* * *
Оставшись один в отведенной ему комнате, Эдуард опустился на постель. На ЕЕ постель. Она уступила ему свою комнату, свое ложе. Еще только прошлой ночью она возлежала здесь сама… Ее тело…
Нет, никогда прежде не видел он женщины, подобной ей! Никогда! Другой такой быть не может!
Какое совершенство!.. Он знал немало женщин красивых, изящных, наверняка страстных, с которыми был бы совсем не прочь заняться любовью, но, как ни странно, каждый раз удерживал себя. Хотя не всегда это давалось легко… Причина, кроме всего прочего, крылась и в том, что он сознавал - это было, правда, не слишком приятно, - что ему в его положении нетрудно одержать победу, которой он будет обязан не своим достоинствам, а тому, что он король.
Но и мысли о Филиппе, о верной любимой жене, не оставляли его в те минуты. Лучшая жена на земле! Естественная и безыскусная, умная и добрая, любящая и благородная… Смертный грех предать такую, изменить ей!..
Однако сейчас все эти мысли были далеки от него. Он встретил сейчас не женщину… Он встретил богиню!..
Именно такой предстала перед его глазами Кэтрин Монтекут, графиня Солсбери. Ее красота ослепляла!.. Почему Уильям никогда не говорил ему, как она красива? Почему не представил ко двору? Хотел только сам любоваться совершенством, хранить лишь для себя?.. Да, очевидно, так. На месте Уильяма он, наверное, повел бы себя так же.
На мгновение он обрадовался, что Монтекут далеко отсюда, что он в плену. И тут же неприятно удивился этой мысли и постарался отбросить ее.
Увы, это ему не удалось - в нем возникло желание. Непреодолимая страсть заполнила все его существо. Она была такой силы, что он не мог ей противиться.
Никогда еще он не нарушал супружеского обета. Но ведь никогда раньше он не встречал и женщины по имени Кэтрин Монтекут… Никогда в жизни…
Она изменила решительно все в один миг! Куда подевались сдерживающие мысли о добропорядочности, о супружеской клятве, о лучшей на свете жене?
Желание обладать этой женщиной утопило в себе все остальное: совесть, чувство долга, сознание вины…
Кто-то появился возле дверей. Он не обратил внимания, не видел их.
Они пришли помочь ему переодеться к ужину в большом зале, где все уже было готово к приему короля и почти все были в сборе.
* * *
Стол накрыт. Рыцари входят в зал. Среди них нет короля. Оруженосец говорит, что оставил его погруженным в глубокую думу, тот даже не слышал или не пожелал услышать приглашения к трапезе.
- Мне показалось, миледи… - добавил оруженосец. - Впрочем, возможно, я ошибаюсь… Король, как и положено по старому обычаю, ожидает, чтобы сама хозяйка сопроводила его к столу.
Кэтрин не могла не знать об этой традиции, и что ей оставалось, как не согласиться с оруженосцем и не отправиться к королю в комнату, которая была ее спальней?
Она постучала в дверь, и король самолично отворил. Увидев, кто это, он не мог скрыть улыбки радости и удовлетворения. Он взял Кэтрин за руку, ввел в комнату и закрыл за собой дверь.
Она увидела, что он не переоделся и был все еще в доспехах.
- Милорд, - сказала она в смущении, - я пришла сопроводить вас к столу, но вы, я вижу… Я оставлю вас, чтобы вы сняли доспехи перед тем, как принять нашу скромную пищу.
- Я все время думал… - медленно проговорил Эдуард, - после того, как вы ушли отсюда, все время думал… Только о вас… И о себе… О том, что значит для меня эта встреча.
- Милорд, - ответила она, - для меня она означает спасение от шотландского плена, и я знаю, что мой супруг, граф Солсбери, благословляет вас за это из своей дали, где он находится не по собственной воле.
- Сейчас я не могу думать о нем, - не таясь, сказал король. - Он был вашим супругом, и это достаточная награда для любого мужчины… Сейчас я хочу думать только о вас… И о себе. И об этом дне, в который произошло то, чего не было никогда раньше… Я увидел вас… Увидел самую прекрасную, самую великолепную из всех женщин. И мгновенно понял, что люблю ее… Да, люблю всем сердцем!
