– Надеюсь, это было не слишком болезненно, дорогая, – обеспокоенно заметил полковник, когда они опять ехали рысцой по дышащей жаром дороге, что вела в сторону дальних горных кряжей и британских поселений. – Столько воспоминаний, представляю, как это нелегко...
– Напротив, – тихо ответила Иден, – я рада, что теперь у меня есть хоть что-то на память о папе. Наш дом ведь был разграблен и сожжен, я думала, уже ничего не осталось.
– Рад слышать это, – с облегчением произнес полковник. Иден, конечно, не подозревала, но полковник ожидал обычных женских истерик – тех, от которых он всегда становился совершенно беспомощным и растерянным и которые часто случались у миссис Портер и его дочерей, приводя его в ужас. Но сейчас, глядя в сосредоточенное лицо молодой девушки, сидевшей рядом, он пришел к выводу, что мисс Гамильтон обладает не только замечательным характером, но и завидным мужеством.
– Скоро вы будете со своей семьей, – сердечно проговорил он, пытаясь хоть как-то приободрить ее. – У нас теперь телеграфная связь, и пароходы ходят между Бомбеем и Аденом, так что новости придут быстро.
Иден улыбнулась в ответ и подумала, что сказал бы полковник, узнай, что она не собирается покидать Индию, как бы настойчиво ни приглашали ее к себе шотландские родственники. Несомненно, он бы счел ее сумасшедшей и обратился бы к графу Роксбери с просьбой образумить ее. Тут Иден решительно тряхнула головой – этого она не допустит. Кто-кто, а его сиятельство никогда не будет больше ей приказывать.
Убедить их разрешить ей остаться в Индии будет нелегко, в этом Иден не сомневалась. Во-первых, она еще несовершеннолетняя, а во-вторых, наследство, оставленное ей отцом, как правильно заметил сэр Уильям Коттингтон, плачевно мало. Даже вместе с пособием за отца от военного ведомства этого не хватит на жизнь, а найти работу одинокой женщине со скудными средствами лучше не надеяться.
Полковник уже рассказал ей, что из кровавой бойни восстания родилась новая Индия. Теперь это не отсталый народ, эксплуатируемый ненасытными директорами Ост-Индской компании. Британская Индия – это стремительно развивающаяся страна, управляемая политическими и военными советами, где строятся школы, мукомольни, фабрики, широкая сеть железных дорог. Но Иден была умной девушкой и прекрасно поняла подтекст его речи. Во главе этой бурно развивающейся страны по-прежнему стояла расплывшаяся и известная своим занудством королева, чьи мораль и чопорность сформировали взгляды целой эпохи и вынуждали входившие в состав империи страны подчиняться удушающему ханжеству. Викторианская Индия, конечно же, не предоставляла никаких возможностей, и уж тем более сочувствия, одинокой женщине.
"Будь я богата, – внезапно подумала Иден, – никто из них, даже Его Ужасное Сиятельство граф Роксбери, не посмел бы диктовать мне, что делать. Только материально независимая женщина может поступать, как ей заблагорассудится, и не оглядываться на мнение света!"
В синих глазах девушки появился стальной блеск, а ее прелестный ротик скривился так, что люди, хорошо знающие ее, наверняка бы встревожились. Иден вдруг отчетливо осознала, что ей нужно состояние. Если она будет действовать осторожно и удача улыбнется ей, все получится. Она точно знает, с чего начать...
У массивных дверей Большой мечети Шах-Джахана на протертом персидском коврике сидел бородатый торговец медной утварью, известный всему городу как Мохаммед Хаджи. Хотя час был уже поздний и небо над устремленными ввысь минаретами усеяли россыпи звезд, ступени мечети были полны нищих и странников, углубленных в молитвы.
Кальян торговца светился в темноте и нарушал тишину ночи тихим бульканьем. Когда-то Мохаммед Хаджи был гордым воином из племени Африди и сражался на стороне Акбар-хана против лорда Эльфинстона и британских войск, пытавшихся захватить Афганистан. Но все это было очень давно, с тех пор он постарел, растолстел и поселился на базаре. Но многие еще помнили его мужество и находчивость. В каждой северной провинции, до самой Великой границы, у него были глаза и уши, собиравшие информацию. Имя его знали все обитатели древнего Дели, и Иден без особого труда нашла его.
