* * *
Герцогу Эдмунду Кенту предъявили письмо, написанное им к его брату, королю Эдуарду II.
- Ваша ли рука писала это?
Он ответил утвердительно. Он поверил, что Эдуард II жив: ему показали его в замке Корф. Разве это был не он?
Ему не ответили, не полюбопытствовали, как и почему он попал в замок Корф. Вместо этого спросили:
- Он сам говорил вам, что он и есть король?
- У меня не было с ним беседы, - отвечал герцог. - Я видел его через отверстие в стене.
- И этого оказалось достаточно, чтобы вы написали письмо, которое свидетельствует о вашей готовности воевать с нынешним королем и означает, что вы всегда были его противником и только ждали случая взяться за оружие? Разве это не предательство?.. Какой-то самозванец, а возможно, просто безумец, позвал вас, и вы уже предаете законного короля и предлагаете свои услуги преступнику!
Выходит, его обманули? Зачем?..
Он понимал, что все складывается не в его пользу. Что иначе как предательством это и в самом деле не назовешь.
Он также знал, какая кара ждет его…
Об этом же говорили Изабелла и Роджер де Мортимер, когда остались одни.
- Ты не можешь приговорить его к смерти, Мортимер, - сказала она. - Это безумие. Он - дядя короля.
- Могу и сделаю это! - вскричал Мортимер. - Он сам написал письмо и приговорил себя. Он не сможет оспорить приговор.
- Ты забываешь, что он королевского рода.
- Королевского или не королевского, но он взойдет на эшафот и будет обезглавлен! Никто не может вознестись так высоко, чтобы не быть повергнутым!
- Нужно уведомить короля о готовящейся казни!
- Любовь моя, ты хочешь разрушить наш собственный план? Хочешь, чтобы змея заговора против нас с тобой согревалась на нашей груди и выводила потомство? Ты ведь знаешь, как поступит твой Эдуард. Он простит дорогого дядюшку и, возможно, погубит этим не только нас, но и самого себя.
- Так что же делать, Мортимер? Неужели…
- Да. Смертная казнь. И как можно скорее.
* * *
Герцог Кент был приговорен к казни через отсечение головы, и исполнить приговор предписывалось немедленно. В зале суда приговор огласил королевский судья Роберт Хауэл. Герцог стоял перед ним, одетый лишь в рубаху, вокруг шеи у него была повязана веревка.
Он сказал, что просит пощады. Сказал, что хочет увидеть короля.
Те, кто его обвинял, холодно ответили ему, что теперь поздно говорить об этом - он предал своего владыку и должен понести наказание, хотя он и ближайший родственник короля. Ведь он намеревался собрать армию и выступить против этого самого короля, своего племянника, так или нет?.. Сомнений быть не может, он - изменник и заслуживает смерти. Его королевское происхождение только усиливает вину…
По распоряжению Мортимера на рассвете, пока не проснулись жители, его вывели в укромное место за стенами города, где должен был ожидать палач.
Но шло время, а заплечных дел мастер не появлялся. Вместо него пришел посланный от него человек и сказал, что тот отказывается обезглавить члена королевской семьи, ибо страшится последствий и не хочет, чтобы за ним числилось такое злодейство.
Мортимер, посчитавший необходимым для себя присутствовать при казни, пришел в бешенство.
- Трусливый негодяй! - завопил он. - Черт с ним! Пошлите за кем-нибудь еще! За кем угодно!.. У палача есть помощник, не так ли?
- Да, - ответили ему, - у него есть помощник. Но, услыхав, что хозяин отказывается, он сразу сказал, что тоже не желает брать на себя такое дело. Голова, а вернее, шея человека из королевского рода, - это не по нему.
Мортимер был вне себя от ярости. Что они, сговорились?! Получили чей-то приказ или почуяли, что эта казнь неугодна мальчишке-королю? Конечно, неугодна. Только кто будет его спрашивать? Во всяком случае, не он, Мортимер! Этого никто не дождется!
- Немедленно найти палача! - повелел он.
