Жениха Фредерика она видела теперь почти каждый день, и удовольствия ей это не доставляло. Во-первых, он был ужасно некрасивый, не сравнить с ее братом Эдуардом! А во-вторых, весьма заносчивый мальчишка, который сразу заявил ей, пускай она зарубит себе на носу - мужья всегда главные в семье, а жены должны им во всем подчиняться.
- Не таким малышам, как ты! - парировала Джоанна, чем очень разозлила его, и он сказал, что растет очень быстро - все говорят, и он покажет ей, кто тут главный, когда вырастет до семи футов .
Она-то видела к своему утешению и радости: он совсем не растет и, значит, еще очень не скоро станет ее мужем. Но зато ей приходилось подолгу находиться вместе с ним в учебной комнате да еще все время говорить на его противном языке.
При дворе она часто видела Альбрехта - брата герцога. Он сразу не понравился ей - был совсем не такой добрый, как отец Фредерика, и все время рассматривал ее с каким-то неприязненным удивлением: мол, откуда она такая и зачем здесь? А ведь герцог Отто говорил ей, что она очень красивая и милая девочка. Этого Альбрехта, как она заметила, все очень боялись, и она тоже, особенно когда он заходил в учебную комнату и сидел там с неприятной высокомерной улыбкой, которая делалась совсем уж мерзкой, если урок отвечала Джоанна.
Вначале она радовалась, что уехала от холодной, невнимательной тети Маргарет, но временами начинала думать, что лучше уж было оставаться у тети, которая иногда неуловимо напоминала ей любимую мать, чем находиться здесь с совсем чужими, да еще с такими, как Фредерик и его дядя Альбрехт.
И голос у него был ужасный - громкий и гулкий, как колокол, а его вид говорил, что он всегда и во всем прав. Однажды она услышала, как он сказал брату: "Это было ошибкой", и почему-то подумала, что речь шла о ней, о ее помолвке с Фредериком. И еще Альбрехт тогда добавил: "У англичан нет никаких шансов против французов…" Герцог Отто что-то пробормотал в ответ, и ей показалось, он защищает дружбу с ее отцом.
Через несколько дней после этого разговора герцог почувствовал себя плохо и слег. Все во дворце старались ходить на цыпочках и говорить шепотом.
Вскоре Джоанна стала невольной свидетельницей тихой беседы двух придворных.
- Герцог Отто умирает, - сказал один. - Говорят, ему осталось совсем недолго.
- Значит, герцогом станет Фредерик.
- Конечно, но мы-то знаем, кто будет править, - герцог Альбрехт, кто же еще?
- Я слышал, он заодно с королем Франции. Уж тогда жди перемен…
"Король Франции! - подумала Джоанна, которая к этому времени уже начала кое-что понимать. - Ведь он - враг ее отца, это из-за него отец начал дружить с Австрией, а ей пришлось приехать сюда и сидеть с гадким Фредериком за одним столом во время обеда и в учебной комнате!.."
И наступил печальный день, когда герцог Отто Австрийский скончался. Начался траур. Многие любили герцога и искренне сожалели о его смерти. Испытывала жалость и Джоанна. Жалость и страх за дальнейшую свою судьбу.
Шли дни, и она почувствовала, что-то вокруг нее меняется - и отношение к ней.
Фредерик как-то заявил ей в обычной заносчивой манере, что пусть не воображает: ее отец не имеет никаких прав на французский престол и никогда его не получит. Она поняла, что не сам он додумался до этого, а слышал от кого-то, скорее всего от своего дяди Альбрехта.
- Нет, получит! - крикнула она, не потому, что хорошо сознавала, о чем говорит, а чтобы поставить на место вредного мальчишку.
- Его выгонят из Франции! Твоего отца! - заорал Фредерик, чтобы не остаться в долгу.
- Кто тебе сказал?
- Мой дядя.
Значит, герцог Альбрехт, она теперь окончательно уверилась, не любит не только ее, но и отца. Но за что?.. Что тот ему сделал?..
