Полагаю, господин Ван Хельсинг совершил искомое открытие, но отчего тогда немедленно сделался столь задумчив и даже суров? Софья Петровна тоже чувствует это, и ее напряжение передается нам обоим - ее возлюбленному и мне, рыцарю печального образа прекрасной княжны, поклоняться которому мне позволено, но служить более уже не дано. Я составил подробную карту нашего последнего путешествия в горы, что привело господина Ван Хельсинга в такой ужас, что он попытался было отнять у меня этот дневник, и лишь вмешательство княжны и моя решительность, с которой я охранял свои заметки от преждевременного обнародования, укротили его настойчивость, но все же полагаю, "голландец" будет пытаться ознакомиться с содержанием дневника, что всегда было позволено единственно лишь баронессе Анастасии Петровне Корф - моему верному критику, которому я когда-то беспрекословно отдал право первой ночи своих литературных произведений. Думаю, в свете всех этих событий мне следует завтра же отправить дневник с ближайшей почтой в Петербург, ибо только так я могу быть уверен в его неприкосновенности. Наша долгая дружба с Анастасией Петровной и то уважение, которое она выказывает моему таланту, позволяют мне не сомневаться в том, что до нашего возвращения в столицу тетрадь останется в надежных руках. Я пытался сказать об этом и господину Ван Хельсингу, но он лишь покачал головою, как будто укорял меня за самонадеянность. Не понимаю, почему "голландец" так встревожен и что побуждает его нагнетать излишнее, как мне представляется, волнение, беспокоя Софью Петровну, отчего в ее бездонных голубых глазах появляются признаки ожидаемой бури. И мне хотелось бы думать, что движется она не ко мне, а в неизвестном природе направлении…"
- Не хотите поговорить? - осторожно спросил Анну Ван Вирт, когда, увидев, что Санников снова заснул, она тихо вышла на улицу.
- Разве здесь есть неясности? - вопросом на вопрос отвечала Анна, удивившись, насколько быстро маг последовал за нею.
- Я имею в виду не господина Санникова, - покачал головою Ван Вирт, - а вас, баронесса.
- Не понимаю, - пожала плечами Анна, зябко поеживаясь на прохладном вечернем воздухе.
- Вас что-то тревожит, - сказал Ван Вирт, жестом высказывая просьбу, чтобы она не бежала от разговора с ним, - и я уверен, что волнение это не связано с тайной исчезновения вашей сестры и только что услышанными воспоминаниями господина Санникова.
- Вы ошибаетесь, - смутилась Анна, невольно выполняя его просьбу, - она остановилась при входе в избушку и оперлась спиною на столб, поддерживающий покрытый мхом навес над крыльцом.
- Я могу ошибаться в деталях, ибо по большей части они скрыты даже от вас самой, но мне всегда ведома суть, - мягко улыбнулся ей Ван Вирт, складывая руки на груди и глядя Анне прямо в глаза, отчего она почувствовала необъяснимое доверие к магу, которое все сильнее овладевало ею, и когда сопротивляться его влиянию уже было для нее не возможно, Анна по-детски открыто и беспомощно спросила:
- Зачем вы делаете это со мной?
- Я читаю в вашей душе невероятную усталость, - с сердечностью промолвил Ван Вирт после минутной паузы, - и, будучи наделен способностью видеть это, предлагаю и вам помощь, подобную той, что оказал сегодня господину Санникову.
- Но у меня нет провалов в памяти, - все еще слабо противясь воздействию его чар, прошептала Анна.
- Однако есть табу, которое камнем лежит у вас на сердце, и, не освободившись от которого, вы не сможете вырваться из тенет его, - Ван Вирт убеждающее властно на мгновение прикоснулся ладонью к ее руке, и в то же мгновение на лице его мелькнулаулыбка, прозрачная и легкая, как взмах крыльев мотылька, "раскрывающего тайны". - Расскажите мне, отчего вы всегда так напряжены и воинственно настроены, как будто влюбую минуту готовы дать отпор нападающему, даже если он существует только в вашемвоображении? Объясните, почему ждете не приятностей и подозреваете худшее?
