Позже я подумала, что на этом все и закончится, ведь мы, скорее всего, не сможем скрывать наши встречи. Но всю неделю я ожидала среды.
Глава 2
Оукланд Холл
Эта неделя тянулась медленно. Мне очень хотелось снова слушать Бена Хенникера, который за две встречи открыл мне новый мир и заставил почувствовать пустоту моей жизни. Не знаю, из-за необычайности ли ситуаций, о которых он говорил, или из-за его способности передавать свое настроение, но я отчетливо все это видела. Мне даже казалось, что это я в ситцевой палатке изнемогаю от мух и зноя, бреду по грязи, намываю золото в реке. Я испытывала чувство горечи неудач и восторг успеха. Но все это было связано с золотом, а я хотела искать опалы. Мне представлялось, что я с тускло горящим фонарем заглядываю в расщелины и вытаскиваю опал, прекрасный, переливающийся радужными цветами камень. Камень счастья, дающий дар предвидения.
Я не переставала радоваться тому обстоятельству, что оказалась в тот день у ручья и смогла спасти Бена Хенникера от вероятной - в чем я была убеждена - смерти. Даже за это мы могли испытывать симпатию друг к другу, но было и что-то другое, что-то схожее было в наших душах. Вот почему было так трудно ждать.
Я сидела у ручья и надеялась, что он появится в своем кресле.
"Я знаю, что мы должны встретиться в следующую среду, - скажет он, - но, по правде говоря, я подумал, что не стоит ждать так долго". Мы посмотрим друг на друга и засмеемся.
Но этого не случилось. Я сидела у ручья, и ничего не происходило. Я так ясно видела его, потому что из его рассказов один образ возникал за другим. Я думала о том, что, если бы упавшая на него скала была тяжелее и убила его, я никогда не узнала бы этого человека. Это навеяло мне мысли о смерти, и я вспомнила могилы в церковном дворе и холмик земли на Пустоши, где растет крапива. Была ли это могила, и если да, то чья?
Что пользы сидеть и смотреть через ручей? Он не придет. К нему кто-то приехал, возможно, для того чтобы купить или продать опалы. Я представляла себе его с гостями, они наполняют бокалы вином или виски. Я была уверена, что Бен Хенникер любит выпить. Он был из тех мужчин, которые все делают с особенным вкусом. Они будут беседовать, много смеяться, обсуждать дела и спорить об опалах, которые они искали, покупали или продавали. Мне хотелось быть с ними. Но я должна была ждать - до следующей среды.
Бесцельно побродила я вдоль ручья и внезапно поняла, что стою на коленях перед могилой.
О да, это была могила. В этом не было сомнения. Я выполола сорняки, разросшиеся вокруг холмика, и он весь открылся передо мной. И тогда я увидела поразительную вещь: из земли слегка выступал столбик. Я ухватилась за него и потянула вверх. Оказалось, что это небольшой металлический диск и на нем имя. Я смахнула с него землю и то, что прочла, обдало меня холодом. На диске значилось мое собственное имя - Джессика, просто Джессика Клэверинг!
Я снова встала на колени, всматриваясь в диск. Я видела такие же на могилах в церковном дворе. Их клали люди, которые не могли позволить себе поставить дорогие кресты и мраморных ангелов, держащих книги с описанием добродетелей усопших. В этой могиле лежала Джессика Клэверинг.
Я перевернула диск и увидела цифры "1880", а сверху "ию…", остальные буквы стерлись. Это было еще тревожнее. Ведь я родилась третьего июня 1880 года, и та, что лежала в этой могиле, не только носила мое имя, но и умерла одновременно с моим рождением. Я забыла о Бене Хенникере. Я могла думать только о своем открытии. О том, что оно значит.
* * *
Я не в состоянии была молчать об этом, а так как Мадди была единственной, к кому я могла обратиться, то я остановила ее по дороге в огород, куда она шла за цветной капустой к обеду.
- Мадди, - сказала я, решительно перейдя к делу, - кто такая Джессика Клэверинг?
