Потом внезапно, как всегда бывает с острыми умами, маленькая, совершенно крохотная мысль начала появляться из глубочайших закоулков сознания. Она медленно росла, приобретала форму и в конце концов сделалась такой огромной, что даже цветы перед Кэролайн поблекли от ее ослепительного сияния.
Если она выйдет за него…
Кэролайн улыбнулась, отскочила от окна и взглянула на свои руки, задрожавшие от внезапного всплеска энергии. Что, если она выйдет за него? Ей не нужен муж, ну и пусть! Если она выйдет замуж за графа, то исполнит желание отца, а потом, спустя какое-то время, можно будет применить во благо все свои таланты и ум, найдя способ оставить супруга и заняться наукой. Уэймерт не станет за нее цепляться, ведь его тоже принуждают к браку с ней, да и жена из нее будет явно не образцовая. Она невзрачная, неуживчивая старая дева…
Но если граф умен (а Кэролайн молилась Господу, чтобы это было так), возможно, она сумеет заключить с ним сделку и они пойдут каждый своим путем, как поступали многие супружеские пары. Если брак аннулируют, скажем… месяца через четыре, она оставит мужа жить своей жизнью, сядет на корабль до Нью-Йорка и, свободная от тягостных, раздражающих обычаев общества, будет поступать, как ей хочется, вернее, как ей необходимо.
Это выход. И он падает прямо в руки.
Кэролайн буквально закружилась на месте, радуясь такому гениальному решению. Потом вдруг из кабинета снова послышались крики, шум борьбы, грохот упавшего стула, затем опять крики.
Кэролайн закатила глаза. Глупые мужчины.
- Кэролайн! - взревел несколько секунд спустя отец.
Она постаралась спрятать ликующую улыбку и спокойно ответила:
- Я здесь, отец.
Барон Сайзфорд энергичным шагом вошел в малую столовую. Он как будто удивился, что Кэролайн находилась по другую сторону холла, затем, когда окинул дочь взглядом, его глаза налились гневом.
- Ты хоть когда-нибудь бываешь чистой, девочка?
Кэролайн со вздохом отметила завернувшийся воротник и складки на обычно тщательно отутюженной белоснежной рубашке отца, его взъерошенные волосы, конвульсивное подергивание щеки, придававшее оригинальный вид его серо-бурым бакенбардам. Очевидно, они с графом обменялись не только словами.
Мужчины. Напыщенные глупцы.
Подняв бутон розы, чтобы отцу было лучше его видно, Кэролайн беспечно ответила:
- Я скрещивала африканские лилии и подрезала розы…
- Да-да, - нетерпеливо перебил он. - Граф Уэймерт…
Вдруг барон как будто растерялся. Глубоко вздохнув, то ли от волнения, то ли чтобы выиграть время, он закончил предложение, добавив просто:
- Граф хочет с тобой переговорить.
Кэролайн уперла руки в боки и сердито взглянула на отца.
- Ты хочешь, чтобы я вышла за него замуж, не так ли?
Барона явно ошеломила проницательность дочери, но он ответил только взглядом, в котором та прочла глубокое чувство вины, смешанное со сдерживаемой яростью.
- Почему, отец? - тихо спросила Кэролайн.
Сайзфорд попытался успокоиться, но, сказать по правде, не сумел. Он стоял прямо, как изваяние, заложив руки за спину.
- Тебе нужен кто-то, кто заботился бы о тебе, ведь я не вечно буду рядом; и тебе нужен муж, чтобы родить детей…
- Я не очень-то хочу детей. Ты знаешь, - свирепо перебила Кэролайн.
Барон не обратил внимания на эту вспышку.
- Лорд Уэймерт сильный, порядочный мужчина, готовый отдать жизнь за короля и страну…
- Не сомневаюсь, что граф замечательный и благородный подданный…
- И он, безусловно, обеспечит тебя. Но, что самое важное, - отец еще раз глубоко вдохнул и с шумом выдохнул, - я не позволю тебе идти против моих желаний, Кэролайн.
После нескольких секунд напряженного молчания Кэролайн прошептала:
- Я не пойду против твоих желаний.
