Да нет же! - Амисия метнула на него проказливый взгляд и весело рассмеялась. - Я могу и сама добраться до места. Бьюсь об заклад, что буду там раньше тебя. Но… - она кокетливо покосилась на него, - если я выиграю, ты должен заплатить мне любую пеню, которую я потребую.
Не медля ни секунды, даже не позаботившись удостовериться, что он принял ее вызов, Амисия вырвалась у него из рук, вскарабкалась по знакомому пути на крутом склоне и спустилась по другому склону, купающемуся в закатном зареве. К тому моменту, когда огромный силуэт Галена показался на розовом фоне водопада, она уже сидела на одеяле у костра.
- Я выиграла! - Ее торжествующая улыбка была неотразимой. - И я требую награды!
Глядя на эту чудесную водяную фею, которая сидела, обхватив руками подтянутые к груди колени, упершись в колени подбородком, Гален был готов поверить, что видит перед собой очаровательное дитя. Но золотое пламя, горящее в карих глазах, убедительно доказывало: нет, она уже не ребенок. Он подавил вспыхнувшее в нем чувство вины - ведь он сам был причиной этого превращения! - напомнив себе, что поступил честно, сделав ее своей женой. Честно? Так ли уж честно - сделать ее женой разбойника? Да, конечно, на самом деле он не разбойник, но какое это имеет значение, если она считает его таковым… по его вине.
Амисия заметила, как он помрачнел, и забеспокоилась: что такого она сделала, чтобы вызвать его раздражение? Может быть, его мужская гордость уязвлена тем, что в состязании с ним победила женщина? Неужели он столь мало уверен в себе, что такой пустяк может задеть его? Вот уж никогда бы не подумала, но…
- Ох, я ведь выиграла только потому, что не предупредила тебя по-честному, как полагается. Я вызвала тебя на состязание и сразу умчалась, прежде чем ты успел принять мой вызов… Но ведь ты же такой быстрый, где мне с тобой равняться!
И опять от ее слов всякие сумрачные мысли развеялись как дым. Добравшись до пещеры первой, она вообразила, что его это могло огорчить! Когда до Галена дошло, что она пытается таким образом его утешить, он откинул голову назад и облегченно рассмеялся:
- Нет, радость моя, я даже не пытался тебя обогнать. Зачем я стал бы это делать, если мне больше хочется уплатить пеню, чем выиграть состязание?
Когда ее коснулся его опытный взгляд, который она ощутила не менее остро, чем телесную ласку, щеки Амисии вспыхнули, и она в волнении прикусила нижнюю губу, вспомнив о том, какого приза она потребовала. Но взгляда она не отвела.
Гален созерцал ее нежную красоту - от блеска медовых волос до шелковистой кожи, которую он не мог забыть, хотя она и была сейчас скрыта под грубым домотканым платьем. С самого начала их отношений именно она так самозабвенно побуждала его все к большей и большей близости, хотя он считал это неразумным. Она стремилась принести ему в дар свою невинность и соблазняла его, чтобы он принял этот дар, от которого ему, человеку чести, следовало бы отказаться. Но теперь она принадлежит ему. Возможно, она пожалеет об этом, когда узнает истину, но у него есть оправдание: он должен был поступить так, а не иначе, чтобы оба они могли пройти через сегодняшние испытания и обрести достойное будущее.
Решимость, полыхнувшая в зеленых глазах серебряным огнем, еще усилила воодушевление Амисии. Взгляд новобрачной не дрогнул, когда Гален распустил шнуровку у ворота своей тонкой зеленой туники и снял ее через голову, взлохматив при этом черные волосы и снова явив перед взором Амисии ошеломляющее зрелище сильного мужского торса. У Амисии перехватило дыхание, когда она увидела, как перекатываются под кожей бугры мышц. Отблеск слабого света от углей костра мелькнул в черных блестящих волосах, когда он резким движением стянул с ног сапоги. Только после того как он развязал ременные шнурки своих шоссов, Амисия дрогнула, и ее внимание перекинулось на растущую горку одежды. Вся прежняя бравада улетучилась, разъеденная сомнениями. Скованная внезапной робостью, она оставалась недвижимой.
