* * *
- Севастократор повелевает вам оставить траур! - громко объявил Диафеб.
И дамы, точно куклы, поднятые словом волшебника, тронулись со своих мест. Комната наполнилась шуршанием одежд, и в путанице световых лучей и распущенных волос, мятых шелков и обнаженных, без колец, пальцев началась суета. Мир упорядочивался заново, устраиваясь из былого хаоса. Рыцари разбирали дам и вели их к выходу.
Император подошел к своей дочери, принцессе Кармезине, а севастократор прикоснулся к руке императрицы и поразился тому, какой холодной, вялой, неживой оказалась эта рука. И чем больше Тирант думал о ладошке Кармезины, такой маленькой и горячей, как ему представлялось в мыслях, тем более неприятной было для него прикосновение другой женской руки.
А императрица вдруг провела пальцем по середине Тирантовой ладони, так что он едва не подскочил от слишком резкого ощущения.
Заметив это, императрица тихо спросила:
- Что с вами, севастократор?
- Полагаю, я голоден, - ответил Тирант первое, что пришло ему на ум.
Перед его глазами постоянно находился император, поддерживающий под локоть принцессу Кармезину. Тирант, не отрываясь, смотрел на спину ее отца, очень прямую, скованную старостью, точно доспехом, и гибкую спину дочери. И чем больше размышлял Тирант о том, какие тайны скрывают просторные траурные одежды Кармезины, тем сильнее заплетались у него ноги.
Не догадываясь о причине его рассеянности, императрица улыбнулась:
- Что ж, ваш голод весьма кстати, потому что, сдается мне, мы отправляемся в обеденный зал, где вам предстоит отдать дань искусству наших поваров.
Они миновали длинную галерею со стеклянной крышей. Разноцветные каменные плиты под ногами купались в ярком свете, а спиралевидные узоры мерно текли вдоль стены. Затем все очутились в просторном зале, где главным украшением служили великолепные росписи. Со всех сторон на вошедших смотрели пары влюбленных, и были среди них Эней и Дидона, и королева Изольда с рыцарем Тристаном, и рыцарь Флуар с пленницей Бланшефлор, и еще другие. Длинные ленты с написанными на них любезными или горькими речами вылетали из их уст и сплетались в сладких объятиях, кругом цвели сплошным ковром диковинные цветы, а одеяния мужчин и женщин были нарисованы с таким искусством, что каждая складка на них выглядела совершенно естественной.
Но самое примечательное заключалось в том, что эти все фигуры были изображены в человеческий рост, так что зал казался полным людей, и вошедшие лишь присоединились к тем, кто там уже находился.
И тут Кармезина чуть обернулась, и Тирант увидел ее профиль: каштановую бровь над зеленым глазом, чуть приоткрытые губы, носик, едва заметно вздернутый. Принцесса что-то проговорила на ухо своему отцу, а сама тем временем метнула быстрый взгляд на севастократора, желая рассмотреть его украдкой.
Тирант резко остановился, нарушая порядок шествия.
- Что с вами, севастократор? - снова спросила императрица, на сей раз недовольным тоном.
- У меня… разболелся живот, - ответил Тирант. - Этот морской воздух, качка… - Он махнул рукой и изогнул ладонь, изображая волну.
- Путешествие, должно быть, оказалось для вас весьма утомительным, - сочувственно произнесла императрица.
- Да, чрезвычайно утомительным, - подтвердил Тирант.
- Однако на суше, я надеюсь, вы опять явите чудеса отваги и находчивости, - продолжала императрица. - Ибо мы слышали, что с мечом в руке и верхом на коне вы умеете творить настоящие чудеса.
- Да, - сказал Тирант. - Прошу меня простить.
Он любезно поцеловал руку императрицы и низко поклонился его величеству и принцессе, после чего удалился. Тирант шагал решительно И, как ему самому казалось, держался прямо, но Диафеб сразу углядел в осанке брата тревожный признак - одно плечо было вздернуто выше другого, и голова чуть скособочена.
Впрочем, вряд ли другие бывшие при этом свидетели отметили сию странность. Слишком уж все были взволнованы происходящими переменами.
Разумеется, Диафеб охотно остался с императором, его семьей и дамами и не без удовольствия воздал должное трапезе. Лишь после этого он вышел из дворца, где располагались личные апартаменты императора и его приближенных, и вскоре уже входил в высокие двери другого дворца, поменьше. Там для бретонских рыцарей были подготовлены великолепные покои.
