Она была уверена, что не сможет проглотить ни крошки, но все же взяла оливку, наколотую на маленькую цветную палочку. Прожевав ее, Ванесса решила вернуть себе то безоблачное настроение, в котором пребывала, пока не вышла из салона. Она даже покосилась в сторону Гарри и улыбнулась ему, завидуя его искренней беззаботности, и как раз в этот момент он поднял свой бокал, приветствуя ее. Рядом с ним за столом сидел плотный мужчина, который был несколько старше и, видимо, тоже имел отношение к нефтяным разработкам.
Молодой здоровый аппетит Барбары нисколько не пострадал от той напряженной атмосферы, которая благодаря ей, хотя и не по ее воле, воцарилась за столом. Она уткнулась в свою тарелку и болтала без умолку, пока Ванесса пыталась справиться с белыми кусочками какой-то птицы, приготовленной с рисом в шафране, грибами и прочими овощами.
Дон Рафаэль на сей раз поддерживал разговор лишь из вежливости. Ей приходилось видеть, как оживляется его лицо, когда он действительно чувствовал воодушевление. Надменный сеньор с насмешливо прищуренными глазами, сидящий перед ней, ничем не напоминал обветренного корсара, с которым она однажды завтракала в саду, полном ароматов моря и цветов, напоенных солнцем…
Во время ленча на них то и дело бросали взгляды с соседних столиков, но невозмутимым почтительным официантам не было нужды сообщать любопытствующим, что сегодня в Скайлайт-Рум завтракает важное лицо. Достаточно было посмотреть на мужественный профиль дона и спокойное достоинство, с которым он держался, одетый в свой безукоризненно скроенный костюм. Ванесса с Барбарой также подверглись пристальному разглядыванию, особенно потому, что представляли разительный контраст: смуглая брюнетка и рыжая белокожая девушка с зелеными глазами.
На столе уже появился вишневый десерт с мороженым, политый бренди, которое официант тут же и поджег. Горящее бренди растеклось по вишням, отчего во рту было одновременно и горячо и холодно.
Ванесса перехватила взгляд дона, который наблюдал за тем, как она ест десерт. Он неожиданно улыбнулся, и она подумала, что в нем, как в вишнях, которые она перекатывала на языке, сочетались жар и холод.
- Ваше белое платье очаровательно, мисс Кэррол, - саркастически блеснул он глазами. - Надеюсь, что вы выполнили мою просьбу и обзавелись нарядами на все случаи. Скоро мы будем праздновать сбор винограда, и в замок съедутся гости. Я собираюсь познакомить вас с дамами, которые весьма дотошно подмечают в туалетах друг друга любые изъяны. Такая у них, видите ли, манера: испанки очень женственны и склонны к тщеславию, и одно из их излюбленных занятий - забота о своей внешности и интерес к внешности других женщин.
Он поигрывал длинной ножкой своего бокала:
- Вы выбрали для себя вечерние платья, сеньорита?
Всякий раз, когда он обращался к ней по-испански, она замечала, что инстинктивно стремится ответить в том же духе:
- Да, сеньор. Я действительно очень признательна вам за ваше великодушие, но…
- Когда-нибудь я должен буду предоставить вам возможность вознаградить меня за это, - насмешливо закончил он за нее. - Ну, что же! Вы будете должны мне за эти несколько платьев, работу и крышу над головой. Счет получится нешуточный, но я обещаю в один прекрасный день представить его вам.
Его улыбка, сопровождавшая эти слова, показалась ей странной, будто он насмехался над ней и в то же время испытывал сильнейшее раздражение. Он откинулся на спинку стула и легким кивком приветствовал элегантную темноволосую сеньору, сидевшую за одним из соседних столиков. Она сверкнула улыбкой женственной испанки, и Ванесса, бросив на дона взгляд из-под ресниц, поразилась выражению его глаз, которое можно было определить как жадное нетерпение.