Щадя ее нежную застенчивость, Гален не стал снимать шоссы. Лишь ослабив их завязки, он опустился на колени рядом с ней. Прижав ладони к ее щекам, он поднял лицо Амисии к своему, склонился к ней, легким поцелуем коснулся ее губ - и они открылись ему. Он принял дар и вернул его со сдержанной горячностью, тем самым еще подлив масла в огонь, занимающийся между ними. Все запреты перестали существовать, когда Амисия поднялась, и прижалась к нему так сильно, что не осталось ни малейшего просвета между ее телом и телом любимого. С восторгом осязая их нерасторжимое соединение, Гален провел руками вниз, по напряженному изгибу ее спины и плотно прижал ее бедра к себе, к своей жаждущей плоти. Его движение не устрашило Амисию; ее сжигало нетерпеливое стремление освободиться от преграды, состоящей из ее юбок и его свободно сидящих шоссов.
Гален поднял лицо в надежде, что прохладный воздух хоть немного остудит полыхающий в нем жар, и возмущенно попрекнул себя за чрезмерную поспешность. Он понял, что надо взять себя в руки, иначе наслаждение будет растрачено слишком скоро. Прошлой ночью Амисия завела его далеко за пределы разумного, и он не был уверен, что к моменту последней вспышки она достигла той же высоты изнеможения, как и он. А потом она ушла до его пробуждения. Сегодня он намеревался позаботиться, чтобы в пожирающий огонь страсти она окунулась на равную с ним глубину - и вместе с ним.
- Не торопись, любимая, не торопись, - мягко пророкотал он. - Пламя, которое медленнее разгорается, горит жарче, греет дольше.
Он слегка отстранился от нее, но его тихий низкий голос проникал в самую глубь ее существа, и дрожь пробежала по ее телу от головы до ног.
Гален упивался сознанием, что именно он вызывает в ней этот сладостный трепет, что она принадлежит ему по праву и никто другой не будет иметь над ней власти. Он - победитель, а барон с сынком - побежденные.
Удерживая свою пленницу, свой военный трофей одной лишь силой взгляда зеленых глаз, Гален провел пальцами по ее шее и подцепил шнурок у нее под подбородком. Она прикусила губу и замерла, а он, не теряя времени, ловко распустил шнуровку ее ворота и в первый раз порадовался, что на Амисии надето только это простое платье, а не многослойный наряд, какой полагается носить девушке ее круга. Он положил ладони на безупречный изгиб, где шея переходит в плечо, и большие пальцы его рук, которые сомкнулись во впадинке под подбородком, ощутили неистовое биение ее пульса, и улыбка Галена стала напряженной. Он с намеренной медлительностью провел руками под тканью и убрал их с плечей Амисии, предоставив платью самому соскользнуть вниз.
Платье не упало на пол сразу. Оно уже не держалось на плечах и лишь едва прикрывало грудь Амисии. Она опустила длинные ресницы в мучительном предвкушении… но Гален не шевельнулся. Амисия стояла не дыша, мгновения казались ей бесконечными; она все ждала, чтобы он наконец освободил ее от постылой ткани. Когда же вместо этого он убрал руки, у нее вырвался слабый возглас разочарования. И последняя преграда упала. Карие глаза широко распахнулись, а руки непроизвольно взлетели вверх, чтобы прикрыть дотоле спрятанную прелесть.
Гален перехватил ее руки и отвел их в стороны; его глаза, горевшие зеленым огнем, не могли оторваться от дарованной ему красоты. Один взгляд - и он сражен. Прошлой ночью так и случилось. Но его ожидало сказочное наслаждение, и на этот раз у него не было желания ни отвергать это наслаждение, ни откладывать его на потом.
Не в силах выдержать мощь его взгляда, Амисия закрыла глаза. Она готова была умолять, чтобы он положил конец этой огненной пытке… нет - вознес пламя еще выше. С бессильно опущенными по бокам руками, Амисия чувствовала себя потерянной в темной бездонной пропасти неутолимого желания. Когда Гален мягко прикоснулся губами к ее груди, горевшее в Амисии пламя разрослось в огненный вихрь, и она закричала от неожиданного наслаждения.
Хотя Гален и до того момента был уже ослеплен видом несравненных форм ее тела, его снова и снова поражала пылкость, с которой Амисия отвечала на его ласки. Собираясь обнять ее за талию, он выпустил ее руки - и они немедленно взметнулись к его черной гриве… она пыталась вернуть его губы туда, где они дарили ей такой невообразимый восторг… но он чуть-чуть отстранился. Горестный протестующий вскрик вырвался у нее из пересохшего горла, и Галена порадовало это новое доказательство ее неудержимого желания. Она делала все, чтобы вжаться затвердевшими сосками в крепость его обнаженной груди - а он… он удерживал ее на расстоянии тихого шепота, хотя и достаточно близко, чтобы эти чувствительные бугорки ощутили прикосновение жестких колючих завитков… и новый вскрик восторга, вырвавшийся у нее, был для него еще одной наградой.
