Когда они остались более или менее наедине, граф объяснил, что представлял ее как свою невесту просто для того, чтобы на нее не смотрели косо. Вообще-то Джоанна не чувствовала обиды, скорее, облегчение, что его слова насчет невесты - наглая ложь. Ей не хотелось второй раз замуж на тех же условиях.
Опера ей понравилась. Она слушала, как завороженная. Граф искоса любовался ею. Сейчас, такая восторженная, счастливая, она вызывала в нем сильное желание, но все эротические сцены, возникавшие всполохами в его мозгу, неизменно бы осквернили это ее счастье. И потому он решил сегодня оставить ее в покое. Заслуживает же она хоть один счастливый вечер, когда ни за что не надо расплачиваться?
* * *
Утром они завтракали, когда где-то в доме раздался звук, будто упало что-то тяжелое и разбилось. Граф вскочил. По его мнению, звук донесся из его библиотеки. И он даже догадывался, что именно разбилось. Только хотел узнать, кто это сделал и чего заслуживает за свою неаккуратность.
Джоанна пошла следом за ним.
В библиотеке над обломками вазы стоял мальчишка, даже не попытавшийся спрятаться, когда вошел граф. Мальчик был бледен и буквально в отчаянии от того, что сделал. По его лицу катились крупные безмолвные слезы. Граф понял, что это и есть сын Джоанны. До сих пор граф не замечал никаких признаков его присутствия в своем доме.
Да, граф угадал правильно. Мальчишка разбил старинную китайскую вазу, стоимость которой Джоанна не смогла бы выплатить, даже если бы продала свой дом.
Граф мрачно глянул на нее. Джоанна, судя по ее бледному виду, понимала, что за вазу ей не расплатиться никогда.
Граф перевел взгляд на мальчика. Тот продолжал глядеть на него огромными глазами, в которых застыл смертельный страх. Ребенка начала сотрясать крупная дрожь. Граф с легкостью представил, что за такой проступок от отца ребенку вполне могло достаться физически. И явно доставалось. Мальчик явно ожидал от него такой же реакции.
- Милорд… - взмолилась Джоанна за его спиной, явно пытаясь переключить его гнев со своего сына на себя.
- Разберемся вечером, - сквозь зубы бросил он ей и вышел из библиотеки. Ваза разбилась на крупные осколки, и, возможно, ее еще можно было отреставрировать, потому по пути граф приказал слугам осколки аккуратно собрать и не выбрасывать.
Гнев из-за разбитой вазы сменился в нем на раздражение и ярость.
- Будь ты проклят, Лэнгфорд, - сквозь зубы выругался граф. Если б вазу разбил кто-то из слуг, то был бы немедленно уволен без жалования и рекомендаций. Но это сделал сын Джоанны. И потому в мозгу графа зароились странные и непривычные мысли, что это была всего лишь фарфоровая безделушка, которую неизвестно кто объявил величайшей ценностью.
Он не собирался взыскивать за эту вазу с Джоанны всерьез. Это просто давало повод ЯКОБЫ наказать ее. То есть, сделать то, что он обычно делал с ней, и не более, просто под предлогом того, что она провинилась.
Но для начала он должен был успокоиться и смириться с потерей ценной вещи. К вечеру он был уже вполне спокоен и предвкушал встречу со своей любовницей и все приказы, что она выполнит.
Едва зайдя в дом, он передал ей приказ немедленно явиться к нему в спальню в соответствующей одежде, а сам отправился за бутылкой вина.
Когда он вошел в спальню, то просто онемел. Тело Джоанны закрывал кусок прозрачного красного шелка, отдаленно напоминавшего ночную сорочку. Если б она ограничилась только этим произведением неприличного искусства, все было бы нормально. Он успел привыкнуть к мысли, что у нее имеется некоторое количество неприличных нарядов от ее первого брака. И сейчас он был как раз в том настроении, чтобы оценить их по достоинству.
