Потом мы стали говорить об Англии, какой она нам запомнилась. Наверное, из-за того, что я была вместе с Эдвином, мне вспоминалось только хорошее. Рядом с ним я разделяла его взгляды на жизнь: все обстоит просто прекрасно, а если что-то идет не так, то надо закрыть на это глаза и отказаться признавать неприятные факты существующими. Очень удобное мировоззрение.
Спектакль начинался в шесть часов, а после него там же, в большом холле, должен был состояться праздничный ужин. Следовало только убрать сиденья для публики, расставить столы на козлах и принести с кухни заранее приготовленные яства. Воспользовавшись помощью нескольких конюхов, Харриет с большой изобретательностью устроила так, что часть холла, примыкающая к сцене, была огорожена занавесом, из-за которого актеры могли в нужный момент выходить на сцену. Там же за занавесом должна была находиться Карлотта с текстом пьесы, чтобы подсказывать его забывчивым актерам. Я очень сочувствовала Карлотте. Она старалась казаться веселой, но это ей не очень удавалось, и она выглядела печальной и подавленной. Я знала, что виной тому - поведение Чарльза Конди, и ощущала в этом и свою вину: ведь он охладел к Карлотте с того момента, как поддался чарам Харриет. Я сердилась на Харриет. Стыдно было поступать так, как она, поскольку было ясно, что к Чарльзу Конди она не питает глубоких чувств.
В течение дня напряжение в замке возрастало, и уже после полудня актеры разошлись по комнатам, начав готовиться к спектаклю.
В шесть часов вечера мы собрались вместе. В холле были расставлены скамьи, и там находились все жители округа, способные передвигаться. Слуги тоже не остались в стороне, так что аудитория у нас была весьма обширная. Но жаловаться на зрителей не приходилось: как только начался спектакль, в зале наступила мертвая тишина. Думаю, многие из присутствующих никогда не видели ничего подобного. Стараниями Харриет мы выглядели для не слишком искушенного зрителя вовсе неплохо, а старинный холл, превращенный в театр, усиливал впечатление волшебства.
Во время первого выхода я играла в паре с Харриет, и эта сцена, конечно, осталась за ней. Только оказавшись лицом к лицу с Эдвином, я почувствовала вдохновение. Я ощущала неподдельное волнение, когда он, увидев меня издалека, сказал, что я сверкаю на щеке ночи, как драгоценный камень в ухе эфиопа, и мне надолго запомнился трепет, охвативший меня после его слов, обращенных к Джульетте: "До этой ночи я не понимал значенья слова "красота"".
В общем, мне казалось, что мы с ним играли самих себя. Мы были влюбленными. Мы встретились и влюбились - по крайней мере, я - точно так же, как и эти двое. Конечно, говорила я себе, он не мог играть так хорошо, если бы был равнодушен ко мне.
Мне кажется, сцену в склепе я сыграла достаточно удачно. Увидев недвижно лежащего Эдвина, "отравленного ядом", я ясно поняла, что чувствовала в этой ситуации Джульетта, и, думается, я была по-настоящему трагична, когда, схватив кинжал, "вонзила" его в свое сердце и упала на труп любимого.
Это было похоже на Эдвина - сделать предложение именно в такой момент. "Не унывайте, - шепнул он. - Вы согласны выйти за меня замуж?" Я не сразу смогла вернуться в реальный мир, потому что всего секундой раньше я думала о том, что сердце мое разорвалось бы, если бы он действительно умер. Эдвин с трудом сдерживал смех, да и мне это далось нелегко.
Наконец были произнесены финальные монологи. Герцог высказал свои соболезнования и осудил вражду семейств, семейства помирились, и на этом наш спектакль завершился.
Разразился шквал аплодисментов. Мы с Эдвином ожили, встали и, выстроившись в шеренгу вместе с остальными актерами, начали отвешивать поклоны. Харриет, стоя в центре, держала нас обоих за руки.
