Не в силах видеть ее склоненной перед собой, Тирант тоже бросился на колени. Раненая нога так и возопила, и у Тиранта разом просветлело в голове.
- Кармезина! - тихо сказал он. - Боже мой, это вы.
Он протянул к принцессе руки и прижал ее к своей груди так крепко, как только осмелился. А она поцеловала его тысячу раз, никак не меньше, торопясь наверстать упущенное.
- Вы живы, - твердила она, - я не погубила вас!
- Вы спасли меня, - сказал он, осторожно отводя спутанные пряди от ее лица. Зеленые слезы блестели на черных ресницах Кармезины. Он увидел, какой тонкой стала кожа под ее глазами и на висках, и от жалости у него защемило в груди. - Что вы с собой сделали! - воскликнул он.
- А вы? - прошептала она.
- Я всего лишь сломал ногу.
- Девственница вас погубила, а женщина спасла…
Тирант взял ее за подбородок и тихо сказал:
- Но здесь нет девственницы…
И поцеловал в дрожащие губы.
И в этот момент громом прозвучал голос императора:
- Вы уже слышали ужасную новость?
Любовники разомкнули объятия и повернулись к государю.
- Я как раз направлялся к вашему величеству, - сказал Тирант, непристойно счастливый, оттого что вновь возникла необходимость лгать, - когда больная нога подвела меня столь коварно… По счастью, ее высочество находилась поблизости.
- Я всего лишь пыталась помочь его милости подняться, - сказала принцесса. - Он оперся о мою руку, но я была так неловка, что мы оба упали.
- Что ж, дитя, теперь вы можете отойти от севастократора, - произнес отец принцессы. - Я сам подам ему руку - все-таки я мужчина, а не девица, и моя рука намного крепче.
Тирант благодарно взял руку императора и кое-как встал. На миг он прижался щекой к плечу нарисованного Флуара, а затем, обретя таким образом дополнительные силы, заговорил о самом горьком:
- Итак, мой брат Диафеб мертв, равно как и герцог де Пера.
- Мертв? - удивился император. - Я так не думаю.
И в третий раз за полчаса сердце Тиранта бухнуло, точно колобашка в пустой бочке.
- Что? - вырвалось у него.
- Вестник подробно доложил мне обо всем, что произошло у стен Бельпуча, - сказал император. - Событие печальнейшее, особенно если учесть, что более ста рыцарей с золотыми шпорами попали в плен. Нам придется вносить огромный выкуп. Разумеется, турки уже дознались, что завладели сразу двумя герцогами, и это будет стоить нам нескольких городов.
- Диафеб жив, - повторил Тирант, чувствуя, как весь покрывается испариной. - Ваше высочество… - Он повернулся к принцессе. - Можно мне… кресло…
Он рухнул в кресло как подкошенный, несмотря на то что император и его дочь продолжали стоять.
Государь повернулся к Кармезине:
- Я думаю, дочь моя, что вам лучше побыть сейчас с Эстефанией. Герцогиня Македонская безутешна, а вы - ее лучшая подруга, и ваш долг, несомненно, в том, чтобы принести ей хотя бы малое облегчение.
Кармезина поцеловала руку отцу и быстро вышла, не оглядываясь.
Император подошел к Тиранту и положил руку ему на плечо. Тирант на миг поднял голову и встретился с ним глазами.
- Она любит меня? - спросил Тирант. - Хотя бы немного?
- Она любит вас больше жизни, - сказал император. - Почему вы не просите ее руки?
- Я боюсь, - просто сказал он.
- Не бойтесь. Я объявлю ей о грядущем бракосочетании и прикажу изготовить свадебное платье, - проговорил император. - Пора заканчивать эту историю. Как вы намерены воевать теперь, когда мы лишились сразу нескольких герцогов, потеряли часть армии и…
- Да, - сказал Тирант. - Думаю, следует взять Бельпуч с воды. Подойти сразу по реке и по морю. Иначе турки будут сидеть там до Страшного Суда, кормясь тем, что привозят им генуэзцы.
- У нас нет кораблей, чтобы отогнать генуэзцев из гавани, - возразил император. - Иоанниты уже готовы отплыть на Родос.
- Я попрошу их задержаться и оказать нам еще одну услугу.
- Приор вам откажет.
- Может быть, и нет. Он человек суровый, но хорошо блюдет выгоду своего ордена.
- Что вы намерены ему пообещать?
