- Вашей милости угодно думать, что при желании женщина все может повернуть по-своему; кажется, у женщин и мужчин всегда были расхождения в этом вопросе. Не берусь разрешить сей давний спор, милорд, но скажу, что бывают обстоятельства, неподвластные даже нам, женщинам. Так, женская бережливость может, разумеется, многое; но вряд ли даже она способна малый доход обратить в большой.
Лорд Осборн молчал; тон Эммы не казался ему ни нравоучительным, ни насмешливым; но в тихой серьезности, с какой она говорила, да и в самих словах ее было нечто, заставившее его милость взглянуть на свою собеседницу по-новому. И когда он в следующий раз прервал молчание, сказанное уже совсем не походило на прежнюю несуразицу, произнесенную от полной безысходности, и поэтому прозвучало гораздо уместнее. Он впервые испытал искреннее желание понравиться женщине и искренний интерес к этой женщине, а поскольку от природы он был человеком неглупым и добросердечным, эти новые ощущения тотчас оказали благотворное воздействие и на его манеры.
- Насколько я понял, вы недавно в наших краях, - заговорил он вполне учтиво. - Надеюсь, вам здесь нравится?
Наградой ему был дружелюбный ответ и возможность, вместо профиля, видеть лицо своей собеседницы. Утомленный произведенным над собою усилием и вполне довольный возможностью беспрепятственно созерцать прекрасные черты, лорд Осборн далее сидел уже молча, никак не откликаясь на нескончаемую болтовню Тома Мазгрейва.
Спустя несколько минут дверь приоткрылась, и Нянюшка, заглянув в гостиную, спросила:
- Прошу прощения, мэм, но хозяин спрашивает, отчего вышла заминка с обедом.
Гости, до сего момента упорно не желавшие замечать очевидной близости трапезы, тотчас вскочили и принялись извиняться, а Элизабет крикнула вслед Нянюшке, что "пусть Бетти уже несет наверх тушеную курицу".
- Простите великодушно, - добавила она, с улыбкой оборачиваясь к Тому Мазгрейву. - Вы ведь знаете, как рано мы у себя в Стэнтоне привыкли обедать.
Том не нашелся что ответить, ибо привычки Уотсонов и правда были ему известны слишком хорошо, а наивная прямота, с какой мисс Уотсон только что об этом упомянула, даже повергла его в некоторое смущение. Еще несколько минут ушло на прощальные любезности лорда Осборна, который, кажется, становился тем словоохотливее, чем меньше времени оставалось в его распоряжении. Он советовал сестрам совершать ежеутренний моцион, невзирая на слякоть, высказался еще раз в пользу полусапожек, просил Эмму позволить его сестре прислать ей адрес лучшего сапожника, а под конец заявил:
- На той неделе - думаю, в среду, часов в девять - я собираюсь охотиться с собаками неподалеку отсюда; начнем, пожалуй, от опушки Стэнтонского леса. Говорю об этом на всякий случай - вдруг вы захотите хотя бы издали взглянуть, как спускают свору. А если к тому времени распогодится - что ж, возможно, вы даже согласитесь оказать нам честь и лично пожелаете охотникам удачи.
Выпроводив гостей, сестры воззрились друг на друга в молчаливом изумлении.
- Уму непостижимо! - первая не выдержала Элизабет. - Сам лорд Осборн пожаловал к нам в Стэнтон. Кто бы мог подумать! Он, конечно, красавец; но по части светской обходительности до Тома Мазгрейва ему все равно далеко. Я так рада, что он ни разу ко мне прямо не обратился - не представляю, как бы я стала разговаривать с таким важным гостем. Том держался прекрасно - правда ведь? Вот только я что-то не заметила, чтобы ему уж так не терпелось узнать, где наши Пенелопа с Маргарет, - я едва вытерпела, чтобы ему не попенять. И все-таки хорошо, что Нянюшка не стала при них расстилать скатерть, - это было бы совсем уж неловко. Поднос на столе - еще туда-сюда, но скатерть!..