Прошло несколько дней, и к ней явился лорд Монтгомери. По выражению его лица она сразу поняла, что тот хочет сообщить ей что-то очень важное, и сердце ее тревожно забилось.
- Я уведомил короля, вашего отца, о смерти герцога Отто и о взглядах и воззрениях нового правителя, а вернее, регента Альбрехта, он, как стало совершенно ясно, на стороне Франции и не скрывает этого. Только что я получил от моего короля распоряжение, что нам с вами следует немедленно покинуть Австрию и присоединиться ко двору королевы во Фландрии, в Генте, где она сейчас пребывает.
Джоанна онемела от счастья.
Наконец-то! Ура! Она едет к любимой матери и, значит, вскоре увидит всех остальных - отца, и брата, и сестру!.. Ей хотелось помчаться по всем залам и покоям дворца и каждому встречному сообщать о своей радости.
Она готова была сразу же отправиться в обратное путешествие, но лорд Джон охладил ее пыл, сказав, что нужно немного подождать, пока герцог Альбрехт сам не объявит об их отъезде.
В тот же день она увидела его и Фредерика.
- А, вот и наша маленькая невеста! - насмешливо воскликнул герцог. - Какой у вас счастливый вид! Ты не находишь, Фредерик? Интересно, с чего бы это?
Тот ничего не ответил и только хлопал глазами.
"Болван! - подумала Джоанна. - О, как же будет хорошо, когда передо мной больше не станет появляться эта дурацкая физиономия!"
- Так что все-таки заставило вас так рассияться, маленькая леди? - все в том же тоне спросил герцог.
- Мой отец зовет меня домой, вы же знаете, - ответила она.
- И потому вы так расцвели? Неужели вам не понравилось у нас?
Если он так спрашивает, нужно сказать ему правду, решила она. И ответила:
- Да, не понравилось.
- Вот как? А вы не думаете, что ваш ответ не очень вежлив?
- Но зато это правда, - сказала она.
- Что ж, тогда и я скажу вам правду, моя принцесса. - Голос герцога Альбрехта прозвучал угрожающе, и Джоанна замерла в ожидании, а он, как нарочно, замолчал. Потом произнес: - Вы останетесь здесь до тех пор, пока мы не посчитаем возможным разрешить вам уехать. Я верно говорю, Фредерик? - обратился он к племяннику.
Тот растерянно взглянул на него, но подтвердил:
- Конечно. Она никуда не уедет без нашего позволения.
Страх и отчаяние охватили Джоанну. Всю радость сразу смыло с ее лица. Она резко повернулась и выбежала из комнаты.
* * *
Придворные из свиты Джоанны утешали ее, говорили, что герцог Австрийский не посмеет бросить вызов королю Англии, но ей казалось, что лорд Монтгомери не разделял их уверенности.
При австрийском дворе уже не скрывали, что страна в предстоящей войне примет сторону Франции и что никакие дары, а также возможный брак наследника престола не изменят позиции Австрии.
Фредерик, находившийся под влиянием дяди, говорил его словами, когда охотно заявлял Джоанне, что французский король - самый могущественный монарх и король Англии скоро поймет это и пожалеет, что ему пришла в голову безумная мысль отнять то, на что он не имеет никакого права, то есть корону.
Джоанна не спорила с ним, ей было не до того: сердце у нее сжималось от страха и дурных предчувствий.
Видя ее несчастное лицо, лорд Монтгомери каждый раз старался успокоить девочку, говоря, что ее отец не из тех, кто позволяет перечить себе и не считаться с ним.
Это она тоже знала, но что с того? Ведь она по-прежнему взаперти в ненавистном дворце австрийского герцога.
- Неужели они все еще хотят выдать меня за Фредерика? - в отчаянии спрашивала она придворных.
А что они могли сказать?
- Но почему, если они здесь так меня не любят? - рыдала она.