Обратившись к зрителям, она выразила надежду, что они остались довольны нами и согласятся простить многочисленные недочеты, имея в виду, что мы старались, как могли. В ответ на это леди Эверсли заявила, что и она, и все остальные зрители получили от спектакля незабываемые впечатления.
Затем Эдвин сделал шаг вперед.
- Я хочу сделать объявление, - сказал он. - У этой пьесы появилось новое окончание. В конце концов, Ромео и Джульетта не умерли. Они выжили для того, чтобы пожениться и счастливо жить друг с другом. - Он повернулся, взял меня за руку и притянул к себе. - С искренним удовольствием имею честь сообщить вам о том, что сегодня Арабелла согласилась стать моей женой.
На миг все притихли, а потом зал вновь взорвался аплодисментами. Леди Эверсли поднялась на сцену, обняла нас, а затем торжественно расцеловала.
- Это идеальный финал пьесы, - сказала она.
* * *
Праздник продолжался. Его программа включала в себя песни и танцы. Гости были счастливы. Только ближе к полуночи те, кто жил неподалеку, начали разъезжаться по домам, а остальные стали готовиться ко сну.
Я провела весь вечер в костюме Джульетты и, даже оказавшись в нашей с Харриет комнате, не решалась снять его. Я боялась, что вместе с ним пропадет какое-то магическое ощущение.
Харриет наблюдала за мной.
- Я представляю, как запомнится тебе этот вечер, - сказала она.
- Полагаю, каждой женщине запомнится день, когда ей делают предложение.
- Оно было сделано по всем законам драмы. Ты должна благодарить за это своего будущего мужа. Момент показался мне подходящим.
- Во всяком случае, выглядело это эффектно, поверь мне.
- Ты чем-то недовольна, Харриет?
- Недовольна! Что это тебе в голову взбрело? Эдвин - прекрасная партия. О такой мечтает всякая девушка. Если король вернется в Англию и Эверсли восстановит свои владения, а то и прихватит еще что-нибудь, у тебя будет очень богатый муж. Когда он сделал тебе предложение?
- Когда мы лежали в гробу.
- Не слишком удачно, а?
- Для меня - вполне удачно, - взволнованно ответила я.
- Ты смущена.
- Я имею право быть сегодня счастливой или нет?
- Не строй особых надежд.
- Да что с тобой, Харриет?
- Я размышляю о твоем счастье.
- Так возрадуйся, поскольку я никогда в жизни не была так счастлива.
Харриет поцеловала меня в лоб, а потом отступила назад.
- Эта шляпка тебе маловата, - сказала она. - От нее осталась отметина.
- Она скоро пройдет.
Мне было немножко жаль Харриет. Она так хотела сыграть Джульетту, и то, что этого не случилось, было потерей для всех актеров, поскольку я знала, что все лестные комплименты, полученные мной, она заслуживала в гораздо большей мере.
Весь следующий день я находилась в состоянии, близком к эйфории. Я принимала поздравления, едва слыша их. Потом леди Эверсли отвела меня в сторонку и сказала, что она посылает своему мужу и моим родителям письма, чтобы и они могли разделить нашу радость. Не хочу ли я написать матери и отцу о том, как я счастлива? Я написала обоим:
"Дорогие мои мама и папа!
Произошло чудесное событие. Эдвин Эверсли просил моей руки. Я очень счастлива. Эдвин - очаровательный, милый, добрый, веселый человек. Он все время шутит. Я ни разу не видела его хмурым. Огромное удовольствие доставила нам постановка "Ромео и Джульетты", где он играл Ромео, а я - Джульетту. Он сделал мне предложение во время кульминационной сцены в склепе. Поскорее напишите ответ и сообщите, что вы тоже счастливы за меня. У меня больше нет времени писать - гонец уже ждет.
Ваша любящая дочь Арабелла Толуорти."
Гонец с письмами уехал, а Матильда Эверсли задержала меня, чтобы поговорить со мной о нашей совместной жизни. Она была совершенно уверена в том, что их семья скоро будет восстановлена во всех имущественных правах. К счастью, их родовое поместье Эверсли-корт не было разрушено этими ужасными "круглоголовыми".