Красивая, привлекательная, знающая толк в мужчинах сеньора, по-видимому, чем-то напомнила ему Лусию Монтес. Наверное, прошлой ночью он держал ее в объятиях и торопливо шептал, что она должна поскорее вернуться в замок. Сказал ли он уже, что собирается поселить ее там для того, чтобы она принадлежала ему всецело? Как он сказал ей об этом: с помощью слов или, чтобы выразить свое намерение, достаточно было поцелуев?
Ванесса промокнула салфеткой рот и взглянула на дона. Его жесткий рот выражал всю противоречивость натуры. Губы говорили о том, что он может быть страстным любовником и нередко излишне своеволен. Но в то же время женщина сумеет одержать над ним верх, если ей известно, как справиться с этой щекотливой задачей. А Лусия, будучи испанкой до кончиков ногтей, конечно, знала способ, как обвести властного испанца вокруг своего изящного пальчика…
Ванесса вздрогнула, почувствовав, как кто-то тронул ее за плечо, и веселый голос произнес, растягивая слова:
- Мне бы хотелось забрать мисс Кэррол как-нибудь вечерком, дон Рафаэль. Как вы на это посмотрите?
- Конечно, мой друг. - Дон перевел подозрительный взгляд с загорелого лица техасца на испуганную Ванессу. Она не ожидала, что Гарри атакует стан противника, и, онемев, услышала, как Элсинг попросил уточнить; в какой именно вечер она свободна. - Мисс Кэррол имеет право сама выбрать для себя свободный вечер, - отозвался ее патрон, и в его голосе ей послышались стальные нотки. - Не сомневаюсь, друг, что она оценит ваше общество, после того как провела несколько недель среди… иностранцев. Я правильно выражаюсь? - Черная бровь учтиво приподнялась, испещренные крапинками сверкающие агатовые глаза снова взглянули на Ванессу. - Не вызывает сомнений, что темперамент северных американцев имеет много общего с английским. Вы согласны со мной, сеньор Элсинг?
- Всецело! - рассмеялся Гарри, которого, в отличие от Ванессы, нисколько не обескуражили холодные и церемонные манеры идальго. Он перевел свой беспечный самоуверенный взгляд на Ванессу и весело сказал: - Если суббота вас устроит, Ванесса, я заеду за вами около половины восьмого, и мы проведем волшебный вечер.
- Х-хорошо, Гарри. - Она слышала свой голос будто издалека. Его энтузиазм настолько ошеломил ее, что она и сама не знала, хочет ли этой встречи. В то утро она искренне обрадовалась новому знакомству, но подобная настойчивость была ей неприятна. С одной стороны, он выглядел мужественно и нравился ей. Но с другой - что ж, она всегда понимала, что одинокая женщина представляет собой легкую добычу, и легко совершает ошибки.
- До субботы, дорогая. - Он сжал ей плечо, ухмыльнулся Барбаре, которая с интересом наблюдала за происходящим, и бросил дону: - Благодарю, сеньор, за то, что позволили мне поухаживать.
Дон холодно и надменно улыбнулся:
- Не забудьте, друг, что в моем доме соблюдают испанские обычаи, и я рассчитываю, что сеньорита вернется под мой кров не позднее десяти вечера.
- Что? - Гарри расхохотался, но тут же недоуменно умолк. - Вы шутите!
- Если вы думаете, что я пошутил, то, уверяю вас, что и не думал этого делать, сеньор Элсинг.
- Но я не могу обещать, что мы закончим вечеринку так скоро…
- Полагаю, вам придется, - сухо прервал его дон Рафаэль. - Мисс Кэррол остается на моем попечении до тех пор, пока не покинет остров. К тому же время с семи тридцати до десяти мне кажется вполне достаточным, чтобы успеть насладиться обществом друг друга.
- Это чертовски старомодно, если хотите знать мое мнение, дон Рафаэль! - раздраженно воскликнул Гарри. - Ванесса - англичанка. Она не привыкла жить под контролем. Десять часов, ничего себе! Да вечер в это время только начинается! Бросьте, сеньор, имейте же сердце!
Губы дона застыли в ледяной улыбке:
- Хотите верьте, хотите нет, сеньор Элсинг, но сердце у меня есть, и ваши чувства мне понятны. Позвольте заметить, что ваш спутник, сеньорита, проявляет признаки нетерпения.