- Я устала от потерь, - просто сказала, как будто выдохнула, Анна. - Их череда все это время настигала меня с такой определенностью и постоянством, что я стала бояться новостей и нечаянных известий.
- Вы обвиняете себя в их изобилии на своем пути или видите в том знак судьбы, чей промысел вам неподвластен? И чего вы боитесь более всего - собственной беспомощности перед неизвестностью или намеренностью неких внешних сил вредить вам, во что бы то ни стало? - продолжал свои расспросы Ван Вирт.
- Я ничего не боюсь, - ответила Анна. - Я хочу, чтобы этот исход близких мне людей прекратился. Мне нравится встречать, но количество приобретений в моей жизни обратно пропорционально потерям.
- И вы бросаетесь в путешествие, чтобы вырваться из этого круга? - понимающе кивнул Ван Вирт. - Но перемена места между тем не привносит изменений в образ жизни, не правда ли?
- Зачем вы спрашиваете, если и так знаете все? - устало промолвила Анна.
- Догадываться и знать наверняка - далеко не одно и то же, - снова улыбнулся Ван Вирт, и в который раз его улыбка подействовала на Анну обезоруживающе. - Я хотел убедиться в том, что чувствую, и помочь вам избавиться от наваждения, которое вы сами внушили себе.
- О чем вы говорите? - растерялась Анна, чувствуя легкое головокружение.
- Я хочу, чтобы вы поняли, - вкрадчивым тоном ответил Ван Вирт, - что вашей вины нет ни в том, что когда-то случилось с вашим мужем, отцом и сестрой, ни в том, чего едва избегли ваш сын и княжна Софья. И отсутствие вины освобождает вас от обязательств по исправлению ошибок, которые не вами же были и допущены.
- Вы полагаете, что я все это время напрасно стремилась помогать своим близким? - с трудом удерживая ускользающее сознание, проговорила Анна.
- Уверен, вам не в чем себя обвинить - ни тогда, ни сейчас, - как-то очень настойчиво принялся убеждать ее маг. - Вам следовало просто принять то положение дел, которое сложилось под давлением обстоятельств, а значит - усмирить гордыню и положиться на небеса.
- Сидеть и ждать? - понимающе кивнула покорная Ван Вирту Анна.
- Терпение - высшая добродетель любого существа, - странным голосом, как будто накрывая Анну его звучанием, точно куполом, стал вещать ей Ван Вирт. - Откажитесь от суеты и гордыни, примите высшую волю и покоритесь ей. Оставайтесь и ждите, пока сам по себе не свершится круговорот возвращения. Не лишайте судьбу ее права все вернуть на круги своя и не возомните свое "я" равным ей…
Этот сон впервые принес Анне с собой облегчение. Она словно вышла из тени на свет, и под его лучами миражом растворились очертания прежних страхов и чувство вины. И зачем она вздумала вдруг пересечь океан, чтобы вновь потерять то, что уже потеряла? И как сталось, что обязанности матери были принесены ею в жертву ради поисков сумасбродной девчонки, которая всегда жила лишь одними желаниями и не знала своих обязанностей, не ведала чувства долга перед близкими людьми? Как могла она пренебречь доверием своей госпожи, которая так нуждалась в ее помощи в эти дни? Отчего не довольно ей было уже пережитых лишений и бед, что она устремилась на поиски новых? И по мере того, как вопросы, роившиеся в ее голове, приходили на ум, Анна все более уверялась в том, что ей не стоит более ни из-за чего волноваться. И чем крепче утверждалась она в этом решении, тем больше света окружало ее. А потом он и вовсе превратился в единое пространство, заполнившее пустоту ее души теплом и ослепительной, но такой приятной, точно волна, обтекающей тело белизной, которая окончательно поглотила и все прежние сомнения, и ее саму…
Из забытья Анну неожиданно вывел большой паук - он спустился с потолка по сплетенной, за ночь нити к ее лицу и едва не зарылся в ресницах, а потом пробежал вдоль линии носа, и быстрые касания его колких лапок невольно разбудили Анну. Конечно, она очнулась не сразу, но, едва приподняв голову от подушки (роль которой выполняло по-солдатски скрученное шерстяное одеяло), первым делом спросила себя, как могло оказаться, что она совершенно не помнит, как легла спать, и кто устроил ей постель, укрыв теплым, с подбоем плащом? И вообще - где она находится, и что случилось с Павлом Васильевичем, ведь из города они выехали вместе?
