– Ах, я… Я подумала, что это будет самым подходящим вариантом.
– Думаю, дядюшка Саймон не захотел бы, чтобы по нему носили траур, – с уверенностью произнес Эшли. Вдруг он оступился, но одним ловким движением вновь вернул себе равновесие и устойчивость, несмотря на груз, который нес в руках. Лина снова подумала о том, что он силен. – И в самом деле, я, пожалуй, прикажу запретить траур во всем поместье. И вы сможете носить свои прелестные нарядные платья.
– Я только что все их выкрасила в черный цвет, – сказала Лина, собравшись с силами и открыв глаза.
– Ну так купите новые, – беззаботным тоном посоветовал Эшли. – Сейчас вы можете себе это позволить.
– Да, пожалуй, могу. Мистер Хаверс сказал, что мне полагаются деньги на мелкие расходы. Тем не менее в любом случае я остаюсь экономкой.
– А мне нужна экономка? – спросил он. – Разве вы не можете вести себя как хозяйка дома и давать указания прислуге касательно того, что необходимо сделать?
"Хозяйка дома?" – про себя изумилась она. Неожиданный подтекст и косвенный намек, скрывавшийся в этой фразе, заставил Лину залиться румянцем.
– Ваша светлость, пожалуйста, поставьте меня на землю, – попросила Лина, когда они добрались до границы леса и дальнейший путь их проходил по ровной земле. – Будет крайне неудобно, если кто-нибудь из прислуги увидит меня в таком положении.
Не заставив себя ждать, он выполнил ее просьбу и осторожно поставил на ноги. Ее тело тотчас пронзила резкая боль, особенно в местах ушибов. Однако она стерпела молча, иначе он вновь подхватил бы ее на руки.
– Если мне не нужно будет выполнять никакую работу, я буду чувствовать себя приживалкой, бессовестно живущей за ваш счет.
Он аккуратно поддерживал ее, так что она опиралась на его большие руки, стоя при этом чересчур близко к нему. Она почувствовала, что его дыхание было слегка неровным, точно взволнованным, и по спине ее пробежала легкая дрожь. Что же было причиной его учащенного дыхания? Долгая дорога с нею на руках? Едва ли, ведь он был очень силен. Нет, наверняка он все еще был возбужден поцелуем и объятием.
– Вы будете жить за счет наследства Саймона. А в качестве экономки я вас увольняю, но вы можете сохранить за собой должность помощницы, если хотите. – Он неторопливо шел в направлении дома, и Лина семенила рядом с ним, стараясь не прихрамывать.
– Чьей помощницей?
– Моей, на то время, пока я здесь. Мне будет одиноко, поскольку никто из местных жителей не готов принимать меня у себя. – Он говорил искренне, совсем не стараясь вызвать жалость или сочувствие.
– Но есть же Грегор.
– Он вернется в Лондон, как только мы отберем часть необходимых книг и документов. Он откроет в городе дом, наймет прислугу, займется переговорами с нашими деловыми партнерами.
– Я думала, вы никогда не возвращались в Англию, – с сомнением сказала она. – Как же вы…
– Это никак не мешало мне приобретать собственность и вкладывать свой капитал в бизнес в этой стране. У меня есть здесь свои агенты, адвокаты и клиенты. Всю библиотеку, как только она станет моей, я перешлю отсюда в свой дом в Мейфэре. – Она подняла глаза и обнаружила, что он вдруг стал чрезвычайно серьезен. – Я полагаю, что в будущем стану проводить в Лондоне гораздо больше времени, посещая библиотеки, ученые сообщества, Британский музей.
– Но разве вы не путешественник по натуре?
– Между прочим, я еще и писатель. Настало время, когда я должен взяться за дело. Мне нужно больше писать, больше времени проводить в обществе, в полезных беседах, иначе я закончу как мой дражайший дядюшка и буду вынужден хитростью заставлять кого-нибудь завершить мой труд после моей смерти.