Ребенок, она не могла знать, что из политических соображений принцы и принцессы вступают в брак и ненавидя друг друга.
А еще до нее дошло чье-то предположение, от которого бросило в дрожь, что она - заложница. Но это ведь совсем ужасно: она может умереть, не дождавшись освобождения!
Неделя шла за неделей, напряжение росло, но ничто не менялось. Каждый день приносил новые слухи о распрях между ее отцом и королем Франции, о раздорах, которые могут в любой момент вылиться в военные действия, и она чувствовала, что находится во вражеском стане.
И каждый день она без конца уверяла себя, что отец не оставит ее в беде, и, засыпая, молила Бога, чтобы проснуться и услышать: мы уезжаем!
Такой день наступил. Лорд Монтгомери вошел к ней взволнованный, с письмом в руках.
- Еще одно послание вашего отца герцогу Альбрехту, - сказал он. - В нем требование немедленно разрешить вам и всей вашей свите уехать отсюда. Так решительно король еще не писал.
- Но герцог не обращает внимания на слова отца, - печально сказала девочка. - Он думает, что французский король сильнее.
- Он не может не бояться короля Англии, - возразил лорд Джон. - После тех слов, что здесь написаны, нужно быть безумцем, чтобы продолжать упрямиться.
Лорд Монтгомери, на счастье, оказался прав.
Герцог Альбрехт даже не пожелал увидеть Джоанну, а передал через конюшего, чтобы та готовилась к отъезду, который должен произойти без всяких задержек.
Какие задержки?! О них никто и не думал в окружении Джоанны, и через три дня она со всей свитой отправилась в путь. Сначала вверх по Дунаю в сторону Мюнхена, потом на Кобленц и наконец в Гент, где ее ожидала встреча с матерью.
Стоял чудесный апрельский день - а может, он не был таким чудесным и даже шел дождь, но Джоанне казалось, что солнце светит ослепительно ярко, - в этот чудесный апрельский день Джоанна вырвалась из австрийского плена.
* * *
Для Филиппы это время было беспокойным, потому что ей уже недолго оставалось носить очередного ребенка. А тут еще вызывающие тревогу и недоумение сообщения от лорда Монтгомери - сначала о том, как безразлично отнеслась к племяннице Маргарет, от которой Филиппа никак не ожидала такого, а потом о пренебрежении к Джоанне нового герцога Австрийского, о его косвенных угрозах и попытке превратить ее в заложницу.
Филиппа много раз со слезами на глазах говорила мужу, какой это все-таки варварский обычай - вырывать из дома таких маленьких детей, и он не спорил с ней, а только повторял снова и снова: чтобы отвоевать французскую корону - а он твердо вознамерился это сделать, - ему необходимы надежные союзники…
И вот теперь - ни союзника, ни замужества, и Филиппа была втайне рада, хотя и жалела супруга, который уже, казалось, ни о чем больше не мог говорить и думать, как только о войне с Францией и обо всем, что с этим связано.
Французская корона! - с гримасой часто повторяла про себя Филиппа. Какая глупость! И какой ценой приходится ее добывать! Да разве стоит эта корона хотя бы одного тревожного удара сердца их дочери, одной ее слезы?! Или бессонных ночей матери?.. А уж о том, что принесет война обеим странам, и думать страшно…
О, как надоело ей пребывание в чужих краях, хотя когда-то они были для нее родными! Как тосковала она по замку в Виндзоре, по реке Темзе, по лесам на ее берегах!.. Вскоре у нее должны быть уже шестые роды, и второй младенец увидит свет не на родной земле.
Король Эдуард не находил места от беспокойства: подготовка военной кампании стоила так дорого, а почти ничего не сделано. Те, на кого он возлагал надежды и тратил уйму денег, или, как говорится, ни мычат, ни телятся, или переходят на сторону противника, как бы подчеркивая таким образом, кого считают вероятным победителем. Последнее его бесило и унижало больше всего.