Не станем утверждать, что приезд лорда Осборна не льстил самолюбию Эммы: нам либо не поверят, либо сочтут, что юная особа, о которой идет речь, мягко говоря, со странностями; но кое-что все же омрачало ее удовольствие. Само по себе неоспоримое свидетельство внимания со стороны молодого человека было, разумеется, приятно - если бы не уязвленная гордость. Эмма решительно предпочла бы знать, что он хотел к ней приехать, но не осуществил своего намерения, нежели видеть его в Стэнтоне. Среди прочих огорчительных соображений смущало ее и то, что мистер Ховард отчего-то не пожелал воспользоваться случаем и присоединиться к его милости. Впрочем, утешала себя Эмма, он мог вовсе не знать о планах своего бывшего воспитанника или же предпочел воздержаться от шага, в коем бесцеремонность явно преобладала над хорошими манерами.
Мистер Уотсон, узнав о нанесенном ему визите, не выказал никакого восторга. Сегодня недуг донимал его не на шутку, а посему и состояние духа оставляло желать лучшего.
- Фу-ты ну-ты, - весьма язвительно заметил он. - Его милость лорд Осборн изволили пожаловать! С чего вдруг такая честь? Четырнадцать лет здесь живу, а не припомню, чтобы Осборны являлись ко мне в Стэнтон. Видно, Том Мазгрейв его подбил - одно слово, повеса!.. Ну, ответного визита я сделать не могу, да и мог бы - не стал.
Тому же Мазгрейву велено было при следующей встрече передать Осборнам извинения мистера Уотсона - пожалуй, излишние, ввиду известного всем нездоровья последнего.
После этого неделю или полторы сестры провели в никем и ничем не нарушаемой безмятежности, и их взаимная привязанность росла тем более, чем лучше они друг друга узнавали. Первой ласточкой, предвестившей конец этой идиллии, явилось письмо из Кройдона. В письме сообщалось о скором возвращении Маргарет, а с нею вместе прибывали и мистер и миссис Роберт Уотсон. Супруги решили самолично доставить Маргарет домой, погостить пару дней и заодно познакомиться с Эммой. Жизнь в Стэнтоне заметно переменилась. Предстоящая встреча целиком занимала мысли обеих сестер и отчасти время одной из них: как-никак, Джейн Уотсон была дамой избалованной, и готовиться к ее приезду следовало основательно; а поскольку в хозяйственном усердии Элизабет всегда было больше благих намерений, нежели порядка, то все ее домашние хлопоты неизменно перерастали в суматоху и беготню.
Что же касается Эммы, то ей, после четырнадцатилетней разлуки, все ее братья и сестры казались в равной степени чужими, и от одного этого она уже испытывала известную неловкость; однако в ожидании Маргарет к этой вполне объяснимой неловкости примешивались и другие чувства. В свете всего услышанного от старшей сестры Эмма страшилась скорой встречи; ей чудилось, что с прибытием родни закончится и все то хорошее, чего она могла ждать от Стэнтона.
Роберт Уотсон служил в Кройдоне поверенным и был вполне собой доволен: во-первых, потому, что преуспевал в своем деле; во-вторых, потому, что ему удалось жениться на единственной дочери адвоката, в конторе которого он служил, получив за нею ни много ни мало шесть тысяч фунтов. Миссис Роберт была не менее супруга довольна этими шестью тысячами, а также превосходным домом в Кройдоне, уже перешедшим в ее владение, изысканными приемами, которые устраивала она в этом доме, и не в последнюю очередь своими модными нарядами. Наружность ее, впрочем, не представляла ничего особенного, а все поведение говорило об изрядном тщеславии и самонадеянности.
Маргарет, напротив, была недурна собой, ей скорее недоставало выразительности, нежели привлекательности. Ее изящное сложение и миловидные черты наверняка производили бы приятное впечатление, если бы не постоянное выражение недовольства и озабоченности на ее лице. При встрече с Эммой, которую она не видела много лет - как и всегда с новыми людьми, - Маргарет была сама нежность и умиление, а ее голос медлительно-тягуч, вкупе с ласковой улыбкой на устах - эта манера использовалась ею всякий раз, когда она желала кому-то понравиться. И сейчас радость Маргарет по поводу свидания "со своей дорогой сестренкой" была столь велика, что на каждое слово у нее уходило не менее минуты.
