Михримах часто ездила куда-то с отцом, иногда с матерью, иногда с Эсмехан. Но с женщинами они переезжали из одного дворца в другой, почти не встречая жителей, для них освобождали дорогу, убирая с пути любые препятствия и любопытных тоже. Отца же сопровождали толпы придворных и народа, но вокруг стояла тишина. Когда появлялся султан, замирало все. Только восторженный шепот, только дальние (рядом с Повелителем это запрещалось делать, чтобы не испугать его лошадь) выкрики, славящие правителя.
Вокруг Повелителя могло пахнуть цветами из сада, во время походов – конским потом и порохом, но только не запахами обыденной жизни большого города. Потому Михримах не было знакомо то, с чем она столкнулась. Раньше, чем гомон большого рынка, она учуяла запах. Ветерок принес многочисленные, далеко не всегда приятные ароматы. Помимо запахов пищи чуткие ноздри Михримах щекотала обыкновенная вонь людского и лошадиного пота, прогорклого жира, кож и выделки тканей…
Потом султаншу окружили звуки. И это тоже не мелодия оркестра или нежный напев. Люди кричали, лошади ржали, что-то скрипело, тарахтело и громыхало. Но упрямая принцесса вышла из кареты и отправилась прямо в толчею рыночных рядов.
Несчастный Касим-ага не знал, как быть, кричать ли "Дестур!" (внимание), предупреждая, что идет султанша, как это делалось при появлении Повелителя? Он, пожалуй, закричал бы, опасаясь, что Михримах Султан затолкают, но увидел рядом Рустема-пашу, который приложил палец к губам:
– Пусть султанша немного побродит одна.
У евнуха отлегло от сердца. Если муж сам приглядывает за своей строптивой женой, то так тому и быть, мешать не следует.
Рустем действительно шел практически позади Михримах, хотя султанша этого не замечала, охваченная беспокойством, а потом и ужасом. Она не сообразила спросить, где находятся лавки ювелиров, мало того, не приказала пронести себя на носилках в Бедестан – крытый рынок, где каждая лавка отдельно, а сунулась прямо в гущу рядов, где торговали всем подряд и совсем не предназначенным для султанской дочери.
К бедолаге, завидев богатый наряд и почуяв деньги, немедленно пристали несколько торговцев, буквально навязывая свой товар, далекий от ее утонченного вкуса, совали в руки плоды, какую-то одежду, безделушки. Сопровождавшие Михримах евнухи едва успевали отбиваться.
Михримах почувствовала, что от жары, вони и особенно гвалта и бестолкового многолюдства начинает кружиться голова. Она растерянно огляделась вокруг, желая уже только одного – найти дорогу обратно к своей карете, как вдруг услышала рядом голос мужа:
– Султанша, лавки ювелиров внутри рынка, это там. Пойдемте, я покажу.
Михримах даже забыла возмутиться, схватила Рустема за рукав:
– Что здесь творится?!
– Здесь как обычно, просто вы зашли в ряды, куда состоятельные люди не ходят. Пойдемте внутрь, там прохладно, тихо и нет вони.
Внутри действительно было прохладно и тихо, относительно тихо, но по сравнению с уличной торговлей показалось, что очень. К ним тут же подскочил торговец:
– Рустем-паша, что вас интересует?
Глаз торговца любопытно косил на закутанную в ткани женскую фигуру, но спрашивать, кто это, не следовало. Рустем объяснил сам:
– Хадим-ага, султанша желала бы посмотреть на ваши изделия. Чтобы сравнить с теми, что предлагают ей в Серале.
Ювелир не просто согнулся вдвое; он разостлался под ногами Михримах так, что если бы на полу была лужа, замочить ноги не удалось. Уже через десяток секунд она сидела в уютной внутренней комнате лавки перед разложенными на столике подносами со всевозможными браслетами, а сам Хадим-ага поспешно выкладывал новые украшения.