Его искали, но найти не смогли.
А время шло. Рыцари и оруженосцы, пришедшие вместе с Мортимером, стояли, опустив глаза: каждый боялся, что ему будет поручено взмахнуть топором. Но Мортимер понимал, что так поступать не следует, чтобы не сказали потом, будто герцог Кент был попросту убит приверженцем Мортимера.
Приближался полдень, а Кент был все еще жив. Он истово молился Богу, благодарил за чудесное вмешательство и просил, чтобы Тот не оставлял его и даровал ему жизнь.
Середина дня была уже позади, а человека на роль палача так и не нашли. И тут Мортимера осенило:
- Отправляйтесь в городскую тюрьму и разыщите там приговоренного к смертной казни. Обещайте ему свободу, если он выполнит дело палача.
Обещание жизни оказалось слишком большой наградой, чтобы от нее можно было отказаться.
В пять часов вечера этого мартовского дня Эдмунд герцог Кентский положил голову на деревянную колоду, и ударом топора преступника она была отделена от тела.
* * *
Король Эдуард все еще пребывал в замке Вудсток, когда до него дошло известие о казни дяди.
Он с трудом мог поверить в это. Его ближайшему родственнику отрубили голову! И это совершили, не сказав ни слова королю! Неслыханно!..
Впрочем, ему еще раньше, кажется, сообщали, что герцог оказался предателем, собирался поднять восстание против короля… И кто знает, чем все это могло окончиться?.. Надо разобраться…
Да, но казнь!.. Казнить сына его великого деда!..
* * *
Стоял конец марта, а Филиппа должна была разрешиться от бремени в июне. Пожалуй, он может оставить ее ненадолго и отправиться в Винчестер и на месте выяснить, что же все-таки произошло. Как они посмели?!
Филиппе не хотелось, чтобы он покидал ее, не хотел этого и он сам, однако решил немедленно ехать.
Зима была уже далеко позади, но дороги еще не просохли, что затрудняло передвижение. Филиппа готова была сопровождать его любым способом - верхом, в паланкине, - но Эдуард не позволил этого. Будет опасно для будущего ребенка, сказал он, и скрепя сердце любящая супруга признала, что он, как всегда, прав.
- Я очень обеспокоен, - повторял Эдуард, объясняя внезапный отъезд.
- Конечно, - соглашалась она. - Обнаружить предателя в собственной семье… Ужасно!
- Не хочу верить в это, - продолжал он. - Тут что-то кроется. Что-то, чего я не знаю… Не понимаю… Да, Кент был не очень умен, запальчив, но он не мог предать меня!..
В смятенных чувствах Эдуард уехал в Винчестер и по прибытии туда сразу же встретился с матерью и Мортимером.
- Мой дорогой сын! - вскричала королева, протягивая к нему руки. - Как я рада видеть тебя здесь!
- Не слишком радостное событие заставило меня предпринять эту поездку, - ответил он угрюмо. - Я прибыл, чтобы услышать побольше о моем дяде, герцоге Кенте.
Роджер де Мортимер снисходительно улыбнулся. Глядя на эту сцену, непосвященный вполне мог бы подумать, что король здесь Мортимер, такой спокойный и уверенный, а не этот взволнованный юноша.
- Милорд, - с достоинством произнес Мортимер, - те, кто всегда стояли и стоят на страже ваших интересов, не могли позволить никому поднять против вас вооруженный бунт.
- Я не верю, что мой дядя мог задумать такое!
- Тому есть неоспоримое доказательство - его собственноручное письмо. Кроме того, он признался во всем. - В чем?
С той же улыбкой, как бы снисходя до ответа неразумному ребенку, Мортимер разъяснил:
- Он придумал какую-то невероятную историю о том, что будто бы в замке Корф содержится ваш отец, который жив и которого нужно вернуть на трон. Под этим предлогом он и намеревался собрать армию и свергнуть вас, милорд.
