Грейс взяла у мистера Дженнера свёрнутый пергамент, и у неё перехватило дыхание, когда она прочла своё имя, написанное знакомым почерком бабушки. Её охватило странное, похожее на озноб, ощущение, исходящее от пальцев, сомкнутых на письме.
- Извините, мистер, Дженнер, я отлучусь ненадолго. Бабушкино письмо я хотела бы прочитать в одиночестве.
Адвокат кивнул, и, поблагодарив его, Грейс покинула комнату. Форбс только что вышел с кухни с чайным подносом, и она приказала ему обслужить гостя, а сама пересекла холл, вошла в кабинет Кристиана и закрыла дверь. Усевшись на скамейку у окна, Грейс кончиком пальца поддела печать, скрепляющую письмо, и открыла его. Её пальцы дрожали, когда она начала читать слова, заключённые внутри.
Моё дорогое дитя, если ты читаешь эти строки, значит, я ушла, чтобы встретиться на небесах с теми, кого любила. Надеюсь, ты не слишком горюешь, дорогая, потому что я давно этого ждала. Я буду скучать по тебе. Ты выросла и стала прекрасной молодой женщиной, и очень похожей на меня, когда я была в твоём возрасте. С тех пор, как я потеряла своих детей, твоих отца и мать, ты оставалась моей единственной радостью, но с каждым годом я чувствовала себя всё более усталой. Я приветствую мой вечный покой.
Поскольку доставить это письмо я поручила мистеру Дженнеру, то ты только что узнала и о Скайнигэле, и о том, что наследуешь его. Название "Скайнигэл" идёт от исконного гэльского "Sgiathach" - "крылатый замок", и когда ты увидишь его, то поймёшь, почему. Я надеялась со временем сама привезти тебя туда и увидеть, как мои правнуки бегают по тем же самым холмам, по которым ребёнком бегала я. Но коль не суждено сбыться моему желанию, мне остаётся только оставить тебе завет, исполни его. Скайнигэл - мой личный дар тебе. В детстве он был моим домом, и это место совершенно особенное. Именно там мой собственный рыцарь впервые пришёл ко мне, там мы впервые танцевали, и там я поняла, что он станет моей единственной любовью.
Вскоре после того, как я вышла замуж, Скайнигэл остался пустовать. Он должен был перейти к твоим отцу и матери, а от них - к тебе, но ты знаешь, что этого не случилось. Годами я получала отчёты из имения и делала всё, что могла, издали стараясь содержать его в порядке. Моё самое заветное желание, чтобы ты осуществила то, что не удалось выполнить мне, и применила своё природное дарование, чтобы восстановить Скайнигэл, снова превратив его в то особенное место, каким он был когда-то.
Значительные средства, специально отложенные для этой цели, дадут тебе возможность воплотить в жизнь моё желание. Скайнигэл - это часть тебя, моя дорогая, твоё прошлое и твоё будущее. Твоё наследство, а сейчас - мой дар тебе. Верь, именно там ты найдёшь то, что ищешь.
С тем остаюсь навсегда… твоя любимая бабушка, Нонни.
Грейс заботливо свернула письмо, но не сразу поднялась, чтобы идти. Она обернулась, выглянула в окно, осмотрела улицу, понаблюдала за проезжающими экипажами и проходящими мимо людьми. На соседнем вязе радостно щебетала птица. Лаяла собака. Минуты шли, а она всё прислушивалась к звукам с улицы и размышляла над обращёнными к ней словами бабушки.
Верь, именно там ты найдёшь, то, что ищешь…
И в какой-то момент к ней пришло понимание. Всю свою жизнь Грейс чувствовала, что ей чего-то не хватает - некоего плана, предначертанья, которое ей назначено исполнить. Всю свою жизнь она находилась в мучительном поиске, хоть и не знала никогда, чего же она ищет. Глубоко внутри неё образовалась пустота, которую она вначале объясняла потерей родителей, а позднее - смертью Нонни. Выйдя замуж за Кристиана, Грейс думала, что сможет заполнить эту пустоту им, тем, чтобы быть его женой, любить его, рожать ему детей, наконец, стать частью семьи, а не кем-то, живущим воспоминаниями о ней. Но, возможно, в конечном счёте её предназначение не в этом.