Она никак не хотела отпускать меня, хотя мне не терпелось встретиться с Эдвином, а когда мне, наконец, удалось отделаться от нее, я узнала, что Эдвин отправился на верховую прогулку вместе с другими гостями. Я пошла к себе в комнату. Платья для верховой езды, принадлежащего Харриет, на месте не оказалось, так что она, вероятно, тоже уехала на прогулку.
Было уже поздно, когда они вернулись. Харриет, по всей видимости, пребывала в отличном настроении.
Некоторые из гостей продолжали оставаться в замке, и в этот вечер в большом холле разговор вертелся вокруг вчерашнего представления и помолвки, объявленной в его завершение.
Музыканты играли, а мы пели. Харриет очаровала присутствующих своим пением. Потом начались танцы. Открыли бал мы с Эдвином, и, как мне потом сказали люди, наблюдавшие за нами, они на краткий миг почувствовали себя так, словно находятся дома, что все трудности позади, что смутьяны побеждены и добрый король Карл занял свой трон.
- Вам понравилась сегодняшняя прогулка? - спросила я.
Несколько секунд он колебался, а потом пожал плечами.
- Там не было вас, - ответил он. Мне было очень приятно это слышать.
- Значит, вам не хватало меня?
- Этот вопрос, моя дорогая Арабелла, я назвал бы совершенно лишним.
- Я все-таки хотела бы услышать ответ.
- Мне всегда будет недоставать вас, когда вас не будет рядом. Я знал о том, что вы беседуете с моей матерью и что она хотела поговорить с вами, поэтому решил принести себя в жертву. В конце концов, остаток жизни нам суждено провести вместе.
- Я не знала о том, что вы поедете кататься.
- Вы, конечно, захотели бы поехать с нами, но я предпочел, чтобы вы поговорили с моей матерью.
- Я и не слышала, как вы все уехали. Потом мне стало известно, что и Харриет была с вами.
- О да, и Харриет, - сказал он.
- Бедняжка Харриет! Как жаль, что ей не удалось сыграть Джульетту! Она сделала бы это великолепно.
- Просто по-иному, - сказал он. - Но теперь мы вместе и давайте думать о будущем.
- Ни о чем другом я и не думаю.
- Когда мы вернемся в Англию… что это будет за время! Тогда мы заживем нормально, как будто и не было этой смехотворной войны. Вот чего я жду по-настоящему.
- Но для начала нужно туда попасть. Ведь вы вскоре должны уехать.
- Это займет немного времени. А потом я вернусь, и больше мы не расстанемся.
Одной из причин, по которой мне нравилось быть с Эдвином, не говоря о моей глубокой любви к нему, была та, что он умел заразить собеседника своим оптимизмом и тот начинал разделять его отношение к жизни.
Как счастлива я была в последующие дни! А потом произошло неприятное событие. Уехал Чарльз Конди. Он сослался на важные дела, но я знала истинную причину. В вечер накануне его отъезда Харриет сообщила мне, что он просил ее руки. Говоря об этом, она внимательно смотрела на меня.
- Харриет! - воскликнула я. - И ты сказала "да"? Задавая этот вопрос, я думала о бедной Карлотте. Харриет медленно покачала головой.
- Конечно, - сказала я, - я знаю, что ты его не любишь.
Я считала себя такой мудрой, обремененной опытом. Я была так счастлива, что хотела поделиться счастьем со всеми, а особенно - с Харриет. Мне казалось, что было бы просто чудесно, если бы мы с ней одновременно обручились.
- Это не вполне подходящая партия, - сказала она.
- Но, Харриет…
Она резко повернулась ко мне.
- Достаточно подходящая для меня, ты это хочешь сказать? Для ублюдочной бродячей актрисы… Верно?
- Харриет, как ты можешь так говорить!