- Я знаю, мы станем лучшими подругами, - протянула она с большим чувством, подсаживаясь к Эмме в гостиной. Эмма так и не смогла придумать, что ответить на сие заявление, тем более что ответить в той же манере она бы при всем желании не сумела.
Миссис Роберт Уотсон разглядывала Эмму с откровенным любопытством и не менее откровенным состраданием, а ее мысли явно крутились вокруг утраченного тетушкиного наследства; насколько же лучше, всем своим видом словно говорила она, быть дочерью процветающего адвоката из Кройдона, нежели племянницей сумасбродной дамы, вздумавшей на старости лет броситься в объятия ирландского капитана.
Роберт, как подобает старшему брату, притом - человеку солидному, был рассеянно-благодушен, однако расчеты с форейтором - включая обсуждение возмутительно возросших цен на почтовые услуги вообще и одной сомнительной полукроны в частности - явно занимали его более, нежели встреча с сестрой; вдобавок эта самая сестра как раз недавно лишилась надежд на наследство и вряд ли теперь имела шанс когда-либо прибегнуть к помощи поверенного.
- Дорога ваша содержится из рук вон плохо, - объявил он Элизабет. - Даже хуже, чем прежде! Живи я тут поблизости, ей-богу, давно бы уже положил этому конец. Кто у вас сейчас досматривает за этим?
Элизабет же перво-наперво справилась о своей маленькой племяннице, к которой была нежно привязана; она искренне жалела, что малышка осталась в Кройдоне.
- Добрая ты душа, - отвечала миссис Уотсон. - Однако, доложу я тебе, оставить Августу в Кройдоне было не так-то просто. Пришлось сказать ей, что мы только ненадолго в церковь и тут же вернемся. Но взять ее с собой - без няни мы никак не могли, как ты догадываешься. Я всегда говорю: за ребенком постоянно должен быть хороший уход.
- Милая малютка! - с воодушевлением проговорила Маргарет. - Разлука с ней надрывает мне сердце!
- Тогда что же ты так спешила с нею разлучиться?! - воскликнула миссис Роберт. - Ах ты, негодница! Не я ли всю дорогу тебе за это пеняла? Слыханное ли дело - побыла всего ничего и уже домой захотела! А мы всегда так рады гостям из Стэнтона - приезжайте, живите у нас хоть по нескольку месяцев. Ну что ж, - на этом месте она лукаво улыбнулась, - видно, этой осенью Кройдон оказался для тебя недостаточно хорош.
- Моя дорогая Джейн, опять ты на меня нападаешь! Ты ведь прекрасно знаешь, что побудило меня спешить домой; так что, умоляю, оставь свои игривые намеки - право, я их не заслуживаю!
- Что ж, надеюсь, во всяком случае, ты не станешь настраивать против Кройдона своих сестер. Глядишь, Эмма согласится поехать с нами и погостить у нас до Рождества - если только ты ее не отговоришь.
Эмма тотчас выразила ей свою признательность.
- Уверяю тебя, у нас в Кройдоне прекрасное общество. На балы я, правда, почти не езжу, там публика бывает довольно пестрая - зато мои вечера только для избранных. Поверишь ли, на той неделе у меня в гостиной было выставлено семь столов! Скажи откровенно: по душе ли тебе деревенская жизнь? Нравится ли тебе Стэнтон?
- Да, очень, - сказала Эмма, решив, что общий ответ будет всего уместнее, и тут же поймала на себе пренебрежительный взгляд: миссис Роберт Уотсон, до сего момента пребывавшая в сомнениях относительно размаха шропширского дома, в котором выросла Эмма, окончательно постановила для себя, что уж до шести тысяч фунтов Эмминой тетушке наверное было далеко.
- Как она мила! - шепнула Маргарет невестке самым томным своим шепотом.
Эмма - а именно к ней относилось последнее замечание - была немало смущена; скоро смущение ее еще усилилось, поскольку уже пять минут спустя Маргарет, оборотившись к старшей сестре, заговорила совсем по-другому, резко и насмешливо.