Рассчитанными движениями подавшись вперед и вынуждая ее отклониться назад, он опустил ее на одеяло, которое Уолтер так аккуратно расстелил неподалеку от костра. И здесь Гален настиг ее своим сводящим с ума поцелуем. Она с готовностью покорилась его требовательным губам, жгучей ласке рук, которыми он провел вдоль ее тела, отбросив в сторону ненужное теперь платье… теперь он, и только он мог обладать ею безраздельно.
Все, что могло ее сдерживать, уже давно обратилось в прах. Амисия гладила его грудь и плечи, ее пальцы играли с завитками волос, которые так недавно дразнили ее своим прикосновением. Для нее в целом мире не существовало ничего, кроме жара и крепости его мускулов. Когда же он, отвечая лаской на ласку, нежно провел пальцами от ее шеи, через долинку между грудями, и ниже, и задержался на крошечной впадинке пупка - для Амисии это было уже последней каплей. Голова ее откинулась назад, а руки с силой обхватили его грудь. Застигнутый врасплох этим порывом, Гален утратил всякую власть над собой. Он опустился на нее всей своей тяжестью; он с ликованием ощущал, как подается ее плоть под напором его литого тела, как вершится вселенское чудо - слияние мягкого и твердого начал всего сущего. И когда она беспомощно и судорожно попыталась повторить ритм того танца, в котором они соединились прошлой ночью, он понял, что время пришло. Он высвободился из требовательных рук и, как ни снедало желание его самого, улыбнулся, услышав ее протестующий стон. Но он не медлил и стремительно скинул с ног остатки ненужной, раздражающей одежды. Он передвинулся так, чтобы тело ее оказалось полностью под ним, и она с криком восторга приняла это блаженное бремя. Сегодня ему не понадобилось доводить ее до высот страсти - она сама с радостной готовностью шла ему навстречу.
Глаза Галена, горящие ровным зеленым пламенем, прожигали ее насквозь, когда он начал медленно раскачивать качели наслаждения. Беззаветным порывом встречая каждый бросок его тела, цепляясь за его густую черную шевелюру, глядя в его лицо, напряженное от мучительного желания, она тщетно пыталась ускорить примитивный ритм извечного танца любви, чтобы достичь запредельной цели, манящей ее. И когда она уже думала, что не сможет пережить более ни одного мгновения в разгорающемся огне, она услышала:
- А теперь… в самое пламя… вместе!
И они рухнули в полыхающую бездну упоения, и тонули в ней, пока утоленная жажда обладания не сменилась блаженной усталостью, а та - глубоким и спокойным сном.
ГЛАВА 13
- Я молилась неустанно, я призывала все силы небесные, чтобы они уберегли мое дитя от такого унижения, которое выпало мне на долю по милости Гилфрея… но помощь пришла слишком поздно!
Охваченная отчаянием хрупкая женщина, сидевшая на кровати, уронила лицо в ладони. Слабый свет ненастного раннего утра просачивался через щели в оконных ставнях и, подобно благословляющей руке, касался светлых волос Сибиллы. Теперь, когда гнусный замысел Гилфрея был известен всем и каждому в замке, а может быть, и во всем поместье, Анне было позволено войти к Сибилле и выслушать во всех подробностях, на какой шаг та отважилась, чтобы избавить дочь от грозящей ей участи.
Всем сердцем жалея подругу и желая хоть как-то утешить ее, Анна положила руку на склоненную голову.
- Так что же, юный Гален вернулся в Райборн?
Она задала этот вопрос скорее для того, чтобы отвлечь мысли горюющей подруги, нежели для удовлетворения собственного любопытства.
Сибилла подняла голову и благодарно улыбнулась Анне в знак признательности за предпринятую попытку.
- Он вернулся, но отец Петер говорит, что теперь это настоящий взрослый мужчина. Он и узнал-то Галена только по этим необыкновенным серебристо-зеленым глазам, и еще по тому, что Гален возмужал и стал точной копией своего отца, графа Гаррика. Ты же наверняка помнишь графа - он посещал нас много раз, пока был жив мой Конэл.
Анна мысленно выбранила себя: хотела утешить, а вместо этого только разбередила старые душевные раны.
- Тогда, может быть, - решительно заметила она, - взрослый Гален найдет какое-нибудь средство избавить обеих наших девочек от уготованной им участи?
Это "наших девочек" удивило Сибиллу. Она откинулась на подушки и подняла на Анну вопрошающий взгляд.
- Да, да, моя дочка умудрилась влюбиться в мальчика, за которого твою дочку выдают замуж насильно.