Еще через пять минут перед Михримах лежало все лучшее, собранное в ювелирных лавках Бедестана, славившегося разнообразием своих украшений. У султанши разбегались глаза, она уже поняла, насколько была обделена, пока носила лишь созданное одним ювелиром. Раньше много украшений создавал отец, но со временем глаза Повелителя несколько устали и он предпочел не портить зрение, почти забросив ювелирное дело.
Выбрать было из чего. Понимая, что скоро голова начнет кружиться не от шума или жары, а от изобилия драгоценностей, Михримах покачала головой:
– Только браслеты.
Как по мановению руки феи, все остальное исчезло. И все равно выбрать было трудно, хотелось взять если не все, то очень многое. Выручил снова Рустем, он тихонько посоветовал:
– Султанша, выберите сегодня несколько под определенное колье и еще в подарок кому-то. Если вам понравится, мы еще приедем к Хадиму-аге.
Она вспомнила свое колье в рубинами, достойных браслетов к которому не было, и кивнула:
– Да, конечно.
Михримах быстро выбрала парные красивые браслеты, изящный браслет в подарок Эсмехан и вдруг задумалась о том, как будет платить. Абдулла приносил все во дворец, там расплачивался Касим-ага, а здесь как принято?
Рустем видно уловил ее сомнение, кивнул:
– Я распоряжусь, чтобы оплатили. Еще что-то? Не хотите ли сладостей? Здесь есть хорошие сладости, можем взять с собой…
Из лавки они отправились не туда, откуда пришли, а в другую сторону.
– Я больше ничего не хочу, Рустем-паша. Предпочла бы домой.
Рустем кивнул:
– Как пожелаете, султанша. Мы едем домой, только выйдем с другой стороны, там тише и карета уже там.
Он успел распорядиться, чтобы карету перевезли к другому выходу, тому, куда и следовало подъехать с самого начала. Здесь не было толпы, не кричали и не хватали за платье, предлагая какую-то снедь…
В тот же день Михримах рассказывала матери о своем посещении Бедестана. Хуррем Султан удивлялась:
– Но почему ты подъехала к рынку с другой стороны? Рустем-паша, как вы позволили Михримах Султан идти туда?
Рустем только усмехнулся:
– Я чуть задержался, а Михримах Султан решила, что я уехал без нее, и отправилась сама. Но я быстро догнал супругу. Зато она посмотрела другой Бедестан. Все обошлось хорошо.
Роксолана мгновенно все поняла и с улыбкой поинтересовалась у дочери:
– Поедешь еще?
Михримах, не задумываясь, фыркнула:
– В этот кошмар? Ни за что!
И встретилась взглядом с мужем. На мгновение, всего на мгновение в его глазах мелькнуло настоящее презрение, но Рустем-паша всегда умел держать себя в руках, он никому не давал спуска, отвечая остротами, хотя Михримах не высмеивал никогда, предпочитая уходить от разговора. Вот и теперь лишь усмехнулся, больше не глядя на нее:
– В Бедестане слишком жарко и шумно для султанши.
Роксолана перевела взгляд с дочери на зятя и обратно. И как он терпит ее капризы?
Когда Михримах ушла к Эсмехан делиться подарком, Роксолана поинтересовалась у зятя:
– Почему вы не приструните свою супругу, Рустем-паша? Я ожидала, что вы легко справитесь с Михримах Султан.
Тот склонил голову:
– Мне не нужна война в собственном доме, султанша.
– Но она же строптива!
– Когда-нибудь Михримах Султан надоест капризничать.
Роксолана только покачала головой:
– Дай Аллах вам терпения…
Как приручить строптивиц
Конечно, Михримах сказала, что больше не появится в Бедестане, только из строптивости. Вернее, она была в ужасе от толчеи и шума вокруг, когда её зазывали к своим столам и лоткам торговцы, от запахов и даже вони, сопровождающей любое скопление людей и смешанную торговлю. Как ни чистили и мыли торговые места специально выделенные слуги, да и сами продавцы, выветрить, например, запах свежевыделанных кож не удавалось даже ветрам с Галаты или Мраморного моря.
