- Именно об этом счёте вы говорите?
Чолмели приблизился к нему.
- Кроме того, - продолжал Дженнер, искоса поглядывая на старого маркиза, - помимо поместья в доверительное управление входил ещё и счёт, который тоже не был включён в брачный контракт, и хранящиеся на нём средства могут использоваться только на благоустройство поместья.
- О каком поместье вы говорите? - спросил Чолмели. - Что это значит? Мне не известно ни об одном поместье, которое еще не является заповедным имуществом маркизата Чолмели.
Кристиан оторвался от бумаг и поднял взгляд на Дженнера.
- Похоже, - ответил он Чолмели, - что, вступив брак со мной, Грейс стала владелицей имения в северной Шотландии, замка Скайнигэл.
Чолмели засмеялся.
- Та рассыпающаяся куча старых кирпичей? Я знаю о нём. Он вроде наследуется по материнской линии. Долгие годы там вообще никто не жил. И подъехать к нему невозможно, дороги нет. Я бы не удивился, узнав, что к настоящему моменту он уже превратился в руины.
- Я сомневаюсь, что это когда-нибудь случится, - сказал Кристиан, - особенно учитывая наличие счёта в триста тысяч фунтов на его содержание.
- Триста тысяч! - Чолмели поперхнулся бренди и, казалось, потерял способность дышать, пока Дженнер не поднялся и без разговоров дважды сильно не хлопнул маркиза по спине. Чолмели потребовалось некоторое время, чтобы справиться со своим негодованием.
- Вы хотите сказать, что крошке Грейс улыбнулась удача заполучить в собственное распоряжение такое богатство, а я вынужден жить почти в нищете?
- Она не может распоряжаться деньгами, Чолмели, - напомнил ему Кристиан. - Согласно доверительному соглашению их можно использовать исключительно на улучшение состояния замка Скайнигэл. И судя по её письму мистеру Дженнеру, кажется, Грейс именно это и собирается сделать.
- Только с вашего согласия, - вставил Дженнер, тактично возвращаясь к истинной причине своего визита. - Как муж леди Найтон, вы даёте разрешение на все операции со счётом, на всех документах необходима ваша подпись.
- Ну, по крайней мере, есть хоть какой-то здравый смысл в этом доверительном соглашении, - пробормотал старый герцог. - Только представьте себе, что станет с тремястами тысячами, окажись они в руках какой-то женщины!
- В свою очередь, - добавил Дженнер, - любая сделка также должна быть одобрена леди Найтон.
Казалось, адвокат чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии старого герцога, ощущая крайнюю неловкость. Хотя он никогда не обращался напрямую к нему, но снова и снова переводил свой взгляд на старика. Кристиан с лёгкостью сумел распознать это чувство.
- Ну что ж, давайте покончим с этим, - сказал Кристиан, вынув перо из держателя и обмакнув его в чернила. Он начал подписывать принесённый Дженнером документ, разрешающий снятие средств со счёта.
- Вы же не думаете всерьёз ставить свою подпись, чтобы отдать ей все деньги на ремонт этого трухлявого старого замка? - воскликнул Чолмели.
- Именно это я и собираюсь сделать, милорд. - Кристиан вставил перо обратно в держатель и положил документы в протянутую руку Дженнера. - Мистер Дженнер, я буду весьма признателен, если вы сообщите мне, когда сделка будет полностью завершена.
Дженнер кивнул:
- Конечно. В таком случае, милорд, может, мне договориться с посыльным и сообщить эту новость леди Найтон?
- Разве она не знает о вашем визите сюда?
Дженнер покачал головой.
- Я узнал об оговорке касательно вашей подписи только после того, как леди Найтон уехала в Шотландию. Поэтому я так долго и не приходил к вам. Получив от неё третье письмо, я заинтересовался деталями. Я только надеюсь, что леди Найтон простит меня за то, что я не оправдал её доверие. Прошу прощения, милорд, но она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, куда она уехала.
Кристиан взглянул на адвоката. И через секунду улыбнулся:
- Нет, сэр. В посыльном нет никакой необходимости. Я сам поеду в Шотландию и сообщу леди Найтон эту новость.
Доверительная собственность - собственность на имущественные ценности, право на управление которыми собственник-доверитель передает другому лицу.
Глава 25
Замок Скайнигэл, Шотландское высокогорье
Грейс стояла в одной ночной сорочке у окна своей спальни, хмуро глядя на тёмное облако дыма, которое мрачной тенью ползло на восток по утреннему небу.
Неужели поджоги никогда не прекратятся?
