Веки Мэдлин затрепетали, поднялись, и она долго просто оцепенело смотрела ему в глаза. Джарвис спрятал самодовольную улыбку, но не мог помешать своему взгляду опуститься и задержаться сначала на ее губах - распухших от их страстных поцелуев, - а потом спуститься еще ниже по кремовой, а сейчас порозовевшей коже к обнаженным грудям, налитым и хранящим предательские отметки его владения ими.
Джарвису стоило усилий не позволить тому, что он чувствовал, глядя на Мэдлин, отразиться на его лице. Вздохнув так, чтобы она услышала, Джарвис отодвинулся назад и, выпрямившись, взял ее за руки и потянул вверх, так что она в конце концов соскользнула со стола и встала на ноги.
- Мы снова встретимся завтра вечером, а теперь будет лучше, если я оставлю вас с вашими делами.
Мэдлин, онемев от изумления, в упор смотрела на него, но Джарвис только улыбнулся и, повернувшись, пошел к двери, чувствуя во взгляде, которым она его провожала, полную растерянность и смятение.
Как только Джарвис закрыл за собой дверь, его улыбка приобрела мрачный оттенок - поездка верхом в состоянии такого возбуждения не соответствовала его представлению об удовольствии. Но, если повезет, благополучное окончание его затеи уже близко.
Они знали, что встретятся в Катерхем-Хаусе; как оказалось, Мэдлин прибыла первой. Одетая в платье из желтовато-зеленого шелка, она с осторожностью вошла в гостиную, ощущая нетерпение и тревогу; разобравшись в своих мыслях, она решила, что хочет продолжения. Прием у леди Катерхем был ежегодным мероприятием без танцев, но все видные местные семейства стремились заполнить гостиную и просторную террасу ее сиятельства, где вели разговоры на разные темы в ожидании предстоящего в конце ужина.
Если обычно Мэдлин с удовольствием посещала такие мероприятия и охотно беседовала с соседями, то в этот вечер она чувствовала себя слишком взвинченной, чтобы, как обычно, расслабиться, - в этот вечер ее не привлекало обсуждение темы оловянных рудников.
К счастью, в огромном скоплении народа никто, похоже, не замечал такого несвойственного ей поведения.
- Мисс Гаскойн, вот мы и встретились снова.
Мэдлин резко повернулась и увидела перед собой мистера Кортленда, который тотчас же поклонился ей. Она подала ему руку и позволила сжать ее пальцы немного более многозначительно, чем считала допустимым.
- Добрый вечер, сэр. Как я понимаю, компания леди Хардести сегодня украшает своим присутствием Катерхем-Хаус?
Кортленд помедлил, не уверенный, не содержится ли в этом замечании колкость, и с некоторой осторожностью ответил:
- Леди Катерхем была так добра, что пригласила леди Хардести, распространив свое приглашение и на ее гостей.
- Леди Катерхем всегда приглашает всех, кто живет в округе, естественно, включая всех гостей, которые у них остановились. - Это правда. - Однако мое замечание вызвано удивлением, что приглашение было принято. Это, - движением руки Мэдлин обвела собравшихся, - е два ли можно сравнить с лондонскими приемами.
Стало вполне ясно, что она была настроена осуждающе, и Кортленд ненадолго замолчал.
- Мы почувствовали, что начинаем все больше скучать, поэтому…
Он пожал плечами.
Значит, они явились посмотреть, чем можно было бы развлечься среди местных. Мэдлин про себя фыркнула, вспомнив леди Хардести и ее взгляд на саму Мэдлин как одну из представительниц этих местных.
Ей в голову пришла поистине дьявольская мысль, и Мэдлин улыбнулась мистеру Кортленду, приведя его в недоумение.
- Не могли бы мы присоединиться к ее милости? У меня еще не было возможности поговорить с ней.
Кортленд, хотя и с некоторой опаской, предложил Мэдлин руку и, когда она ее приняла, повел сквозь толчею туда, где в углу комнаты собралась компания леди Хардести.