Для носика Михримах был вполне привычен запах кожи седел или конского пота, она не чуралась даже вони навозных куч, но вот людские немытые тела…
Но внутри рынка, где лавки ювелиров и других торговцев дорогим товаром, которые, оплатив дорогую аренду, могут позволить себе не выстаивать на солнце, а степенно беседовать с богатыми покупателями в соответствующих условиях, совсем иное дело. Там прохладно, тихо и пахло благовониями и цветами.
Бедестан манил Михримах против её воли, причем те самые дурно пахнущие для носика султанши ряды. Так бывает у детей, когда им страшно и очень хочется сделать что-то недозволенное. Как ни была своенравна принцесса, она понимала, что отправляться туда самостоятельно не стоит. Но как просить мужа после собственного презрительного заявления?
Рустем с интересом наблюдал за колебаниями жены. Он все понял: любопытную Михримах тянуло на рынок, но как осуществить это, она не знала. Паша дал супруге немного помучиться и однажды вечером предложил:
– Султанша, вы не хотите посмотреть новые украшения у Хадима-аги?
Стараясь, чтобы ответ звучал как можно менее заинтересованно, Михримах протянула:
– А у него есть что-то новое?
– Есть. Мы могли бы съездить туда, но если вам страшно от одного воспоминания о Бедестане, то я прикажу ему принести украшения сюда.
– Нет-нет, рядом с вами мне нестрашно.
Рустем сумел спрятать улыбку. Какой она все-таки ребенок! Ему очень хотелось поцеловать Михримах хотя бы просто в голову, прижать к себе, погладить по волосам, по плечам. Но он боялся спугнуть строптивицу, а еще боялся, что не сдержится.
Неудачный первый опыт вынашивания ребенка осложнил отношения; паша понимал: чтобы эта девочка раскрылась, принадлежала ему не только телом, но и душой, нужно действовать очень осторожно и терпеливо. Рустем был готов терпеть, чтобы Михримах ни на мгновение не пожалела о том, что стала его женой.
Повелитель сказал, что нужно ласковое слово. У них получилось немного иначе, но так обычно и бывает. Чтобы приручить дикую лошадь, её сначала захватывают арканом и стреноживают. Но потом нужно терпение и ласка. Если хочешь, чтобы покоренная лошадь стала ручной, нужно доказать ей, что ты не враг, что любишь её и будешь заботиться.
Люди чем-то похожи…
Михримах, став женой, покорилась твердой руке и доверилась мужу, но теперь ему пришлось начинать все сначала. Не его и не её вина, того, что случилось, не изменишь. Рустем не винил Михримах в произнесенных жестоких словах и верил, что у них все будет хорошо, он был готов бережно восстанавливать и её доверие, и вдруг рухнувшее счастье.
– Хорошо, султанша, если вы завтра свободны, мы можем съездить в Бедестан.
Свободна!.. А чем она может быть занята? Это мать вечно возится со своим Фондом. Теперь затеяла большое строительство. Повелитель выделил большой участок земли, чтобы султанша построила себе дворец и уехала из Топкапы, но в действительности чтобы Синан по поручению Роксоланы выстроил целый комплекс с мечетью, медресе, больницей, столовой, школой для девочек и приютом для одиноких.
Михримах могла поучаствовать в подобных делах, но не заниматься же ими с утра до вечера!
На следующий день Рустем-паша привез супругу сразу в Бедестан к ювелирам.
Михримах взяла с собой Хикмат. Девушка, впервые попавшая в столь занятное место, крутила головой и с восхищением ойкала. Султанша не делала замечания служанке, напротив, держалась как завсегдатай и поглядывала на Хикмет снисходительно.
Предупрежденный пашой, Хадим-ага разложил перед Михримах украшения одно другого лучше. Хикмат не могла уже даже ойкать. Принцесса выбрала набор украшений с изумрудами, которые так шли к её зеленым глазам. Хикмат заметила, как переглянулись паша и ювелир; видно, этот комплект для супруги заранее выбрал сам Рустем.
Но Михримах явно интересовало еще что-то. Паша понимал, что именно; немного помучив жену, он словно невзначай спросил:
– Больше ничего не хотели бы посмотреть, султанша?