С какой же ненавистью думала она о том, что в то время как сама она стояла здесь, надёжно защищённая каменными стенами замка, ещё одну семью горцев в соседнем поместье несправедливо выселяли из их собственного дома! В последнее время это происходило так часто, что горизонт на востоке казался постоянно затянутым пеленой дыма.
Это начиналось с неожиданного стука в дверь. Люди открывали для того, чтобы обнаружить, что на пороге их ожидает команда солдат. Они вручали обитателям дома предписание о выселении, выданное управляющим имением, и приказывали освободить жилище, отказываясь при этом дать хоть немного времени на сборы или раздумья. Хаос заявлял о своих притязаниях там, где когда-то царил покой. Пришедшие выселять давали арендаторам время лишь на то, чтобы успеть схватить то малое, что можно унести в руках, пока факел не поднесён к хлипкой крыше и огонь не охватил беззащитный дом, пожирая всё, что было создано трудом тех, кто жил в нём, уничтожая абсолютно всё, чем семья владела в этом мире.
Пока пламя разгоралось, арендаторы отчаянно боролись за самое важное, что ещё можно было уберечь: стропила, на которых держалась крыша. Без них погорельцы остались бы без древесины, необходимой для постройки нового жилища где-нибудь в другом месте. И могли бы закончить, как многие из их прежних соседей: ютиться в пещерах, или и того хуже, быть вынужденными жить под открытым небом.
Если выселенным из своих жилищ горцам повезло со здоровьем, они могли отправиться на побережье и попытать счастья, начав жизнь заново. Старикам же и тяжелобольным приходилось гораздо хуже, потому что если они были столь беспомощны, что не могли покинуть дом самостоятельно, их просто вытаскивали оттуда, ничуть не заботясь об их хрупких телах, бросали на землю и оставляли выживать без крыши над головой - если несчастные переживали само выселение.
Вздрогнув от внезапного озноба, Грейс потянулась к своей шали, лежавшей рядом на стуле, и плотно завернулась в неё. Облако вдалеке увеличивалось, его очертания менялись. Неожиданно Грейс почувствовала на руке щекотку и опустила глаза. У её ног сидел Дабхар, облизывая пальцы хозяйки и терпеливо ожидая, когда его почешут за ухом. Грейс погладила пса.
Пожалуй, столько, сколько себя здесь каждый помнил, тощая и длинная шотландская борзая бродила от дома к дому в поисках, чего бы поесть, и тёплого местечка у камина, где бы поспать. Все знали эту собаку, но никто не захотел взять её к себе. Пёс седовато-серого, наподобие бороды Макги, окраса, когда вставал на задние лапы, становился на голову выше Грейс. Он впервые появился в замке одним дождливым утром, вскоре после приезда Грейс. Ослабевший от лихорадки, он часто и тяжело дышал. Ему дали воды, чтобы сбить лихорадку, но вода не помогала. Под слоем грязи, покрывавшей его свалявшуюся шерсть, от бедняги, казалось, ничего не осталось, просто кожа да кости, да и передвигался он медленно, и сильно хромал.
Аластер предположил, что собаку могла укусить гадюка, и они на самом деле нашли след от укуса на левой передней лапе. Шотландец предсказал, что животное, скорее всего, умрёт, но Грейс решила бороться за жизнь борзой. Она взяла пса к себе и вместе с Дейдре, с помощью приготовленной той припарки из коры рябины, выхаживала страдальца всю ночь, и на следующий день лихорадка прошла.
Увидев Дабхара сейчас, никто бы не поверил, что это тот же самый пёс. Он заметно поправился и теперь мог бегать быстрее ветра. Они назвали его Дабхаром, гэльским словом, означающим "тень", ибо он стал тенью подле своей хозяйки, следуя за Грейс хвостом из комнаты в комнату, когда она бродила по замку. Она спасла ему жизнь, и теперь пёс полностью посвятил себя служению ей.
Перебирая пальцами жёсткую шерсть Дабхара, Грейс взглянула из окна вниз, во двор замка, на людей, топтавшихся у ворот. Совсем как Дабхар, эти люди пришли в Скайнигэл в надежде на спасение.
Большинство из них были арендаторами из других поместий, они пришли к древним каменным башням Скайнигэла, узнав о госпоже, которую в окру́ге прозвали Aingeal na Gaidhealthachd, Ангелом шотландского Севера. Быстро разнеслась молва, что хозяйка Скайнигэла поклялась никогда не допустить ни единого выселения на своих землях. Люди приходили большими группами в поисках крова, еды, одежды и толики сочувствия. Некоторые из них уже готовились к отъезду в Новую Шотландию или Америку и просто искали безопасного места для ночлега на те дни, что оставались до отплытия из Аллапула корабля, который перевезёт их через океан. Другие собирались отправиться дальше на юг - в Глазго или к самым границам Шотландии. Грейс не могла отказать ни одному из них, и поэтому посвящала всё своё время подготовке вынужденных переселенцев к новой жизни.