Она улыбнулась в попытке сделать вид, что относится к его словам как к проявлению королевской любезности и снисходительности.
- Милорду угодно значительно преувеличивать мои достоинства, - сказала она. - Но чтобы король не успел разочароваться во мне и пожалеть о своих словах, я прошу его как можно быстрее проследовать в зал, ибо уверена, он изнемогает от голода и жажды.
- Если я и жажду, миледи, то лишь вас! - воскликнул король.
- Люди внизу умирают от желания начать пиршество, милорд, - продолжала Кэтрин, по-прежнему стараясь превратить его слова в шутку. - И не могут без вас.
- Пускай подождут! Но я не в состоянии ждать и хочу сказать вам, что ваше прекрасное лицо, ваши движения, ваш голос - все, что вы делаете и говорите, - поразили меня до глубины души, и я не буду знать ни одного мгновения покоя, если не услышу от вас доброго слова, не увижу ласкового взгляда!
- Как может ваша верная подданная смотреть недобрым взглядом на короля?
- О, я хочу, чтобы на него смотрела не его подданная, но его возлюбленная!
- Милорд, вам угодно все время шутить, но, прошу вас, подумайте о том, что скажут, если мы еще задержимся здесь, в этой комнате. Какие слухи могут появиться и достичь ушей вашей доброй королевы и жены и огорчить ее.
Упоминание о Филиппе немного охладило пыл короля, это Кэтрин ясно увидела. Однако только на мгновение, после чего он возобновил пылкие речи.
- Умоляю, милорд, - осмелилась она прервать его, - пойдемте к столу.
- Мы поговорим позднее, Кэтрин. О многом…
- Да, да, милорд, хорошо, - ответила она, торопясь уйти из этой комнаты, которая казалась ей тесной для двоих, скрыться от этих пылающих глаз, жаждущих рук. - Милорд, - повторила она, отходя к двери, - я возвращаюсь к гостям и говорю им, что король не заставит себя долго ждать.
С этими словами она удалилась.
* * *
За столом король был молчалив, и все могли заметить, что он не сводил глаз с владелицы замка.
Согласно все тем же обычаям, в застолье полагалось развлекать монарха, и на долю Кэтрин выпала обязанность играть на лютне и петь, что она и сделала, несмотря на растущую в душе тревогу, даже страх.
Король совершенно не мог или не хотел скрывать свои чувства, только слепец не видел этого.
Стряхнув некоторую мрачность, он даже выразил желание танцевать, и Кэтрин была вынуждена возглавить вместе с ним танцующие пары. Ее руку он держал очень твердо и в то же время нежно, она чувствовала жар его пальцев.
- В эту ночь мы должны быть вместе, - прошептал он ей во время танца. - Я не в силах прожить ее без вас…
- О, милорд, - отвечала она тоже шепотом, - умоляю вас, подумайте о своих словах.
- Они только для нас, Кэтрин. Для нас двоих.
- Но мы не одни. Мой муж, честно служивший вам, сейчас в плену… Ваша жена… королева… А еще - моя честь, мой долг по отношению к супругу и ваше доброе имя… Ваше лицо перед всей страной… Умоляю, милорд, уезжайте отсюда! Забудьте меня!
- Вы требуете невозможного. Неужели вы думаете, что я смогу забыть вас? О, нет… Не будьте так жестоки, миледи. Я ничего и никогда в жизни еще не желал так, как вас! Корону Англии, корону Франции - я все готов отдать за одну ночь с вами!
Она нашла в себе силы рассмеяться.
- О, конечно. А на следующий день начнете войну, чтобы отвоевать их обратно… Милорд, я хорошо знаю вас. Мой муж мне много рассказывал, какой вы. Он вас очень любит. Неужели вы сможете предать его - теперь, когда он находится в заточении?
- Я не стану думать о нем. И запрещу вам делать это.