Эдуард молча смотрел на говорившего и думал: отчего же кто-то мог поверить, что мой отец остался в живых, если он скончался, как меня уверяли, от обычной болезни? Что заставило дядю посчитать, что его брат не умер?.. Что-то здесь не так… Что же случилось с отцом на самом деле? Как он умер?..
Мать пристально вглядывалась все это время в лицо сына и затем нервно произнесла:
- Эдуард, ты не должен забывать, что Роджер де Мортимер твой верный слуга. Вспомни, что он сделал для тебя, для Англии.
- И для самого себя, миледи, - услыхала она ответ сына, заставивший ее вздрогнуть.
"Да, - подумала она со смешанным чувством тревоги и гордости, - он уже почти взрослый… Как стремительно летит время!"
- Дорогой сын, - снова заговорила она, - я слышала, что твой дед всегда был скор на расправу с изменниками, и это придавало ему силу. Нет ничего хорошего в том, чтобы оставлять преступников в живых, кто бы они ни были, - щадить их и тем самым ослаблять свою собственную власть…
- Мой дядя, может, не слишком умен, но он не был преступником! - возразил Эдуард.
- Действия глупцов и преступников зачастую бывают весьма схожи, - сказала королева. - О Эдуард, я знаю, какой это удар для тебя - то, что произошло! Но, поверь мне, это было необходимо. Поверь, прошу тебя.
У нее был такой расстроенный вид, такой молящий голос, что он не мог не пожалеть ее, не попытаться успокоить.
- Я знаю, вы желаете мне добра, миледи, - сказал он, стараясь, чтобы его слова звучали убедительно.
- Разве я не любила тебя всегда? - продолжала она. - Разве ты не был для меня самым дорогим в жизни? Когда я так страдала в прежние годы, меня согревали и придавали силу лишь мысли о тебе!
- Знаю… знаю. - Он был явно растроган тем, что услышал. - Я ни в чем не обвиняю, миледи, ВАС…
Он так явно подчеркнул последнее слово, что Мортимер не мог этого не заметить, но лишь пожал плечами.
- Какой все-таки еще юнец, - сказал он Изабелле, когда они остались одни. - Однако шотландский поход, который он возглавил, как ты помнишь, не без нашего содействия, научил его кое-чему, надеюсь. Еще долго он будет помнить, что может случиться, когда он пытается действовать самостоятельно.
- А если он узнает о ловушке, которую ты расставил для Кента? Что тогда?
- Как это ему удастся? Разве он узнал правду о смерти отца?
- Пока еще нет.
- О моя любовь, зачем эти трагические нотки? Отчего ты так напугана все последние дни? Ведь ничего не изменилось.
- У меня плохие предчувствия, Мортимер… О Боже, не следовало убивать Эдмунда Кента… Это было слишком!
- Это было необходимо для нашего блага, дорогая. Пускай все поймут, что со мной шутки плохи. А что касается твоих предчувствий, забудь о них, пока я с тобой…
Он поднялся с кресла и встал перед ней во весь рост - могучий, красивый, уверенный в себе… Чересчур уверенный и даже страшный этой уверенностью, этой убежденностью в своей силе и неодолимости.
В самом деле, какой опасностью может грозить казнь Кента? Наоборот, она лишь усилит его, Мортимера, влияние на все, что происходит в Англии. И то, что он успел уже наложить руку на большую часть принадлежавших Кенту владений и имущества, тоже лишь увеличит его силу. Люди поймут, с кем имеют дело, и поостерегутся предпринимать что-либо ему наперекор.
Глава 5
КОНЕЦ МОРТИМЕРА
Было десять часов утра пятнадцатого июня, и в воздухе над замком Вудсток повисло ожидание.
Все были в волнении, одна Филиппа спокойна. Женщины, окружавшие ее, говорили, как это поразительно для такой юной роженицы, тем более что ребенок у нее первый. А было ей тогда семнадцать лет.
- Я буду совсем счастлива, - говорила она придворной даме леди Кэтрин Харингтон, - если родится мальчик.
- Не полагается много думать о том, какого пола родится ребенок, миледи, - отвечала ей многоопытная матрона, которую Филиппа сразу полюбила и приблизила к себе, как только они познакомились.