– То есть вы действительно ученый, – сказала Лина. Она была искренне удивлена; несмотря на то что рассказывал ей Тримбл, она не воспринимала всерьез его занятие наукой. – А я думала, вы лишь…
– Распутник? Да, признаю, я любитель приключений и авантюрист. Но, кроме того, я путешествую и занимаюсь торговлей. Все мы многогранны и что-то скрываем в себе, не так ли? Вы кажетесь кроткой, и мягкой, и скромной, но тем не менее сопротивляетесь и ругаетесь, словно ведьма, если вывести вас из себя. А еще вы целуетесь как… – Они снова приблизились к конному двору, и он остановился. – И кстати, вы так и не ответили на мой вопрос. Почему вы так сердитесь, когда я называю вас монашкой?
– Потому что… – Лина почувствовала, как краска румянца снова заливает ее лицо. – Потому что это слово используется и в другом, не вполне пристойном значении, – невнятно пробормотала она и, несмотря на боль от ушибов, почти побежала от него, свернула за угол и поспешно вошла в дом через черный ход.
– Непристойное? – Квин в изумлении смотрел вслед Селине. Да, надо признать, он действительно не был в стране уже долгое время, но, когда он был здесь в последний раз, единственным непристойным значением женской обители, или монастыря, был бордель. Он развернулся и направился во двор, где Грегор, стоя на небольшой ступенчатой подставке, вел беседу со старшим конюхом.
– Добрый день, ваша светлость. – Мужчина, как он вспомнил, по имени Дженкс привычным жестом поправил челку. – Я как раз рассказывал этому джентльмену об охотничьих лошадях его светлости, старого барона. Печален был тот день, когда он решил продать их. У вас пара отличных верховых лошадей. Чистокровная арабская, насколько я вижу.
– Да, рост и экстерьер они унаследовали от охотничьих, а выносливость от арабских жеребцов. Они братья. Скажите мне, Дженкс, я недавно пришел к выводу, что не был в Англии так долго, что, должно быть, начал забывать язык. Какие существуют переносные значения для слов "монашка" и "монастырь"?
Мужчина с недоверием взглянул на него, затем ухмыльнулся:
– Видите ли, ваша светлость, единственным значением, которое известно мне, является наименование определенного заведения, если вы понимаете, о чем я, и девушек, которые в нем служат. Эдакий кроличий садок.
– Вы хотите сказать – бордель, ведь так? Да, именно так понимал это и я.
Что ж, это вполне объясняло неистовый гнев Селины, однако оставляло непонятным, откуда могла благородная молодая леди знать эти слова. Грегор сохранял невозмутимое выражение лица, что, очевидно, стоило ему немалых усилий.
– Спасибо, Дженкс. Я действительно не был здесь слишком давно.
– А ты расслабься, а то у тебя такой растерянный вид, – сказал он Грегору, как только они отошли достаточно далеко, так что конюх уже не мог их слышать. – Я прекрасно знал о существовании этого значения, просто думал, быть может, есть еще какое-то, которое мне неизвестно.
– Отличный термин для борделя, – серьезно отметил Грегор. – Этот ваш английский презабавный язык. Пожалуй, я отыщу один в Лондоне и схожу на исповедь к какой-нибудь милой монашке. Жаль, что вы все еще в немилости общества, друг мой, иначе вы могли бы устроить мне экскурсию, а я тоже мог бы поохотиться на девушек из высшего общества.
– Это займет некоторое время. Сначала мне придется принимать приглашения от любого, кто осмелится мне его предложить, – сказал Квин. – А затем, позднее, я стану вхож в общество и перееду. – Он думал об этом еще во время их долгого путешествия в Англию. – Мы сможем повеселиться и в обществе менее благородных, но зато более отчаянных дам.
– "Олмак"? – с надеждой спросил Грегор. – Я много слышал об этом клубе. Там бывает много юных девственниц. К тому же богатых.
