- Так это сделала ты? - произнес Никетас с пылким негодованием. - Что же могло побудить тебя выдать нашу тайну этому чужестранцу?
- Я люблю его, батюшка! - прошептала она.
- Несчастная! - воскликнул, бледнея, логофет.
- Понятно ли вам теперь, что я не могу отдать своей руки начальнику варягов? - продолжала она. - Понятно ли вам, что я могу спасти вас, признавшись императору, что тайна выдана мною!
- Ты должна отказаться от этого намерения, - возразил Никетас. - Император поступит с тобой беспощадно!
- Я не дорожу жизнью, только бы спасти вас.
- Кроме того, я уверен: Мануил не поверит тебе. Он подумает, что ты его обманываешь, чтобы отвести его гнев от моей головы. Поверь, что только один Кризанхир в состоянии исправить это сложное дело… Да и пора покончить, наконец, с императором: кровожадность и алчность его выше всех выражений, он поднимает руку только с целью наносить удары счастью других. Вчера, например, он вопреки всем правам человека приказал арестовать венецианских посланников. Кто знает, что ему придет в голову завтра? Моя жизнь и имущество подверглись опасности лишь из-за пустого и не доказанного подозрения, а ведь я служил императору честно и верно целых пятнадцать лет. Сегодня он избрал своей жертвой меня, а завтра изберет кого-нибудь другого. Это еще не все: по милости его Венеция в силу прав своих пошлет на нас своих могущественных союзников, которые обратят в груду развалин наши церкви и дворцы и разграбят все наше кровное достояние. Но если аколут выполнит сегодня задуманное, то отечество наше избавится от гибели. Посланники будут отосланы обратно, осыпанные почестями. Торговля разовьется, и наше благосостояние еще больше увеличится под охраной прочного мира.
- Вы говорите, что их освободят? - спросила быстро Зоя.
- Да, мы исполним это, так как того требует справедливость и честь!
- Он будет освобожден! - проговорила девушка. - Он будет цел и невредим. Пусть он будет обязан этим блаженством мне! - добавила она после минутной, но невыразимо тяжелой душевной борьбы.
- Зоя! - проговорил боязливо старик, не зная, каким будет ответ дочери. - Меня ждет аколут. Что мне сказать ему?
Зоя полузакрыла свои чудные глаза и приложила руку к сердцу, как бы желая уменьшить его биение.
- Скажите ему, что я готова повиноваться вам, - ответила она.
Тронутый и обрадованный этой неожиданностью, министр кинулся к дочери и сжал ее в объятиях.
- Зоя, Бог наградит тебя за твою благородную и тяжелую жертву! - воскликнул он с признательностью.
- Да услышит Он ваше желание, отец! - ответила девушка, с трудом сдерживая слезы.
Но великий логофет не слышал этих слов: он бросился бежать с утешительной новостью так же быстро, как вор с драгоценной добычей.
VI. Кинжал императора попал в дурные руки
После двухчасовой беседы с аколутом старый Никетас, закутанный в широкую мантию, проскользнул в Бланкервальский дворец. Его проводили в подземную темницу к венецианским посланникам.
Сиани, сидевший на койке, покрытой соломой и бараньими шкурами, был погружен в глубокое раздумье, меж тем как Орио спал на другой глубоким сном. В это время дверь заскрипела, и в нее вошел кто-то, прикрепив к стене факел. Незнакомец подошел к Сиани и протянул ему холодную и дрожащую руку.
- Вы узнаете меня, конечно, монсиньор? - произнес он тихо, открыв свое лицо.
Валериано узнал в ночном посетителе великого логофета.
- Вы стали жертвой предательства Комнина, - продолжал последний, - и я пришел ободрить вас.
Сиани недоверчиво посмотрел на старика, который поспешил добавить так же тихо:
- Через час вам и всем вашим соотечественникам, арестованным по приказу императора, будет возвращена свобода. Все ваши испорченные корабли будут снова отремонтированы, конечно, за наш счет. Товары вам возвратят без всяких оговорок. Только от вас будет зависеть, останетесь ли вы в Константинополе на прежних правах или вернетесь в Венецию.