- О, не думайте, что я не стану любить девочку! Мальчика я хочу не ради себя, но ради Эдуарда. Он так будет рад, если родится сын. Представляете, Кэтрин? Мальчик, похожий на отца. Такой же красивый, высокий, светловолосый!
- Будем молиться об этом, миледи.
- Милый Эдуард… Он так желал находиться рядом со мной в эти дни. И вскоре он будет здесь. Но зачем ему видеть, как я страдаю, ведь правда? И страдать самому… Пускай уж приедет, когда все окончится, когда мальчик будет у меня на руках.
- Не стоит искушать судьбу, миледи, - осторожно заметила леди Харингтон. - Скоро увидим, кто будет у вас на руках…
Филиппе и Кэтрин было приятно и легко друг с другом, несмотря на разницу в возрасте. Они много беседовали о детях, о том, как их лучше воспитывать, и незаметно наступило пятнадцатое июня, о котором и в поздние годы Филиппа будет вспоминать как об одном из самых счастливых дней в жизни, потому что утром этого дня у нее родился ребенок - сын! - с таким осмысленным и любознательным личиком, что Кэтрин Харингтон просто диву давалась.
Измученная, но торжествующая Филиппа попросила, чтобы ей дали ребенка, этот плод их полнокровной любви с Эдуардом.
- Господь проявил ко мне милость, - сказала она, держа его на руках. - Ничего лучшего Он не мог бы для меня сделать! Нужно непременно сообщить Эдуарду.
- Я отправлю вашего пажа Томаса Приора с радостным известием, - ответила Кэтрин.
- Да, пусть король явится поскорее! Я хочу увидеть его лицо.
- Оно расцветет от счастья, когда вы покажете ему малютку!..
Эдуард не заставил себя ждать. Он примчался так быстро, как только мог; он был в восторге от первенца и наградил гонца, сообщившего ему радостную весть, ежегодным содержанием в сорок фунтов.
Слезы увидела Филиппа на щеках своего супруга, когда тот опустился на колени возле постели и поцеловал ей руку.
- Я никогда не знала, что в жизни может быть такое счастье, - прошептала она.
- Я тоже, - ответил Эдуард, - и его принесла мне ты!
Они не могли отвести глаз от ребенка. Эдуарду не верилось, что все это произошло наяву, и он снова и снова устремлял взгляд на колыбель, украшенную портретами четырех евангелистов - Иоанна, Луки, Марка и Матфея, - где возлежал их сын, длинноногий, с волосами цвета льна, истинный Плантагенет.
- Он настоящий Эдуард, - сказала Филиппа.
Так было дано имя младенцу.
* * *
Королю Эдуарду, отцу ребенка, не было еще восемнадцати лет. Рождение сына и казнь дяди - эти такие разные события потрясли его душу и превратили его в мужчину.
Он понял вдруг со всей отчетливостью, что не научился еще смотреть на то, что происходит вокруг, собственными глазами, думать своей головой, за него это делала мать, а значит, Мортимер. Он был лишь более или менее послушным исполнителем их воли, не умевшим или еще не смевшим вникнуть во все, что творилось от его имени и что могло бы ужаснуть его, пожелай он разобраться в этом.
Он почувствовал, что должен выяснить, что же произошло с дядей Эдмундом, и как можно скорее окунуться во все дела государства, если хочет БЫТЬ королем, должен, как это ни трудно, выбраться из-под материнского покровительства, избавиться от чар ее обаяния, которому подвластны были все. Он помнил свой восторг, когда мальчиком проезжал с ней по улицам городов и селений и видел, с каким обожанием смотрели все на прекрасную всадницу. Помнил, какой гордостью наполнялось тогда его мальчишеское сердце - она казалась ему неземным существом, богиней! Теперь же он обязан увидеть ее такой, какая она есть. Грядущие отношения с матерью вызывали у Эдуарда тревогу: он не представлял, как себя вести с ней.
