Она поразилась его уверенности в себе. Но силу его желания невозможно было отрицать, значит, он не заблуждался на свой счет. Сквозившее во всей его мощной фигуре напряжение возбудило ее, и она испугалась - не Чарльза, потому что он никогда не оскорбил бы ее насилием, а самой себя, опасаясь, что уступит соблазну.
- Уже поздно, - прошептала она, не желая облегчать ему ситуацию и скрывая возбуждение от его близости. - Я… думаю, вам пора идти. Завтра…
- Мария, то, что мы делаем сегодня, не имеет отношения к тому, что я буду делать завтра. Не волнуйтесь, завтра с первыми лучами солнца я буду уже на дороге в Дувр. Я не знаю, что заставило вас отвернуться от меня - возможно, страх довериться кому-то другому сразу после разрыва с Уинстоном. Но что бы там ни было, вы не можете отрицать свои чувства. Ваши глаза выдают вас.
Мария испугалась. Она должна была прогнать его, пока еще могла. А теперь сердце ее бешено заколотилось, и, вместо того, чтобы оттолкнуть руку, которой он еще придерживал ее подбородок, она бессознательно крепко сжала пальцами его запястье. Она тяжело дышала, не замечая, что вся напряглась, слегка согнув плечи, как будто защищаясь, отчего ее нежная шея вытянулась и стала еще тоньше и трогательнее, а маленькие груди приподнялись под пеньюаром.
Снисходительно и ласково Чарльз улыбнулся ей с высоты своего роста.
- Видите, Мария, вы хотите меня, и я покажу вам, как сильно.
Она попыталась отпрянуть, потому что наконец-то поняла, что этого не должно произойти, но, когда он обнял ее и прижался к ее губам, против воли ответила ему на поцелуй.
Прижимаясь друг к другу всем телом, они слились в долгом, чувственном поцелуе. Мария целиком отдалась сладостному ощущению его языка, жарких, пылающих губ. Чарльз распустил ей волосы, упавшие на спину струящимся каскадом, и стал осыпать легкими нежными поцелуями ее подбородок, щеки, ласково покусывать мочку ушка, и они со стоном упали на колени, будто силы им изменили.
Мария держала его голову, а он целовал ее нежную шею, от подбородка до ямочки между ключицами, распахнул полы пеньюара, и под рубашкой выступили высокие холмики ее грудей с острыми бугорками сосков, под тончайшей тканью едва различался темный соблазнительный треугольник. Он спустил с ее плеч пеньюар, затем ночную рубашку и устремил на ее груди восхищенный взгляд. Осыпая страстными поцелуями нежную гладкую кожу этих наивных холмиков, он вдруг втянул сосок губами, вызвав в Марии ответную дрожь.
Сосок мгновенно набух в ожидании дальнейшей ласки. Мария трепетала от страсти, которую возбуждал в ней Чарльз, касаясь ее в самых чувствительных местах нежной, опытной рукой. Он снова прильнул к ее губам в страстном, ненасытном поцелуе, и у Марии закружилась голова, она потеряла представление о действительности, самозабвенно отдаваясь волнам накатывающего наслаждения.
Пусть оскорбленная гордость заставила Марию ответить отказом на его предложение, но ведь она женщина и ей присущи все естественные для женщины чувства и желания, тело ее жаждало наполнения, удовлетворения врожденной потребности, так жестко подавляемой до сего времени, что теперь это обернулось против нее, с неудержимой силой требуя удовлетворения этой жажды. Тем более теперь, когда рядом с ней пылающий от страсти мужчина. Она вдруг осознала, что пробудившаяся в ней женщина жаждет его, и это было так внезапно и странно, что она со стоном отшатнулась от него.
Когда Чарльз подхватил ее на руки и отнес в кровать, пришлось признать, что пути назад нет, что невозможно предотвратить то, что должно произойти.
- Чарльз!
Он поднял голову, и глаза его потемнели от страсти, прочтя желание в ее взгляде. О, как он хотел ее! Ее нежные губы приоткрылись в ожидании его поцелуя.