В этот вечер так же, как и во все вечера прошедшей недели, Иден оставила лошадь, которую тайком брала в конюшне полковника, внизу, у основания мраморной лестницы, и уселась, скрестив ноги, на коврике Мохаммеда Хаджи. Она опять переоделась юношей-индусом, а свободным концом чалмы надежно прикрыла свое хорошенькое личико.
Этой ночью Мохаммед Хаджи сам позвал ее, и поэтому Иден терпеливо ждала, пока погаснет его кальян. Она знала: когда придет время, он заговорит сам. Наконец Мохаммед Хаджи отодвинул от себя трубку кальяна, многозначительно погладил бороду и не спеша заговорил. Голос его звучал совсем тихо, никто из редких прохожих не смог бы разобрать ни слова.
Хмуро сдвинув брови, Иден слушала, пока старик не замолчал.
– Так я и думала, – произнесла она, пытаясь скрыть свое разочарование. Она положила несколько рупий на коврик, и Мохаммед Хаджи тут же сгреб их пухлой рукой.
– Я поспрашиваю еще, – пообещал он, не понимая, почему юноша вызывает у него такое сочувствие. – Мой двоюродный брат старался как мог. Ответы, которые ты ищешь, известны только сирдару в Мируте, а к нему мало у кого есть доступ.
– Может, мне самому стоит отправиться в Мирут? – подумала Иден вслух, хотя знала, что не сумеет преодолеть расстояние туда и обратно за один вечер.
– В этом нет нужды, – уверил ее Мохаммед Хаджи. – Я поговорю с братом еще раз. Может быть, что-нибудь придумаем.
Иден вежливо поблагодарила его, не очень рассчитывая на успех. Она не знала, когда Портеры вернутся из гостей, поэтому попрощалась со стариком и отвязала лошадь. Всю неделю ей везло, но в один прекрасный день Портеры могут вернуться домой раньше обычного и обнаружить, что Иден не лежит в постели с головной болью, на которую она ссылалась, чтобы остаться дома, а на самом деле комната ее пуста и одна из лошадей в конюшне исчезла...
Задумавшись, она ехала рысцой по темному базару в направлении Кашмирских ворот, когда ее лошадь чуть не сбила с ног нищего, который неожиданно появился из тени колонны, куда зашел по нужде, и, выходя оттуда облегчившись, даже не удосужился посмотреть по сторонам.
– Проклятие на твою голову, шайтанское отродье! – в ярости выругался нищий, едва успев уклониться от удара. Он был слеп на один глаз и покрыт язвами. Хотя Иден и не была виновата в случившемся, она приостановила лошадь и бросила ему горсть монет.
– Смотри, чтобы разбойники тебя не ограбили, старик! – крикнула она ему вслед и пришпорила лошадь, выезжая из ворот в непроглядную темноту.
Нищий торопливо собрал монеты, с опаской осмотрелся вокруг, увидел кого-то в тени у себя за спиной и бросился наутек. А за спиной у него прятался в густой тени высокий индус, который при желании легко бы справился с нищим. Однако, к радости последнего, он, кажется, совершенно не заинтересовался монетами, со звоном упавшими в пыль. Похоже, он их и не заметил вовсе, потому что с раскрытым от удивления ртом смотрел вслед тающему в темноте всаднику.
Придя в себя, высокий индус развернулся и поспешил к Большой мечети. Порасспросив нищих на своем пути, он вскоре оказался на коврике Мохаммеда Хаджи. Африди-толстяк был не очень расположен раскрывать свои секреты индусу, но тот щедро позолотил ему руку, чем полностью развязал язык старика и узнал, что было нужно юноше по имени Чото Бай.