Она ухмыльнулась.
- Ее не надо долго искать. Это та, что задает много вопросов и никогда не довольствуется ответом.
- Та, о которой ты говоришь, - сказал я с достоинством, - это Опал Джессика. А кто просто Джессика?
- О чем вы говорите?
Я начала замечать признаки волнения.
- Я имею в виду ту, что погребена на Пустоши.
- Послушайте, мисс, мне надо работать. Миссис Кобб ждет капусту.
- Ты можешь говорить и работать.
- Разве я должна выполнять ваши распоряжения?
- Ты забываешь, Мадди, что мне уже семнадцать лет, а ты относишься ко мне как к ребенку.
- К тому, кто ведет себя как ребенок, так и относятся.
- Разве это ребячество интересоваться тем, что тебя окружает? Я нашла диск на могиле. На нем написано "Джессика Клэверинг" и дата смерти.
- Не путайтесь под ногами.
- Я не мешаю тебе и могу заключить, что ты ведешь себя так оттого, что что-то скрываешь.
Бесполезно было продолжать разговор. Я пошла в свою комнату, раздумывая, кто еще может знать о таинственной Джессике, и все еще думала об этом, спускаясь к обеду.
Обеды в Дауэр Хаузе проходили тоскливо. За столом беседовали только о домашних делах, о церковной службе и иногда о людях из деревни. Мы почти не вели светскую жизнь, и это, в основном, была наша вина, потому что мы отклоняли все приглашения.
- У нас нет возможности отвечать таким же гостеприимством, - вздыхала мама. - А могло бы быть иначе. Ведь раньше наш дом всегда был полон гостей.
В такие минуты я наблюдала за отцом, который закрывался газетой, как щитом: часто он находил причину, чтобы уйти. Однажды я высказала свое мнение о том, что если люди приглашают гостей, то не всегда просят у них что-нибудь взамен.
- Ты не разбираешься в отношениях в обществе, - сказала мама с напускным смирением, - да и как можно ждать этого от тебя после того воспитания, которое ты здесь получила.
Мне стало жаль, что я дала еще один повод для упреков.
И в этот день мы сидели за столом в нашей чудесной столовой. Дауэр Хауз был построен позже, чем Оукланд Холл, в 1696 году, как сообщала надпись над входом. Я всегда считала, что это прекрасный дом, и он мог считаться небольшим только в сравнении с Оукланд Холлом. Столовая была величественной, хотя и не обширной, окна выходили на газоны - гордость Бедняги Джармина.
Мы сидели за столом из красного дерева с гнутыми ножками, который привезли из Оукланд Холла.
- Мы должны были хоть что-нибудь спасти, но перевезти всю мебель было невозможно, и мы многое оставили там.
Мама говорила так, как будто они всем этим пожертвовали, но я уверена, что мистер Хенникер дал им за все хорошую цену. Мой отец во главе стола почти всегда молчал. Мама на другом конце зорко следила за Мадди, которая в добавление к своим обязанностям еще и прислуживала за столом, причем этот факт огорчал маму гораздо больше, чем Мадди. Справа от мамы было место Ксавье, а по обеим сторонам от отца - мое и Мириам. Ксавье заговорил о том, как пагубно влияет летняя засуха на урожай, и выразил уверенность, что дождей не будет. Одно и то же повторяли каждый год, но урожай благополучно собирали, а церковь украшали колосьями ржи для того, чтобы это чудо повторилось.
- Когда я думаю о земле, которой мы раньше владели… - вздохнула мама.
Это было знаком для отца. Он прочистил горло и заговорил о том, как мало дождей в этом году по сравнению с прошлым.
- Я помню, какие ливни были в прошлом году. Большая часть полей Эрроуланда была под водой.