- Ты собираешься выйти замуж за отпрыска старинного рода. Со временем у него будут деньги и титул. Леди Эверсли - это просто здорово! Ты дочь крупного военачальника. Ну, а мне сойдет, что угодно.
- Но он из хорошей семьи, Харриет. Это симпатичный молодой человек.
- Третий сын. Без средств к существованию.
- Но Эверсли, судя по всему, считали его достойным женихом для Карлотты. В голосе Харриет вдруг появились ядовитые интонации.
- Им пришлось сильно потрудиться, чтобы найти для Карлотты хоть какого-нибудь жениха. Они дали бы за ней приличное приданое. После их возвращения в Англию Чарльзу Конди была бы обеспечена безбедная жизнь.
- Это доказывает, что он поступил благородно, оставив ее. Я имею в виду, что вначале он, кажется, действительно был влюблен.
- Дорогая Арабелла, нас сейчас интересуют не его мотивы поведения, а мои. Когда я выйду замуж, то это будет кто-то, равный твоему прекрасному жениху.
- Знаешь, Харриет, временами я просто не понимаю тебя.
- Так же, как и я тебя, - пробормотала она.
Потом она успокоилась и больше ничего не говорила, но уже сказанное ею успело вывести меня из душевного равновесия, и первое, яркое ощущение счастья больше не возвращалось ко мне.
Я также заметила, что, хотя Карлотта держалась бодро, за всеми ее усилиями сохранить видимость благополучия скрывалась печаль. Мое счастье было омрачено. Я хотела выразить ей свое дружеское расположение, но это было нелегко сделать. Карлотта укрылась за непроницаемой стеной.
Через два дня после отъезда Чарльза, когда разъезжались последние гости, я поднялась по винтовой лестнице в смотровую башенку. Я ждала гонца с письмами от родителей, а оттуда местность просматривалась до самого горизонта.
Наверное, надеяться на получение ответа было еще рановато, но я хотела взглянуть просто так, на всякий случай.
Наверху была дверь, ведущая к каменному парапету, за которым стена круто обрывалась до самой земли. Не знаю, что заставило меня выйти туда. Наверное, какой-то инстинкт, но я благодарю Бога, что догадалась это сделать.
Там была Карлотта. Ее руки лежали на каменном парапете. И тут меня поразила ужасная мысль: она собирается броситься вниз.
- Карлотта! - воскликнула я дрожащим от страха голосом.
Она сделала шаг вперед и остановилась. Я похолодела от ужаса, понимая, что она может спрыгнуть со стены раньше, чем я успею схватить ее.
- Нет, Карлотта, нет! - закричала я.
К моему облегчению, она обернулась и взглянула на меня.
Никогда в жизни мне не доводилось видеть на человеческом лице столько страдания, и я тут же ощутила, что чувство жалости к ней смешивается у меня с чувством раскаяния: ведь и я до некоторой степени несла ответственность за несчастье, которое обрушилось на нее. Именно я привезла Харриет в замок Туррон. Если бы не Харриет, сейчас Карлотта была бы счастливой девушкой, помолвленной с любимым человеком.
Я подбежала и схватила ее за руки.
- О, Карлотта! - только и сказала я, но она, должно быть, ощутила глубину моих чувств, ибо они нашли в ней отклик.
Действуя по наитию, я обняла ее, и она на мгновение прижалась ко мне. Затем она отстранилась, и на ее лице вновь появилось обычное холодное выражение.
- Не знаю, что пришло тебе в голову… - начала она.
Я покачала головой.
- О, Карлотта, - воскликнула я, - я понимаю! Я все понимаю!
Ее губы слегка задрожали. Я почувствовала: сейчас она начнет рассказывать мне, что любовалась открывающимся отсюда видом и удивлена, почему я повела себя так странно. Затем она сжала губы, и в ее взгляде появилось презрение… презрение к себе. Карлотта была из тех, кто презирает ложь. Она не умела притворяться.
- Да, - сказала она, - я собиралась броситься вниз.
- Слава Богу, что появилась я.
- Можно подумать, что тебя это действительно волнует.