– Юноша хочет узнать, какие полки стояли в Мируте, когда вспыхнул бунт. Я сразу же связался с двоюродным братом, он сейчас живет в Мируте, и узнал от него, что тогда в городе стояли два английских полка под командованием полковника Кармик-аль-Исмита (Кармайкла-Смита), они были расквартированы в гарнизоне вместе с Третьим кавалерийским полком и Двадцатым и Одиннадцатым пехотными полками сипаев. Но юноша это уже знал.
– Зачем же он тогда пришел к тебе?
Мохаммед Хаджи пожал плечами:
– Он утверждает, что там был еще один полк или по крайней мере непонятно откуда взявшийся офицер. Имя этого офицера он и хочет узнать. Мой брат, – с важным видом объяснил Мохаммед Хаджи, – служит daffadar в гарнизоне, его очень уважают. Но, к сожалению, даже ему не удалось узнать имя этого офицера. Он не хочет проявлять излишнее любопытство, это может вызвать подозрение.
– А зачем юноше знать имя того офицера? – не отставал индус.
– Этого я сказать не могу, – настороженно ответил старик.
Индус достал еще монету, которую старик тут же ловко запихнул в карман.
– Это печальная история, – с готовностью начал старик, качая головой. – Юноша говорит, что в той резне погибла его мать, ее убил тот самый офицер. Он хочет отомстить. У меня не хватило духа сказать ему, что, даже если он узнает имя того офицера, он ничего не сможет сделать. После восстания саибы насадили свои законы, без толку искать справедливость.
– Это верно, – согласился индус. Он немного посидел задумчиво, потом поднялся, дал старику еще монету для ровного счета, хотя отлично знал, что молчание мусульманина не купить ни за какие деньги. Мохаммед Хаджи сообщит Иден Гамильтон о визите индуса и о его расспросах при первой же встрече.
Не промолвив больше ни слова, он умчался в ночь, понимая, что нельзя терять времени, чтобы предотвратить несчастье, которое, он чувствовал, может случиться очень скоро.
"Да защитят меня боги!" – подумал он, зная, что, возможно, уже поздно, и вдруг застонал от мысли, которая пришла ему в голову:
– Hai mai! Саиб придет в ярость, когда узнает об этом!
Глава 7
Граф Роксбери, уставший и покрытый грязью двухсот миль душной, пыльной дороги, остановил своего коня в темном саду дома под белой крышей вблизи Кашмирских ворот. Луна цвета белого вина висела в небе и бледным светом освещала лужайку и клумбы, протянувшиеся вдоль стен. Над головой беззвучно носились летучие мыши, а в горячем неподвижном воздухе слышался ночной ритм древнего города: барабанная дробь, собачий лай, стрекотание цикад. Из открытых окон доносился веселый женский смех; охранник в саду пробурчал что-то нечленораздельное и лениво почесался.
Шаги Хью громким эхом отозвались на пустой веранде, парадная дверь распахнулась перед ним.
– Добрый вечер, господин, – проговорил индус-дворецкий, низко кланяясь.
– Добрый вечер, Хира Синг. Твой хозяин дома?
– Нет, господин. Он приглашен на ужин в дом Мид-саиба. Может быть, господин желает подкрепиться?
– Налью себе бренди в гостиной, спасибо. Передай Бага Лалу, что я вернулся, пусть распорядится насчет ванны.
Бага Лал, очевидно, уже знал о возвращении хозяина, потому что ожидал его в кабинете, почтительно склонившись и интересуясь, как прошло путешествие.
– Тебе прекрасно известно, что поездка была ужасной, – прорычал граф, доставая бренди из элегантного буфета Генри Паскаля. – Нахдим встретил меня в Аллахабаде с твоим посланием, и я мчался сюда как одержимый. – Он скорчил гримасу, сделав глоток обжигающей жидкости. – Не сомневаюсь, я установил рекорд скорости для расстояния от Калькутты до Дели! Итак, чем вызвана такая спешка? – Граф уселся на стул за письменным столом, вытянул ноги в пыльных сапогах и вопросительно посмотрел на слугу.