- Что, Мария? Вы хотите, чтобы я остановился? - У него вырвался низкий, хрипловатый смешок. - Или еще этого? - И он с неистовой страстью впился в ее губы.
Мария вздрагивала от удовольствия и боли, жар его поцелуев будто стрелами пронизывал все ее тело. Наконец он отстранился от нее и спросил:
- Так вы этого хотели, Мария? Скажите!
Она снова притянула его к себе и прильнула к его губам.
- Да, да! - порывисто воскликнула она, забыв о здравом смысле и приличиях. - Целуйте меня, прошу вас!
Чарльз помедлил, испытывая соблазн отказать ей, как она отказала ему, но наклонился к ней и, запутавшись пальцами в ее густых волосах, положил руку ей на затылок и приник к ее губам, терзая и ласково дразня их, пока она не застонала от наслаждения, вцепившись ноготками в его плечи.
На долю секунды она, казалось, очнулась и ужаснулась тому, что лежит в постели с мужчиной, который не был ее мужем. Но это продолжалось всего мгновение.
Почувствовав ее сопротивление, Чарльз прервал поцелуй и поднял голову.
- Что с вами? Вы же просили, чтобы я вас целовал.
- Да, Чарльз, да!
- Мария, а вы понимаете, к чему это может нас привести?
- Да! - задыхаясь, промолвила она, понимая все и готовая ко всему.
Он разделся, обнажив широкие плечи и твердые мускулы бедер, затем лег рядом с ней и стянул с нее ночную рубашку, любуясь красотой ее обнаженного тела, наконец он крепко прижал ее к себе. Он стал целовать ее тело, горячо и медленно, как будто в его распоряжении была вся жизнь. Она слабела и таяла от его ласк, чувствуя, как все больше разгорается ее первобытная жажда мужчины.
Оба были во власти неистового, неудержимого желания, когда он в нее вошел. Она почти обезумела от незнакомых, упоительных ощущений и страстной реакции своего тела, которое, казалось, обладало собственным желанием и волей.
Затем они молча лежали рядом, она зарылась лицом в ямку между его плечом и шеей, он - в спутанную массу ее шелковистых густых волос. Мария понимала, что больше никогда не будет прежней. Чарльз оставил на ней свою мужскую метку, открыв в ней женщину, о тайных желаниях которой она не подозревала. И вдруг в ее душе проснулась острая ревность к той, другой его женщине. Казалось, она присутствовала здесь с ними, будто призрак.
Лежа в руках Чарльза, Мария закусила губы. Он даже в порыве страсти не признался ей в любви, но ни за что на свете она не стала бы портить эти волшебные мгновения вопросами о другой женщине, потому что они никогда не повторятся. Не могло быть ничего более сладостного и совершенного, чем этот первый раз с мужчиной, которого она любила отчаянно и безнадежно.
Чарльз долгое время хранил молчание, удовлетворяясь тем, что просто обнимал ее, затем медленно привстал и потянулся за одеждой. Поцеловав ее в губы, он прошептал:
- Мария, мы должны пожениться.
Пребывая еще в истоме после страстных ласк, она машинально следила, как он набросил на ее обнаженное тело одеяло, и вдруг его слова дошли до ее сознания.
- Пожениться? Чарльз, я не понимаю…
- У вас может быть ребенок.
Она хотела возразить, но одумалась.
- Так что, любовь моя, вам придется пересмотреть мое предложение. Мы должны пожениться, и как можно скорее, - сказал он уверенным и категоричным тоном, давая понять, что лучше с ним не спорить, и тотчас нахмурился, недовольный собой. Его заявление прозвучало совсем не так, как он думал. Получалось, что он нарочно соблазнил Марию, чтобы заставить ее еще раз подумать о его предложении. На самом деле он безумно хотел ее и не смог удержаться. Но теперь, когда слова были сказаны, он не хотел брать их обратно. Более того, он понял, что даже рад, что произнес их. Со свойственным мужчинам высокомерием и легкомыслием он вдруг исполнился надежды, что его жизнь внезапно приобретает восхитительный и давно желанный поворот.