- Даже король не волен распоряжаться мыслями подданных, милорд. Я буду думать о муже столько, сколько живу.
Казалось, он не слышит ее. Жарким шепотом он твердил свое:
- Я не буду знать покоя, пока не услышу, что вы меня любите так же, как я вас… Когда мужчина ощущает в себе то, что я сейчас, будь он благороднейшим из благородных, он не успокоится до тех пор, пока не осуществит своего желания!
- А когда женщина решает сохранить честь, милорд, она предпочтет смерть ее потере.
- Вы наполняете отчаянием мое сердце.
- Увы, милорд, ничего другого я не могу вам сказать…
После танцев король выразил желание отдохнуть, и взгляд его, нашедший хозяйку, настойчиво говорил о том, что ей надлежит его сопроводить. Взгляд его говорил не только об этом - в нем было твердое намерение. Кэтрин знала - какое, и это страшило ее. Но и в ее ответном взгляде было намерение - не позволить ему этого.
Многие из присутствующих увидели и поняли борьбу их взглядов.
Король не дал ей остановиться возле дверей, ввел в комнату и сразу же заключил в объятия.
- Иди ко мне, моя любовь, - сказал он. - Не отстраняйся от меня.
Тело Кэтрин было сковано и неподатливо в его руках, и он отпустил ее.
- Вы продолжаете противиться?
- Милорд, я вынуждена так поступать ради своей и вашей чести.
- Честь должна уступить…
- Похоти, - подсказала она.
- Я хотел сказать - любви.
- Это не любовь - то, что приходит на несколько мгновений и потом бесследно исчезает, - возразила она. - Во всяком случае, не та истинная любовь, которую я испытываю к мужу, а вы - к своей жене.
- Я уже говорил вам! - воскликнул он. - Никто еще не пронзил мою душу так глубоко, как вы!
- Ах, милорд, я такая же, как многие другие женщины. Вам понравились мое лицо, моя фигура. Вот и все. А обо мне самой вы знаете совсем мало.
- Почему же? - Он выдавил улыбку. - Я знаю уже, что вы смелы, как львица, и упрямы, как мул.
- Тогда, милорд, прошу еще и еще раз - забудьте обо мне…
- Я бы мог взять вас, если бы захотел, - произнес он после долгого молчания. - Никто бы не помешал мне и никто бы не осудил вас, ибо таково желание короля.
- Да, - спокойно сказала она, - могли бы… Но вовеки бы этого не сделали, я знаю.
- Вы так же мало знаете обо мне, как я о вас, Кэтрин.
- Я читаю в ваших глазах, милорд, что, хотя вы и нарушили, пускай на словах, супружескую клятву и предлагали мне сделать то же, но никогда не оскорбили бы женщину насилием. Вы уважаете ее волю и понимаете, что оно не может принести удовлетворение, но лишь позор и стыд.
- Вы очень отважны, графиня.
- Вы тоже, милорд.
Он взял ее руку и прижал к горячим губам.
- Мне кажется, - сказал он, - что с каждым мгновением моя любовь к вам становится все сильнее и сильнее… И все безнадежней.
- Милорд, - ответила она, - я желаю вам доброй ночи… Так будет лучше. Вы потом согласитесь со мной. Я буду молить Бога, чтобы Он сохранил вас и изгнал из вашей благородной души те низменные мысли, что посетили вас. Я всегда готова служить вам как ваша верная подданная, но только в том, что не задевает мою и вашу честь, милорд.
Она высвободила руку, открыла дверь и вышла.
У себя в комнате она заперлась и сразу легла. Страха в ней больше не было, но она чувствовала себя опустошенной.
* * *
На следующее утро король выехал обратно в Бервик.
Он был по-прежнему молчалив, и судя по всему, мысли его были далеки от войны с Шотландией.
Нет, говорил он себе, больше никогда на свете не будет в его сердце спокойствия. Да и откуда ему взяться, если Кэтрин - жена другого?.. Он хотел бы не думать сейчас о Филиппе, но не мог. Возможно, не меньше, чем от нахлынувшей так внезапно любви, страдал он от своей неверности - пускай лишь в мыслях, да, но это все-таки измена.