- Знаете что? - отозвался Сиани. - Вы напоминаете мне Мефистофеля, предлагая так великодушно и свободу, и честь, и славу… Уж не потребуете ли вы мою душу взамен предлагаемых благ?
- Я говорил с вами без всякой задней мысли.
- Серьезно? Да вы просто поражаете меня неожиданностями!
- Через час Комнин не будет императором.
Сиани побледнел.
- Вот список заговорщиков, - продолжал министр. - Вы видите, что их довольно много, и все они вдобавок принадлежат к числу влиятельных людей.
Молодой венецианец просмотрел быстро список, в котором фигурировали имена знаменитейших сановников двора.
- И вы уверены в успехе заговора? - спросил патриций.
- Дворцовая стража на нашей стороне, - ответил Никетас. - Все евнухи подкуплены… А вот вам и доказательство, - заключил старик, вынув из-под плаща драгоценный кинжал, который Мануил клал на ночь под подушку.
- Вы хотите убить его? - прошептал венецианец, глядя ему в лицо.
Логофет ответил утвердительным знаком, на который Сиани отозвался улыбкой.
- Будьте же осторожны! - заметил он с иронией. - Комнин силен и храбр и, пожалуй, не даст убить себя, как кроткого ягненка… Было бы даже смешно, если б вам удалось убить всем известного и ловкого убийцу! Это бы рассмешило самого сатану!
- Один из невольников всыпал в питье императора порошок, который погрузит его в самый глубокий сон.
- Но ведь убийце императора грозит опасность: найдутся ли у вас такие смелые и надежные исполнители дела?
- Двадцать человек добиваются чести отправить на тот свет изменника Комнина. Но наш мудрый совет решил предоставить это достойное дело вам или Орио, приняв во внимание, что вы лично смертельно оскорблены Комнином.
- Но да это ведь низость! - воскликнул Сиани, оттолкнув старика.
- Что тут происходит? - спросил проснувшийся Орио, протирая глаза.
- Великий логофет пришел предложить нам честь убить императора, - ответил Валериано.
- Да разве ты считаешь нас палачами, презренный? - крикнул Орио, соскакивая с койки. - Тебя, вот кого следует убить без разговоров.
Взбешенный Молипиери схватил его за горло.
- О, сжальтесь, - прохрипел, задыхаясь, старик, стараясь вырваться из рук венецианца.
Сиани заступился за него и оттащил товарища.
- Благородные синьоры, - бормотал Никетас, оправляя одежду. - Мы предвидели ваш протест… И я не осмеливаюсь настаивать. Надеюсь, что по истечении часа вы и все ваши соотечественники будете уже свободны, а все мои обещания будут свято исполнены. Теперь же позвольте мне удалиться отсюда, так как заговорщики ждут только вашего ответа, чтобы приступить к делу.
Он низко поклонился и хотел уже уйти, когда Сиани вдруг остановил его.
- Я обдумал вопрос, - сказал он логофету, - и пришел к заключению, что ваше предложение не так оскорбительно, каким я счел его под влиянием нахлынувших чувств.
- Благородный венецианец, ваши слова радуют меня до глубины души! - отозвался старик, сжимая крепко руку молодого патриция.
- Император действительно покушался отнять у меня мою честь и мое состояние. И чем больше я вдумываюсь, тем сильнее сожалею, что отверг предложение отомстить ему за оскорбление.
- Но время еще не ушло, - перебил Никетас, играя бессознательно кинжалом императора. - Вам стоит сказать слово…
- Жребий брошен, и я изъявляю согласие! - воскликнул Валериано, беря оружие.
Изумление Орио было невыразимо.
- Ну нет, ты не способен на такую низость! - проговорил он тихо.
- Тебе-то что за дело?
- Почему же рука твоя не поднялась на Комнина в то время, когда он стоял между нами один и безоружный?
- Это легко понять. Если б мы убили его тогда, то потеряли бы все. Сегодня же смерть императора предоставляет нам всевозможные выгоды.