- Сейчас мне придется покинуть вас, хотя не могу выразить, как хотелось бы мне остаться. - Он радостно улыбнулся. - Моя мать будет шокирована, и я рискую вызвать сплетни среди слуг - они ведь рано встают. Мы не должны забывать о вашей репутации. Я приеду к вам в Грейвли, как только возвращусь из Франции - с Констанс. Надеюсь, наша разлука будет недолгой.
Но завоевать Марию оказалось не так просто - в ней заговорила гордость. Она приподнялась, опираясь на локоть.
- Но, Чарльз, ничего не изменилось! Вы действительно думаете, что теперь я приму ваше предложение?
- Да, - подтвердил он. - Я решил, что вы будете моей женой. Я надеялся, что в сложившихся обстоятельствах мне удастся убедить вас дать свое согласие.
- Я не выйду за вас, Чарльз, я уже говорила вам.
- А если у вас будет ребенок?
- Тогда я и подумаю, как мне быть и что делать. Это ничего не меняет. Почему вы не можете это понять?
- Потому что не могу не думать о вас! Не могу не вспоминать время, которое провел вместе с вами. Не могу забыть о том, как я обнимал и целовал вас, - сказал он глухим, полным боли голосом. - Я все помню, Мария, - какими нежными были ваши губы, сначала такими неподатливыми, и как быстро они мне уступили. Обнимая вас, я ни о чем другом думать не мог.
- Прошу вас, не говорите об этом, - прошептала она.
- Почему? Ведь вы испытываете ко мне такие же чувства, не так ли? Но по неизвестным мне причинам боитесь, как бы эти воспоминания не поколебали вашу решимость сопротивляться мне? Если это так, то почему вы меня не остановили?
- Я не смогла, - призналась она. - Мы оба потеряли голову, так что некого винить в том, что случилось. Я знала, какие могут быть последствия, но все равно не смогла сдержаться.
- Вы хотите меня, Мария, признайтесь, и, когда я вернусь, я заставлю вас это понять. Я не отступлю от своего намерения, имейте в виду! - Он еще раз поцеловал ее и неохотно ушел.
Только теперь Мария словно спустилась на землю. Без него стало тоскливо и холодно.
Заставляя себя забыть о своей сопернице, чтобы вернуться к приятным мыслям о Чарльзе, о том, что между ними произошло, она вдруг обнаружила, что думает, сравнивал ли он это с тем, что у него было с той женщиной. И тотчас почувствовала себя безнадежно несчастной, радость ее испарилась, и она просто не знала, как ей быть.
Глава 10
Чарльз вернулся к себе, крайне обеспокоенный. Спать не хотелось, и он стал стремительно мерить шагами свою спальню, пытаясь преодолеть раздражение и понять, почему Мария ведет себя так безрассудно. Ее поведение сбивало с толку. Что с ней случилось за тот короткий отрезок времени, когда он ушел на дуэль, а потом вернулся раненым? Он не находил объяснений.
Вдруг в подсознании мелькнула какая-то смутная, неуловимая мысль. Да, она определенно касалась того утра, но чего именно? Он стал вспоминать события всего дня, когда произошла дуэль, стараясь ничего не упустить. Он вернулся тогда в карете, осторожно поддерживая раненую руку, и вышел у конюшни, чтобы из окна его не увидела мать, которая непременно засыпала бы его вопросами.
Он помнил, что грумы уже приступили к работе, один даже чистил одну из его лошадей. Стоп - а почему он ее чистил? Ведь лошадь чистят только после того, как на ней выезжали. Но кто мог поехать верхом в такой ранний час? Он снова и снова возвращался к этому вопросу.
Утром, уже готовый отправиться в Дувр, он нашел того грума и был поражен, когда на его вопрос тот ответил, что в то утро выезжала мисс Монктон, и он сам ее сопровождал.
- Куда? Куда она ездила?
- В Грин-парк, сэр.
- И вы все время были с нею?
Грум замялся, опасаясь сурового выговора за то, что посмел оставить мисс Монктон одну.