- Бельпуч. Пусть лучше там стоят иоанниты, чем турки.
Император поджал губы:
- Вы еще не женились на моей дочери, а уже распоряжаетесь моими землями.
- Вы предпочли бы, чтобы там распоряжался Великий Турок? - отозвался Тирант усталым голосом.
Император снял руку с его плеча и рассмеялся:
- Теперь я узнаю вас, Тирант Белый! А то я уж думал, что от прежнего рыцаря осталась одна только тень, с которой и дел-то никаких иметь не стоит.
- Стоит, - сказал Тирант. - Даже если от меня останется всего лишь тень, это будет тень бретонского рыцаря, а мы, северяне, таковы, что и тени иной раз бывает довольно.
* * *
Приор ордена иоаннитов был приятно удивлен, когда Тирант предстал перед ним, зеленовато-бледный, но в общем и целом довольно бодрый.
- Мне говорили, будто вы при смерти, севастократор, - сказал приор, помогая Тиранту сесть в кресло и лично подавая ему чашу с подогретым вином.
- Одно время это действительно обстояло так, - согласился Тирант, - но сейчас мне значительно лучше.
И он заговорил об осаде Бельпуча и о том, что в случае удачного штурма этот город со всеми его доходами может быть передан под управление ордена иоаннитов. "Ибо пристойнее ему оставаться под властью христиан, пусть даже и не византийского происхождения, нежели под рукой Великого Турка".
Приор нахмурился и начал спрашивать себя, нет ли здесь какого-либо подвоха. Он задавал севастократору разные ничего не значащие вопросы - о погоде, о здоровье императрицы, о предполагаемой беременности герцогини Македонской, - а сам тем временем лихорадочно соображал: не сделался ли Тирант византийцем не только по титулу, но и по духу (а известно на Западе, что византийцы весьма коварны).
Но Тирант как будто читал его мысли, потому что прервал рассказ о самочувствии Эстефании (беременна ли она на самом деле, он не знал) и сказал так:
- Вероятно, вы подозреваете меня в каком-то лукавом умысле, мой господин. Напрасно! Все, чего я хочу, это покончить с мусульманским господством в Византии, и если ради этого придется поступиться Бельпучем, я охотно это сделаю.
- Да, - медленно проговорил приор, - но как на такое решение посмотрит император? Греки чрезвычайно горды. Вряд ли им понравится, что чужеземец так легко распоряжается в их стране. К тому же любые титулы, которые вы имеете во Франции, здесь мало что значат.
- Государь позволил мне просить руки его дочери, - сказал Тирант, вздыхая, - и даже распорядился о свадебном платье для нее. Скоро я буду называться цезарем, а это звание очень много значит в Греции.
Приор даже расширил глаза, заслышав подобную новость, и не знал, чему дивиться больше: печали, с которой говорил об этом Тирант, или скромности, с какой он принимал на себя титул цезаря. Но одно было очевидно: севастократор отнюдь не бросался словами, когда говорил о возможности передать Бельпуч ордену иоаннитов.
Приор подумал также о том, что попутного ветра для отплытия на Родос ждать еще по меньшей мере десять дней, как утверждают опытные моряки. Глупо было бы провести эти десять дней в бездействии, когда впереди забрезжила столь выгодная возможность.
И в конце концов приор иоаннитов кивнул Тиранту:
- Я согласен задержаться на неделю.
* * *
Погрузка на корабли началась в тот же день.
Тирант спешил. Мысль о Диафебе билась в его висках. Разумеется, Тирант не имел сколько-нибудь отчетливого понятия об истинных условиях турецкого плена, но одно только представление о том, что Диафеб, быть может, закован в кандалы и брошен в какой-нибудь гнилой подвал, приводило его брата в бешенство.
Сам Тирант неизменно был справедлив со своими пленниками: никогда не унижал их без надобности и уж тем более не наказывал голодом или болью; однако он все же слишком хорошо помнил, как поступили с Великим Караманем. Кто знает, быть может, Великий Турок считает правильным отомстить владыке Византии, издеваясь над его герцогами!
Каждая минута, проведенная Диафебом в плену, прибавляла Тиранту седых волос.
Севастократор не покидал константинопольского порта в заливе Золотой Рог. Тирант опирался на трость, доходившую ему до подмышки, чтобы не слишком утруждать больную ногу. Быстрым хромым шагом он перемещался от корабля к кораблю, везде задавал вопросы, распекал, указывал; он повелевал бочками и ящиками, распоряжался пиками, кирасами, арбалетами, властвовал над мечами, шлемами и высокими щитами и, несомненно, являлся верховным господином съестных припасов.