Сиани поспешил уйти в сопровождении великого логофета, оставив Орио в одиночестве.
Миновав длинную подземную галерею, они вошли в узкий длинный коридорчик, который вел в оружейную залу. Вся стража, находившаяся в этой зале, спала крепким тяжелым сном, так что Сиани со своим проводником прошли незамеченными до передней Комнина, где люди тоже спали.
Никетас отворил потайную дверь, но не был в состоянии перешагнуть порог, потому что колени его подгибались.
- Здесь! - произнес он голосом, дрожащим от волнения. - Идите, не бойтесь ничего, благородный Сиани!
По губам посланника скользнула улыбка глубокого презрения, и он твердым шагом вошел в спальню Комнина, притворив за собою дверь.
Ослепительный свет лампы, стоявшей на мраморном с бронзовыми украшениями столе, озарял ярко ложе спавшего императора.
Валериано взял ее и пошел к алькову все такими же ровными и твердыми шагами, звук которых не мог заглушить даже толстый и пушистый ковер. Он, видимо, не нуждался для исполнения замысла ни в ночной темноте, ни в ночной тишине.
Остановившись перед постелью спящего, он поднес к нему лампу и коснулся слегка рукой его лба. Комнин вздрогнул при этом тихом прикосновении и стал сильно метаться, как будто бы желая сбросить с себя свинцовую, непосильную тяжесть, сковавшую его члены. Но усилия императора были долго бесплодны, и только после энергичной борьбы он начал мало-помалу приходить опять в чувство. Открыв глаза, Комнин увидел перед собою посланника, стоявшего неподвижно, как статуя.
- Измена! - вскрикнул он, протянув быстро руку к подушке, под которой всегда лежал кинжал.
- Не ищите кинжала, - проговорил Сиани, - он у меня в руках!.. Вот он! - добавил тихо молодой человек, показав его изумленному императору.
- Ну, храбрый Сиани, ты поступил очень благоразумно, воспользовавшись моим сном, чтобы отнять у меня опасное оружие, - проскрежетал Комнин, сжимая кулаки. - Клянусь, что иначе я пригвоздил бы тебя к этой двери, в которую решился ты войти.
- Не я отнял его у вашего величества, - ответил спокойно Валериано. - В мою подземную темницу пришел человек и, подавая мне этот кинжал, сказал: "Убейте Цезаря и вы будете свободны!" Я взял тогда кинжал и явился сюда.
- Но ты не предвидел, конечно, - отозвался насмешливо Комнин, - что я могу задушить тебя своими руками так же легко, как медведь душит лапой собаку?
Венецианец недоверчиво покачал головой:
- Если бы медведь был усыплен таким наркотическим веществом, которое подсыпали вам сегодня в питье, то, несомненно, и он не сладил бы с собакой.
- Ложь! - воскликнул Комнин и, соскочив с постели, бросился на посланника. Но силы неожиданно изменили ему, колени подломились, и он в изнеможении свалился на подушки с глухим рычанием зверя, попавшего в засаду.
- Выслушайте меня, - сказал тихо Сиани, взяв руку императора.
Мануил поднял голову и кинул на патриция взгляд немого отчаяния.
- Я хочу возвратить вам добровольно кинжал, - продолжал Сиани.
- Уж не сон ли все это?!.. - воскликнул император, принимая оружие. - Так ты пришел не с тем, чтобы убить меня?
- Я взял ваш кинжал из рук заговорщиков исключительно с целью возвратить его вам и сказать: вот как мстит Валериано Сиани!
- Благодарю тебя!.. Ты честный человек… Будь же великодушен и скажи мне имена заговорщиков.
- Это не моя тайна: я исполнил свой долг и ухожу в темницу.
- Неужели ты считаешь меня неблагодарным? Неужели ты думаешь, что во мне нет ни капли совести?.. О нет, спасителю цезаря должна быть оказана великая благодарность: я дарую свободу как тебе, так и Орио!
- Теперь я в свою очередь благодарю Комнина!