Это было ошибкой, потому что ферма Эрроуланд принадлежала Даннингэмам и его слова напомнили маме о леди Кларе. Я взглянула на Ксавье, чтобы увидеть его реакцию. Он не подал вида, что ему это неприятно, он вообще никогда не проявлял своих эмоций, так как считал это недостатком воспитания. Мне казалось, что именно по этой причине ему было так трудно дать понять леди Кларе, что он хочет на ней жениться.
- Даннингэмам не страшно ненастье, - сказала мама, - они сохраняли свое состояние из поколения в поколение.
- Совершенно верно, - покорно согласился отец.
Мне было очень жаль его и, чтобы изменить тему разговора, я выпалила:
- Кто такая Джессика Клэверинг?
Тотчас же наступило молчание. Я была уверена, что Мадди, стоявшая у буфета, чуть не выронила блюдо с цветной капустой. Все смотрели на меня, а я видела, как легкая краска выступила на лице у мамы.
- Что ты имеешь в виду, Джессика? - нетерпеливо сказала она, но я достаточно хорошо знала ее, чтобы понять, что на этот раз она старалась скрыть свое замешательство.
- Это шутка? - спросила Мириам. Ее губы, которые с годами становились все тоньше, слегка дрожали. - Ты прекрасно знаешь, кто ты.
- Я Опал Джессика и часто удивляюсь, почему меня никто так не называет.
Казалось, мама успокоилась.
- Оно не очень подходящее, - сказала она.
- Зачем же меня так назвали?
Ксавье, которые всегда, если мог, приходил на выручку, сказал:
- У многих из нас имена, которые нам не особенно нравятся, но в то время, когда мы родились, они казались вполне подходящими. Во всяком случае, люди привыкают к своим именам, и я думаю, что Джессика - красивое имя и, как мама объяснила, весьма достойное.
Я не собиралась отступать.
- Но кто же та Джессика, которая похоронена на Пустоши? - настаивала я.
- Похоронена на Пустоши? - раздраженно переспросила мама. - В чем дело, Мадди, капуста скоро остынет. Подавай скорее.
Мадди подала блюдо, а я, как всегда, не получила ответа. Мириам пробормотала:
- Надеюсь, миссис Кобб как следует ее сварила. Прошлый раз она была твердовата.
- Да, и я поговорила с ней, - сказала мама.
- Я должна знать, - вновь вступила я. - Нельзя же похоронить кого-то около дома и не знать, кто это. Я нашла диск с ее именем.
- А что ты делала на этой, как ты называешь, Пустоши? - спросила мама.
Я знала ее тактику. Когда она бывала в затруднительном положении, то всегда переходила в атаку.
- Я часто туда хожу.
- Лучше бы ты занялась делом. Нужно рассортировать целую кучу тряпок для бедных. Не так ли, Мириам?
- Конечно, мама. В доме много работы.
- Это всегда казалось мне пустой тратой времени, - проворчала я. - Для чего подрубать тряпки, ведь они вытирают пыль и без этого.
Мое замечание дало повод маме прочитать одну из своих проповедей о том, что мы должны давать бедным все, чем мы пользуемся сами. Разговор перешел на тряпки, сделанные из старой одежды. Если мы не можем больше дарить им рубашки, платья и одеяла, то раздача тряпок все же давала нам ощущение принадлежности к высшему классу.
Ксавье и Мириам печально слушали, а отец как обычно молчал. Подали сыр. Когда он был съеден, мама встала изо стола прежде, чем я успела продолжить разговор о могиле и надписи. После обеда я направилась в свою спальню. Поднимаясь по лестнице, я услышала голоса родителей. Отец говорил:
- Она должна узнать. Рано или поздно ей расскажут.
- Ерунда, - возразила мама.
- Я не вижу, как…
- Если бы не ты, этого никогда бы не случилось.
Я без всякого смущения старалась подслушать их разговор, ведь я знала, что они говорят о могиле Джессики.
Они пошли в гостиную. Я же, как всегда, осталась в недоумении. Все указывало на то, что отец на самом деле проиграл наше состояние.