Но у нее на шее был черный ошейник. Ее запястья и лодыжки обхватывали черные широкие полосы браслетов. В каждой из пяти черных полосок было кольцо, через которое можно было пропустить веревку. Как человек, имевший огромный опыт в играх такого рода, граф мгновенно оценил возможности, которые дают эти… кольца. Он взглянул в лицо Джоанне, и мгновенно осознал, что никогда не сможет поступить так с ней. Она наверняка весь день провела в страхе, какое наказание он выдумает для нее к вечеру. Он ощущал настоятельную потребность успокоить ее; и вместе с тем нараставшее бешенство на ее покойного мужа полностью лишало его здравомыслия и способности связно говорить.
И еще он знал, что никогда не сможет забыть, как она выглядит сейчас. И никогда не сможет забыть этот смертельный ужас в ее глазах, обращенных на него.
Он отвернулся от нее. Трясущимися от злости руками налил себе вина и сделал несколько крупных глотков. Каким-то чудом он сумел обуздать свое бешенство настолько, что сказал, повернувшись к ней:
- Ни одна ваза на свете не стоит чьей-то души. Иди в свою спальню, Джоанна. Спать.
По ее телу пробежала мелкая судорога, она склонила голову и пробежала мимо него в свою комнату.
Она не могла уснуть. Ее сын разбил ценную вазу, и кто-то должен был понести за это наказание. Если не она, то кто? И Джоанна напряженно вслушивалась, не раздадутся ли в коридоре шаги графа, не направится ли он в другую часть дома… Но все было тихо.
Граф же в свою очередь медленно, но неуклонно напивался, пытаясь не вспоминать, как соблазнительно выглядела женщина с черными браслетами на руках. О, не стоит отрицать, что ему это пришлось по вкусу. И точно также не пришлось ему по вкусу ее отчаяние. И сейчас граф был в растерянности. Ему не хотелось, чтобы Джоанна испытывала по отношению к нему отвращение и страх. Но в то же время он не принуждал ее оставаться в его доме. Она сама пришла. Она сама просила денег, обещая выполнить все, что ему в голову придет.
Но какие бы слова он ни произносил, уговаривая себя, что имеет право пользоваться всем, что предоставляет ему его гостья, он продолжал сидеть в своей спальне, поглощая бокал за бокалом. И наконец, он смог убедить себя в том, что не будет ничего страшного, если он просто придет к ней в спальню и воспользуется ею так, как это делают обычные мужчины.
Джоанна вздрогнула, когда открылась дверь. Целый час она ждала какого-нибудь звука, просто не имея смелости заснуть. Наконец-то… Что же он надумал?
- Джоанна?.. - тихо позвал граф. Она могла бы притвориться спящей, но зачем?
- Я не сплю, милорд, - отозвалась она.
Из его груди вырвался протяжный выдох. Он подошел к кровати, сел рядом с женщиной и взял ее руку. Обхватил ее запястье своей ладонью, вспоминая браслеты. Одного этого воспоминания было достаточно, чтобы он возбудился не на шутку.
Он поднес ее руку к своим губам, поцеловал запястье, чувствуя губами бешеный пульс. Или, возможно, ему только казалось, что он его чувствует. Взял ее вторую руку и тоже обхватил там, где был браслет. Он сжимал пальцы на ее руках, наслаждаясь мысленными картинами того, что могло бы быть на этих местах и было еще час назад.
Перехватил оба ее запястья одной своей рукой, другой провел по открытой шее. Волосы Джоанны были заплетены в косу и не мешали ему наслаждаться прикосновениями.
Джоанна понимала, о чем он вспоминает. Значит, ему все-таки понравились и эти игрушки. Почему же тогда он не прикажет надеть их обратно?
Он оставил в покое ее руки, наклонился и поцеловал ее в губы. Просто поразительно… В его поцелуе напрочь отсутствовали грубость и жестокость, а уж Джоанна прекрасно умела различать оттенки чувств в разных видах игр.
Ее никогда так не целовали… Разве что, когда покойный Лэнгфорд ухаживал за ней и пока еще скрывал свою истинную натуру, тогда и он целовал ее так нежно. Но у ее любовника не было ни одной причины целовать ее так.
Ошеломленная Джоанна замерла, не отвечая на поцелуи. Хотя, наверное, следовало.