Грейс верила, что все в этой жизни - от самого свирепого льва до самой крошечной мышки - имеют своё предназначение. "Всё происходящее имеет причины, - всегда говорила Нонни. - Оно влечёт нас по дороге, пройти по которой предопределено нам Богом".
Грейс помнила, как ещё ребёнком она едва не лишилась пальцев, когда играла рядом с какими-то сельскохозяйственными орудиями. Беспечно бегая по сараю с инструментами, она свалила топор, прислонённый к стене. И по какой-то причине, когда топор упал, его лезвие вонзилось в землю всего лишь в полудюйме от её пальцев. Грейс помнила, как вглядывалась в лезвие, застрявшее в земле так близко к её руке, и думала, насколько глупой она была. Потому что, если бы её пальцы оказались всего на дюйм дальше, она могла бы потерять их, и потом уже никогда не познала бы ни пристрастия к рисованию, ни удовольствия от игры на фортепиано.
И ещё кое-что. В то время, когда девочки играли с куклами и крошечными чайными фарфоровыми сервизами, Грейс увлекалась только кубиками. Она рассматривала гравюры лучших архитекторов - Рена, Адама, Иниго Джонса. Позже, когда Грейс стала старше и занялась рисованием, её альбомы заполнялись не цветами и птичками, а строениями, домами, церквями - любыми сооружениями, за которые мог зацепиться её взгляд. В десять лет вместо того, чтобы проводить время, постигая танцевальные шаги и вышивальные стежки, Грейс целыми днями проектировала домик на дереве. Она обдумывала его часами напролёт, рисовала и перерисовывала эскизы, пока домик не стал таким, каким должен был быть - с вертикально-раздвижными окнами и подъёмником. Благодаря поддержке Нонни и помощи некоторых работников поместья, именно такой дом Грейс увидела сооружённым на верхушке величественного дуба на берегу реки Тис в Ледисторпе. Это было любимое место Грейс, куда она ходила мечтать и размышлять, а на ветви рядом с ней садились птицы. Она помнила, как из своей крепости на верхушке дерева осматривала окрестности через подаренный ей отцом перископ, желая, чтобы её родители вернулись с Северного моря чудесным образом снова живые.
Всю свою жизнь, как бы она ни старалась, Грейс не умела соответствовать представлению о том, какой ей следует быть - совершенной леди, способной петь слаще птицы и танцевать, словно порхая в воздухе. Сейчас она осознала, что потратила время, пытаясь превратиться в того человека, которым, как она понимала в глубине душе, ей никогда не удастся стать. Ей понадобилось выйти замуж за Кристиана и провалиться в роли его жены, чтобы, наконец, признать правду, которой она старалась избежать, сколько себя помнила. Только теперь всё стало ясно.
…примени своё природное дарование, чтобы восстановить Скайнигэл…
Слова, написанные бабушкой, как бы открыли дверь - дверь в её, Грейс, будущее. Больше она не могла уклоняться, отказываясь прислушаться к этому зову. Пора взять свою жизнь в собственные руки вместо того, чтобы бездумно следовать по неправильному, но "надлежащему" пути.
Для Грейс пришло время избрать свою судьбу.
Через некоторое время она покинула кабинет и вернулась в гостиную, где её всё ещё ожидал мистер Дженнер. Он поднял глаза от чая, продолжая крошить во рту одно из лимонных печений кухарки, и улыбнулся.
- Спасибо, мистер Дженнер, что подождали. Я готова подписать бумаги, которые вы принесли.
Когда солиситор начал приводить в порядок документы для Грейс, она продолжила:
- После того, как мы закончим, не могу ли я попросить вас задержаться ещё немного? Есть одно дело, которое мне бы хотелось обсудить с вами.
- Дело, миледи?
- Да. Мне бы хотелось нанять вас, сэр, чтобы вы выступали в качестве моего личного поверенного по вопросам, связанным с поместьем Скайнигэл. Я хотела бы кое-что предпринять, но должна предупредить вас, что это дело потребует от вас некоторой тонкости и большой силы духа, поскольку возможно противодействие со стороны моего мужа. Он влиятельный человек, сэр. А его дед, герцог Уэстовер, даже ещё более влиятельный. Я не знаю вас, сэр, - продолжала Грейс, - но я понимаю, что моя бабушка доверяла вам и для меня это является достаточной рекомендацией. Готовы ли вы помочь мне?