- Ну что, Пен тебе написала из Чичестера? Нет? А я на днях получила от нее весточку. Сдается мне, ничего из ее затеи на вышло. Вот увидишь, как уехала мисс Пенелопой, так мисс Пенелопой и воротится.
Вот таким, догадывалась Эмма, окажется настоящий голос Маргарет, как только первое умиление от встречи пройдет; и от этой мысли елейная чувствительность сестры показалась ей еще более отталкивающей.
Близилось время обеда, и всем дамам было предложено подняться к себе переодеться.
- Надеюсь, Джейн, комната покажется тебе достаточно удобной, - проговорила Элизабет, распахивая перед невесткой дверь гостевой спальни.
- Ах, милочка, к чему все эти церемонии, - отвечала Джейн. - Ты же знаешь, я всегда довольствуюсь тем, что имею. Уж два-три дня я как-нибудь перетерплю в маленькой комнатке, не доставляя никому лишних хлопот. Я всякий раз прошу: когда я у вас в гостях, обращайтесь со мною en famille. Надеюсь, та не собираешься ради нас устраивать грандиозный обед? А ужинать, как ты помнишь, мы и вовсе не имеем обыкновения.
Маргарет, обернувшись к Эмме, торопливо сказала:
- Полагаю, теперь нам с тобой придется ютиться вместе; для самой себя у Элизабет всегда найдется отдельная спальня.
- Напротив, она предложила мне поселиться вместе с нею.
- Вот как? - Маргарет несколько сникла, явно разочарованная нечаянным устранением повода для досады. - Жаль, я буду лишена твоего приятного общества; к тому же одиночество для меня так тягостно.
Одевшись быстрее всех, Эмма спустилась в гостиную и нашла там только своего брата.
- Что, Эмма, - обратился к ней Роберт, - не очень-то сладко чувствовать себя чужой в отчем доме? Да, и учудила же твоя тетя Тернер! Ей-богу, нельзя доверять деньги женщинам! Я всегда говорил: сразу же после смерти супруга ей следовало переписать что-нибудь на тебя.
- Но тогда получилось бы, что деньги доверены мне, - возразила Эмма, - а я ведь тоже женщина.
- Но можно было закрепить их за тобой, оговорив, что до определенного возраста ты не вольна ими распоряжаться. А так - какой удар для тебя! Рассчитывала стать наследницей восьми, если не девяти тысяч фунтов - а приходится возвращаться под родительский кров без гроша за душой. Но может, тетя Тернер еще поплатится за свою глупость.
- Прошу, не нужно говорить о ней в таком неуважительном тоне! Она всегда была добра ко мне. Если же сделанный ею шаг окажется опрометчивым, ей самой придется страдать от этого много больше меня.
- Я вовсе не хотел тебя огорчать, но ведь ты и сама знаешь - твою тетку все почитают просто взбалмошной старухой. Одного не возьму в толк: как же сам-то Тернер допустил такую оплошность? Он как будто слыл человеком исключительно разумным - и вот дернул его черт составить такое завещание.
- Разве привязанность мужа к жене дает нам право ставить под сомнение его разумность? Моя тетя всегда была ему превосходной супругой; а люди самых широких и просвещенных взглядов нередко оказываются и самыми доверчивыми. Пусть в конечном счете все обернулось не лучшим образом - но мой дядя явил истинную любовь и уважение к своей жене, и от этого память о нем мне вдвойне дорога.
- Глупости! Он вполне мог щедро обеспечить вдову, не оставляя ей при этом всего своего имущества, движимого и недвижимого.
- Я допускаю, что моя тетя ошиблась, - горячо проговорила Эмма. - Возможно - и даже наверняка, - она совершила ошибку, но мой дядя вел себя безупречно. Я же ее родная племянница - поэтому он предоставил ей возможность обеспечить мое будущее, выделив необходимые для этого средства.
- Да, только, к несчастью, возможность сию она предпочла перепоручить твоему отцу, а средства перепоручить забыла - куда как хорошо! Держала тебя в своем доме столько лет, оторвала от семьи, воспитывала, надо полагать, в холе и неге и вот - извольте радоваться! - возвратила родственникам, которые тебя и в лицо-то не помнят, и ни гроша в придачу.