После восстания шотландцев в 1745 году был издан указ под названием "Акт о разоружении" погрузивший горцев в "серое время", как говорили тогда. Под угрозой изгнания были запрещены разноцветная шотландская клетка, которую горцы с гордостью носили на протяжении веков, преподавание гэльского языка, и даже игра на волынке. Хотя этот указ сорок лет спустя был отменён, но он успел причинить немало вреда целому поколению шотландцев. Как только Грейс узнала об этом указе и его окончательной отмене, то сразу же, с помощью Аластера, Лизы и Дейдре, принялась изготавливать клетчатую материю. Цветную краску создавали с помощью соков различных растений, которые можно было найти в Скайнигэле: чудный тёмно-зелёный цвет получался из вереска, срезанного в тенистом местечке буквально перед цветением, насыщенный красный - из кротала, серого лишайника, который соскребали с холмов, покрытых зарослями вереска, а чёрный - из старой коры и желудей растущих в горах дубов. Из этой ткани шилась одежда для горцев-беженцев, чтобы у них всегда оставалась память о Скайнигэле и их шотландском наследии, где бы они ни находились: в других краях Шотландии ли, в Новом ли свете.
Так как большинство горцев говорили только на гэльском, Грейс вместе с Лизой, Аластером и Дейдре начала учить их английскому языку и немного чтению, письму и арифметике. В большом зале разложили тюфяки, набитые вереском и утёсником, для тех, у кого не было дома и родных, которые могли бы приютить их, и когда эта комната была полностью заселена, принялись точно так же оборудовать и другие помещения. Многие местные арендаторы тоже стали селить беженцев в своих домах, подражая доброй воле своей госпожи.
В свою очередь те, кто просил пристанища, по мере сил вносили свой вклад в дела поместья. В то время как женщины ткали и шили новую одежду для нуждающихся в ней, мужчины пасли коров и овец в полях и помогали в ремонте замка или домиков арендаторов по всему поместью. За несколько недель, что Грейс жила в Скайнигэле, покинутое имение, запущенное и обветшалое, превратилось в маленькую, толково управляющуюся общину.
Но Грейс понимала, что общине нужны постоянные источники для роста и процветания, а запасы пополнялись недостаточно быстро. Грейс до сих пор ещё не получила ответа на послание, отправленное мистеру Дженнеру, в котором она просила дополнительные средства. По её расчётам Дженнер должен был получить письмо почти месяц назад, что давало ему достаточно времени на ответ. По прошествии пары недель она написала снова, а затем отправила и третье письмо, беспокоясь, что первые два не дошли до адресата. Средства быстро кончались. Пытаясь держать в замке достаточное количество еды и самых необходимых вещей, они уже потратили бульшую часть денег, которые когда-то дала внучке Нонни.
Всего неделю назад Грейс перебирала драгоценности в своей маленькой шкатулке, пытаясь решить, какие из них она сможет продать, когда в следующий раз Макфи или Макги отправится за припасами в Аллапул. В конечном счёте она рассудила, что может расстаться почти со всеми украшениями, кроме двух: часов с выгравированной надписью, которые она нашла в свой первый день в Скайнигэле, и ещё одной вещи - её обручального кольца.
Внезапно услышав шорох за спиной, Грейс отвернулась от окна и увидела Лизу, которая входила в спальню хозяйки с охапкой свежевыстиранного белья.
- Я уж было начала думать, что вы будете спать целый день, - сказала горничная, доставая из кипы белья чистое платье, сорочку и чулки для Грейс.
Грейс покачала головой.
- Не знаю, что со мной, Лиза, но я постоянно чувствую усталость. Я просто не могу встать с кровати так же рано, как обычно.
Лиза приподняла бровь:
- Вы очень много работаете, миледи. Для дамы вашего положения негоже выполнять такую тяжелую работу.
- И чем ты прикажешь мне заниматься? Стоять и смотреться в зеркало, когда дел вокруг непочатый край?
Грейс взяла гребень и принялась расчёсывать свои спутанные локоны.
- Я думаю, что ваша усталость каким-то образом связана со всей этой работой, которую вы на себя взвалили, - заметила горничная. - Но возможно, свою лепту вносит и то, что вы в тягости.