Граф оторвался от ее губ, его палец обвел контуры ее рта.
Он снял с женщины ночную рубашку и жестом показал ей, что она должна опять лечь. Послушная и на все готовая Джоанна опять откинулась на спину.
Левой рукой граф продолжал сжимать одно ее запястье, правая рука его переметилась на грудь женщины. Несколько долгих секунд он ласкал ее груди, перекатывал соски, потом склонился к ним губами. Он дарил ей поцелуи, которые ни в коем случае нельзя было считать невесомыми, но в них не было грубости. Он не кусал ее и не причинял ей боли. Его поцелуи переместились на ее мягкий живот и упругие бедра.
Джоанна не понимала, что она чувствует от его ласк, потому что не знала, какие же чувства хочет вызвать в ней граф и зачем. И молча лежала, подчиняясь его неожиданно нежным ласкам.
Граф наконец отпустил ее руку и обхватил ее за бедра.
- Перевернись. Встань на колени, - приказал он. И почему-то ей показалось, что этот приказ был больше похож на просьбу. Тем не менее это не означало, что она собиралась вдруг восстать и заупрямиться. Она приняла ту позу, в которую он поставил ее две ночи назад: опираясь грудью на постель, выгнула спину, подставляя попку своему любовнику. Вздрогнула от неожиданности, когда он поцеловал каждую половинку по очереди. Поцелуи перемежались с ласками, и в этот раз он не трогал второй ее проход.
Он встал позади нее на постель.
- Вытяни руки вперед, - приказал он. Вспомнив, как он держал ее за запястья, Джоанна не только вытянула руки вперед, но и скрестила их в запястьях, создавая иллюзию, будто ее руки связаны. Это произвело на графа нужное впечатление, ибо он нетерпеливо овладел ею. Пока он шумно двигался у нее за спиной, Джоанна постанывала в такт ему и думала: то, что граф делал с ней этой ночью, более всего, что ей довелось испытать в этой жизни, подходило под определение "заниматься любовью".
* * *
Утром, осознавая свою ночную оплошность, Джоанна надела самое невинное из всех платьев, сшитых для нее по заказу графа. Только с перепугу она могла надеть для него то же, что и для своего первого мужа, хотя ведь уже успела узнать разницу в их вкусах. С другой стороны, вероятно, с каждой новой женщиной должен был пройти этап "осквернения невинности", ведь Лэнгфорд тоже не в первый же день замужества накупил для нее этой дряной одежки. Еще неизвестно, как изменится вкус графа через год.
Так что Джоанна надела белое закрытое платье и спустилась к завтраку. Граф поздоровался, одобрительно поглядел на нее и вернулся к своей газете. Вот и все. А ведь ей с утра с трудом удалось убедить сына, что хозяин дома простил ему эту несчастную вазу.
Когда они закончили завтракать, граф подошел к своей любовнице, приподнял ей подбородок, легко поцеловал в губы и сказал:
- Вернусь к обеду. Если опоздаю, не ждите меня.
И ушел.
Джоанна невольно облизнула губы и даже прикусила их зубами по очереди, не вполне доверяя своим ощущениям. Он поцеловал ее словно… жену. О, ну Лэнгфорд, например, никогда так не целовал ее. Его поцелуи всегда были липкими и мокрыми, всегда отдавали какой-то гнилью. А граф, оказывается, умел целоваться вполне невинно.
Что еще поражало Джоанну в доме графа, так это отношение его слуг к ней. Ни одного презрительного взгляда, никакого пренебрежения, хотя вообще-то слуги зачастую более строго относятся к морали. Тем не менее Джоанна всегда по первому желанию получала горячую ванну, ароматный чай или свежее белье.
А когда она вышла из столовой, экономка вдруг обратилась к ней по поводу обеденного меню.
- Миссис Стоун, - удивленно ответила Джоанна. - Но я же не графиня. Я всего лишь любовница вашего графа. Не знаю, почему он поселил меня в этом доме, но правами хозяйки он меня не наделял. Вы всегда сами прекрасно справлялись со всеми делами. Еда выше всяких похвал, и вы знаете об этом. Так с какой же стати вам сейчас понадобился мой совет? И почему именно мой?