Анна покачала головой, грустно усмехнувшись. Она подумала о том, в каких странных сетях запутались молодые. Все три загубленных судьбы вызывали в ней искреннее сострадание.
- Фаррольд?! Ты говоришь о Фаррольде?.. Даже мысль о такой возможности показалась Сибилле смехотворной. Однако почти в то же мгновение она почувствовала угрызения совести. Она вдруг осознала, что никогда не воспринимала его просто как человека, самого по себе - для нее он неизменно был только орудием в руках Гилфрея.
- Джаспер занимался с Фаррольдом дней десять, и он говорит, что, по-видимому, это совершенно безобидный юноша, добросердечный и безотказный. К несчастью, обстоятельства его появления на свет вынуждают его прежде всего повиноваться отцу… а Келда никак не может этого понять.
Признав в душе, что прежнее ее отношение к Фаррольду было предвзятым и, как всегда, предпочитая видеть в других их хорошие стороны, Сибилла с готовностью согласилась с суждением Анны. Ей было легко поверить, что юноша, как и ее дочь, просто попался в капкан, расставленный Гилфреем.
- Да, все мои попытки предотвратить этот брак воистину оказались безуспешными. - Сибилла тяжело вздохнула; холодный камень тоски вновь придавил ей душу. - Три молодых жизни рушатся по воле одного злодея.
- Подожди, - немедленно запротестовала Анна, - не поддавайся отчаянию. Может, Гален еще что-нибудь придумает.
Насколько она помнила его мальчиком, он отличался необычайно скорым умом.
Как ни была удручена Сибилла, она ласково улыбнулась своей преданной подруге и, чтобы не омрачать Анне жизнь еще больше, устало опустила ресницы и прекратила беседу, которая все равно не могла привести к более радостному результату.
Анна все поняла правильно. Она ободряюще похлопала по тонкой руке, бессильно лежавшей поверх покрывала, и задернула полог кровати. Вскоре Сибилле предстояло подняться и приготовиться к церемонии, о которой ей страшно было и помыслить.
Когда Анна вышла в коридор и прикрыла дверь, она с удивлением обнаружила перед собой очень странную пару, ожидавшую ее.
- Она, - в голосе Келды звучало неприкрытое отвращение, - во что бы то ни стало желает войти к нам в комнату, чтобы присматривать за Амисией. Но, мама, Амисия только что, наконец, заснула, и я отказываюсь будить ее так скоро. До начала церемонии еще остается много времени.
Анна слышала в голосе дочери гнев, но слышала и нотку страха, понимая, что и Мэг слышит все это столь же явственно. К Амисии почему-то нельзя было никого подпускать, и смутные догадки о возможных причинах этого пробудили страх у самой Анны.
- Барон велит, чтобы я сидела при ней и глаз с нее не спускала до самой свадьбы. - Могло показаться, что Мэг обращается к Анне вполне почтительно, но хитрый блеск ее бесцветных глаз сводил на нет это благоприятное впечатление. - Из-за ее проделок мне уже и так досталось, и я больше не хочу опростоволоситься.
- К дверям ее комнаты со вчерашнего утра приставлен стражник. Чего же вы с бароном боитесь - колдовства какого-нибудь? Думаете, у Амисии крылья выросли и она улетела сквозь толстые каменные стены?
Анна постаралась вложить в свои слова как можно больше насмешливого недоверия, вопреки собственной тревоге. На самом-то деле, только настоящим колдовским трюком можно было объяснить, как это удалось старой карге столь быстро прийти в себя. После полной бутыли заветной старой настойки Мэг должна была спать мертвецким сном самое малое до полуночи.
- Если все у вас распрекрасно, - послышался скрипучий голос со стороны лестницы, - с чего бы вам так суетиться, лишь бы не дать никому другому хоть одним глазком взглянуть на Амисию?
…Гилфрей тяжело навалился на двойные трости, поставил на площадку одну ногу и с трудом подтянул другую, которая почти не сгибалась. Целые дни в седле, проведенные в бесплодных поисках разбойника, не принесли ничего, если не считать еще более опухших ног и еще более скверного настроения. Даже давно вынашиваемый и со злобной радостью ожидаемый заключительный акт возмездия, столь близкий к завершению, почему-то начал вызывать опасения. Гилфрей отдал бы что угодно, лишь бы все сошло гладко.
- Она уже достаточно натерпелась от вас. Разве не хватит того, что вы собираетесь разрушить всю ее жизнь? Неужели вам так необходимо подвергнуть ее еще одному унижению? Неужели даже ее приготовления к недостойному союзу должны происходить под взглядами особы, которую Амисии видеть противно?