* * *
Среда приближалась, и волнение по поводу предстоящего визита в Оукланд Холл затмило мое любопытство. Когда днем я перешла через мостик, меня поразила мысль, что я буду гостьей в имении, которое могло быть моим собственным домом. О Боже, подумала я, это мысли моей мамы!
Дубы, крепкие, гордые и прекрасные, росли по обеим сторонами дороги, которая поворачивала прямо к подъезду. Раньше меня это раздражало, потому что я не могла видеть дом с дороги. Теперь мне это понравилось. Завернув по аллее, я исчезла из вида, чему была очень рада.
У меня перехватило дыхание, когда я увидела дом - поистине величественное строение. Мне и раньше было интересно рассматривать его сквозь деревья, сидя у ручья, но увидеть его прямо перед собой оказалось необычайным ощущением. Я могла теперь понять и даже простить мамину вражду: живя в таком месте, трудно смириться с его потерей. Дом сохранил аромат времени Тюдоров, хотя был обновлен и в некоторых местах появились черты архитектуры восемнадцатого века. Но по существу это прекрасное строение относилось к Тюдорам и было почти таким, как сейчас, когда Генрих VIII посетил Оукланд Холл, - об этом часто рассказывала мама. Высокие окна мансарды, ниши и эркеры могли быть достроены в более поздние времена, но как гармонично они слились со всем остальным! Башенные ворота остались нетронутыми. Я стояла, с благоговением глядя на две башни по сторонам ворот и более низкую башню в центре. Над воротами красовался гербовый щит. Наш, подумала я. Пройдя через ворота, я оказалась во дворе, в который выходила массивная дубовая дверь со старинным колокольчиком на ней. Я дернула и с восторгом прислушалась к его чистому звону. Прошло не более секунды, и дверь распахнулась. Я чувствовала, что кто-то меня ожидал и наблюдал за моим приближением. Это был господин, полный достоинства, и я тотчас же поняла, что это Вильмонт, о котором я столько слышала.
- Вы мисс Клэверинг, - произнес он, прежде чем я сказала хоть слово. Мое имя в его устах прозвучало торжественно. - Мистер Хенникер ожидает вас.
Но я, казалось, окаменела: в глаза мне бросились имена, выгравированные над камином. Имя Клэверингов было среди них, и я была потрясена своей причастностью к этому дому.
- Если вы последуете за мной, мисс Клэверинг…
- Конечно, - улыбнулась я.
Идя через зал, я заметила большой обеденный стол и оловянные чаши на нем, оружие, висящее на стенах. Мы пришли к широкой лестнице. Мне показалось или я действительно услышала шопот и шелест шагов? Я видела, как Вильмонт бросил наверх сердитый взгляд, и поняла, что за мной наблюдают. Слабая улыбка вдруг появилась на его губах:
- Понимаете, мисс Клэверинг, мы впервые принимаем здесь члена вашей семьи с…
- С тех пор, как мы были вынуждены продать дом, - прямо сказала я.
Вильмонт склонил голову. Позже я узнала, что называть вещи своими именами считалось дурным тоном. Я удивлялась, как Бен Хенникер и Вильмонт ладят друг с другом. Но мне некогда было думать об этом, я стремилась все узнать и увидеть. Меня провели по коридору, а затем на другой этаж.
- Мистер Хенникер ждет вас, мисс Клэверинг.
Он открыл тяжелую дубовую дверь.
- Мисс Клэверинг, - провозгласил он.
Я последовала за ним. Бен Хенникер сидел в своем кресле, которое направил мне навстречу. Он смеялся.
- Вы здесь! Добро пожаловать в старый родовой дом, - закричал он.
Когда я пошла к Бену, чтобы поздороваться, дверь осторожно закрылась.
Он продолжал смеяться, и я присоединилась к нему.
- Вам не кажется это странным? - сказал он наконец. - Вы - мой гость, мисс Опал Джессика Клэверинг.
- Конечно, необычно, что меня зовут Опал и что все это вам принесли опалы.