Мэдлин про себя признала, что леди Хардести эффектная женщина: на ней было сшитое по последней моде платье из голубого атласа, ее блестящие темные волосы, завитые в локоны, были искусно собраны в прическу. Она была примерно одного возраста с Мэдлин, а возможно, на год или два старше, но когда Мэдлин присоединилась к их кружку и леди Хардести улыбнулась вежливой милой улыбкой, Мэдлин обратила внимание на ее лицо. Несмотря на кремы и снадобья, несомненно, применяемые, чтобы поддержать эластичность кожи, несмотря на великолепные сапфиры, украшавшие шею женщины, резкие складки у нее на лице говорили о том, что жизнь жестоко обошлась с ней.
Леди с искренней теплотой поздоровалась с Мэдлин и снова представила ей остальных членов своего кружка, которые все были ее гостями и лондонцами, но Роберта Хардести среди них не было.
- Должна признаться, мисс Гаскойн, - с грустью в глазах глядя на Мэдлин, заговорила леди Хардести после того, как окончились представления, - я благодарна вам за то, что вы, так сказать, сломали лед. - Она слегка усмехнулась. - Я уже начала думать, что мне придется прожить здесь годы, прежде чем местные станут дружелюбнее относиться ко мне.
Внезапно рядом с Мэдлин оказался Джарвис и приветствовал остальных с холодной, высокомерной вежливостью, так непохожей на его обычную непринужденность.
- Я очень рада, милорд, что вы присоединились к нам, - обратилась к нему леди Хардести с приятной улыбкой, еще более сияющей, чем та, какой она встретила Мэдлин. - Как я говорила мисс Гаскойн, мне не терпится гораздо ближе познакомиться с теми, кто живет в этих краях.
- Что ж, это естественно.
Джарвис прочитал откровенное приглашение в глазах леди Хардести и не ощутил ничего, кроме раздражения.
- Дорогая, - обратился он к Мэдлин, - Сибил хочет поговорить с вами, если вы не против уделить ей время.
Мэдлин бросила на него удивленный взгляд, но то, что она увидела в его глазах, очевидно, прояснило его скрытые чувства.
- Да, конечно. Вы позволите? - обратилась она к леди Хардести, разрешив Джарвису просунуть ее руку - которую он так и не выпускал - под свой локоть, и грациозно склонила голову.
Леди Хардести удалось улыбнуться и кивнуть в ответ - довольно снисходительно.
Бросив общий взгляд всем остальным - элементарное проявление вежливости, - Джарвис увел Мэдлин.
- Полагаю, Сибил и понятия не имеет, что ей нужно поговорить со мной? - поинтересовалась Мэдлин, вместе с ним пересекая по диагонали зал.
- Абсолютно никакого. - Он окинул взглядом море голов. - Я просто не видел причины тратить мое или ваше время в этой компании.
- Куда вы меня ведете?
Полностью соглашаясь с ним, Мэдлин улыбалась, глядя вперед.
- А куда бы вы хотели пойти?
Замедлив шаги, Джарвис посмотрел на нее.
- Где можно остаться одним, - коротко ответила она, поймав его взгляд.
Он некоторое время смотрел ей в глаза, ища подтверждения ее словам, а потом взглянул вперед.
- Великолепная идея.
Напряженная нотка, прозвучавшая в его низком голосе, вызвала дрожь предвкушения, пробежавшую по всему телу Мэдлин.
- Думаю, на террасу.
- Там слишком много народа.
- Не в том месте, которое я имею в виду.
Убежденная, что Джарвис скоро поймет свою ошибку, Мэдлин, вздохнув про себя, молча согласилась и позволила ему повести ее к открытым дверям, ведущим на просторную террасу.
Их путь прерывался множеством знакомых, которые окликали их, чтобы обменяться приветствиями и последними новостями. Мэдлин и Джарвису потребовалось полчаса, чтобы добраться до каменных плит террасы, и еще пятнадцать минут, чтобы пробиться через толпу гостей, собравшихся сразу за дверями и желавших насладиться ночным благоуханием.
В конце концов Джарвис вывел Мэдлин наружу и, снова положив ее руку себе на локоть, зашагал прочь от гостиной по террасе, которая тянулась вдоль одной стороны дома. Хотя Мэдлин и посетила немало мероприятий леди Катерхем, она никогда не уходила далеко от двери и тем более не обходила всю террасу.