– Двери "Олмака" закрыты для нас обоих, – заверил его Квин. – Но я бы заплатил кругленькую сумму, чтобы увидеть тебя там, эдакого большого злого волка среди невинных, беспомощных овечек. Нет, они не пустят нас и на порог… по крайней мере пока. Однако новый лорд Дрейкотт, с прочной репутацией путешественника и ученого, пожалуй, мог бы проникнуть в мир людей науки, многие из которых являются весьма влиятельными членами общества. Затем, чтобы сохранить свое место в этом чудесном узком кругу, ему останется лишь положиться на собственный ум и деньги и наслаждаться приятным обществом дам и сладкой, долгожданной местью.
Это, должно быть, забавно. Шумное роскошное возвращение, очень далекое от возвращения раскаявшегося грешника, ставшего на путь исправления. Напротив, к ним вернется человек, исполненный ненависти за несправедливое изгнание.
И на этот раз, если кто-то из жен и дочерей аристократов захочет втянуть его в какую-то историю, он не станет колебаться ни секунды и согласится на все, что они ему предложат. Внезапно, едва он подумал об этом, приступ отвращения к себе окутал его дурманом. Ведь когда-то он был безупречным юным англичанином: галантным, любезным, порядочным и честным. "Дурак, – подумал он. – Только посмотри, до чего ты докатился". Невинность, потерянная однажды, утрачена навсегда – теперь он только тот, кем сделала его жизнь, результат тяжелого выбора и жестоких разочарований.
Тем не менее он не был намерен входить в общество Норфолка. Он должен был завершить мемуары дядюшки Саймона, перебрать его книги и бумаги, а кроме того, существовала еще и загадочная и пленительная мисс Хаддон… И что же с ней делать? Квин задавался этим вопросом, поднимаясь наверх, чтобы принять ванну перед запоздалым обедом. Ответ зависел от того, кем она была на самом деле. Юной невинной девушкой или кем-то другим?
Тот поцелуй на смотровой площадке, наверху, среди деревьев, был приятным и сладким, однако то, чем он закончился, не только принесло боль и разочарование, но и несколько сбило с толку. Он провел кончиком языка по пересохшим губам, пытаясь заставить себя думать об этом холодно и рационально, так как воспоминание о горячих прикосновениях губ Селины, ее податливом теле, острых зубках было чрезвычайно живым, а оттого безмерно возбуждало.
Она повела себя не как потрясенная случившимся девственница, думал он, стараясь не обращать внимания на тяжесть внизу живота, принимая холодную ванну. Она сопротивлялась буквально мгновение, но он решил, что это результат удивления или негодования. В ее действиях были осознанность и огонь неуемной страсти, а также доля расчетливой хитрости, позволившей ей заманить его в свой плен, а потом укусить и сбежать. Несомненно, она злилась на него, но в то же время позволила ему нести ее на руках, спокойно и с интересом беседовала с ним.
Прошлой ночью она, кажется, была несколько пьяна и флиртовала – была ли это ее игривая шалость или невинность и безыскусная наивность в наивысшем ее проявлении?
Загадка Селины Хаддон определенно оставалась столь же интригующей. Квин провел пальцами по волосам, вздохнул и, увидев свое отражение в зеркале, усмехнулся. Казалось, ему было просто необходимо еще раз поцеловать мисс Хаддон, если он хотел выяснить о ней еще хоть что-то.
– Похоже, вы чрезвычайно довольны собой, – заметил Грегор, появившись в двери чуть дальше по коридору, а Квин тотчас захлопнул свою. – Вы видели комнату, которую выделила мне ваша маленькая девственница?
– Она не моя маленькая, пока что, – сказал Квин, наблюдая, как русский входит в комнату позади него. – Черт возьми, это музей?
Кровать стояла словно в тесном зоопарке, переполненном чучелами всевозможных цветов и размеров, покрытыми перьями, мехом и чешуей.
– Похоже на то. – Грегор оттолкнул тяжелым сапогом чучело аллигатора. – У мисс Селины, оказывается, есть чувство юмора.
– Она сделала это в наказание за то, что ты дразнил своим поведением всю прислугу. – Квин огляделся. – Выбери для себя другую комнату.
– Быть может, заставить ее думать, что ей удалось напугать меня этими созданиями? – усмехнулся его собеседник. – Нет, пожалуй, я лучше щедро отблагодарю ее. Возможно, ей хотелось бы развлечься в этой обстановке. Наверное, ей понравилось бы.