Нет, больше незачем торчать во Фландрии: денег тут не раздобудешь, верных друзей тоже. Пришла пора возвращаться в Англию: необходимо нажать на парламент, убедить упрямых лордов, что они должны изыскать еще денег - не для него, но для армии. Хорошие солдаты и побольше оружия - вот что ему необходимо.
Не хотелось оставлять Филиппу в ее положении, но он надеялся, что их новые друзья в Генте смогут присмотреть за ней и помочь советом, если будет необходимо. Одним из главных среди этих друзей он считал Якоба ван Артевельда, к которому успел проникнуться уважением и симпатией.
Филиппу тревожил предстоящий отъезд мужа. Что будет здесь, в Генте, где она остается без него? А что ждет несчастную Джоанну, которая взывает о помощи? Опечаленной их расставанием Филиппе Эдуард сказал, что у каждого из них свои обязанности: ему - заботиться об интересах королевства и обо всем, что с этим связано, ей - рожать для этого королевства наследников, что тоже отвечает его интересам и что она делает с отменным искусством.
- Чтобы ты была в полной безопасности, - добавил он, - я решил отправить тебя в здешнее аббатство святого Бавона, где ты, даст Бог, и произведешь на свет ребенка как раз к моему возвращению…
Филиппа переехала в аббатство, а Эдуард отплыл в Англию.
За тот месяц, что он отсутствовал, она дала жизнь здоровому мальчику, которого нарекли Джоном. Он быстро набирал вес и силы и был хорош собой, как настоящий Плантагенет. В дальнейшем его стали называть Джон из Гента, что по-английски звучало, как Джон из Гонта. Или просто Джон Гонт.
* * *
С каждым днем маленькой Джоанне делалось все светлей и радостней на душе. Ушли в прошлое тревожные, страшные дни и ночи. Странным казалось совершать сейчас путешествие по тем же местам, но в обратном направлении и без отца. Но если раньше у нее было так тяжело на сердце, что трудно дышалось, то теперь с каждой милей, отдалявшей ее от владений герцога Австрийского, она чувствовала себя все лучше и легче - ей хотелось взлететь в небо.
Все вокруг представлялось гораздо красивей, чем прежде: как прекрасен серебристый Рейн, как величественны замки из серого камня, как приглядны города и селения, через которые они проезжали, где люди опять выскакивали на улицы поглазеть на них.
Она всем улыбалась, ей хотелось рассказать каждому, как она счастлива - ведь скоро, совсем скоро она увидит родителей.
Почти два года, прошедшие с того дня, когда она распрощалась с матерью, а вскоре после этого и с отцом, показались девочке невероятно долгими.
Наконец они в большом городе Генте, где узнали, что король отбыл в Англию, но королева здесь, в местном аббатстве.
Немедленно они направились туда и там, возле старого каменного здания Джоанна сразу увидела мать и, соскочив с лошади, стремглав бросилась к ней, не помня себя от счастья.
Филиппа не размыкала объятий и только повторяла:
- Девочка… милая девочка… я уже думала, мы никогда больше не увидимся.
- Я здесь… я здесь, мама… с тобой, - плача от счастья, отвечала Джоанна.
Филиппа продолжала гладить ее волосы, целовать заплаканное лицо. Да, девочка сильно изменилась. Еще бы! Как много пришлось пережить, перестрадать малышке! Прошло немало времени с тех пор, как они разлучились, - Филиппа успела дать жизнь еще двоим детям.
- У тебя два братика, которых ты скоро увидишь, дорогая, - сказала она. - Одного зовут Лайонел, другого Джон. Джон из Гонта.
Джоанна захлопала в ладоши.
- Целых два! Теперь Эдуарду будет веселее. А то у него одни сестры… А где отец?
- Увы, он должен был уехать в Англию.
- Но он скоро вернется?
- Мы надеемся. И тогда будем наконец все вместе.
- Кроме Изабеллы?
- Возможно, она приедет с отцом.
- Ой, как хорошо!..