- И немного золота, - напомнил он мне. - Не забудьте, там у меня тоже были успехи. Проходите и садитесь. Дом я покажу вам позже.
Плечи его тряслись от скрытого веселья.
- Я думаю, что вы пригласили меня из-за удовольствия показать одному из Клэверингов родовое гнездо.
- Не только. Мне нравились наши беседы, и я подумал, что пора встретиться по-другому. Будем пить чай… но позже. Вы рассказали вашей семье о нашем знакомстве?
- Нет.
Он кивнул.
- Умница. Знаете, что они сказали бы? Вы не войдете в его дом, а он не войдет в наш. Лучше им ничего не знать.
- Гораздо лучше.
- Не будет споров и ссор.
- Да, не будет запретов и непослушания.
- Я вижу, вы - бунтарь. Мне это по душе, и, как вы, вероятно, уже выяснили, я злой старик. Я могу это сказать вам на ранней стадии нашей дружбы.
Я с удовольствием рассмеялась, это было началом нашего сближения, и я хотела все чаще и чаще бывать в его интересном обществе.
- Вы разрешите мне бывать здесь, даже если моя семья будет против?
- Конечно. Для вас будет полезно узнать хоть что-нибудь о мире, в котором вы живете. Но вы ничего не узнаете, если вам запретят то и это, не соответствующее правилам хорошего тона. Вы должны знать и хорошее и плохое. Поэтому вам принесет пользу знакомство со мной. Я злой человек, который заработал деньги и купил дом, не предназначенный для таких, как я. Неважно, я завоевал все потом и кровью, проходкой штрека с совком и лопатой. Я завоевал право на владение этим домом. Этот дом - моя цель. Он, как прекрасный опал, добытый из скалы. Это зеленое сияние опала.
- А что это такое? Вы уже упоминали об этом однажды, - спросила я.
Он помолчал немного, глаза его стали мечтательными.
- Я говорил это, правда? Зеленое сияние. Неважно. Я завоевал то, о чем мечтал в молодости, когда в яркой ливрее сидел на запятках кареты… Лакей, который впервые заглянул в такую жизнь, к которой он придет в конце концов. Теперь вы… Кто вы? Вы одна из них. Мы по разные стороны забора. Но вы не такая, как они. В вас есть глубина. Вас не ограничивают эти устаревшие представления, и вы смотрите широко открыв глаза. Вы свободны, мисс Джесс. Вот почему мы вместе. Я собираюсь показать вам свое особое хранилище. Должен сказать, что я не многим показываю его. Вы увидите нечто такое прекрасное, что будете рады своему имени.
- Вы собираетесь показать мне свои опалы?
- Это одна из причин, по которой я пригласил вас сюда. Следуйте за мной.
Он проехал на кресле через комнату, в углу которой стояли костыли. Опершись на них, он поднялся и открыл дверь. Я увидела, что две ступеньки ведут в комнату, стены которой покрыты очень красивыми панелями. Бен подошел к шкафу со стальным сейфом внутри. Повернув ручку, он открыл его и достал несколько коробочек.
- Проходите и садитесь за стол. Я покажу вам несколько самых лучших опалов, - сказал он.
Он сел за стол, и я придвинула стул поближе к нему. В коробочках на бархате лежали опалы. Я никогда не видела такие красивые самоцветы. В верхнем ряду были крупные светлые камни, сверкающие синим и зеленым огнем. В нижнем ряду камни тоже удивительной величины, но темнее - синие, почти пурпурные, а в последнем - опалы почти черного цвета, тем более поразительного, что они сияли красными и зелеными огоньками.
- Вот ваши тезки. Что вы думаете о них? Я вижу, вы лишились речи. Так я и думал. На это и надеялся. Стоит ли говорить о бриллиантах, сапфирах? Нет ничего на свете прекраснее этих опалов. Вы согласны со мной, не правда ли?
- Я видела очень немного бриллиантов и сапфиров, - ответила я, - поэтому мне трудно судить о них, но я не могу представить себе что-нибудь более прекрасное, чем эти камни.