- Н-нет. Мы доехали до одного места, недалеко от большой поляны, и мисс Монктон велела мне ждать там, а сама уехала в ту сторону.
- Вы видели что-нибудь… или еще кого-то?
- Видеть не видел, сэр, а только слышал два выстрела. Я уже хотел поехать ее искать, а тут она сама возвратилась.
- Понятно.
Не желая больше задерживаться, Чарльз взлетел в седло и выехал из усадьбы, не менее озадаченный, чем прежде. Если Мария наблюдала за дуэлью, почему она не показалась ему, почему скрыла это? К чему такая таинственность? Тут ему вспомнилось, как во время ссоры он заявил, что найдет другую женщину, которая с радостью примет его предложение. Что же она на это сказала?.. А, она ответила что-то в этом роде: "Не сомневаюсь, что для вас это не составит труда". Да, да! И притом с такой язвительностью! Черт возьми, в чем же тут загвоздка?!
И вдруг он вспомнил, что на дуэли присутствовала и Джорджина, как она подбежала к нему, испуганная и встревоженная, как радостно обнимала его, когда он заверил ее, что рана не опасна. Черт, пожалуй, со стороны эта сцена должна была показаться довольно интимной, если человек не знал, что это его сестра!
Внезапно все частицы головоломки легли на свои места. Если Мария приняла Джорджину за его любовницу, то ее поведение становилось понятным. Боль и горечь охватили Чарльза, и он пришпорил коня. Марию заставила отказать ему уязвленная гордость! Она никогда бы не согласилась делить мужа с его любовницей.
Мария рано позавтракала и тотчас пустилась в обратный путь. Со свинцового неба, как и всю предыдущую неделю, лил дождь, превращая дороги в безвылазную грязь, из-за чего временами карета то и дело застревала и останавливалась, пока кучер не вытаскивал ее. Усталая и измученная тряской ездой, она облегченно перевела дух, когда карета свернула на дорогу, ведущую к Грейвли, хотя и с опаской посматривала на узкий деревянный мост через реку.
Дождь шел непрерывно еще целых три дня, в течение которых она с волнением и тревогой ожидала Чарльза. Она не могла думать ни о чем, кроме той ночи с Чарльзом, то радуясь, то предаваясь угрызениям совести.
Ей не следовало позволять ему войти в комнату, а тем более пускать в свою постель, но она уже узнала тепло его рук, силу его мужественного тела. Она любила его смуглое красивое лицо, которому внезапная ироническая усмешка придавала такое очарование, в крови ее горел огонь желания, руки чувствовали игру мощных мышц на его широкой груди. Если бы эта ночь длилась вечно! Она испытала невыразимо блаженную истому, будто плыла высоко в небе на облаке, что уносило ее вместе с ним в дивную страну райского наслаждения. С того самого мгновения она то ликовала, то отчаивалась, то понимала, что отступать уже поздно.
Около полудня четвертого дня на подъездной дорожке показался забрызганный грязью экипаж и остановился перед домом. Мария увидела его из окна на втором этаже, и сердце ее радостно забилось. Она бросилась вниз по лестнице, на ходу приглаживая волосы. Миновав холл, она распахнула двери. Это Чарльз и - Боже, прошу тебя! - Констанс!
Но вот из кареты появился грузный седок, и Мария остолбенела. И неудивительно - это был Генри.
На обрюзглом лице застыло выражение скуки, двойной подбородок утопал в складках шейного платка. Гордо и твердо встретила она взгляд человека, о котором когда-то думала как о своем будущем муже, и с удовлетворением отметила, что уже не испытывает того страха, который преследовал ее после их встреч у него дома, а потом в театре.
- Генри? Какой сюрприз! Я не ожидала увидеть вас здесь, - проговорила она с полным самообладанием.
- Я еду навестить друзей в Портсмут, а оттуда - на корабль и в Индию!
- Но Грейвли находится довольно далеко от Портсмута, - холодно заметила она. - Должно быть, вы заблудились.
Язвительный тон Марии не остался незамеченным Генри, но, преследуя свою цель, он не хотел настраивать ее против себя, а потому предпочел его проигнорировать.