Гарри обернулся через плечо, спрятал под пиджак свой модный галстук и обратился к Ванессе:
- Вы и в самом деле влипли в историю. Посмотрим, что тут можно сделать. До скорого, дорогая!
Он отошел и снова присоединился к своему приятелю. Ванесса же, встретившись с взглядом агатовых глаз Рафаэля, почувствовала, как вспыхнули ее собственные: - Я не ребенок, дон Рафаэль. И в состоянии сама позаботиться о себе.
- В ваших словах я слышу вызов, мисс Кэррол, и поэтому сомневаюсь, верите ли вы сами в то, что говорите.
- О, временами вы бываете просто невыносимы!
Он чувствовал, что попал в цель, потому что был совершенно прав: таким человеком, как Гарри, который светлыми глазами и бесшабашным видом и в самом деле напоминал возмужавшего Джека Конроя, она действительно могла увлечься. Обмануть себя мыслью, что нашла, наконец, любовь и защиту. Это могло произойти очень просто - когда на небе светит луна, а пряный ветер острова навевает оцепенение, отнимающее последнюю волю к сопротивлению…
Загорелая, смуглая рука Рафаэля накрыла вдруг ее ладонь, бессильно лежащую на столе, словно немой крик о помощи.
Она вздрогнула, услышав холодный голос:
- Я не одобряю игры с чувствами, а сеньор Элсинг мне кажется таким человеком, который часто позволяет себе подобные развлечения. Помните, когда я только привез вас на Луенду, я сказал вам, что займу место вашего дяди и буду руководить вами так, как это сделал бы он. А я человек слова! - Произнеся это, он прижал ее руку к столу, а его сверкающие глаза, в глубине которых мерцали золотистые искорки, буравили ее пристальным взглядом, стремясь сломить последнее сопротивление. Она сделала усилие, чтобы отвести глаза и освободить руку, но он не позволил ей сделать ни то, ни другое. Она с трудом дышала. Она ненавидела его… потому что то, что он сказал о Гарри, было истинной правдой… и потому, что от его, Рафаэля, прикосновения она чувствовала в крови такие электрические разряды, которые лишали ее воли к сопротивлению. Однако она опять пошла в наступление:
- Если я захочу, то мы с Гарри все равно будем друзьями, и вы ничего не сможете с этим поделать.
- Напротив, мисс Кэррол, я могу сделать все, что захочу, на любом из месторождений этого острова. - Его пальцы сильнее сжали ее руку. - Ведь сеньор Элсинг работает на одном из них?
У нее перехватило горло. Нет, она не могла поверить, что он действительно способен лишить Гарри работы, но при одном взгляде, который она бросила украдкой на его надменное лицо, ее уверенность поколебалась.
Для того чтобы всегда добиваться своего, идальго из Луенды нужна была немалая жесткость. Она видела это в его глазах, ощущала в том, как он держал ее руку, как билось ее сердце. И, когда ее губы шевельнулись было в немом протесте, рот дона тронула улыбка беспощадной уверенности в свой абсолютной власти над ней.
Глава 6
Ночью в пятницу Ванесса лежала под сетчатым пологом, слушала пение цикад и древесных лягушек, слабый шелест пальмовых листьев и время от времени раздававшийся таинственный крик ночной птицы.
Ночные звуки острова напомнили ей Ордаз, и она будто снова перенеслась туда - Ордаз, где она была свободна и счастлива. Вздохнув от этих воспоминаний, она повернулась на другой бок и попыталась уговорить сон снова прийти к ней, но он был таким неумолимым в последние ночи. Она взбила подушку и попробовала прислушаться к тиканью часов на ночном столике, но сон по-прежнему не шел.
Проклятие! Она выскользнула из-под сетки, сунула ноги в шлепанцы и набросила на плечи новый халат, который несколько дней назад прислали из ателье вместе с прочими покупками. Она шагнула к открытой двери балкона и вышла под звездное небо. Звезды гроздьями висели у нее над головой, а чуть дальше поблескивало море - сверкающая колыбель жемчужин. Навязчивый крик павлина усиливал полуночную тоску, которая охватила Ванессу.