Гребень с громким стуком упал на пол. Дабхар резко сел, не понимая причины, по которой его потревожили. Грейс повернулась к Лизе и уставилась на неё в потрясенном молчании.
- О, миледи, а вы не знали? - И сразу же продолжила: - Ну, конечно же, нет. Никто вам никогда не говорил про женщин, детишек и всё такое. Но, само собой, вы заметили, что у вас не было месячных с тех пор, как мы приехали в Шотландию.
Грейс покачала головой и прошептала так тихо, что сама едва себя услышала:
- У меня уже было такое, что кровь не шла, и я не была…не была…
Грейс почувствовала, что её сознание затуманивается, как если бы она собралась лишиться чувств. Она ни разу в жизни не теряла сознания, но подумала, что если для обморока можно было бы подобрать подходящий момент, то он настал. Она оперлась на туалетный столик и стала ждать, пока головокружение отступит.
Лиза немедленно оставила одежду и бросилась к хозяйке, чтобы помочь ей присесть на край кровати. Она взяла руку Грейс в свою ладонь:
- О, простите меня, миледи, я думала, что вам всё известно, и вы просто не хотели никому говорить из-за всех этих неприятностей между вами и его светлостью…
Кристиан. Боже милостивый! Грейс закрыла глаза, стараясь справиться с новой волной дурноты, от которой теперь уж она точно лишится чувств. Лиза сжала её руку и похлопала по ней:
- Миледи, я могу и ошибаться. Просто я решила так, потому что месячные у вас больше не приходят, и корсет стал облегать слишком туго… Я же горничная, как никак, и поэтому всегда замечаю такие вещи…
Грейс взглянула на свои груди, внезапно заметив под тонкой тканью ночной сорочки, какими полными они стали.
- У вас иногда болят…они? - спросила Лиза.
Грейс прикусила губу, глядя на горничную, и кивнула.
- И я заметила, что вам сейчас куда чаще, чем обычно требуется облегчиться. Мама мне однажды сказала, что это потому, что ребёнок растёт и давит изнутри.
Однако Грейс затрясла головой, отрицая эту мысль.
- Но ведь мы покинули Лондон уже достаточно давно. Разве живот уже не должен был бы быть виден?
Грейс окинула себя взглядом и положила руку на живот. Она заметила, что немного раздалась в талии, но списала это на овсяное печенье, которым её усердно потчевала Дейдре. Только подумать, овсяное печенье тут ни при чём, а всё дело в маленьком человечке, возможно, растущем внутри неё…
- По некоторым женщинам и не скажешь, что они уже давно носят дитя. С вами всё хорошо, миледи? Вы расстроены? Вас растревожили эти новости о малыше?
Грейс посмотрела на Лизу. Сперва мысль о младенце совершенно точно напугала её, потому что она не знала ничего о воспитании детей, кроме тех скудных обрывков сведений, которые вынесла из жизни в Ледисторпе. Но теперь, немного поразмыслив и придя в себя после первого потрясения, Грейс вдруг поняла, что её наполняет странное тепло, и улыбнулась.
- Нет, Лиза, новость о ребёнке меня ни в коем случае не расстраивает. На самом деле, она делает меня очень и очень счастливой.
Лиза расплылась в улыбке:
- О, мне так полегчало от ваших слов! С малюткой здесь будет очень весело, в Скайнигэле будет расти следующее поколение!
- Ты полюбила эту груду камней, да, Лиза? - поддела Грейс, вспомнив о плохом настроении своей горничной по приезде в замок.
- Это такое место, к которому прикипаешь, - вздохнула Лиза, покачивая головой. - Но только из-за того, сколько сил вы вложили в него, миледи. Я не была знакома с вашей бабушкой, но знаю, что если бы она была здесь и видела, сколько вы тут всего сделали, то очень бы вами гордилась.
- Спасибо, Лиза.
Девушка широко улыбнулась:
- А когда малютка подрастёт, можно мне научить её отличному удару в челюсть?
- Лиза! Девочки не должны учиться драться!
- Вы бы думали по-другому, если бы родились в моей семье. Там можно было выжить, только зная все эти премудрости.
- Ладно, думаю, ей не навредит научиться правильно драться. - Грейс посмотрела на горничную: - А что, если родится мальчик?
Лиза на минуту задумалась, склонив голову набок:
- Тогда я научу его штопать его собственные чулки.
Грейс крепко обняла Лизу, и они рассмеялись, сидя бок о бок на краю кровати, и в этот момент сияющий луч утреннего солнца внезапно прорезал облако дыма вдали.