– Пожалуй, можно, сегодня не так жарко и я не устала.
Рустем кивнул и проводил Михримах по рынку, но только по крытой его части. Да, здесь тоже было многолюдно и вовсе не тихо, как показалось ей в первый раз, но Михримах, как мотылька на свет, тянуло наружу.
– Домой? – Рустем участливо заглянул в лицо, закрытое яшмаком.
– А… туда нельзя? – не выдержала принцесса, кивая на шумевший снаружи рынок.
Он не выдержал-таки, улыбнулся:
– Можно.
Отдал распоряжения евнуху, своей охране и жестом предложил Михримах идти.
Из густой тени крытой части она ступала на яркий свет так, словно наоборот, со света уходила в полную темноту – медленно и опасливо. Сзади ойкала Хикмат.
Рустем с интересом наблюдал за Михримах. На сей раз, видя, что богато одетая женщина не одна и под защитой, торговцы не приставали, напротив, замолкали, стоило приблизиться. Михримах растерянно оглянулась на мужа, тот сразу переспросил:
– Что-то не так?
– В прошлый раз они расхваливали свой товар, а сейчас молчат, только кланяются.
– Они видят, что перед ними принцесса.
Яшмак скрыл раздосадованное выражение лица, но Рустем все равно уловил его. Наклонился, произнес тихонько:
– Я приведу вас сюда иначе – переодетой, чтобы никто не знал, если, конечно, хотите посмотреть настоящий рынок.
– Хочу! – На сей раз глаза блестели.
– Только никому не говорите об этом.
– И Эсмерхан?
Предлагая жене пройти к карете, которая уже объехала и остановилась неподалеку, Рустем-паша покачал головой.
– И Эсмехан Султан. Она носит ребенка, пойти не сможет, ей будет завидно.
– Жалко, – откровенно вдохнула Михримах.
Рустем только улыбнулся в ответ.
Эсмехан немного стеснялась Михримах, стараясь не слишком часто показываться той на глаза. Это понятно: они одновременно вышли замуж, одновременно забеременели, но у Михримах произошла трагедия, а Эсмехан носила своего малыша так, словно и не была в положении. У жены Мехмеда ни пятнышка на лице не появилось, ни приступов дурноты, ни капризов…
Одного Михримах не могла понять – почему подруга живет в Стамбуле, а не в Эдирне.
Несмотря на совет мужа, она не выдержала и отправилась к Эсмехан в тайной надежде, что та как-то сама догадается о том, где куплен новый комплект с изумрудами. Ну а тогда поневоле придется кое-что рассказать… может, чуть больше, чем несколько слов о ювелирах Бедестана…
– Паша, султанша пошла к Эсмехан Султан. Вы просили сказать… – сообщил евнух.
Рустем усмехнулся:
– Пусть идет.
Вот болтушка! Зря он сказал ей заранее, нужно было просто переодеть простолюдинкой и отвести на рынок без предупреждения. Но у Михримах было такое разочарование во взгляде, что он не сдержался.
Только бы не сманила и Эсмехан с собой…
Животик Эсмехан уже не могли скрыть платья…
– Ты хорошеешь с каждым днем! – Михримах расцеловала подругу. – Ты из тех, кого беременность красит. Моему брату повезло.
– Тебе тоже, – улыбнулась Эсмехан. – Рустем-паша хороший, заботливый муж.
Лучшего подарка для Михримах, которую просто распирало от желания рассказать о своем приключении, Эсмехан сделать не могла. Конечно, принцесса показала рубины и поведала о том, откуда они. Ну, и немного о том, что уходили они с мужем через наружные ряды…
– Там верблюды!..
– Михримах, ты говоришь так, словно до сих пор не видела верблюда.
По тому, как блестели глаза подруги, Эсмехан поняла, что есть еще что-то, какая-то тайна, которой Михримах готова поделиться, но опасается.
Так и есть, не выдержала, зашептала, словно их могли подслушать:
– Рустем-паша обещал сводить меня на рынок, переодетой простолюдинкой!