Диафеб застал своего друга и кузена лежащим на постели. Даже самому невнимательному наблюдателю сразу стало бы очевидно, что Тирант рухнул на кровать, не разбирая, куда он падает и будет ли ему удобно, так что голова его покоилась на подушке в изножье кровати, а ноги свешивались на пол.
- Боже! - вскричал Диафеб. - Кузен! К чему вы приняли позу, сходную с буквой "V", если ваш вид не выражает собою ровным счетом никакой победоносности? Я не вижу в этом никакого смысла!
- Оставьте меня в покое, - отозвался Тирант слабым голосом.
- Почему? - спросил Диафеб, усаживаясь преспокойно рядом.
- Потому что у меня болит голова.
- Лягте по крайней мере удобно, это поможет.
- Не поможет… потому что у меня болит живот.
- И все это от морского воздуха?
- Да, от качки и перемены климата.
Диафеб прекратил улыбаться и наклонился к кузену:
- Да что с вами такое?
- Отстаньте - все равно не скажу.
- Мне? - удивился Диафеб. - Я помню наперечет все ваши победы и поражения, все ваши удачи и неудачи, и вдруг у вас завелись какие-то секреты от меня? Побойтесь Бога, дорогой Тирант, и говорите все без утайки, иначе я подсыплю вам яда в питье.
- Довольно, - сказал Тирант и со стоном уселся.
Диафеб рассматривал его с насмешливым состраданием.
- Мне больно, - сказал Тирант. - Проклятье, да я даже не знал, что может быть так больно!
Диафеб широко раскрыл глаза.
- Да вы влюбились! - прошептал он. - Бедняга!
Тут Тирант окончательно утратил самообладание и закрыл лицо руками. А Диафеб придвинулся к нему поближе и заговорил успокаивающим тоном:
- Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Потому что естественное влечение к противоположному полу заложено в человеческой природе, как об этом сказано у Аристотеля.
- Чума на Аристотеля, - зашипел Тирант.
Диафеб обнял его за плечи.
- Вы даже не представляете себе, как мне жаль вас! - заверил он. - Вам придется напрячь всю мощь вашего рассудка и не допустить, чтобы боль проникла в ваше сердце и начала там хозяйничать. Улыбайтесь и размышляйте о своем новом титуле, обо всех тех негодяях, которыми вам предстоит командовать, о предателях, готовых нанести вам удар в спину, о кровожадных турках, которые сожрали уже девять десятых Греческой империи… Что же, нет увлекательных вещей, в которые вы можете погрузить свой ум? А пока вы занимаетесь этим замечательным делом, я попробую отыскать лекарство от вашей болезни.
Тирант слабо улыбнулся:
- Вы меня почти утешили.
- Почти? - грозно переспросил Диафеб.
- Почти совершенно.
- В таком случае ложитесь поудобнее и приступайте к умственным упражнениям, а я пойду прогуляюсь, У императора подавали исключительно хорошее вино, так что вы, если уж говорить совсем честно, много потеряли, отказавшись от обеда. Но вот готовить говядину здесь совершенно не умеют.
И, сообщив эти полезные сведения, Диафеб оставил кузена в одиночестве. Он закрыл за собой тяжелые двери и не слышал, как Тирант тихо произносит:
- Итак, пытка началась.
Глава вторая
Император, его дочь и несколько придворных дам отдыхали в большом зале с фонтаном. Фонтан этот изображал собой морского коня с телом, как у рыбы. Из гневно раздутых ноздрей этого коня с тихим журчанием изливалась вода. Она собиралась в небольшом бассейне, где резвились настоящие рыбки. Солнечный свет прыгал среди крохотных волн, поднимаемых струйкой фонтана, и световые пятна плясали на стенах зала.
Колонны в этом зале были облицованы яшмой и выглядели такими гладкими, словно их намазали маслом, а по потолку шествовали фигуры королей в коронах и с гербовыми щитами, и если долго стоять, задрав голову, и созерцать их, то начинало казаться, будто все эти изображения приходят в движение и действительно перемещаются по кругу.
Диафеб так и сделал, войдя в зал и поклонившись всем собравшимся: остановился при входе и поднял голову, да так и застыл в этой позе.
Император позволил ему некоторое время наслаждаться рассматриванием королей и девизов, а затем обратился с таким вопросом:
- Вам, должно быть, не впервой видеть столько коронованных особ в одном зале?