Она смотрела в ту сторону, где остался Ордаз, и чувствовала, как боль пронзает ее сердце и разливается по всему телу. Зачем она смотрела туда? Чего искала? Что вспоминала? Доброго дядюшку, которого уже никогда в жизни больше не увидит? Пикники, теннисный матч, фокстроты и споры, которыми она наслаждалась в обществе беззаботного бродяги Джека Конроя? Где он теперь? Его уже, наверное, нет в той гостинице в Чили, куда она посылала ему письма: он отправился в самое сердце джунглей на поиски алмазов и изумрудов.
Ее губы тронула слабая улыбка, которая тотчас же слетела, потому что ее снова пронзила неумолимая, как укол стального ножа, мысль о человеке, который привез ее в Луенду.
После памятного ленча в Скайлайт-Рум она превратилась в сплошной комок нервов, и это ощущение было отвратительно. Ее непокорный дух будто попал в плен к этому человеку, который так хорошо владел искусством обаяния, обладал огромной жизненной силой и производил на всех такой ошеломляющий эффект, что люди подчинялись ему даже помимо своей воли.
"Его аура такова, что ее никто не пересилит" - эти слова она повторяла уже несколько дней. Вот и теперь, стиснув сразу ставшие влажными руки на кованой решетке, ограждавшей балкон, она подумала, что железные оковы удерживают ее в заточении в этой башне, которую она сама себе построила! Ведь, если быть честной, идальго предлагал ей оплатить проезд до Англии. И что она ему ответила? Растерявшая все, что в ней было британского, гордая и самолюбивая, она не сомневалась, что сумеет вскоре заработать денег, которых ей хватит до тех пор, пока она не закончит курсы секретарей. Согласившись служить у него, она сама отдала ему в руки власть над собой, и только теперь поняла, в каком положении оказалась.
У нее по-прежнему не было никаких денег, кроме жалованья. Да и привязанность к Барбаре изо дня в день подтачивала ее независимость. И за всеми этими отговорками скрывалось почти паническое нежелание навсегда выдернуть свои корни из почвы тропиков. Пересадка, которую она перенесла четыре года назад, прошла безболезненно, и теперь ей казалось, что в ней погибнет что-то жизненно важное, если она расстанется с солнцем, морем, звездными ночами, когда музыкальный звон цикад звучит в унисон с биением сердца.
Вот и теперь оно трепетало, как птица, стремящаяся вырваться на волю, и действительно, чуть не выскочило из груди, когда она заметила в патио под своим балконом светящийся огонек, похожий на светлячка. Но это был не светлячок! Ее глаза привыкли к темноте, и она догадалась, что видит движущийся кончик горящей сигары.
Высокая фигура, скрытая ночными тенями, стояла там, наслаждаясь сигарой в окружении зубчатых стен своего средневекового поместья. Дон Рафаэль де Домерик - каким же дьявольским огнем горели его глаза, когда он рассказывал ей о своем предке, который был знаменитым завоевателем, заплатившим за свою английскую невесту награбленным золотом.
Как могла эта девушка полюбить такого человека, размышляла Ванесса… Эта дикая история многое говорила и о самом рассказчике. Разве могла возникнуть в его сердце хоть капля жалости к женщине, оказавшейся во власти смуглого пирата?
Внезапно Ванесса отпрянула от кованой решетки, и позади нее раздался звон; стремительно отступая, она позабыла о стоявшем на столике бокале. Звон разбитого стекла, конечно, был слышен в патио, и Ванесса готова была надавать себе пинков, проклиная свою неуклюжесть. Теперь он знал, что и она стоит на балконе, разделяя с ним чувственную красоту этой ночи.