Когда, быстро оглянувшись назад, Джарвис неожиданно повернул за угол, она в изумлении остановилась. Казалось, что в конце террасы находится тупик, но в действительности она загибалась за угол и образовывала площадку у еще одной ведущей вниз лестницы.
Теперь они стояли на площадке, невидимые остальным, собравшимся у дверей гостиной, и также скрытые от тех, кто решил спуститься на лужайку.
- Прекрасно, - улыбнулась Мэдлин и, повернувшись к Джарвису, шагнула в его объятия.
Его руки уже ждали, готовые принять ее, как и его губы, ожидавшие встречи с ее губами. Мэдлин прижалась к Джарвису, и ее мгновенно охватило теперь знакомое состояние предвкушения, полное нарастающего возбуждения, подавляемого голода, кипящей, едва сдерживаемой страсти. Мэдлин отдалась ему - этому жару, этому моменту и тому, что произойдет потом, тому, чего она хотела.
Желание, словно жгучий ветер, поднялось и окутало ее. Оно налетело на нее, подхватило, закружило и бросило в море неосознанной потребности. Мэдлин погрузила пальцы в волосы Джарвиса, вцепилась в него и вернула ему поцелуй - со всем огнем, горение которого она внезапно открыла в себе.
Джарвис зашатался под таким бешеным натиском, оказавшись смытым в море жара, в море пламени, жадно лизавшего ему тело - вслед за прикосновением ее рук.
Молча выругавшись, он хотел схватить их, прекратить мучения до того, как они начались; но это означало бы отпустить Мэдлин, разжать объятия, убрать руки с изгибов ее тела, отказаться от алчного, лихорадочного исследования, которое вдруг, неожиданно, превратилось во взаимное, - а этого Джарвис не мог сделать.
Он не мог не откликнуться на ее пылкое приглашение, на откровенное заманивание посредством губ, языка и соблазнительного тела. Мэдлин пошевелилась, вжалась в него, и самообладание Джарвиса - то, что от него еще оставалось, - дрогнуло.
Он ожидал, что ему придется уговаривать ее, использовать свою тактику убеждения, что Мэдлин будет все еще настороженной, во всяком случае, нерешительной, что ему придется обхаживать ее… А вместо этого Джарвису оставалось только, пошатываясь, идти у нее на поводу.
Он не предполагал, что Мэдлин так легко уступит, сдастся… Но когда ее язык дерзко напал на его язык, когда Джарвис ощутил, как ее руки скользят у него по груди под сюртуком, он понял, что все совсем не так. Мэдлин не сдалась - она передумала. Она не собиралась принимать его тактику, а следовала своей собственной - она решила, что хочет его.
Что-то сродни хору ангелов триумфально зазвучало у Джарвиса в голове, но у него не было времени упиваться победой - этот момент еще не настал…
С каких это пор им начало управлять желание?
Находиться в подчинении у желания, быть подвластным ему - это слабость. Слабость, которой Джарвис никогда не поддавался. Его всегда отличала холодная рассудочность, а особенно в любовных делах. Еще никогда за всю его многоопытную жизнь желание удовлетворить сексуальные потребности - укротить этого внутреннего зверя, - связавшее его с Мэдлин, не воздействовало на него с такой болезненной силой; никогда Джарвис не сталкивался с необходимостью побороть стремление просто выпустить из рук поводья и овладеть женщиной - взять ее и утолить свой голод.
Осознание того, как он близок к этому, в какой опасности он находится, теряя самообладание, потрясло Джарвиса до глубины души.
Открыв глаза, Мэдлин смотрела в упор на него, и Джарвис позволил ее рукам опуститься, но как только они оказались внизу, он не смог устоять и сплел пальцы своей руки с ее пальцами, как бы сохраняя и дальше обладание ею.
Даже в тусклом свете он разглядел ее недовольное лицо с подчеркнутым изломом идеальных дуг бровей.
- Ну? - с неповторимой повелительностью произнесла Мэдлин, облизнув губы.