- Но смотри, чтобы к восходу солнца никто из заговорщиков не видел вас больше в наших стенах… Иначе вам никогда не вернуться в Венецию.
VII. Необыкновенно сильный грек
Последние лучи заходящего солнца отражались на зеркальной поверхности Риальто. Гондольеры расположились группами на белых плитах, окаймлявших канал, играя в кости и ожидая желающих воспользоваться их услугами, а некоторые спали спокойно под мостом.
Когда пробили часы на башне Святого Марка, один из игравших встал и скорыми шагами подошел к товарищу, который, растянувшись лениво на земле, пил с жадностью из фляги вино.
- Доминико! - сказал он, толкнув его ногой. - Скоро ли ты перестанешь подкреплять свои силы? Мне кажется, что если б вода лагун вследствие чуда превратилась в вино, то ты взялся бы осушить ее в одиночку… Вставай, пора идти!
- Неужели пора, мой дорогой Орселли? - проворчал Доминико.
- Да мы ведь обещали старому синдику Бартоломео ди Понте вычерпать воду из его гондолы, которая течет. Возьми же свой черпак и пойдем поскорее.
- Какой ты бессердечный! - произнес Доминико, решаясь прекратить на минуту свое любимое занятие. - Не забывай, пожалуйста, что рыбная ловля была нынче трудна, а жар невыносимый!
- Ну так пей да спи, ленивое животное! - воскликнул Орселли с презрением. - Ты, право, не достоин греться под этим солнцем.
- Вот поэтому-то я и улегся в тени, - проговорил Доминико, заливаясь неудержимым смехом.
Орселли взял свой черпак и удалился, пожимая плечами.
Доминико преспокойно продолжал пить, когда товарищи его вдруг бросили игру, завидев приближающуюся гондолу, на которой виднелись сундук и несколько тюков.
- Причаливай здесь, Заккариас! - раздалось из гондолы.
Пока Заккариас, соскочив на землю, привязывал канат, гондольеры торопливо выгрузили багаж, спрашивая, куда они должны нести его.
- Положите его туда, откуда взяли, - ответил Заккариас.
- Да разве ты не знаешь, проклятый язычник, - начал Доминико, - кому принадлежит право таскать багаж, прибывающий по воде? Мы составляем часть уважаемой всеми корпорации гондольеров и не потерпим, чтобы дерзкий иностранец…
Доминико замолк, заметив выходившего из гондолы синьора.
- Этот человек - мой слуга, - произнес последний, окидывая всех высокомерным взглядом. - Он настолько силен, что не нуждается в помощи чужих рук: уходите же, иначе…
Заккариас действительно был настоящим геркулесом.
- Силен ваш слуга или нет, - перебил Доминико, - но он не помешает нам воспользоваться данными нам правами, мы стоим за них твердо.
Незнакомец подошел к своему слуге и шепнул ему:
- Не благоразумнее ли будет удовлетворить эту наглую чернь?
Но Заккариас, очевидно, не обратил внимания на это замечание своего господина и сказал Доминико:
- Мое право - сила. Пользуйтесь же вашим, и я воспользуюсь своим.
Гондольеры испустили крики негодования и бешеного гнева. Иностранец побледнел и дотронулся до плеча слуги серебряным жезлом, бывшим в его руках.
- Не бойтесь за меня, благородный Кризанхир, - проговорил насмешливо Заккариас и воскликнул, обращаясь к толпе. - Нельзя ли обойтись без угроз и без дерзостей? Если кто-нибудь из вас, тунеядцев, будет в силах поднять этот сундук, то пусть несет его за мной до гостиницы "Золотое дерево"!
Двое из рыбаков вошли снова в гондолу, из которой незадолго перед тем выгнал их Заккариас. Но напрасно пытались они поднять указанный сундук: тот был так тяжел, что казался привинченным ко дну гондолы.
Кризанхир обменялся со своим слугой веселой улыбкой.
- Сюда, Доминико! - крикнул один из гондольеров, выбившись совершенно из сил.
Доминико поставил на землю свой громадный кувшин с вином и поспешил на подмогу к товарищам.