– Руки прочь от нее. – Квин говорил негромко и мягко, но Грегор жестом показал, что сдается.
– Я отнюдь не собираюсь вторгаться в охотничьи угодья моего господина.
– Если еще раз я услышу эту чепуху, вроде "моего господина", дам тебе хорошую затрещину, – возмутился Квин, когда они уже подошли к лестнице. – Кроме того, я вовсе не на охоте.
"Лжец", – подумал он, когда они подходили к столовой, где Селина уже сидела за столом. Ее волосы снова были убраны в тугой узел. Лишь несколько непослушных прядей выбились из прически и лежали милыми завитками на висках и затылке. Ее щеки горели румянцем, она подняла глаза и встретила его взгляд, ответив едва заметной озорной и непокорной искоркой во взоре. "О да, я на охоте, и она знает об этом. Но кто же моя добыча? Маленькая лань или коварная дикая кошка? Это вопрос непростой".
Глава 6
Как и предсказывала Лина, вслед за стряпчим на следующий день прибыл доктор Массингберд, терапевт, затем мистер Армстронг из банка и, наконец, преподобный Перрин, который, по наблюдению лакея Майкла, провожавшего его в кабинет, выглядел так, словно сел на раскаленную кочергу.
Никому из них не понадобилось присылать приглашение. Доктор Массингберд, казалось, был безмерно счастлив нанести визит джентльмену, который предложил ему великолепного амонтильядо, а также мог поделиться впечатлениями о Пиренейском полуострове, где сам доктор когда-то служил военным врачом. Мистер Армстронг, в отличие от предыдущего гостя, имел вид человека, прибывшего исключительно ради исполнения служебных обязанностей представителя банка. Священник же, казалось, едва появившись на пороге, был готов произносить молитвы и заклинания, изгоняющие злого духа.
Увидев посетителей, Лина поняла, что Квин не преувеличивал, описывая свою репутацию среди местных жителей. Кроме того, она вдруг осознала, что в мыслях своих называет его не лорд Дрейкотт и даже не Эшли, а просто Квин, словно они были давно и близко знакомы. Она продолжала находить всевозможные предлоги, чтобы пройти через зал, и не спускала глаз с двери кабинета, затаив дыхание ожидая, что оттуда выбежит или священник в крайней степени негодования от соседства с таким грешником, как, несомненно, сделал бы ее отец, или разъяренный Квин, с трудом вытерпевший высокопарную лекцию о его распутстве и необходимости стать на путь истинный.
Однако не случилось ни того ни другого.
Она поправляла цветы в вазе на столе в главном зале, когда наконец появился викарий; теперь он выглядел несколько менее сурово, чем по прибытии.
– Мистер Перрин. – Она присела в приветственном реверансе, держа в руках вечнозеленые стебли.
– Мисс Хаддон. Надеюсь, мы с вами встретимся в церкви в воскресенье, как обычно?
– Безусловно, сэр. – Она посещала службу каждое воскресенье с тех пор, как приехала сюда.
Священник улыбнулся ей и одобряюще закивал:
– Вот и чудесно. Мисс Хаддон, сейчас, когда обстоятельства так изменились, не могу не поинтересоваться, есть ли какая-нибудь порядочная женщина, которая могла бы составить вам компанию в этом доме?
– Миссис Бишоп, сэр.
– Хм. Она хорошая женщина, но я бы посоветовал, чтобы рядом была настоящая леди.
– Благодарю вас за заботу, но я чувствую себя вполне… спокойно, учитывая сложившиеся обстоятельства, сэр.
Это едва ли было правдой, но столь откровенно предлагая завести порядочную компаньонку, он, казалось, старался предусмотреть весьма определенную опасность.
– Если мне понадобится женская помощь, я уверена, что смогу попросить совета у миссис Бишоп.
– Конечно, сможете, мисс Хаддон. Быть может, вы хотели бы вступить в дамский кружок шитья подушек для молитвы?