Мистер Дженнер ответил не сразу. На мгновение Грейс показалось, что он может отказать ей. В конце концов, Уэстоверы - одно из самых могущественных семейств в Англии. Немногие посмели бы выступить против них, опасаясь возмездия. Чем дольше солиситор молчал, тем больше Грейс убеждалась, что он отклонит её предложение.
Однако через несколько минут мистер Дженнер встал и протянул ей руку:
- Я всегда был склонен бросать вызовы, миледи. На протяжении многих лет работа на вашу бабушку являлась одной из важнейших в моей карьере. Она была достойной и незаурядной женщиной. Вы чем-то напоминаете мне её. И значит, для меня будет честью служить вам, миледи, в чём бы вы ни нуждались.
Два дня спустя Грейс уехала.
Глава 19
Уэстер-Росс, Шотландское высокогорье
Замок Скайнигэл уютно устроился вдали от Норт-Минча - беспокойного морского пролива, отделяющего Гебридские острова от западного побережья Шотландии, - среди дубов и каледонских сосен, в небольшой бухточке, у покрытого галькой побережья озера Лох-Скайнигэл. Для некоторых эта отдалённая часть северо-западной Шотландии была дикой и первобытной - слишком грубой для обитателей Бонд-стрит. Но Грейс эта земля казалась самой прекрасной, какую она только могла представить, расцвеченная живописными мазками голубого, зелёного, пурпурного и розового - величественные горы и покрытые вереском холмы раскрасили пейзаж, как тартан.
Она покинула Лондон со своей горничной Лизой около двух недель назад, уверив прислугу в городском доме Найтонов, что собирается проведать своего дядюшку, лорда Чолмели. Вскоре они выяснят, что она так и не прибыла в особняк Чолмели. Вместо этого Грейс взяла шестиместный наёмный экипаж до конторы мистера Дженнера в Линкольн-Инн, и оттуда в почтовой карете отправилась в своё путешествие.
Сначала женщины путешествовали по суше через центральные графства Англии до Ливерпуля, затем на север по морю, из-за того, что лишь немногие дороги пролегали через скалистую горную местность, а на севере, где находился Уэстер-Росс, ни одна из этих дорог не была шире тропинки, по которой мог бы пройти только пони. Уже сама по себе эта поездка была утомительна, а тут ещё и погода препятствовала их продвижению: с тех пор, как они выехали из Лондона, не переставая лил дождь. Но на палубе маленького почтово-пассажирского судна, которое несло их к концу путешествия, Грейс обнаружила, что несмотря на усталость, стоит, очарованная всем, что её окружало.
Рано утром небо прояснилось, и свежий шотландский ветер овеял прохладой её лицо и донёс характерные для Высокогорья запахи: землистый - вереска, солёный - морского ветра, и хвойный дух высоких елей. Они миновали разбросанные тут и там небольшие белёные домики под соломенными крышами, из-за которых те казались большими грибами, испещрившими скалистую береговую линию. Весть о проходящем корабле быстро распространилась среди обитателей коттеджей, от одного к другому, и они высыпали на улицу, с любопытством разглядывая незнакомое судно, скользящее по покрытым рябью сизым волнам озера. Собаки заливались возбуждённым лаем, а дети махали руками, несясь босиком по кромке воды, будто бы догоняя корабль. Лохматый рыжий скот Высокогорья едва взглянул на них, возвращая внимание к пастбищу под своими копытами.
Огромное озеро, кормившееся от моря, было усыпано вереницей небольших островков, каждый из которых покрывал густой лес и окутывала туманная дымка, спускающаяся к водной поверхности. Неровная береговая линия простиралась дальше, чем можно было охватить глазом, и несколько рыболовных лодчонок вдалеке неловко переваливались по воде. В самом дальнем конце озера, словно стражи этого загадочного и таинственного пристанища, поднимались серые вековые каменные башни Скайнигэла.
С того самого момента, как его силуэт впервые вырисовался сквозь туман, замок заставил Грейс замереть от изумления. Его окружали декорации древнее, чем само время, и выглядел он совершенно волшебным, таким, каким его только можно было вообразить, с богатой историей - её семейной историей. Это было место, которому, наконец-то, она могла принадлежать.