- Все знают, в каком плачевном состоянии находился мой дядя, - борясь со слезами, отвечала Эмма. - Он страдал даже больше нашего отца - совсем не мог выходить из дому!..
- Ну, ну, не надо слез, - проговорил Роберт, смягчаясь. - Я только что заходил к отцу, - промолвил он после паузы, видимо желая переменить тему. - Кажется, дела его плохи, он едва взглянул на меня. Воистину кончина его будет для всех нас прискорбна. Что ж ни одна из вас никак не может выйти замуж? Ну ничего, съездишь, как все твои сестрицы, в Кройдон, глядишь, там что-нибудь у тебя и выгорит. Думаю, будь у Маргарет хоть тысяча или полторы, и для нее жених бы давно сыскался.
Эмма испытала большое облегчение, когда остальные дамы наконец спустились в гостиную. Лучше уж смотреть на невесткины наряды, нежели выслушивать рассуждения брата, которые огорчали и даже сердили ее. Миссис Роберт, облачившись в платье, в котором она уже щеголяла на последнем из своих приемов, принялась извиняться за его скромность.
- Не хотелось заставлять вас ждать, - щебетала она, - вот я и надела первое попавшееся; жалкое, должно быть, зрелище. А дражайший мой мистер Уотсон, я вижу, даже волосы не удосужился посыпать свежей пудрой!..
- Вот еще. В волосах моих и без того уже достаточно пудры - хватит на тебя и на всех моих сестер в придачу.
- Но надо же хоть что-то изменить в своем наряде перед обедом. Что из того, что дома ты этого не делаешь? Мы ведь не дома.
- Глупости и вздор.
- Отчего ты никогда не желаешь вести себя, как другие мужчины? Взять хоть мистера Маршалла, хоть мистера Хемминга - они переодеваются к обеду каждый день! А твой новый сюртук - скажи, на что он тебе был нужен, если ты даже не хочешь в нем показаться?
- Ах, показывайся сама, в чем тебе угодно, но только оставь меня в покое!
Дабы положить конец этой перебранке и немного умерить явное неудовольствие своей невестки, Эмма (не без усилия, поскольку сама пребывала не в лучшем состоянии духа) принялась расхваливать ее наряд. Маневр тут же произвел желаемое действие.
- Тебе нравится? - оживилась Джейн. - Я так рада! Его многие хвалили, даже чересчур; а мне все кажется, что узор чуточку аляповат. Вот завтра я выйду в другом; оно - я уверена - понравится тебе еще больше. А то платье, что я подарила Маргарет, его ты уже видела?
За обедом миссис Роберт продолжала весело щебетать, за исключением тех моментов, когда взгляд ее падал на непудреную голову супруга. При каждой новой перемене она снисходительно журила Элизабет за чрезмерную расточительность, а против жареной индейки и вовсе твердо восстала:
- Нет, нет, умоляю, никакой индейки! И так помыслить страшно, сколько блюд мы уже съели, а теперь еще индейка - нет, нет, я умоляю!
- Милая Джейн, - отвечала Элизабет, - индейка уже зажарена, и, по-моему, пусть лучше она будет подана к столу, чем без пользы простынет на кухне. К тому же у меня есть тайная надежда, что отец, соблазнившись ароматом лакомого блюда, отведает хотя бы кусочек.
- Что ж, милочка, коли так, пускай подают твою индейку, но я - как хотите! - ни за что к ней не притронусь.
Мистер Уотсон, по причине неважного самочувствия, предпочел обедать у себя в комнате, однако, поддавшись на всеобщие уговоры, все же соблаговолил спуститься в гостиную к чаю.
- Мне кажется, было бы славно скоротать вечер за картами, - обратилась Элизабет к невестке, когда хозяин дома был благополучно усажен в любимое кресло.
- Право, Элизабет, не надо ради меня так хлопотать! Ты ведь знаешь, я не большая охотница до карт. По мне, просто поболтать куда как приятнее. Я всегда говорю: карты хороши, когда людям не о чем говорить, а в тесном дружеском кругу они вовсе ни к чему.