- Или ты выйдешь за него, или…
- Я выйду за него.
Барон уставился на дочь в явном недоумении, потом его глаза подозрительно сузились.
- Если ты надеешься подорвать…
- Я согласна на этот брак, отец.
Впервые в жизни у Чарльза Грейсона был такой вид, будто он вот-вот упадет в обморок. Его лицо побледнело, а широкий лоб мгновенно покрылся потом.
- Я хочу, чтобы ты знала, Кэролайн, - прохрипел он, вытирая щеку манжетой, - что я делаю это ради твоего будущего. Я просто хочу тебе счастья.
Кэролайн медленно двинулась к нему. Она никогда еще не видела отца таким… растерянным, и это немного пугало ее.
- Почему ты хочешь этого союза, отец? - медленно спросила она. - Он что-то тебе принесет?
Барон насторожился.
- Это ради твоего блага. - Повернувшись к двери и в последний раз оглянувшись на дочь, он пробормотал: - Граф ждет тебя в моем кабинете. Не разочаруй меня, Кэролайн.
Не успела та найтись с ответом, как барон уже вышел из холла и пропал из виду.
Кэролайн могла справиться с его угрозами, холодностью, гневом, но она бы не перенесла, если бы отравила его дни еще большим разочарованием, чем уже доставила. Сдерживая слезы, она посмотрела на розу в руке - единственный проблеск радости в ее горькой жизни. Это было Божье творение. Это маленькое, хрупкое чудо ее усилиями могло стать олицетворением красоты. Кэролайн утешало сознание, что ей достался такой чудесный дар, и она не могла позволить чему-либо или кому-либо отнять его у нее. Никогда.
Полная решимости, Кэролайн повернулась, дерзко подняла подбородок и пересекла холл. Будущий муж хотел поговорить с ней наедине, и это ее вполне устраивало. Кэролайн гордилась своим независимым характером и знала, что в крайнем случае справиться с графом ей поможет незаурядный интеллект. С этой мыслью она взялась за ручку двери и энергичным шагом вошла в кабинет отца.
К удивлению Кэролайн, граф стоял у окна и смотрел на улицу, вместо того чтобы в ожидании поглядывать на дверь. Хотя ее появление не осталось для него незамеченным, он не повернулся, оставшись стоять к ней спиной, широко расставив ноги, положив руки на бедра и с напускным интересом созерцая зеленый луг.
Кэролайн ждала, что граф заговорит первым, понимая, что он, вероятно, пытается придумать, как бы помягче предложить ей, незнакомой женщине, руку и сердце. И вдруг ее нарастающее раздражение оборвал вопрос, заданный холодным, равнодушным баритоном:
- Полагаю, вы девственница?
Кэролайн настолько застали врасплох эти бесстыдные, грубые слова, что она впервые за всю свою сознательную жизнь не нашлась, что ответить. Залившись краской, девушка пролепетала:
- Прошу прощения?
- Вы меня слышали, - невозмутимо ответил граф, по-прежнему глядя в окно.
Его наглость разожгла в Кэролайн гнев. Сложив на груди руки и собравшись с мыслями, она дерзко парировала:
- Я слышала вас, лорд Уэймерт. Я просто не уверена, задаете вы вопрос или формулируете утверждение.
Граф медленно повернулся к ней. Кэролайн не сводила с него решительного взгляда, отметив, прежде всего, впалые щеки и какое-то почти загнанное выражение лица. Его глаза были цвета лесного ореха, только чуть больше зелени, нижняя челюсть была крупной и тяжелой, а темно-русые волосы, подстриженные ниже, чем диктовала мода, вились за ушами и волной спадали на воротник. Одет он был в темные бриджи для верховой езды и легкую хлопчатобумажную рубашку, распахнутую настолько, что обнажилась редкая поросль на широкой груди. При взгляде на графа почему-то казалось, что он несколько дней провел в седле. Его наряд и внешность были совершенно неподходящими и слишком небрежными для джентльмена, явившегося с визитом, особенно учитывая, в какое неурочное время он приехал. Как видно, хорошими манерами граф похвастаться не мог.