- Куда следует отнести этот сундук? - спросил он заплетающимся от вина языком.
- Подними его прежде, а потом я отвечу тебе на твой вопрос, - ответил иностранец.
Гондольер улыбнулся презрительной улыбкой и взялся за сундук, но поднял его только наполовину и снова опустил.
- Ну тут, должно быть, собраны все сокровища святого Марка! - воскликнул он.
- Я отвечу тебе, хвастуну, только то, что сундук не тяжелее каждого из моих кулаков, - сказал ему Заккариас, обнажая свои мускулистые руки.
- Интересно знать, сколько правды в словах твоих, презренный болтун! - произнес Доминико, выскочив из гондолы.
Засучив рукава своей толстой туники, он стал в оборонительную позу, а слуга Кризанхира последовал за ним, ворча с негодованием:
- Любопытство вообще очень большой порок, а в особенности для гондольера, и я сейчас докажу тебе это на деле!
Толпа окружила немедленно бойцов, молясь всем святым за успех Доминико.
- Я жду! - проговорил насмешливо последний.
- Я не злоупотреблю твоим долготерпением, - ответил Заккариас, нанося ему в бок сильный удар.
Доминико упал, но тотчас же вскочил и стал в прежнюю позу.
- Так я, значит, могу возобновить урок и довести его сейчас же до конца, - заметил Заккариас, осыпая противника тяжелыми ударами.
- Я начинаю думать, - лепетал Доминико, - что ты не относишься к разряду хвастунов, какими оказываются почти все иностранцы, ненавидящие Венецию.
- Ты проявляешь себя с хорошей стороны, отдавая мне в этом должную справедливость, - отозвался Заккариас. - Да будет тебе известно, что я могу убить моментально быка, а ослов убиваю без всяких усилий.
Он схватил венецианца, поднял его высоко над своей головой и бросил так, словно это был мяч.
Гондольеры с восторгом захлопали в ладоши, не заботясь, по-видимому, об увечьях, полученных побежденным товарищем.
- Я сейчас дал тебе доказательство своей дружбы, - сказал Заккариас, помогая противнику приподняться с земли. - Я не всем демонстрирую свое искусство в битве.
- Благодарю за честь! - ответил Доминико, потирая плечо и пытаясь улыбнуться.
- Между нами не будет больше вражды, товарищ!
- Не будет, мой учитель. Можете быть уверены, что я не попрошу у вас повторения урока… Я вдобавок пожертвую пять свечей Пресвятой Деве, поскольку понимаю, что без Ее заступничества у меня были бы переломаны кости.
Он пошел по направлению к церкви Санто-Мариа-дель-Орто и исчез из виду, а Заккариас, не желавший, чтобы гондольеры знали, где он намерен остановиться, принялся уже снова отвязывать гондолу, чтобы пристать в другом месте.
В это время какой-то молодой человек протиснулся к нему сквозь толпу гондольеров и шепнул ему на ухо:
- Добро пожаловать в Венецию, властелин жизни!
Геркулес обернулся и вздрогнул, увидев пред собой Иоанниса.
- Опять ты!.. Везде ты! - крикнул он запальчиво.
- Конечно, опять я! - пробормотал далмат со странной улыбкой. - Но не бойтесь, я буду нем, как невольники в Бланкервальском дворце или как рыба в воде!
Кризанхир вытащил торопливо из-за пояса один из тех маленьких миланских стилетов, острие которых убивает мгновенно. Он хотел отнять у ловкого шпиона возможность сообщить глазевшим гондольерам настоящее имя мнимого Заккариаса или сделать какой-нибудь тайный донос. Но победитель Доминико вернул уже изменившее ему на время хладнокровие, удержал аколута и подошел к далмату, который отступил. Взглянув на его бледное красивое лицо и на кошачьи сверкавшие глаза, он спросил лаконично:
- Какой новой низостью хочешь ты удружить мне?
- Я могу вам помочь осуществить план, который привел вас в Венецию с риском поплатиться жизнью и свободой, - ответил ему хладнокровно далмат.