Не прячась от ее взгляда, ощущая жар, который еще продолжал тлеть за этим словом, и чувствуя, как сильно он влечет его, Джарвис заставил себя в ответ поднять брови.
- Что - ну?
Если бы он не призвал на помощь холодное здравомыслие, Мэдлин уже принадлежала бы ему.
- Разве вы не собираетесь…
Еще сильнее нахмурившись, она бессильно провела свободной рукой между ними.
- Я же сказал - не здесь и не сейчас.
Попятившись, Джарвис еще увеличил расстояние между ними; его брови оставались поднятыми, но в остальном выражение сохранялось бесстрастным.
- Где? - Она дерзко задрала подбородок. - И когда?
Ее тон был столь же холодным и четким, как и его.
- Завтра в два часа дня. - Он не улыбнулся, и Мэдлин не почувствовала в его тоне ни малейшего намека на злорадное торжество. - Я буду ждать там, где дорожка вдоль утесов сходится с тропинкой, идущей вниз к замку Коув.
- Прекрасно, - после секундного размышления кивнула Мэдлин.
Уже подходя к группе гостей у дверей в гостиную, Джарвис тихим, низким голосом, полным греховного обещания, пробормотал:
- Я буду ждать.
Стараясь справиться с чувственной дрожью, которую вызвал не только его тон, но и слова, Мэдлин примирилась с поражением и крепко сжала губы.
Глава 8
В два часа следующего дня Джарвис уже сидел на плоском камне у начала тропинки, ведущей вниз к замку Коув. Поводья Крестоносца он свободно держал в руке, и большой серый конь щипал неподалеку низкую траву.
Джарвис смотрел на море, на медленные волны, которые накатывались и мягко омывали песок, в этот день приглушив свой рев до тихого плеска, и пытался не думать ни о том, что ожидало его сейчас, ни о безотчетной боязни того, что произойдет, если Мэдлин не изменит своего решения.
До него донесся стук копыт, равномерный и отчетливый, и Джарвис, оборачиваясь, чтобы посмотреть, кто приближается, напомнил себе, как много людей каждый день проезжает верхом по скалистой тропе.
Но это была Мэдлин.
На ней была надета длинная широкая юбка для верховой езды поверх брюк и жакет поверх накрахмаленной льняной блузки; как обычно, пряди изумительных медно-рыжих волос выбились из прически и обрамляли ее лицо.
- Я не был уверен, что вы придете.
- Это я просила… о свидании. - Она спустилась с высокого седла и пристально посмотрела на него. - Вы думали, я откажусь?
- Я думал, вы можете передумать.
Развернув Крестоносца, чтобы он был рядом с ее гнедым, Джарвис указал на тропинку и прошел вперед.
- Что ж, я здесь. - Тихо усмехнувшись, Мэдлин последовала за ним. - Куда мы идем?
Не оборачиваясь, Джарвис указал на крутую тропинку.
Мэдлин взглянула вперед и только тогда вспомнила о принадлежащем имению сарае для хранения лодок, который был почти таким же старым, как и сам замок. Выстроенный из такого же грубо обтесанного камня, он стоял на выступе естественной скальной платформы, которая тянулась от утеса и находилась немного выше уровня высокой приливной воды. В отличие от большинства лодочных сараев этот был двухэтажным. Нижний этаж имел выходящие к морю двустворчатые двери, как у конюшни, и крепкие перекладины вверху, на которых была подвешена лебедка, предназначенная для того, чтобы поднимать лодки из воды, переворачивать их, а потом снова опускать. На верхнем этаже красовался балкон, сооруженный над балками, на которых висела лебедка. Наружной лестницы, ведущей наверх, не было, и если на нижнем этаже окна совсем отсутствовали, то на верхнем было много окон с деревянными рамами, выходивших на балкон и на все остальные стороны. Задняя часть постройки была обращена к утесу.
Сарай оказался совсем недалеко; они сошли с тропинки на край уступа и привязали лошадей в закрытом месте между строением и утесом. Когда Мэдлин повернулась, закрепив поводья Артура, Джарвис взял ее за руку и повел к двери в боковой стене. Дверь была заперта, но у него на цепочке был ключ; широко распахнув дверь, Джарвис провел Мэдлин внутрь и закрыл за ними дверь.