Если к матери Эдуард питал сложные чувства, то к Мортимеру испытывал лишь одно - ненависть. Она зрела постепенно и увеличивалась по мере того, как тот превращался - вернее, делал все для того, чтобы превратиться, - в главное лицо королевства. Например, он сразу же забрал деньги, которые Шотландия заплатила в государственную казну, словно был королем. "Только король никогда не позволил бы себе использовать их на собственные нужды", - думал с возмущением Эдуард.
Молодой король уже знал подробности казни герцога Кента и понял, что Мортимер попросту хотел избавиться от возможного претендента на трон, который к тому же мог влиять на племянника. Дошли до него слухи и о коварном спектакле с якобы оставшимся в живых королем Эдуардом II, и о ложном послании папы римского… Смерть отца вызывала теперь у него множество вопросов и ужасных подозрений. Зато стало совершенно ясно, что Мортимер - негодяй и в Англии не будет мира и покоя, пока он ходит по земле.
Радость и успокоение ему приносили только Филиппа и родившееся дитя. Правда, Филиппа не была спокойной матерью. Она настояла, что будет кормить сына сама, и отказалась от услуг кормилицы, беспрерывно подходила к его колыбели, чтобы лишний раз убедиться - все в порядке. К счастью, маленький принц родился здоровым и оснований для беспокойства не было.
Эдуард все больше испытывал потребность поделиться с кем-то из близких подозрениями и планами. Таким человеком была Филиппа, но он не хотел этого делать сейчас, когда все ее помыслы и заботы сосредоточились на ребенке.
Среди приближенных к нему людей был Уильям де Монтекут, он был приятнее многих других, и с ним король сдружился. Монтекуту было около тридцати, он был зрелым мужчиной с немалым жизненным опытом и в то же время не так уж далеко ушел от поколения таких, как Эдуард. Ему и решил король поверить свои мысли, от него надеялся получить одобрение собственных намерений и дельные советы.
Монтекут не стал ходить вокруг да около. Он сразу согласился с тем, что Эдуарду не быть подлинным королем, пока рядом с ним Роджер де Мортимер. Наверное, королю не известно, сказал Монтекут, но в народе уже давно поговаривают, что он, наверное, потихоньку передал корону Мортимеру и тот вскоре начнет ее открыто носить на голове.
- Искренне тебе признаюсь, Уильям, - произнес Эдуард, - все дело в моей матери.
Тот кивнул головой и спросил:
- Могу я откровенно говорить с вами, милорд?
- Полагаю, мы вряд ли сдвинемся с места, Уильям, если не будем откровенны друг с другом.
- Тогда, милорд, я скажу вам так. Все знают, что ваша мать любовница Мортимера. Она просто околдована им, и потому у него сейчас столько силы и власти. Она не может ему ни в чем противоречить и, когда он решил убить вашего дядю, не сумела противостоять и согласилась с его решением.
- Я уже знаю об этом, - хмуро сказал Эдуард. - Но что и как делать?
Опять Монтекут ответил без задержки, словно давно уже продумал все ответы на подобные вопросы.
- Попробуйте прибегнуть к его собственной тактике, милорд. Почему бы не взять его под стражу? Только нужно это сделать внезапно, так, как он поступил с Кентом. И почему не подвергнуть его скорому суду и такой же скорой смерти по приговору этого суда?
- Но я не хочу ввергнуть королевство в гражданскую войну! - воскликнул Эдуард.
- Неужели вы полагаете, что кто-нибудь в Англии захочет вступиться за Мортимера и рисковать ради него жизнью? Его ненавидят! Вспомните недавнее наше прошлое, милорд. Разве Пирс Гавестон нашел себе заступников? А Хью Диспенсер? Во все времена, милорд, фаворитов королей и королев люди боялись и радовались их падению… Думаю, с Мортимером справиться будет не так трудно. Еще легче - найти причину для ареста. За ним столько черных дел! Только не нужно терять время. Действовать следует быстро - при первой же возможности. А там - скорый суд и казнь.
- Но моя мать…