Филиппа давно уже стала частью его жизни, его самого. Жена, мать его детей… Любимых детей… А он был почти готов… нет, совершенно готов расстаться с ними, с ней, со всей прошлой жизнью!.. Безумие…
Впрочем, могло быть и не так… Не совсем так… Они с Кэтрин могли оставаться любовниками, тайными любовниками, и Филиппе совсем не обязательно знать об этом.
Он усмехнулся. Многие в замке Уорк заметили, наверное, вчера вечером его состояние и обсуждают сейчас во всех углах и закоулках то, что представилось их взорам, покачивают головами, охают и ахают, еще не будучи ни в чем уверенными… А если бы их подозрения подтвердились? Разве можно надеть узду на людскую молву?..
Но какое благородное существо Кэтрин Монтекут! Из тех, кто готов умереть за то, во что верит, а верит она, что нет большего греха, чем нарушение супружеской клятвы.
Она не только прекрасна, ей вообще нет равных в этом мире! О, как он полюбил ее черты, ее походку, ее ум! Всегда ее облик будет перед его глазами. Вечно!..
Если бы она была его королевой, более счастливого человека на земле никто бы не знал!..
И снова он увидел перед собой лицо Филиппы, спокойные печальные глаза, глаза, которые все понимают… Бедняжка, никогда она не была по-настоящему красива. Он знал это и раньше, но теперь… когда невольно сравнивает с Кэтрин… Бедная добрая Филиппа… Толстушка с румяными щеками, чье лицо светится добротой и умом, но… Самая лучшая жена на свете, но… Но он предпочел бы Кэтрин. Несравненную Кэтрин…
Это продолжалось довольно долго. Он пребывал в подавленном состоянии, у него исчезло желание продолжать войну. Он устал. Устал от всего и от всех.
Вернулся в Лондон, но пробыл там недолго и снова уехал в Бервик, где пришел к мысли, что шотландцев покорить нельзя: они опять уйдут в горы, а потом вновь вернутся - и так до бесконечности, и он начал подумывать об отплытии во Францию, чтобы довести до конца борьбу за корону. И подальше от Англии, от Кэтрин, от соблазна…
Как раз в это время он получил сообщение от Филиппы, что она опять беременна. Как ни любил он детей, как ни радовался их появлению на свет, он не мог почувствовать себя счастливым по-настоящему, как бывало раньше. Что-то мешало ему.
Филиппа сообщала также, что давно не получает никаких известий от их дорогой сестры Элинор, супруги графа Гельдреса, которая всегда писала с завидной аккуратностью. Уж не случилось ли там что-нибудь плохое?
Как ни странно, письмо Филиппы принесло ему некоторое облегчение, как бы напомнив, что существуют другие дела и заботы, помимо его собственных.
Почти десять лет прошло с того времени, как его сестра стала женой Рейнольда Гельдреса, у них росли два сына, похоже, это была счастливая семья. Он надеялся, что у них ничего плохого не произошло, а известий нет по какой-нибудь незначительной причине. Мало ли что бывает?
Все-таки, слава Богу, эти новости вывели его из уныния, напомнив, что у него есть семья, большая, хорошая, и что счастье семьи, ее незыблемость - главное в жизни. Несравненная Кэтрин права, что свято хранит честь и неприкосновенность семьи. Правда, ему известно: многие его царственные предки заводили любовниц и это считалось вполне обыденным делом. Но великий дед был верным супругом, а также прадед. Его отец нарушил обычай, но и он, как говорят, хранил верность любовникам-мужчинам, пока их не предавали казни…
Шли дни, и Эдуард все больше убеждался, что Кэтрин рассуждала правильно. Ни она, ни он не созданы для тайных любовных связей. Такая любовь не по ним.
А как страдала бы милая несчастная Филиппа!..
О, как мудро поступила Кэтрин, что вовремя остановила его, не позволила разрастись безумию!
Почему он до сих пор сделал так мало для освобождения Уильяма? Нужно возобновить попытки и добиться успеха… Это будет его подарком ей! Как она расцветет! Станет еще прекрасней!..