Он был высоким, около шести футов, и чересчур худым, хотя, как откровенно заявила Стефани, смотреть на него было вовсе не неприятно. Если граф наберет немного веса и прилично оденется, то, надо полагать, будет выглядеть довольно привлекательно, хотя и весьма необычно. Сейчас он просто казался усталым и таким же настороженным, как Кэролайн.
Граф медленно, откровенно заскользил взглядом вниз, потом вверх по телу девушки, пока их глаза не встретились снова. Выражение его лица оставалось непроницаемым.
- Не ожидал, что вы будете такой… взрослой.
Воспитанные мужчины никогда в жизни не обращались так с Кэролайн, и эксцентричная манера собеседника почти лишила ее присутствия духа. Почти. Глубоко вздохнув, Кэролайн посмотрела графу в глаза и с сарказмом ответила:
- Не ожидала, что вы будете таким… худощавым.
Она заметила, как челюсти графа сжались от гнева, но глаз не опустила. Потом его рот внезапно изогнулся в многозначительной усмешке.
- Ваш отец предупреждал, что у вас дерзкий язычок.
- А не упоминал ли мой отец, что у меня своя жизнь и нет желания выходить замуж?
Его улыбка испарилась.
- Это не имеет значения…
- Не имеет значения для кого?
Граф на миг задержал на Кэролайн взгляд, а потом продолжил, как будто ее слова ровным счетом ничего не значили.
- Завтра дадут объявление, а через три недели мы поженимся. Я бы, разумеется, предпочел, чтобы вы были девственницей. Поскольку у меня нет выбора в этом вопросе, я возьму вас и обесчещенной, с условием, что от ребенка, которого вы можете вынашивать, должным образом избавятся сразу после рождения.
Кэролайн ушам своим не верила; внезапно ею овладело негодование. Стиснув руки в кулаки и прижав их к бокам, она медленно двинулась на графа.
- Может, мне подвесить бедное дитя за ногти на ногах и оставить на растерзание волкам?
Похоже, это его по-настоящему потрясло.
- Вы знаете, что я не это имел в виду, - тихо, оправдываясь, проговорил граф.
- Тогда, быть может, - с абсолютной нетерпимостью продолжала Кэролайн, - если я не требую слишком многого, вы по-джентльменски попросите меня выйти за вас замуж, вместо того чтобы бросаться фразами типа "Полагаю, вы девственница" и "Я возьму вас обесчещенной, но с условием"?
У графа задергалась щека, глаза сузились, однако он не сдвинулся с места и не отвел взгляда от лица Кэролайн.
- Я не имею ни малейшего представления, как услаждать легкомысленных девиц приятными словами, поэтому, с вашего позволения, мисс Грейсон, я скажу лишь вот что, - его голос был низким и звучал безжалостно. - Мне претит сама мысль о том, чтобы жениться на ком-то, о ком я ничего не знаю. В моей жизни есть очень специфические грани, которые требуют от меня полной сосредоточенности, и мне ни к чему, чтобы эту сосредоточенность нарушала хныкающая девица, повисшая у меня на руке и умоляющая о внимании. Я не могу позволить себе безделушки, модные наряды или бесконечные вечеринки. Я не могу позволить себе испанские гобелены или баварский шоколад…
- Мне не нужен шоколад, - вставила в свою защиту Кэролайн.
Граф приблизился к ней на шаг, и она инстинктивно попятилась.
Уэймерт еще раз окинул девушку оценивающим взглядом, и его лицо вдруг потеряло всякое выражение.
- Честно говоря, я удивлен, что вы не хватаетесь за эту возможность, мисс Грейсон. Уверен, других предложений вы не получите.
Кэролайн была настолько потрясена поведением графа, что просто уставилась на него, раскрыв рот. Она не могла поверить, что аристократ способен разговаривать с леди подобным образом. Обычно мужчины хотя бы делали вид, что находят ее очаровательной. Впрочем, откровенно говоря, Кэролайн почти не знала мужчин за исключением тех, которые были женаты на ее сестрах.