– Это все из-за мисс-саиб, – торопливо заговорил Бага Лал, и по мере его рассказа лицо графа становилось все мрачнее. – К счастью, Портер-саиб ничего не знает о ее похождениях, – заключил слуга, – она еще только раз была на базаре. Но от домашней челяди мне известно, что она покидала дом несколько раз, когда господ не было, а Хила Дим клянется, что видел, как она однажды вернулась, одетая юношей Чото Бай.
Последовало молчание, Хью рассеянно вертел стакан в руках.
– А где были Портеры, почему они допустили это? – наконец спросил граф.
– Похоже, госпожа не выезжала с ними, потому что у нее нет подходящей одежды. Для нее должны были переделать платья старшей дочери полковника-саиба. Кажется, это уже сделано, потому что как раз сегодня мисс-саиб поехала с ними на ужин к Мид-саибу.
– Она сейчас там? – недовольно спросил Хью. – В таком случае мне лучше самому отправиться туда. Надо узнать, что она замышляет... – Он замолчал и с досадой уставился в стакан. – Что, черт возьми, она имела в виду, когда сказала этому толстяку Мохаммеду на базаре, что ее мать убил британец?
– Это для меня загадка, саиб.
– Ничего, я ее быстро разгадаю. – Хью отставил стакан и со вздохом поднялся. – Пожалуй, сначала приму ванну и побреюсь, а то бедную леди Мид хватит удар от моих запахов. – Он усмехнулся и похлопал слугу по спине. – Ты совершенно бесполезный пес, Бага Лал! Надо бы отругать тебя, я уже думал, Бог знает что произошло, а это всего-навсего обычные выкрутасы мисс-саиб.
– Так вы не сердитесь на меня? – очень удивился Бага Лал. – Я думал, она дала слово полковнику-саибу, что не причинит ему никаких неприятностей.
– Возможно, она так и считает со своей точки зрения. Полковник-то ничего не знает о ее ночных похождениях, разве не так?
С этими словами Хью направился на второй этаж, негромко насвистывая что-то себе под нос и расстегивая пропотевшую рубашку.
Двухэтажный, с лепниной по фасаду особняк, в котором жил Генри Паскаль со своей женой-португалкой, благополучно выдержал осаду Дели и совершенно не пострадал. Жена Генри сейчас была в отъезде – поехала навестить друзей в Симле. В отличие от бунгало Хью особняк не разграбили, не сровняли с землей плохо нацеленными артиллерийскими снарядами. Хью, уехавший в Англию за год до восстания, смог вернуться, только когда охваченные жаждой мести кэмпбелловские горные стрелки вытеснили сипаев из города и прошли опустошительным маршем на Лакнау, уничтожая всех и вся на своем пути.
То, что Хью увидел, вернувшись в Дели, потрясло его до глубины души. "Гордон и Блэр", его очень прибыльная фирма, занимавшаяся импортом, больше не существовала. Восставшие совары снесли здание и жестоко расправились с рабочими-индусами, которые сохранили верность Хью, а таких оказалось много. Погибли все его слуги, ничего не осталось и от капитала. Единственным утешением было то, что Бага Лал, презрев настоятельные ограничения своей религии, запрещающей морские путешествия, все же пересек с ним океан и только благодаря этому остался в живых. Бага Лал преданно служил графу уже много лет, и Хью просто не представлял, как бы обошелся без него.
Приняв ванну и побрившись, он надел черный фрак, который Бага Лал подал ему. Граф вдруг подумал, что рано или поздно все равно придется решать – строить или не строить себе новое жилище в Дели. Нельзя же бесконечно пользоваться гостеприимством Паскаля, хотя его дом достаточно велик, чтобы не мозолить глаза хозяевам всякий раз, когда Хью останавливался у них. Но граф еще не решил для себя, хочется ли ему восстанавливать дом, разрушенный бунтовщиками, или продолжать жить между двумя континентами. К тому же владения в Англии требовали все большего внимания, и граф понимал, что долго уклоняться от обязанностей в отношении их он не сможет.
– К черту все! – пробормотал Хью и вышел, не глядя на слугу и протянутые им перчатки и цилиндр, чем очень обидел Бага Лала. Но голова графа была слишком занята другими заботами, среди которых самой неотложной было – что дальше делать с мисс Гамильтон, от нее по-прежнему одни неприятности.