Судя по краю еле бледного неба, видного в перекрестие маленькой оконной рамы, солнце еще не взошло, но рассвет все же был уже близок. Анна с трудом встала с широкой скамьи, на которой для нее устроено было ночное ложе, и подошла к окну - на улице перед избушкой двое разговаривали по-немецки, и по отдельным обрывкам фраз, слабо доносившихся до нее, Анна поняла, что эти люди намерены были уехать засветло и сейчас проверяли, все ли готово к отъезду. И повинуясь пока еще необъяснимому для нее порыву, Анна встряхнула головой, сбрасывая никак не отступавшую дремоту, и вышла на улицу.
Увидев ее, двое мужчин, так странно похожих друг на друга, замолчали, а один из них покачал головою и вздохнул:
- Я должен был понять, что у вас слишком сильная воля, баронесса.
- Господин Ван Вирт? - воскликнула Анна, и произнесенное имя как будто сняло пелену с ее глаз и памяти.
Очнувшись от наваждения, она бросилась на мага с кулаками, но путь ей преградил младший Ван Вирт - Карл ловко схватил руками Анну в кольцо довольно крепких, но совершенно не романтичных, объятий и удерживал до тех пор, пока она не обмякла и не заплакала от обиды и проявленной слабости.
- Вы - негодяй! - гневно бросила в лицо магу Анна. - Теперь я поняла, что означал наш вчерашний разговор. Вы хотели лишить меня решимости продолжать поискисестры! Вы все это время лгали мне, вы лицемер, вы… вы…
- У вас слишком богатое воображение, ваше сиятельство, - усмехнулся Ван Вирт, делая знак сыну, чтобы тот отпустил Анну. - Ни я, ни мое отношение к вам не изменилось с прошедшего вечера. Я всего лишь пытался остановить вас, потому как понимал - обычные уговоры, взывающие к здравомыслию, на вас вряд ли подействуют, для этого вы чересчур решительны и самостоятельны, а потому мне пришлось прибегнутьк другим методам убеждения. Увы, они тоже оказались непростительно слабыми. Чтолишний раз подтверждает мое восхищение вами - подобные целеустремленные натурывстречаются так редко!
- А, - не без сарказма протянула Анна, - вы избрали новую тактику - пытаетесь отвлечь меня своей грубой мужской лестью! Не выйдет!
- Это я уже понял, - кивнул Ван Вирт и вздохнул. - Будем считать, что фокус не удался. А потому предлагаю вам мировую.
- Значит, я еду с вами? - Анна недоверчиво взглянула на мага.
- Увы, - сдаваясь, развел руками Ван Вирт.
- Хорошо, - все еще с опаской посматривая на него, сказала Анна. - Что я должна делать?
- Ступайте с Карлом, он проверит, хорошо ли вышло седло для вашей лошади, - улыбнулся Ван Вирт. - В отличие от меня, он был уверен, что оно все-таки понадобится. Да, похоже, я старею, и пора уступать дорогу молодым… Идите, идите с ним и не бойтесь, больше сюрпризов не будет. А когда закончите, возвращайтесь, мы вместе разбудим господина Санникова, я сделаю ему перевязку, а послезавтра с рассветом мы отправимся на поиски вашей сестры. Дорога предстоит долгая и судя по всему - утомительная. Так что нам с вами понадобятся и силы, и согласие в пути.
В отличие от Анны, пробужденный магом Санников выглядел хорошо отдохнувшим и спокойным. Возможно, подумала Анна, проснись она по времени, загаданном для нее Ван Виртом, то вела бы и чувствовала себя точно так же. Кем же был для нее тот паучок-почтальон - вестником судьбы или случайностью, способной разрушить даже самые хитроумные и детально просчитанные заранее замыслы?