Но после минутного колебания, по-прежнему не отрывая взгляда от глаз Уэймерта, Кэролайн решила, что перед ней просто очередной глупый мужчина, который, несомненно, мнит себя умнее ее. Рано или поздно она докажет графу ошибочность его предположений, и эта мысль заставила ее улыбнуться про себя.
Тяжело вздохнув и почувствовав, что гнев ослабевает, Кэролайн опустила взгляд, резко повернулась спиной к графу и села в огромное кожаное кресло по другую сторону письменного стола. Она откинулась головой на мягкую подушку, положила розу на колени (разве она не собиралась поставить ее в воду?) и закрыла глаза.
- Что это? - несколько секунд спустя спросил граф.
Кэролайн бросила осторожный взгляд из-под опущенных ресниц и с гордостью отметила, что граф с любопытством смотрит на ее цветок. Она удовлетворенно улыбнулась и поднесла розу к лицу, чтобы он мог лучше ее разглядеть.
- Это, милорд, пятираздельный, как правило, душистый цветок, для которого характерны очерёдные сложные листья и стебли с шипами. По-латыни он называется rosa, по-гречески его можно назвать rhodon, а по-английски…
- Роза… под каким-нибудь еще умным названием?
Кэролайн его тон показался обидным и требовательным. Поскольку рассказы о хитросплетениях ботаники и выведении новых сортов растений, несомненно, поставили бы графа в тупик, Кэролайн ограничилась взглядом, который задумывался как испепеляющий, и попыталась сменить тему.
- Могу я спросить, почему вы согласны жениться на мне, если полагаете, что я обесчещена?
Граф немного помолчал, потом тяжело вздохнул и медленно подошел к девушке, совершенно позабыв о цветке в ее руках.
- Всего два дня назад я узнал, что ваш отец приобрел мою собственность, и хочу вернуть ее, чего бы это ни стоило, - надменно ответил он, усаживаясь в кресло напротив Кэролайн. - И теперь, чтобы добиться этого, мне, судя по всему, придется жениться на вас, обесчещенной или невинной.
Изо всех сил стараясь не реагировать на неприязнь, сквозившую в его словах, Кэролайн решила придать беседе новый поворот.
- Интересно, все остальные леди находят вас таким же очаровательным, как и я, Уэймерт?
Графу хватило такта хотя бы напустить на себя удивленный вид.
- Вы находите меня очаровательным, мисс Грейсон? Я не старался произвести такого впечатления.
Кэролайн подавила смешок. На миг ей показалось, что граф поддразнивает ее. Но, прежде чем Кэролайн успела ответить на его нелепую фразу, он склонил голову набок и впервые посмотрел на нее с интересом.
- До сегодняшнего дня я ни разу не встречался с вашим отцом, но слышал о нем и его пресловутых дочерях. Честно говоря, я ожидал, что вы будете блондинкой.
Кэролайн смотрела графу в глаза, вспоминая и укрепляясь в уверенности, что никогда не слышала о нем. В светских кругах он не пользовался особой известностью. Иначе сестры говорили бы о нем, поскольку он был джентльменом брачного возраста и, безусловно, привлекательным. Очевидно, у графа мало денег или же действительно скверный характер. В противном случае его внимания добивалось бы больше барышень, чем Кэролайн могла сосчитать. Неудивительно, что он согласился взять ее в жены. Он нуждается в ее приданом, в которое, к тому же, входит его бывшая собственность. А что? Очень удобно.
Разобравшись наконец в ситуации, Кэролайн улыбнулась и довольно небрежно бросила:
- Разве имеет значение, что мои волосы не цвета солнечных лучей, а глаза не цвета аметистов, милорд?
Он почти рассмеялся. Кэролайн увидела это в темной зелени его глаз. Потом граф как будто осадил себя.
- В ваши привычки входит совать маленький дерзкий нос в чужие разговоры, Кэролайн?
Она опустила взгляд на розу, внезапно смущенная тем, как мягко, почти интимно прозвучало ее имя в устах графа.
Заставляя себя быть смелой, Кэролайн возразила:
- Право же, я не думаю, что совала маленький дерзкий нос в разговор, который, несомненно, слышали в поместье Ферфилд в шести милях отсюда.