Эдуард вновь отправил посланцев во Францию к королю Филиппу, спрашивая, кого из пленников желал бы тот получить в обмен на графа Солсбери. Филипп предложил Эдуарду освободить шотландского военачальника графа Мори. Это была большая цена, но Эдуард сразу согласился.
Теперь он уже не мог без стыда вспоминать, как пытался соблазнить жену друга. Однако страсть к Кэтрин не угасла. Она, как и прежде, сжигала душу короля Англии…
Уильям Монтекут, граф Солсбери, вернулся наконец в Англию.
А король Эдуард заключил очередное перемирие с Шотландией и собирался отправиться в Лондон.
Глава 12
ПОЕДИНОК В ТАУЭРЕ С ПЕЧАЛЬНЫМ ИСХОДОМ. БЕДА В ГЕЛЬДРЕСЕ
Во дворце Тауэр царила скорбь.
Филиппа родила девочку, которую крестили и дали имя Бланш, но, едва открыв глаза, младенец снова закрыл их - на этот раз навеки.
Филиппа была убита горем. Ее не утешало, что у нее было шестеро здоровых детей, ведь это была девочка, о которой так мечтал Эдуард. Не улучшали состояние Филиппы и слухи, долетавшие до ее ушей - она слышала обрывки фраз, намеки, ловила сочувственные взгляды. В короле пробудилась неистовая страсть к графине Солсбери, и лишь благодаря тому, что графиня оказалась добродетельной женщиной, эта страсть не обрела воплощения. Хотя, сомневались некоторые, кто может знать, что было и чего не было…
Эти слухи и подозрения все перевернули в душе Филиппы. Она стала другой. Ей открылась вдруг - раньше это и в голову не приходило - неприглядная истина: она не слишком привлекательна, и частые роды отнюдь не улучшили ее фигуру. Да и вообще за последнее время она сильно располнела, что свойственно их семье.
Эдуард же, она видела, становился с каждым годом все красивее: яркие голубые глаза, светлые густые волосы, высокий, по-прежнему стройный. Его любовь к нарядам лишь способствовала тому, что он всегда был таким притягательным. Однако графиня Солсбери оказалась все же не из тех, кто легко поддается его чарам. Слава Богу, если так…
Он всегда казался Филиппе немного ребенком, несмотря на мужскую силу, властность, упорство, даже порою жестокость в достижении целей. Ребяческой выглядела его порывистость, восторженность - чему пример история с зажаренной цаплей, в результате чего Роберу д'Артуа, проходимцу и завистнику, удалось побудить короля начать затяжную войну с Францией. А пристрастие Эдуарда к пышным, блестящим зрелищам, всяческим турнирам и поединкам, на которых он больше всего жаждал отличиться сам, и чтобы все видели, какой он ловкий, смелый, сильный, и восхищались только им… Разве это не говорит о детской натуре?.. Его страсть к Кэтрин Монтекут наверняка того же происхождения - порыв, восторженность… Что ж, она, говорят, одна из красивейших женщин Англии. Королева себя таковой назвать не может.
Бедняга Эдуард!.. Филиппа находила в себе силы ласково, почти по-матерински, усмехаться. Каким разочарованием, можно себе представить, был отказ для этого большого ребенка!..
А теперь вот она его потеряла… потеряла это взрослое дитя… И ведь по своей вине, не так ли?
Она прощает его… Уже простила… Это впервые за все годы он попытался вырваться на свободу - так это называют мужчины - из брачных уз.
Однако в душе у нее произошел перелом. Тут уж ничего не поделаешь.
Король Эдуард прибыл в Тауэр.
Он сразу же направился в покои Филиппы, склонил колени перед постелью, где та лежала, осыпал поцелуями руки.
- Не печалься слишком сильно, дорогая… - услышала она его слова и подумала: о чем это он говорит? О смерти дочери или о внезапно нахлынувшей на него любви к графине Солсбери?
- Бедная крошка… - говорил король. - Она уже получила имя, и вот… Я так беспокоился о тебе…