– Зачем? – почему-то также шепотом поинтересовалась Эсмехан.
– Чтобы не узнали. Когда торговцы знают, что идет принцесса, они перестают кричать, это не интересно.
– Ты попросила мужа об этом и он обещал выполнить просьбу?
– Нет, – снова зашептала Михримах, тараща глаза так, словно сообщала страшную тайну. – Сам предложил!
– Вай! Рустем-паша хороший муж, я же говорю, что тебе повезло.
– Эсмехан, а почему ты уехала из Эдирне и живешь здесь? Не боишься, что Мехмед возьмет себе наложницу?
Подруга вздохнула:
– Уже взял, Михримах. У него и до меня была. Я только как законная жена, взятая с никяхом, а для любви другие.
Михримах почувствовала раздвоение: с одной стороны, ей было жаль Эсмехан, которая носит ребенка и вынуждена мириться с наложницами Мехмеда, с другой – и брата жалко. Эсмехан круглая и еще довольно долго будет такой, Мехмеду нужны наложницы. Только бы ни в какую не влюбился!
– Ты совсем не вернешься к нему?
– Если родится сын, то нет. Как все кадины, у которых сыновья. А если будет дочка, то его воля.
– Это Хуррем Султан так решила? – нахмурилась Михримах.
– Нет, Мехмед. Но она согласна.
– Эсмехан, но ведь ты любила шехзаде Мустафу. Что произошло, почему ты так легко тогда согласилась выйти замуж за моего брата?
Эсмехан немного помолчала, словно собираясь с силами, потом вздохнула:
– Когда моя мать попыталась дать понять шехзаде, что была бы не прочь выдать за него дочь, шехзаде посмеялся, что сам выбирает себе женщин и у него достаточно красавиц, чтобы не пополнять их ряды двоюродными сестрами.
Эсмехан схватила подругу за руку:
– Только никому не говори, даже Рустему-паше, ладно? Об этом не должен знать мой отец, он мать просто убьет. Я очень хочу, чтобы Мехмед стал султаном, пусть и очень нескоро, чтобы Мустафа остался ни с чем.
– Я тоже этого очень хочу. А сам Мустафа тебя видел?
– Кроме того раза, когда мы ездили верхом все вместе, нет.
Михримах вспомнила ту злополучную прогулку и фыркнула:
– Он глуп!
Тогда принцесса задумала продемонстрировать достоинства подруги Мустафе, но ничего не вышло. Причин оказалось несколько, сам Мустафа так старательно держался от всех в стороне, что обратить его внимание на себя можно было только одним способом – бросившись под копыта его лошади.
Во-вторых, Михримах вдруг решила, что Эсмехан нужно влюбить в Мехмеда, чтобы она разлюбила Мустафу! Правильно, ведь говорят же, что любовь можно победить только другой любовью.
Михримах попыталась убедить подругу в том, что Мустафа вовсе не стоит тайной страсти, что есть и получше него:
– Вон, посмотри на Мехмеда, он и красивей, и умней, и не так заносчив.
Возможно, у Михримах что-то и получилось бы; она либо заставила Мустафу обратить внимание на Эсмехан, либо саму Эсмехан заинтересовать Мехмедом, но имелась третья причина неудачи. Принцессе вдруг стало не до сердечных проблем подруги. Причина крылась в Ханзаде Султан.
Вдова решительно обратила свой взор на Рустема. Ничего в этом такого не было, он паша и третий визирь, управлявший всей Анатолией. Повелитель ценил разумность и преданность своего советника, умело управлявшего финансовыми потоками большей части империи, умевшего делать деньги там, где другие не видели ничего, кроме проблем, и всегда остававшегося сдержанным. Толковые советы Рустема помогли быстро пополнить казну не только далекого Диярбакыра, но уже всей империи, ему можно поручать любые переговоры, не опасаясь, что сорвет из-за вспыльчивости, на его советы можно полагаться, потому что Рустем не болтает зря. А острый язык? Тем лучше, многие боятся задирать нового визиря, чтобы не получить такой ответ, который ославит на всю империю.