Экономка силой всунула ей в руки листок, словно пропустила мимо ушей всю ее речь.
- Посмотрите, пожалуйста, миледи.
Растерянная Джоанна пробежала глазами по списку и протянула его обратно экономке.
- Все прекрасно, миссис Стоун. Я уверена, все будет на высоте, как обычно.
- Благодарю вас, миледи, - и экономка важно удалилась.
- Миссис Стоун! - окликнула ее Джоанна.
- Слушаю вас, миледи?
- Не хотите ли вы сказать, что граф желает жениться на мне?
- Этого не знаю, миледи. Но с тех пор, как умерли его родители, ни одна женщина не проводила в доме более одной ночи. Тем более в спальне графини.
"Скажи мне, где ты спишь, и я скажу, кто ты? Так, что ли?" - подумала Джоанна, глядя вслед экономке.
Если бы граф хотел жениться на ней, это было очень легко осуществить. В тот день, когда он выкупил расписки ее мужа, он уже знал, на что она способна, и если бы захотел сделать ее своей женой, достаточно было не отдавать ей эти бумажки. Тогда бы у нее остался не самый большой выбор: бежать куда глаза глядят с той малой суммой денег, что она получила от него за прошедшие ночи, или все же выйти за него замуж. Что-то Джоанна сомневалась, что решила бы убежать.
Не успела он подняться в комнату сына, как ее догнал лакей.
- К вам посетительница, миледи.
- Кто? - несказанно удивилась Джоанна. Конечно, граф представил ее нескольким людям в театре как свою невесту, но…
- Она представилась как миссис Бридж.
Джоанна сразу успокоилась. Она не представляла, как Беатрис смогла найти ее, но не собиралась отказываться от встречи со старой знакомой только потому, что это могло напомнить ей о прошлом. Их нельзя было назвать подругами, у Джоанны вообще не было подруг. Но их мужья были в некотором роде друзьями. По крайней мере, за игорным столом они часто составляли пару. Насколько Джоанна знала, мистер Бридж умер всего пару месяцев спустя после смерти ее собственного мужа.
- Я приму ее, если… - Джоанна в сомнении посмотрела на лакея. - Как вы думаете, граф не будет против?
- Сомневаюсь, что ему будет интересно, если только такие визиты не станут слишком часты.
- Ясно. Ну что ж, тогда проводите меня в гостиную, где ждет миссис Бридж.
- Она ждет у черного входа, и вовсе не уверена, что вы бы согласились разговаривать с ней.
- Тогда проводите меня в какую-нибудь гостиную, где можно принять гостью. И пригласите туда миссис Бридж.
- Да, миледи.
Насколько Джоанна успела узнать дом графа, лакей проводил ее в самую лучшую гостиную - где когда-то мать графа принимала герцогинь и виконтесс. Джоанна решила не спрашивать у лакея, имеет ли она право заказать чай и для своей гостьи. Просто решила попросить и посмотреть, что из этого получится.
Через несколько минут тот же лакей привел миссис Бридж и даже объявил ее:
- Миссис Бридж, миледи.
Беатрис вздрогнула и посмотрела на лакея как на сумасшедшего.
- Спасибо, Фипс, - спокойно сказала Джоанна, хотя сама чуть не вздрогнула от того, как прозвучало его "миледи" - словно она уже графиня. - Попросите принести нам чай.
- Да, миледи, - он даже уважительно склонил голову, будто она и вправду графиня.
- Присаживайтесь, миссис Бридж, - Джоанна, тщательно скрывая неловкость, указала гостье на софу.
- Нет, спасибо, - отозвалась женщина, явно опасаясь испортить мебель своим непрезентабельным платьем. - И чай, вам, вероятно, следует отменить.
- Почему же? Вы моя гостья.
Беатрис нервно сглотнула.
- Понимаете, я скорее просительница, чем гостья. Я пришла просить вас о милости.
Беатрис явно думала, что после этих слов Джоанна прикажет вышвырнуть ее из дома.
- О какой же?