На мгновение она замерла, чувствуя себя пойманной с поличным, потом, запахнув халат поверх тонкой ночной рубашки, бросилась в спальню. Укрывшись под пологом кровати, она снова почувствовала себя в безопасности и ощутила, что вся дрожит - от кончиков пальцев ног до самой макушки. Мурашки пробежали по затылку, как… как его длинные пальцы, и ей показалось, что над ней снова склоняется смуглое лицо, и она снова чувствует, как под ней рокочет бездонный океан… Любовь прекрасна, но и жестока… и глубока, как море, - звучал в ее ушах проникновенный голос.
Принцесса на горошине, вспомнила Ванесса утром и увидела, как губы ее отражения в зеркале тронула едва заметная улыбка. Она взяла с блюда, вырезанного в форме листа, кокосовое печенье с сахарной глазурью. Каждое утро ей приносили к чаю разные сорта, и по субботам это неизменно были чудесные кокосовые палочки…
Она проворно села в кровати. Сегодня суббота, и на вечер назначено вызвавшее столько споров свидание с Гарри Элсингом!
Волнение пронзило ее, как удар тока, и она почувствовала, как что-то сжалось в груди. Гарри, конечно, начнет протестовать против возвращения к десяти часам, но она знала, ибо жизнь в замке приучила ее к пунктуальности, нечего и думать о том, чтобы ослушаться идальго. Этот человек поступал по-своему не только потому, что с детства был воспитан господином, но и потому, что в его требованиях всегда заключались некие логические обоснования. Он относился к ним в некотором смысле как к лекарству, которое принесет больному пользу, хотя часто бывает горьким на вкус.
В его глазах Гарри был еще одним Джеком Конроем и, хотя ее дядя смирился с тем, что ее отношения с Джеком перерастали в нечто, вроде помолвки, дон Рафаэль вовсе не отличался подобным смирением: должно быть так, как хочет того он, или никак.
Ванесса слизнула с пальцев сахарную глазурь и соскочила с постели. Мысль о том, чтобы подчиниться этому человеку, была ей отвратительна, но она не могла подвергать риску желание Гарри работать на острове только ради того, чтобы оказать неповиновение своему стражу. Сюзерен - вот кто он, этот дон! Как же ему подходил этот титул! "Вам следует пополнить ваш гардероб, мисс Кэррол", "Вы вольны выбирать себе друзей, мисс Кэррол". И легкое ударение на слове "друзей". У Ванессы вырвался нервный смешок. Интересно, что у него на уме? Может быть, он уже задумал подобрать и ей достойного супруга? Но этот номер у него не пройдет!
Она открыла громадный шкаф, в котором висели ее новые платья. Консепсьон развесила их в шкафу, как только они прибыли из салона, и она сама еще не успела все рассмотреть. Она перебирала плечики на вешалке, наслаждаясь прикосновением к шелку, приглядывалась к красивому черному платью с прозрачными рукавами фонариком, поглаживала нежный ворс зеленого как мох бархата и вдруг оцепенела: ее взгляд упал на сверкающие кружева и шелк. Она видела это платье, когда посыльный уносил его из салона, чтобы найти на него другого покупателя.
Она вынула платье из шкафа. Ажурные кружева на яблочно-зеленом шелку были те самые, которые привели ее в восторг, но ведь она просила управляющую не включать это платье в список! Ее сердце забилось, ей показалось странным, что она так разволновалась из-за вещи, обладать которой стремилась всем своим женским существом, но от которой вынуждена была отказаться, чтобы не принимать этот подарок из рук Рафаэля де Домерика. Значит, Барбара сказала о нем дону, и он, любивший подчеркнуть свою власть над независимой английской мисс, позвонил в салон и заказал платье, исключенное из списка. Похолодев от ярости, Ванесса повесила туалет у задней стенки шкафа в самой глубине. Она не станет его носить! Пусть оно так и истлеет в шкафу!
Она захлопнула дверцы, ибо у нее пропало всякое желание выбирать, что она наденет на свидание с Гарри. В глазах блестели слезы, когда она смотрела на свое отражение в зеркале, служившее стеной между шкафами. Все удовольствие было отравлено раздражением из-за надменного создания, которое пытается распоряжаться ее жизнью, вмешиваясь даже в мир ее тайных желаний, и силой навязывает то, что так ей нравилось, а теперь вызывает только ненависть.