Не отрываясь от картин, Диафеб ответил:
- Да, мы с кузеном повидали…
Тут он спохватился и отвесил поразительный по сложности и грациозности поклон. А когда выпрямился, то увидел, что Кармезина самым внимательным образом смотрит на него. "Слишком уж серьезный взгляд у этой красивой девицы, - подумал Диафеб. - Берегись, Диафеб! Она чего-то хочет от тебя. Улыбается-то она любезно и рассеянно, как и подобает императорской дочери, но в глазах и тени улыбки нет. Опасный знак!"
- Говорят, - произнес между тем император, - вы с вашим кузеном, севастократором Тирантом, оказали немалую услугу королю Сицилии и великому магистру ордена Святого Иоанна на Родосе, а кроме того, прославили себя на всех турнирах, какие только устраивались. Слава о ваших подвигах дошла до Византии, так что не воображайте, будто нам ничего не известно. И все же мы хотели бы услышать историю из уст очевидца.
Тут Кармезина и Диафеб взглянули на императора одинаковым взглядом, ибо своим вопросом он помешал их тайному диалогу. Но император явно ничего не заметил.
- Ну… - начал Диафеб. - Дело в том, что…
Кармезина сощурила глаза и уставилась на Диафеба столь ядовито, что он поперхнулся и закашлялся.
- Неужто и вы тоже страдаете от последствий морской болезни? - осведомилась принцесса.
- Нет, я… Если я начну рассказывать, то вы, чего доброго, решите, будто я тут восхваляю своего родственника, а заодно и себя самого, а это вышло бы неловко.
- Никто ничего подобного не решит, - заверил его император с приятной улыбкой в бороде. - Мы с удовольствием выслушаем вашу повесть.
Дамы, бывшие при принцессе, дружно подтвердили, что - да, да, именно так, с большим удовольствием.
Диафеб медленно прошелся перед ними и остановился, взмахнув отороченными мехом рукавами.
- Что ж, будем считать, что меня вынудили, - объявил он.
Одна из девиц, ближайшая подруга Кармезины, Эстефания, падчерица герцога Македонского, весело захлопала в ладоши.
- …Итак, - произнес Диафеб, - магистр со всеми рыцарями ордена Святого Иоанна был осажден на Родосе, и там совершенно уже не оставалось припасов, так что съедены были последние кошки и крысы и всем грозила смерть.
Он помолчал. Фонтан плеснул особенно шумно в наступившей тишине, и тогда Диафеб перевел дух и заговорил поспокойнее:
- Однако Тирант взялся доставить на Родос продовольствие. Что же он придумал? Весь корабль, от носа до кормы, он обтянул сетью, обвязав ее вокруг главной мачты на такой высоте, чтобы она не мешала сражаться людям, находящимся под ее прикрытием. И когда мы подошли к кораблям мавров, они начали закидывать нас камнями, как делали это по своему подлому обыкновению, но все камни застревали в сети или были ею отбрасываемы.
- Поразительно! - сказал император. - Я никогда не слыхал о подобных делах.
- И это еще не все! - увлеченно продолжал Диафеб. - О, это только начало всех тех чудес, которые были совершены Тирантом и всеми нами, кто находился на корабле! Башни и борта нашего корабля были обложены матрасами, на коих мы спали, поэтому если снаряды и попадали в корабль, то не могли причинить ему никакого вреда, ведь они застревали в матрасах. Зато у нас были масло и смола, и Тирант приказал бросать в подходящих мавров эти обжигающие материалы, и мавры корчились от нестерпимой боли и поскорее отходили от нас. Вот как мы сражались день и ночь и в конце концов сумели подойти к Родосу. И в наш корабль попало столько копий и стрел, что все паруса были приколочены ими к мачтам, так что нам пришлось идти на веслах.
- Несомненно, это самая удивительная история из всех, что я когда-либо слышал, - объявил император. После чего он поднялся и сказал, что удаляется к себе.
И Диафеб остался наедине с дамами.
- Какая жалость, - сказала Кармезина, - что столь отважный и находчивый рыцарь, каким, несомненно, является Тирант, вдруг так сильно пострадал от морской болезни!
- У него обычное несварение, - ответил Диафеб, - но это пройдет.
- Поразительно, - добавила Эстефания, покосившись на свою царственную подругу, - что рыцарь, который так отличился в морском сражении, вдруг начал терзаться морской болезнью.
- Все дело в ветрах, которые скопились у него в желудке, - объяснил Диафеб. - Они-то и причиняют ему самую большую боль.
- Бедняжка! - вздохнула Эстефания, прикрывая лицо рукавом.