А потом они выехали - Карл отправился продолжать путь по тракту, чтобы вовремя появиться в Симбирске, где его отца ждали с гастролями; Анна же с Ван Виртом углубились на лошадях в лес по едва заметной охотничьей тропе…
* * *
- Что вы собираетесь предпринять? - почему-то тихо спросила Анна, как будто кто-то мог услышать ее в этом забытом богом лесном краю.
- Ждать, - так же тихо ответил ей Ван Вирт, продолжая смотреть в сторону часовни, и добавил: - Набраться терпения и ждать. Полагаю, тот, кто привязал у крыльца лошадь, скоро вернется.
- Почему вы так решили? - Анна удивилась его уверенности.
- Если бы ее хозяин или тот, кто строил эту часовню, рассчитывал на долгую стоянку, то он, скорее всего, позаботился бы о навесе для лошадей, - пояснил Ван Вирт, оборачиваясь к своей спутнице. - Нет-нет, у приезжающих сюда людей не было намерения слишком долго оставаться в часовне…
- О! Смотрите! - воскликнула Анна, невольно прерывая мага, и тот быстро повернул голову, следуя за направлением ее взгляда.
Из часовни, не торопясь, как будто делал это ежедневно, вышел какой-то человек - по одежде его можно было принять за охотника, но единственной охотничьей принадлежностью оказалась при нем кожаная сумка для дичи, однако ни самой дичи, ни ружья, ни патронташа к нему, ни рожка для пороха или кошеля для огнива Анна не заметила. Незнакомец, лица которого из-за дальности расстояния разглядеть тоже не удалось, явно не опасался быть застигнутым врасплох - вел себя спокойно, с уверенностью человека, знающего, что без предупреждения появиться здесь некому. И даже поведение лошади подтверждало, что на то были у незнакомца все основания, - животное ожидало приближения хозяина без малейшей нервозности, равнодушно дожевывая сено. "Охотник" между тем довольно бесцеремонно прервал умиротворенный завтрак своего скакуна, шлепком взбодрив лошадь по крупу, потом отвязал от перекладины поводья и не без усилия потянул упирающееся животное за собой - лошадь явно не хотела отрываться от своего приятного занятия. И ее упрямое упорство даже вызвало хозяйский смех, который донесся до Анны и мага слабым отголоском - ветер дул в их сторону, но рассеивался в орешнике близ опушки, где они прятались. Потом охотник с легкостью, удивительной для его значительной комплекции, вскочил в седло и направил лошадь прочь от часовни. Но двигалась она каким-то странным аллюром, избегая езды по прямой.
- Ловушки! - догадался маг и, поймав недоуменный взгляд Анны, кивнул. - Судя по всему, вокруг часовни на всякий случай расставлены капканы для непрошенных гостей.
- И как мы сможем их избежать? - расстроилась было Анна.
- А мы и не полезем прямо в пекло, - улыбнулся Ван Вирт. - Давайте-ка для начала узнаем, кто этот человек и куда он направляется.
Незнакомец, от которого они, по-прежнему незамеченные, все время старались держаться на приличном расстоянии, хотя двигались точно по следу, полагаясь на исключительный слух и наитие мага, невероятным образом заранее предчувствующего любой поворот или остановку седока, за которым они следили, привел их, наконец, к заимке у подножья горы, против которой и была установлена часовня. И Анна вдруг поняла, что все это время они шли вкруг этой самой горы, ни отыскать подходов, ни приблизиться к которой им прежде не удалось.