Хорошо, что все плохое позади и о нем можно забыть. О том, что впереди, она тоже не думала. Сейчас она жила только настоящим.
Глава 10
ТРЕВОГИ В ЗАМКЕ ТАУЭР
Сразу по прибытии в Лондон король Эдуард собрал парламент, и ему удалось после долгих переговоров убедить его членов дать еще денег на подготовку к битве за овладение французской короной. В самом деле, какому английскому барону не хотелось прибавить к владениям на острове земли на континенте? Нужно быть безумцем, чтобы отказываться от них! Хотя, разумеется, не так просто заполучить эти земли, но видно было, их молодой король полон решимости, а то, что он и умеет кое-что, он уже успел доказать, расправившись с Мортимером и прибрав к рукам Шотландию. Так рассуждали бароны и потому, поспорив и поторговавшись для вида, уступили настоятельным требованиям Эдуарда.
После этого он отправился во дворец Тауэр, чтобы увидеть дочь, которая встретила его радостными слезами, чем тронула его до глубины души.
Король Эдуард был чадолюбив и души не чаял во всех своих детях, но к Изабелле у него было особое отношение: она почти сразу после рождения стала любимицей.
Он вообще был привержен к женскому обществу и, пожалуй, предпочитал его мужскому, хотя и хранил до сей поры верность жене, что отнюдь не значило, что он не обращал внимания на красивых женщин и в голове у него не возникали мысли, которые принято называть непристойными. Но все его желания понравиться прекрасному полу, обратить на себя внимание сводились к тому, чтобы лишний раз блеснуть перед дамами на рыцарском турнире, где он непременно выходил победителем, а также поразить их взоры новым нарядом, изящнее и великолепнее прежнего, подчеркивающим стройную фигуру и красивое лицо в обрамлении длинных светлых волос.
Кому-то, возможно, казались смешными и нелепыми эти маленькие слабости короля, от которого ожидали великих побед на полях сражений, но большинство принимало их с добродушной улыбкой, какую обычно адресуют любимому ребенку.
Изабелла чувствовала отцовское отношение к себе и по-детски пользовалась им. Вот и сейчас, после первых бурных минут встречи она в требовательном тоне пожелала узнать, почему ее столько времени держат тут взаперти и она не может даже увидеть дорогую мамочку.
- Милое дитя, ты ведь должна была слышать: мы готовимся к войне, и для тебя безопасней находиться в Лондоне, - ответил король.
- А для всех разве нет? - возразила Изабелла и позволила себе топнуть ногой. - Я не хочу быть в безопасности! Хочу к вам! Мне скучно тут! Все время уроки и рукоделие… Рукоделие и уроки!.. Я не как Джоанна. Это ей нравится вышивать!
- Бедная Джоанна! Сколько она перетерпела! - сказал отец.
- Зато ей не было скучно. Я умираю от тоски!.. Ведь ты обещал! Помнишь, ты обещал забрать меня отсюда?
- Когда война окончится, я сделаю это.
- Она никогда не окончится! Я знаю…
Девочка горько заплакала.
Печальное предчувствие охватило короля. Что, если устами ребенка глаголет истина и война будет длиться годы и годы?.. Он с самого начала понимал, что борьба за французскую корону не может быть скоротечной, а порой начинало казаться, что дело это вообще неосуществимо. Правда, он тут же отгонял подобные мысли.
- Ты ведь обещал… обещал, - продолжала твердить Изабелла. - Сам всегда говорил, что обещания надо выполнять. - Она увидела, что он заколебался, и утроила усилия: - Я не могу без вас… Не выдержу… Особенно без тебя…
Эдуард сдался.
- Хорошо, - сказал он. - Ты поедешь со мной.
О, как приятно было видеть ее мгновенно изменившееся лицо! Какая радость появилась на нем, какими красками заиграли щеки, глаза!
Он сжал ее в объятиях и признался:
- Я тоже не могу без тебя, мое дитя…