На вершине высокого склона, или leathad, стоял главный дом-башня, высокий, прямоугольный, с крутой скатной крышей, с прилегающими с боковых сторон круглыми башенками поменьше, без сомнения, достроенными позднее. Именно эти две башни, вытянувшиеся по сторонам, и дали замку гэльское имя Sgiathach - крылатый замок.
При приближении к замку казалось, будто он постепенно оживает, и вот уже видно, как он расправляет свои башни-крылья. В великом множестве повсюду виднелись моёвки и крачки, совершенно белые на фоне видавших виды камней, сидящие на башенных парапетах, парящие над головой, гнездившиеся в амбразурах, шумно выкрикивающие приветствия.
Впервые Грейс мельком увидела обвалившиеся крепостные стены замка и буйно разросшийся кустарник, когда баркас вытягивали на галечный пляж ниже Скайнигэла. Путники сошли на берег, и, устало пробираясь по тропинке, густо заросшей сорной травой, поднялись к изножью высокой центральной башни. Грейс вытягивала шею, скользя взглядом по стене, подымающейся, по крайней мере, на семь этажей, по окнам с обветшалыми створками, уныло висевшими на заржавевших петлях, и разбитыми стёклами, подмигивающими путникам в угасающем дневном свете. Сей запущенный вид замка наводил на одну единственную мысль, что это скорее руины, чем жилище, и даже крики птиц, глядящих вниз из башен-крыльев, внезапно показались заунывным плачем над печальными стенами.
Грейс закусила губу.
И всё же она не впала уныние. Может, замок и не был таким величественным, как можно было ожидать, но стоит лишь приложить усилия для возвращения его былого великолепия, и Скайнигэл вскоре засияет вновь.
Она посмотрела мимо стоящей рядом Лизы на двоих мужчин, которые сопровождали их сюда от Маллейга. Макфи и Макги встретили женщин в доках, они принесли письмо, подписанное неизменно находчивым мистером Дженнером. Тот писал, что нанял мужчин, дабы сопроводить новую хозяйку Скайнигэла по последнему отрезку пути в Высокогорье. А потом они останутся в Скайнигэле, чтобы помочь Грейс обжиться.
Мужчины представляли собой весьма своеобразную картину, оба задрапированные в разные поношенные тартаны, у обоих носы давно приобрели красный цвет под частым воздействием морских ветров, а нижнюю часть лица каждого прикрывала косматая борода - у одного ярко-рыжая, у другого с густой проседью. Единственный способ, благодаря которому Грейс могла успешно различать их во время поездки, это напоминание себе раз за разом, что у Макфи борода была огненно-рыжая, а у Макги - с проседью. Немудрящий способ, конечно, но он сработал.
С ними пришла и дородная Флора, женщина, у которой всегда было серьёзное выражение лица под грязно-каштановыми волосами, зачёсанными назад и покрытыми некрашеным льняным платком. Она была сестрой одного из мужчин, или сразу обоих, и едва ли вымолвила хоть слово с тех пор, как двумя днями ранее вся их компания покинула Маллейг. Макги и Макфи позаботятся о том, чтобы снабдить замок достаточным количеством торфа для разведения огня и закупить необходимый скот, а Флора возьмёт на себя необходимые домашние обязанности, пока не будет нанят другой персонал.
- Пожалуйста, миледи, - обратилась Лиза к Грейс, - пожалуйста, скажите, что они ошиблись. Скажите, что эта разбитая груда камней не может быть тем самым местом.
Грейс взглянула на Лизу, перед тем как вежливо спросить:
- Извините, господа, вы точно уверены, что это Скайнигэл?
Макги усмехнулся ей, почёсывая седеющую голову под своей вдрызг изношенной синей шапочкой:
- Ага, миледи, уверен. Он самый и есть, Skee-na-gall, это он.
Макфи, окутанный клубами дыма, струящимся из его глиняной трубки, кивнул, соглашаясь, и, поглаживая свою огненную бороду, сказал:
- Не думаю, что он изменился ни с того ни с сего. Он был Skee-na-gall без малого шесть веков.
- Ага, и выглядит так, будто в нём не жили, по меньшей мере, столько же, - пробормотала Лиза.
Флора, конечно же, ничего не сказала.