– Хазрат-саиб желает, чтобы подали экипаж? – почтительно осведомился дворецкий, поджидавший графа в передней.
– Нет, благодарю тебя, Хира Синг. Лучше пройдусь.
Идти, по правде сказать, пришлось недалеко: внушительное здание с бесчисленными башенками и перевитыми шпилями, известное как Moti Mahal, что означает "Жемчужный дворец", стояло посреди небольшой рощи королевских пальм, неподалеку от церкви Святого Джеймса. Один знатный делийский вельможа, утверждавший, что ведет свой род от Ваджида Али Шаха, последнего царя Оудхов, держал здесь до восстания свой пестрый, живущий интригами двор, но, к сожалению, ничего этого не осталось после того, как британцы с успехом подавили мятеж. Теперь Жемчужный дворец принадлежал богатому набобу, который постоянно жил в Англии, а управлять дворцом и вести дела в Индии поставил своего дальнего родственника.
Сэр Перси Мид был тучным, напористым и честолюбивым торговцем, box-wallah, как называли его Индусы. Ему доставляло огромное удовольствие развлекать городскую знать. По любому поводу в его доме можно было встретить не менее дюжины богатых делийских купцов, а также индийских вельмож, исключительно мужского пола. Они с важным видом прохаживались по большой зале, сияющей огнями огромных хрустальных люстр. Число таких индусов всегда уравновешивалось числом британских офицеров, поблескивающих медалями и другими наградами, а кроме этого – членами военного и политического департаментов делийского правительства.
Несмотря на то что приглашения у Хью не было, слуга-привратник с радостью встретил его у входа, и тут же графа перехватил сам сэр Перси:
– Уже вернулись из Калькутты, ваше сиятельство? Отлично, отлично! Боюсь, к ужину вы опоздали, но выпивки полно и дамы жаждут танцевать, клянусь Богом!
Хью насмешливо скривил губы, заметив красные пятна на полном лице сэра Перси. Мид любил выпить и явно злоупотреблял своим пристрастием. Даже властной леди Мид, которая к этому времени уже заметила гостя и направилась к нему с приветливой улыбкой, не удалось за все совместно прожитые годы отучить мужа от этой пагубной привычки.
– Как хорошо, что вы пришли, ваше сиятельство, – весело прощебетала она, боясь поверить в свою удачу. – София и Роза будут в восторге! Мы и не подозревали, что вы вернулись, пока Генри Паскаль не сказал нам. Боже, – с напускной сердитостью добавила она, – куда же запропастились девочки?
– Почту их вниманием, как только встречу, – заверил ее Хью и постарался как можно вежливее высвободиться из цепких, обтянутых перчатками рук. Меньше всего ему сейчас хотелось попасть в сети вечно охотящихся за женихами дочерей леди Мид.
– Хью! – Кто-то внезапно взял его под руку. – Ты вернулся! Как Калькутта?
– Как всегда, скучна, – ответил Хью и широко улыбнулся, увидев, что неодобряющее лицо леди Мид исчезло за широкой спиной Генри Паскаля. – Прошедшие шесть недель показались мне вечностью, уверяю тебя.
– Пойдем расскажешь. В бильярдной играют в вист, Мид не рассердится, если мы воспользуемся его кабинетом. С вашего позволения, леди Мид?
– Никакой утонченности, Генри, – мягко упрекнул друга Хью, поднимаясь за ним по ступеням и не переставая улыбаться.
– Кажется, твое присутствие привело ее в бурный экстаз, старина, – откликнулся Генри. – Готов поспорить, она простит мне любой промах только за то, что благодаря мне ты здесь.
– Генри, ты преувеличиваешь мою популярность.
– Ты так считаешь? Уверяю тебя, даже мое сомнительное достоинство резко возросло в глазах каждой присутствующей здесь матроны только потому, что появился ты. – Паскаль неодобрительно усмехнулся. – Ты даже не представляешь, как они оплакивали твой отъезд в Англию в последний раз.
– Не думаю, что мне это интересно, – насмешливо отозвался Хью.