У Диафеба не было никаких сомнений в том, что Эстефания втайне смеется над ним, и потому он рассердился и начал притворно кашлять.
- Да, все дело в волнениях на море! - повторил он сквозь кашель.
Но благодаря этому кашлю вышло так, что он слишком сильное ударение сделал на словечке "на", так что получилось "нАА!", а поскольку это словечко соединялось в его речи со словом "море", то и получилось нечто несуразное, напоминающее "Аморе".
- Чем смеяться надо мной и моим кузеном, - сказал Диафеб, переставая кашлять, - лучше бы вы, ваше высочество, узнали истинную причину нашего появления в Греческой империи.
- Неужели существует еще какая-то "истинная причина", помимо той, о которой нам известно? - изумилась принцесса. - Ведь мой отец написал письмо магистру Родоса, в котором просил о помощи против турок. И великий магистр Родоса, посоветовавшись с королем Сицилии, избрал для этой цели самого лучшего из рыцарей и отправил к нам Тиранта Белого.
- Каждая вещь и каждый поступок, - с важным видом произнес Диафеб, - имеет несколько причин, каждая из которых является истинной в той сфере, которую охватывает. В сфере телесной наше появление здесь было вызвано желанием вашего царственного батюшки. Но в сфере духовной все обстояло совершенно иначе, и эта причина, как продиктованная высшими силами, главенствует над прочими.
- Назовите нам ее, в таком случае, - нахмурилась Кармезина.
Хмуриться у нее получалось плохо, ибо кожа на ее лбу была слишком гладкой и упругой вследствие чудесной молодости принцессы, так что морщинка между бровями никак не желала складываться. И поэтому принцесса перестала хмуриться, а вместо этого изогнула брови.
- Что ж, если правда вам придется не по вкусу, можете отправить меня с мельничным жерновом на шее прямо в морскую пучину, - храбро заявил Диафеб. - И все же главная причина нашего появления в Византии - упорные слухи о несравненной красоте вашего высочества. Не видя еще принцессы Кармезины, но лишь слыша о ее достоинствах, мой господин и брат Тирант испытал сильнейшее желание увидеть эту несравненную принцессу и сделаться ее слугою. И если придется нам вести здесь кровопролитные войны - то мы готовы и на это исключительно из любви к вам и ради возможности взирать на вас.
- Клянусь страданиями матери, которая произвела меня на свет! - воскликнула тут принцесса. - Да разве не для того, чтобы вести здесь войны, вы сюда и прибыли?
- На самом деле нет, - отважно сказал Диафеб. - Войны - лишь приятное дополнение к основной причине. Как я уже и говорил, Тирант предпринял это путешествие для того, чтобы предстать перед дочерью императора, а когда это свершилось, слег в постель, сраженный вашими совершенствами. Довольно было одного лишь взгляда на вас, чтобы он захворал смертельно. А теперь, когда вам известно все, прошу меня простить.
И он откланялся, поцеловав Кармезине руку и подмигнув из-за ее плеча девице Эстефании.
- Погодите! - окликнула его Кармезина, когда Диафеб находился уже возле самой двери.
Он остановился.
Принцесса встала и стремительно подошла к нему. Он смотрел, как она двигается, и от души желал Тиранту успехов, ибо по походке сразу же определил, что Кармезина должна быть превосходна в постели. Легкая скованность ее движений свидетельствовала о том, что она была еще девственницей, а манера держать голову чуть вскинутой говорила о робости и одновременно с тем отваге.
- Погодите! - повторила она, настигая Диафеба.
- Вам угодно что-либо приказать мне? - спросил Диафеб вполголоса. - Так приказывайте, ваше высочество, и не сомневайтесь в том, что я выполню любое ваше распоряжение!
Она взяла его лицо в ладони и поцеловала несколько раз, осторожно прикасаясь душистыми губами к векам, переносице и губам.
- Возьмите с собой мои поцелуи, - прошептала Кармезина. - Оставьте себе один или два, а остальные отдайте Тиранту.
Диафеб очень близко видел ее лицо, бледное, с едва различимым румянцем на скулах. "А глаза у нее станут раскосыми, когда она закричит от наслаждения, - подумал он. - Недурно, хотя мне больше нравятся круг- логлазые, вроде Эстефании…"
Он поцеловал принцессу в лоб, туда, где начинались волосы.
- Не сомневайтесь, ваше высочество, - произнес Диафеб церемонно. - Ваше поручение будет исполнено.