На первом этаже было уныло и при всех закрытых дверях совсем темно, так как свет падал только сверху через лестничный проем.
Оглянувшись, Мэдлин увидела подвешенные на блоках четыре лодки разного размера и свисающие сверху шкивы и веревки, а у самых дверей, выходящих к морю, еще две весельные лодки.
- Когда я с вашими братьями выходил в море, мы брали парусную лодку, - сказал Джарвис, заметив ее любопытный взгляд. - Вон ту, с голубым корпусом.
Мэдлин посмотрела на одну из больших лодок, у которой были мачта, сейчас убранная, и паруса.
- Поднимаются здесь. - Джарвис потянул ее за руку к лестнице, которая находилась в одном из задних углов комнаты, и, бросив на Мэдлин быстрый взгляд, пошел вверх. - Эта комната всегда служила своеобразным местом отдыха. Мой отец отделал ее для матери - многие годы она принадлежала ей, была ее местом отдыха.
Поднявшись вслед за ним по лестнице, Мэдлин ступила на отполированные до блеска доски и огляделась с немалым удивлением. Комната оказалась совсем не такой, как она ожидала. Освободив пальцы из руки Джарвиса, она медленно прошлась по комнате и приблизилась к широким окнам, обращенным к морю.
Словно почувствовав ее невысказанный вопрос, Джарвис продолжил:
- Моя мать была художницей-акварелистом. Она любила писать морские пейзажи.
В комнате на полу лежал дорогой ковер, темная дубовая мебель была великолепного качества и отделана со вкусом. Там были как уютные кресла, так и стулья с прямыми спинками и мягкими сиденьями; у стены стоял буфет, на котором лежали небрежно брошенные три книги, словно кто-то принес их в это пристанище, собираясь читать; в углу у смотрящих на море окон был прислонен к стене сложенный деревянный мольберт, покрытый заляпанной красками тканью. В центре комнаты стояла широкая тахта с толстым матрасом и массой подушек, обращенная своим изножьем к окнам. А рядом с ней на столике возвышалась ваза с фруктами и графин с притертой пробкой, наполненный медового цвета вином.
В комнате было чисто, пахло свежестью, и на тщательно отполированных деревянных поверхностях не было ни пятнышка пыли.
Подойдя к окнам, Мэдлин смотрела на волны; было легко понять, почему художница любила это место: свет был ярким и одновременно необычным, меняющимся в зависимости от состояния моря.
- Ваш отец, должно быть, хорошо понимал вашу мать.
- Он ее обожал. Мне было четырнадцать, когда она умерла, - продолжал он, встретившись с Мэдлин взглядом, - поэтому я прекрасно помню их, вижу их вместе, особенно здесь… Мой отец любил Сибил тоже, но это совсем другое. Моя мать была его солнцем, его луной и звездами. И она тоже любила его.
Мэдлин внимательно смотрела на него, и когда Джарвис протянул ей руку и кивком позвал к себе, она, на мгновение задумавшись, медленно подошла к нему.
- Чья теперь эта комната?
Он заключил ее в объятия и, слегка улыбнувшись, заглянул ей в глаза.
- Моя. Никто, кроме меня, сюда не приходит.
Он прижал Мэдлин к себе и, наклонив голову, потерся губами о ее губы, а потом уверенно накрыл их.
А теперь и она. Мэдлин отметила про себя, что он выбрал эту комнату, это особое место, где еще жила - во всяком случае, для него - любовь его родителей, для того, чтобы соблазнить ее.
Это была ее последняя отчетливая мысль перед тем, как его требовательные губы, его руки, сомкнутые вокруг нее и управляющие ею, его губы и язык, заманивающие ее, лишили Мэдлин всех мыслей, отвлекли их, захватили, опутали чувственной паутиной, заворожили поцелуями и ласками, которые намекали мягко, однако определенно, на то, что ждет ее впереди.
Мэдлин с готовностью последовала туда, куда вел ее Джарвис.