- Конечно, волнует, - ответила я, - ведь я собираюсь стать твоей сестрой, Карлотта.
- И ты знаешь причину?
- Да.
- Чарльз уехал. Оказывается, он не любил меня.
- Возможно, и любил, но его сбили с толку.
- Ну зачем она приехала сюда?
- Ее привезла я. Если бы я знала…
- Впрочем, это ничего не изменило бы. Раз он так легко дал… сбить себя с толку, то из него не получилось бы хорошего мужа, как ты думаешь?
- Я думаю, он вернется.
- И ты полагаешь, что я его прощу?
- Это зависит от того, насколько сильна твоя любовь. Если ты любишь его достаточно сильно для того, чтобы решиться на это… - я взглянула на парапет, - возможно, твоей любви хватит и на то, чтобы простить его.
- Ты ничего не понимаешь, - ответила Карлотта.
- Давай уйдем отсюда куда-нибудь, туда, где можно будет поговорить.
- О чем нам говорить?
- Зачастую очень помогают разговоры ни о чем. Ах, Карлотта, потом все это уже не будет казаться тебе таким ужасным. Я в этом уверена.
Она покачала головой, а я осторожно взяла ее за руку, готовая к тому, что она оттолкнет меня. Но Карлотта приняла этот дружеский жест, как будто он ее немного успокоил. Она стояла неподвижно, и взгляд ее был полон страдания.
- Чарльз был первым, кто стал за мной ухаживать, - призналась она. - Я решила, что он меня любит. Но… как только появилась она…
- В Харриет есть что-то такое, - объяснила я. - Я бы сказала, она привлекает многих мужчин… на время.
- Что ты о ней знаешь?
- Пожалуйста, давай уйдем отсюда. Пойдем куда-нибудь и поговорим.
- Тогда ко мне в комнату, - предложила она.
Меня охватила волна возбуждения. Я понимала, что пришла как раз вовремя, чтобы предотвратить трагедию. Я испытывала чувство триумфа и была уверена в том, что смогу уговорить ее, переубедить, отвратить от этого ужасного намерения, которое она едва не исполнила.
Карлотта провела меня в свою спальню. Комната была меньше, чем та, которую мы делили с Харриет. Здесь еще оставались следы былого великолепия, хотя, как и во всем замке, явно проступали и признаки упадка.
Усевшись, она беспомощно взглянула на меня и сказала:
- Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей.
- Конечно же, нет.
Действительно, а что бы делала я, узнав, что Эдвин любит другую?
- Но это ведь слабость, да? Почувствовать жизнь такой невыносимой, что хочется с нею расстаться?
- В подобные минуты следует думать о тех, кто остается, - посоветовала я. - Подумай, как это подействовало бы на твою мать, на Эдвина… и на Чарльза. Он никогда не простил бы себя.
- Ты права, - согласилась она. - Это эгоистично, поскольку существуют люди, которые будут страдать. Мне кажется, это чем-то сродни мести. Человек так обижен, что готов причинить боль и другим… или, во всяком случае, его не волнует, что он может обидеть их.
- Я уверена, что, взвесив все обстоятельства, ты не решилась бы на такой поступок. Ты действовала под влиянием минутного порыва.
- Если бы не ты, сейчас я лежала бы внизу, на камнях, мертвая. Я содрогнулась.
- Вероятно, мне следует поблагодарить тебя за это. Я должна чувствовать благодарность, но не уверена в том, что чувствую ее.
- Я и не жду от тебя благодарности. Я всего лишь хочу, чтобы это не повторилось. Если у тебя опять появится подобное побуждение, остановись и подумай…
-..что это принесет другим.
- Да, - сказала я, - именно так.
- Я не хочу жить, Арабелла, - сказала Карлотта. - Тебе этого не понять. Ты веселая, хорошенькая, люди тебя любят. Я - другая. Я всегда ощущала свою непривлекательность.
- Но это чепуха. Это все потому, что ты уходишь в себя и не пытаешься подружиться с людьми.