Воображаемая карта, на словах нарисованная Санниковым Ван Вирту, поначалу, казалось, заманивала их в непроходимую чащу, уводя вглубь огромного лесного массива, пугавшего своей безжизненностью. Эта часть тайги была похожа на сказочный, заколдованный чей-то злою волею лес, в котором все живое замерло, подвластное взмаху недоброй волшебной палочки. Пока они ехали, Анна не слышала пения птиц, не замечала движения белок по ветвям величественных, но как будто окаменевших сосен с роскошными, неумирающими, вечно зелеными кронами, и ничто не указывало на привычную для типичного леса суету меж трав и в кустарниках - ни косуль, ни вездесущих зайцев. Словно что-то давно и всерьез напугало лесных обитателей, и звук копыт стал для них отныне сигналом тревоги, которую усиливал полумрак, - солнце, похоже, тоже было бессильно пробиться сквозь плотную стену мощных стволов и высокой, неисхоженной травы, в которой едва угадывалась та узенькая тропа, что вела их на слабый проблеск света впереди.
Будучи не в силах отстраниться от неприятного ощущения неизвестной опасности, словно исходящей от леса, который они пересекали, Анна старалась не смотреть по сторонам и лишь крепче держалась за луку приспособленного для ее удобной поездки седла, вздохнув свободно лишь тогда, когда они достигли, наконец, края, остановившись на обрыве огромной каменной реки. Вода, судя по всему, текла где-то под огромными валунами, но услышать ее шелест можно было, лишь приблизившись к самым камням, что и сделал Ван Вирт - спешившись с лошади, он наклонился, приложив ухо к расщелине между двумя соседними валунами. Потом он проделал то же самое еще в двух-трех местах, пройдя до другого берега реки.
- Весьма интересное явление, - сказал Ван Вирт, возвращаясь в Анне. - Судя по всему, река течет от холма, что напротив горы, которую она опоясывает, точно неприступный ров, - лошади здесь не пройдут, равно, как и вы, сударыня, эти камни не для ваших ботинок. Не смотрите на меня так испуганно - этот вывод может сделать каждый, не прибегая к ясновидению. Камни со стороны холма холоднее - значит, оттуда сильнее течение реки, что и указало мне, в конечном счете, его направление. Однако, по словам вашего друга, нас должна интересовать именно та гора, а потому, прежде всего, следует найти подходы к ней.
- Но здесь мы не пройдем? - кивнула Анна.
- Да, - подтвердил Ван Вирт и махнул рукою в сторону от горы, - так попытаемся же отыскать этот путь с того холма. У него, мне представляется, слишком откровенное стратегическое положение по отношению к объекту нашего исследования.
Ван Вирт оказался прав - поднявшись на холм, они и обнаружили установленную на ней часовню. Построена она была добротно и основательно, и с холма от нее открывалась круговая панорама и на гору, и на подступы к ней. И вот теперь, следуя за незнакомцем, они убедились в том, что место это выбрано было не случайно - кто-то очень постарался обезопасить свое тайное пребывание в этих краях.
- Что дальше? - спросила Анна Ван Вирта, когда они остановились на небольшой возвышенности за деревьями в виду заимки.
Невольно приведший их туда незнакомец между тем подъехал к укрепленному частоколу, которым был обнесен стоявший во дворе просторный сруб с высоким крыльцом под крышею, подстать купеческим палатам и, не слезая с седла, ударил в колокол при входе. На звук его, однако, ответили не сразу, но после второго требовательного сигнала из баньки, примостившейся на другом краю двора, выбежал мужик, на ходу застегивавший казачьи галифе, и бросился открывать ворота. Незнакомец, въехавший в распахнутый ставень, остановил лошадь у крыльца, дождался, когда растревоженный его приездом мужик запрет засов на воротах и подойдет принять у него поводья, и что есть силы врезал казаку по физиономии. От неожиданности тот не смог уклониться от удара, и кровь немедленно потекла по его подбородку из разбитого носа. Анна не слышала, что кричал незнакомец, но по всему было видно, что он разозлен и что-то обидное выговаривал сейчас встретившему его на свою беду мужику. Казак понуро, с опаской потихоньку отирая сочившуюся по лицу кровь, слушал незнакомца с почтением и виноватостью, а из дома и баньки в приоткрывшиеся проемы дверей показались еще несколько голов, и вскоре заимка оживилась и пришла в движение.
- Их семеро, включая приезжего, - насчитал Ван Вирт, когда, одевшись, обитатели заимки высыпали на двор.