- Может быть, вы смогли бы дать мне немного денег? Вы же знаете, у меня трое детей. Пока не умер мой муж, я не представляла, что дела так плохи. Оказалось, что наш дом нам не принадлежит. Я пробовала заработать шитьем, но там дают сущие гроши. Их не хватает на то, чтобы содержать всех моих детей. Я… возможно, я… и согласилась бы стать чьей-нибудь любовницей, как вы, но… но… у меня нет таких талантов.
Джоанна опустила глаза на свои стиснутые руки. Отчаяние Беатрис больно било по нервам.
- Прошу вас, леди Лэнгфорд… - очень тихо закончила миссис Бридж. - Я просто не знаю, к кому еще обратиться. За время своего замужества я растеряла всех своих знакомых, кто хоть как-то мог бы помочь мне…
Джоанна уловила какой-то звук в коридоре за секунду до того, как открылась дверь и вошел Фипс с чаем.
- Сядьте, - скомандовала она, в упор глянув на свою гостью, и сама удивилась. Она и не подозревала в себе таких способностей к приказам. Беатрис покорно села.
- Спасибо, Фипс. Дальше я сама, - она улыбнулась лакею. Тот отвесил вежливый поклон и удалился.
Джоанна дрожащими руками налила чай в две чашки и протянула одну своей гостье.
- Мне надо немного подумать, Беатрис, - обратилась она к гостье. - Гинея или даже десять не решат ваших проблем, лишь оттянут конец еще на месяц или полгода, если повезет. Пейте чай.
Беатрис неловко повертела в руках чашку из тонкого фарфора, явно опасаясь разбить. И еще она просто не могла пить чай, стоимость которого превышала стоимость аренды ее дома на месяц.
Когда Джоанна выпила свой чай, Беатрис осмелилась сделать один маленький глоточек.
- Как вы меня нашли? - спросила леди Лэнгфорд.
- Я стояла возле театра и видела вас… в тот вечер.
Джоанна ошеломленно посмотрела на гостью. Стояла возле театра? Значит, она дошла до того, что решилась продать себя?
- Меня никто не взял ни в этот вечер, ни в предыдущий, - с глухой горечью призналась Беатрис. - Наверное, я слишком стара. Правда, кто-то все же кинул мне пару монет.
Джоанна сглотнула ком в горле. Все-таки она сама приглянулась щедрому и не лишенному порядочности графу.
- Подожди здесь, - проговорила она, поднялась и почти бегом направилась в свою комнату. Взяла сто фунтов и вернулась в гостиную.
- Вот, держи, - протянула она деньги гостье.
- Нет, я не могу… Это слишком много.
- Мой заработок за одну ночь, - небрежно пожала плечом Джоанна, но ужас в глазах Беатрис лишь усилился.
- Я знаю, в чем твои таланты. И… тогда, возле театра, другие женщины рассказывали нехорошие вещи о графе. Я… я боюсь даже думать, что тебе пришлось делать за эти деньги. Я не могу их взять.
- Презираешь меня? - наглухо спрятав все эмоции, спросила Джоанна.
- Нет, нет, что ты! Просто я не могу пользоваться тем, что с таким трудом заработала ты.
- Бери, - всучила Джоанна деньги. - По крайней мере, я смогу спокойно спать, зная, что ты и твои дети не ночуете сегодня под мостом.
- Но… меня просто ограбят с такими деньгами…
Тут она права, вынуждена была признать Джоанна.
- Фипс!
Вошел лакей.
- Да, миледи?
- Где мне можно взять пять фунтов?
Лакей покосился на гостью, но даже сейчас в его взгляде не появилось ни презрения, ни брезгливости. Разве что капелька жалости.
- Сейчас принесу, миледи.
- Благодарю вас.
Фипс вышел.
- С-спасибо… - пролепетала Беатрис.
- Не вздумай оплачивать аренду дольше, чем на неделю. Мне, правда, нужно некоторое время подумать. Оставь мне свой адрес, - попросила Джоанна.
Когда миссис Бридж ушла, Джоанна опять позвала Фипса.
- Фипс, что вы думаете обо всем этом?
- О чем, миледи?
- О моем положении в этом доме. О том, что меня посещают старые знакомые.