- Я приехал засвидетельствовать вам свое почтение и поговорить, если вы соблаговолите, - с насмешкой сообщил он, вынул большой носовой платок и вытер мокрое жирное лицо, пытливо глядя на нее из-под съехавшего на лоб парика, безнадежно мокнущего под дождем.
- Нет, Генри, не соблаговолю. И, должна сказать, я поражаюсь вашей дерзости. Появиться у меня после того, что вы сделали! - брезгливо ответила Мария, не желая приглашать его внутрь.
- Вы бесчестно дрались с сэром Чарльзом, хотя сочли себя достойным бросить ему вызов.
Генри улыбнулся, по-видимому нисколько не стыдясь проявленной на дуэли трусости.
- Человек стремится выжить любыми способами.
- Даже путем обмана?
- В свое время, Мария, я показал себя многим джентльменам и… леди, - небрежно заметил он. - И в себе не сомневаюсь. Я могу быть очень заботливым и нежным с такой очаровательной и грациозной леди, как вы.
- Прошу избавить меня от ваших комплиментов, Генри. Я поздравляю себя с тем, что благополучно от вас избавилась, и прощу вас уйти. Нам нечего сказать друг другу.
- А я рассчитывал на приятный тет-а-тет, - язвительно возразил он.
- В таком случае придется вас разочаровать. Он засмеялся, дыша тяжело.
- Я вижу, вы питаете ко мне предубеждение, Мария. Могу только предположить, что это Осборн вбил его вам в голову. Полагаю, он считает меня каким-то преступником.
- То, что я думаю, не имеет значения. Но могу сказать, что я не заметила в вашем поведении ничего, что заставило бы меня изменить о вас мнение.
- Как вы правильно сказали, это не имеет значения.
- Если вам действительно есть что мне сказать, можете войти и укрыться от дождя. Но затем вам придется уйти. У меня нет желания поддерживать с вами долгий разговор.
Генри последовал за нею в дом. Нервы Марии настолько были напряжены в тревожном ожидании Чарльза, что появление Генри вызвало в ней только досаду и раздражение. Однако, помня о его коварстве, она старалась держаться с ним как можно более невозмутимо и сдержанно.
Остановившись в гостиной, она окинула Генри внимательным взглядом. Ей с ранних лет запомнилась его высокая внушительная фигура в пышном наряде, тогда вызывавшая в ней наивное детское восхищение. Теперь же годы невоздержанного чревоугодия превратили его в громоздкого неуклюжего толстяка с обвисшим животом, и прежнее пристрастие к щегольской одежде - эти светло-голубые панталоны до колена, обтягивающие жирные ляжки, яркий пестрый жилет, туфли с бронзовыми пряжками - придавало ему комическое сходство с раскормленным павлином.
- Насколько я понимаю, вы собираетесь вернуться в Индию.
- Да. Видите ли, мне пришлось покинуть службу в компании… гм… скажем, при не очень благополучных обстоятельствах, и это, к сожалению, отразилось на состоянии моих финансов… - Он бесцеремонно двинулся по гостиной, разглядывая ее убранство. - Я вижу у вас здесь интересные вещицы. Ваш отец был тонким знатоком искусства Индии.
Мария взглянула ему прямо в глаза.
- Довольно, Генри. Вы приехали сюда не для пустой светской беседы. Говорите, что собирались, и уезжайте. Что вам нужно? Денег?
Генри усмехнулся:
- Разумеется, деньги мне нужны. А почему бы и нет? Я знаю, что у вас их много, даже слишком много. У меня же дела обстоят совсем иначе. - Он повел рукой вокруг. - У вас есть все это, великолепный дом, богатое поместье. Тяжело видеть, что у вас всего так много, а у меня так мало, и я не могу не думать, что, если бы не Чарльз Осборн, сейчас мы с вами жили бы вместе.
- Мое решение не имеет никакого отношения к Чарльзу. Увидев вас снова, я поняла, что никогда не выйду за вас, никогда и ни за что!