Казалось, все эти необходимые для войны блага излетают из его руки, как из рога изобилия. Грузчики надрывались, торопясь в точности исполнить повеления севастократора.
На погрузке трудились преимущественно пленные турки и генуэзцы, поэтому их не щадили. Когда кто-нибудь падал от перенапряжения, его попросту оттаскивали в тень, давали ему бутыль с водой и оставляли переводить дух.
Тирант как раз проходил мимо одного из таких обессилевших, когда пленник вдруг громко свистнул ему в спину и захохотал.
Севастократор сразу остановился и повернулся в его сторону. А пленник совершенно очнулся от своей усталости - быть может, отчасти притворной, - уселся на корточки и приветственно помахал ему рукой:
- Эй, глупый франк! Где это ты испортил свою красивую ногу? Ох, помню, как ты гордился своими ляжками! Теперь уж не покрасуешься - останешься кособоким! - И он покачался из стороны в сторону, как утка, сидя на корточках.
- Галансо! - узнал нахала Тирант. - Хорватский пират! Как это тебя угораздило попасть в плен?
- Все из-за турок, чума их забери, - сказал хорват.
Один из византийских солдат недоуменно глянул на пленника, который так весело и непринужденно болтал с севастократором, но Тирант только усмехнулся, и солдат прошел мимо.
- Расскажи, - обратился Тирант к Галансо, - что с тобой случилось.
- Ты же сам видишь, франк, что со мной случилось, - ответил хорват. - В тот самый день, как мы с тобой встретились, я подстрелил птицу себе на обед, а когда ободрал с нее перья, то увидел, что у нее женская грудь. "Беда, Галансо! - сказал я себе. - Будет твоя жизнь совсем дурной, если теперь тебе попадаются такие птицы". И точно - месяца не прошло, как я уже валялся в гнилой тюрьме с железом на ногах. Вон, посмотри! - Он дрыгнул ногой, показывая следы от кандалов. - Если бы не эта погрузка, так бы и сдох там, не видя солнечного света, потому что выкуп за меня вносить некому.
- Я сам внесу за тебя выкуп, - сказал Тирант. - Вставай. Ты мне нужен. - Он протянул хорвату руку и помог ему подняться с земли. - Сколько за тебя просят?
- Десять золотых дукатов. - Галансо заботливо отряхнул свои пыльные штаны.
- Не дорого ли за такого оборванца?
- Я ведь капитан, - сказал Галансо, - и хорошо умею потрошить жирные генуэзские галиоты.
- Что ж, - сказал Тирант, - справедливо. Поможешь мне взять Бельпуч с воды - получишь десять золотых дукатов за свою свободу и еще тысячу сверх того от меня.
- Вот это дело! - обрадовался хорват. - А кто ты такой, а?
Глава девятнадцатая
Плаванье по реке было похоже на прощание, так быстро, с такой печалью пробегали окутанные туманом рассветные берега. Баржа, наполовину закрытая ветвями деревьев, представлялась ладьей Харона. Серовато-зеленый горб плыл вниз по течению, а внутри этого горба копошились вооруженные люди.
Следом за головной баржей шли еще и еще - всего полтора десятка. Это были основные силы, которые двигались к Бельпучу на помощь сухопутным войскам, измотанным долгой осадой.
Тирант сидел на низком складном стуле, вытянув больную ногу так, чтобы она удобно помещалась на специальной подушечке. Севастократор не спал несколько дней; сон не шел к нему.
Перед отплытием он почти не виделся с Кармезиной, только раз или два мельком. "Скоро, - сказал он ей при расставании, - теперь уже скоро…" Он видел россыпь слез, окружавших ее образ, точно шитые жемчугом ризы. Уходя, она взмахнула рукавом, и весь этот жемчуг растаял.
А когда она удалилась, к Тиранту подступил герцог Синопольский, которому, в отсутствие герцогов Македонского и де Пера, было поручено командовать сухопутными войсками.
- Отчего вы хотите непременно плыть на баржах, севастократор? - спросил герцог Синопольский.
Непонятно было, какое у него настроение, потому что из-за сросшихся на переносице бровей герцог Синопольский всегда выглядел нахмуренным и суровым. Тем не менее это был весьма любезный сеньор, и Тиранту он нравился.