– Да, с удовольствием, но, боюсь, я не слишком хорошо умею шить. – Шить Лина умела великолепно, но в свое время она сшила слишком много подушек для молитв в приходе своего отца в Мартинсдене, чтобы иметь желание снова вернуться к этому занятию.
Тримбл поднес викарию его широкополую шляпу, перчатки и трость и проводил его до двери, так что Лина теперь осталась наедине с собой и задумалась о том, что, кажется, они приняли всех посетителей, которых ожидали.
– Разве не забавно, должно быть, проводить время в дамском кружке шитья подушечек для молитв? – Дверь кабинета отворилась, и перед Линой предстал Квин, стоявший облокотившись о дверной откос.
– Вы подслушивали у замочной скважины, – сурово сказала Лина, стараясь скрыть тот факт, что руки ее внезапно задрожали и она стала отчаянно заталкивать стебли и листья в вазу.
– Естественно. Вы только подумайте, сколько интересных сплетен вы могли бы собрать в таком клубе.
– За всю свою оставшуюся жизнь я надеюсь не сшить больше ни единой подушки для молитв, – пылко сказала она, о чем чуть было не пожалела, так как в его зеленых глазах появилось недоумение. – Моя тетушка очень набожна, – поторопилась объяснить она, скрестив пальцы, спрятанные в складках юбки, а затем смела в свою корзинку цветочные украшения и ленты со стола и снова занялась вазой.
– Нет необходимости так спешить, Селина. Я не собираюсь бросаться на вас прямо на полу в этом зале.
– Или где бы то ни было, милорд, так как у меня в руках опасное оружие, – смело возразила она, положив в корзинку перочинный нож.
– Значит, я все еще не прощен?
– Вы просите у меня прощения, милорд? Если вам действительно жаль, то я, безусловно, прощаю вас.
– Но мне совсем не жаль, – мягко сказал Квин. – Жаль лишь того, что для нас обоих этот опыт не принес даже удовлетворения.
– Если вы ничуть не раскаиваетесь, то даже не надейтесь на прощение.
"Я говорю как папа!" – подумала она.
– Я пристыжен, Селина. – В его зеленых глазах чувствовалась насмешка, а слова звучали неискренне. – Как ваши ушибы и синяки? И та часть, которой вы ударились особенно сильно?
– Мои синяки приобретают разную окраску, и пока как будто болит все тело, милорд. – Лина легким движением повесила корзинку на руку. – Прошу прощения, но мне нужно заняться вазами в столовой.
– Почему вы снова стали обращаться ко мне "милорд"? – спросил Квин. Он выпрямился и теперь стоял, опершись одной рукой о дверной откос, уверенно и неотрывно глядя на нее.
Лина надеялась, что румянец не выдаст в очередной раз ее переживаний.
– После вчерашнего дня мне сложно обращаться к вам как-либо иначе.
– Значит, ваш язык создает между нами барьер, выбирая более официальные выражения, – сказал он. – А как вы называете меня в своих мыслях, интересно было бы узнать? – Теперь она уже определенно горела румянцем, чего он никак не мог не заметить, и в уголках его глаз уже появились лукавые морщинки, и губы дрогнули в коварной и самодовольной улыбке. – Быть может, просто Квин?
Тут ей на помощь пришли уроки флирта. Лина опустила ресницы, взмахнула рукой и с притворной застенчивостью сказала:
– Ах, право, я не могу вам сказать… милорд.
Как она и надеялась, он подумал, будто она ответила несерьезно и посмеялась над ним. Его ухмылка постепенно превратилась в широкую улыбку, и он покачал головой, не отрывая глаз от Лины.
– Викарий считает, что вам следовало бы обзавестись компаньонкой. Он, очевидно, уверен, что этот дом – истинная обитель греха.
– Он пытался выяснить, нет ли у меня достойной помощницы, но я сказала, что есть миссис Бишоп, и этого вполне достаточно. – С этими словами она вошла в столовую и закрыла за собой дверь. Войдет ли он вслед за ней? Нет, она услышала стук шагов по гулкому мрамору, удалявшихся в сторону передней двери.