- Великолепное туше, малышка, - протянул граф.
Кэролайн вновь на него посмотрела. Граф внимательно наблюдал за ней; он как будто… забавлялся, и от этого ей стало еще неуютнее, ибо они сидели совсем рядом, менее чем в трех футах друг от друга. Достаточно близко, чтобы соприкоснуться… Кэролайн одернула себя. Ему надо побриться…
- Возвращаясь к вашему вопросу… - равнодушно протянул граф, выпрямляясь в кресле и вновь замыкаясь. - Для меня важно вернуть собственность, которую незаконно продали вашему отцу. Если для этого я должен жениться, да будет так. Ваш отец очень жестко торгуется, мисс Грейсон, но, если хотите знать, мой дом и мое имущество значат для меня несравненно больше, чем вы можете себе представить, а вот цвет ваших волос - ровным счетом ничего.
Он был прямолинейным и резким. Кэролайн никогда не встречала подобного мужчины, ведь большинство высокородных джентльменов предпочитали ласкать леди цветистыми фразами, нацеливаясь на соблазнение. Этот человек был или просто необычным, или же находил ее до того отталкивающей, что отказывался разговаривать с ней хотя бы с намеком на обаяние. Но она должна помнить, что ей, в общем-то, все равно. У нее своя жизнь, с мужем или без него.
Кэролайн смерила графа равнодушным взглядом.
- В таком случае, поскольку нас обоих принуждают к браку, у меня к вам только одна просьба, милорд.
Его губы искривились.
- И какая, интересно?
То, как разговаривал с ней лорд Уэймерт, как смотрел на нее, заставило девушку разволноваться до такой степени, что она опустила ресницы и потупила взгляд в колени.
- Я работаю с растениями и хотела бы продолжить…
- Многие дамы занимаются садоводством, - нетерпеливо оборвал ее граф, внезапно вскочив на ноги; его манера и голос без видимой причины вновь стали холодными и отчужденными. - И, глядя на вялое растение в ваших руках, я, безусловно, поддерживаю ваше стремление практиковаться, если вы хотите сделать садоводство своим хобби. Вы никогда никого не поразите розой, настолько плохо выращенной, что распускается двумя оттенками фиолетового.
- Она лиловая с плавным переходом к пурпурному, - вскипела Кэролайн. - Я сделала это намеренно…
- Как бы там ни было, - продолжил граф, пропуская мимо ушей ее вспышку возмущения и протягивая руку за пальто, - мне абсолютно все равно, чем вы станете заниматься в свободное время, хотя я ожидаю, что вы будете выполнять свои супружеские обязанности. Мой дом и мое тело нуждаются в женской заботе, а после того, как удовлетворите эти нужды, можете заниматься чем вздумается. Уверен, в вашем возрасте, будучи девственницей или нет, вы понимаете, о чем я.
Кэролайн изумленно взирала на графа, широко распахнув глаза от недоумения и заливаясь краской от его неприкрытой наглости. Этот человек отвратительно груб и бестактен, и, если бы не тот факт, что он был для нее пропуском в Колумбийский университет, она отвесила бы ему пощечину, повернулась и с радостью ушла бы из его жизни. Однако она не могла так поступить и от сознания этого почти дрожала от ярости, наблюдая, как граф поворачивается и быстро идет к двери. В который раз, как и во всем другом, что происходит в жизни леди, мужчина побеждал.
Не придумав ничего лучшего и всем своим существом желая шокировать графа, Кэролайн выпалила ему в спину:
- Думаю, вам следует знать, что я не девственница.
Уэймерт оглянулся, и его взгляд опять медленно заскользил вниз, потом вверх по ее телу, вернувшись затем к лицу. Помолчав немного, он хрипло прошептал:
- Теперь, когда я познакомился с вами, Кэролайн, мне, по правде говоря, все равно.
С этими словами он повернулся и вышел из комнаты, оставив Кэролайн в глубоком потрясении смотреть на удаляющуюся спину и медленно, не отдавая себе отчета, сминать прекрасную розу, пока та не превратилась в мягкую массу на ладони.