Севастократор дружески сжал его руку:
- Я мог бы сказать вам, что мне легче сидеть на барже, нежели скакать верхом на лошади, сеньор, но вряд ли вас удовлетворит такое объяснение.
- Да уж, - молвил герцог Синопольский, - оно меня совершенно не удовлетворяет. Я немного успел узнать вас: вы из тех, кто избирает для себя все самое опасное.
- Потому что я не могу доверить это никому, кроме самого себя, - сказал Тирант.
Герцог Синопольский сощурил глаза, внимательно рассматривая своего собеседника.
- Я мало с вами знаком, - медленно проговорил герцог Синопольский, - и сожалею о том, что прежде нам не доводилось воевать бок о бок. Поэтому я даже не знаю, как мне следует истолковать ваши слова.
- Их не нужно истолковывать, - ответил Тирант. - Я просил вас командовать штурмом с берега, только и всего. Если вы любите императора и меня, то сделаете это.
- Отправляясь в путь на баржах, вы вверяете свою жизнь пирату, - сказал герцог Синопольский. - Мы захватили его в плен, когда он дрался против нас с оружием в руках. Он сам признавался в том, что прежде промышлял разбоем. И такого человека вы ставите во главе своей речной флотилии!
- У меня нет на примете никого лучше, - Тирант вздохнул. - Я не хочу ни оправдываться перед вами, мой господин, ни тем более похваляться своими мнимыми достоинствами, но Галансо не станет слушать никого, кроме меня. Поэтому я и плыву с ним. Иоанниты войдут в гавань и вступят в бой с генуэзцами, которые подвозят туркам продовольствие и охраняют Бельпуч от нападений с моря. Вы должны начать штурм со стороны пересохшего русла, а мы подойдем по Трансимено и атакуем главные ворота.
Они обнялись в знак того, что между ними установлено полное взаимопонимание, и расстались.
Река тихо плескала о низкие борта баржи. Несколько человек отталкивались от речного дна длинными шестами. Под кормой вода журчала и пела. Туман местами расступался, являя зелень кустов или провалы пустого луга; затем белые клубы смыкались и мир снова терялся из виду.
Тирант не видел, как они миновали замок Малвеи. Должно быть, это произошло в тот краткий миг, когда севастократор наконец все-таки заснул. Однако он пробудился еще до рассвета и снова стал смотреть на берега.
Пират Галансо стоял на корме и внимательно осматривал свою плоскодонную флотилию. При мысли о том, что колченогий франк обещал ему свободу и деньги, хорвату хотелось хохотать. Вот уж не думал он, что будет обязан всем этим тому самому "Тирану", которого так поносил, да еще прямо в глаза! В первую минуту, узнав, с кем имеет дело, Галансо обомлел от испуга, но Тирант лишь посмеялся над его страхами.
"Помнится, ты что-то говорил о том, что пришлый бретонец намерен раздвинуть ноги императорской дочери, - напомнил Тирант. - И к тому же называл его вором".
"Ну, этого я не помню, - хмурился Галансо, отводя глаза и с тоской гадая, как повернет дело Тирант. - Мало ли что болтали в порту…"
"Ты верно все напророчил, - сказал Тирант, - и я действительно украл девственность принцессы, так что в твоих словах не было никакой клеветы".
Галансо понял, что на него не сердятся, и сразу приободрился.
"Стало быть, коль скоро я не солгал насчет колен императорской дочери, ты и поручаешь мне командовать своей речной флотилией?" - осведомился он, по привычке обращаясь к севастократору на "ты".
"Колени императорской дочери мало общего имеют с речной флотилией, - ответил Тирант. - Но полагаю, тебе доводилось подбираться к крепостям с реки и набрасываться на их ворота, когда неприятель меньше всего этого ожидает".
"Мне доводилось делать почти все, на что способен человек, умеющий держать в руках весла, веревки и железное оружие", - сказал Галансо.
К удивлению тех, кто плохо знал Тиранта, севастократору и командиру его речного флота ничего не пришлось менять в своих отношениях. Тирант, не колеблясь, вложил в руки Галансо свою жизнь, а тот даже не задумался над этим весьма странным обстоятельством.
- Эй, франк! - окликнул капитан Тиранта. И когда севастократор повернулся к нему, Галансо показал на темную громаду, медленно выраставшую впереди из тумана: - Смотри, это Бельпуч.