А что, если найти какой-нибудь способ занять ее заботами о детях даже в столь поздний час? - думал Гренвилл. Интересно, могла ли она поверить в то, что один из мальчиков приболел? Или стоило придумать иное занятие, способное отвлечь ее внимание?
Амелия уже относилась к нему с подозрением. И у нее были веские причины гадать о том, чем же вызваны странное поведение или его ужасные ночные кошмары. К сожалению, она слишком много знала о деятельности Лукаса. Она даже знала, что Педжет когда-то был шпионом.
Карета Саймона остановилась, и он вздохнул. Амелия ни за что не должна узнать правду.
Его лакей открыл дверцу кареты. Бедфорд-Хаус представлял собой трехэтажный прямоугольный дом с тремя башнями, в центральной из которых располагался вестибюль. Каменные стены, окружавшие владения Бедфорда, увивали розы и плющ. В центре круговой подъездной дорожки находился фонтан. Улыбнувшись, Саймон выбрался из кареты. Ничто, казалось, не изменилось со времени его последнего визита несколько лет назад.
Спустя мгновение Саймона провели к кабинету Педжета. Гренвилл прошел мимо комнат с позолоченной мебелью и парчовыми портьерами. Стены дома украшали восхитительные произведения искусства. Под ногами лежала красная ковровая дорожка.
Доминик уже ждал его. Граф Бедфордский вышел из-за стола, стоило Саймону показаться в просторной, облицованной деревянными панелями и уставленной книгами комнате.
- Я удивился, но обрадовался, когда получил твою записку, Саймон, - улыбнулся Педжет, протягивая ему руку.
Саймон пожал его ладонь, поражаясь, как хорошо выглядел Педжет. Точно так же, как Саймон, он предпочитал обходиться без парика, его темные волосы были убраны назад. На графе Бедфордском красовались сапфирово-синий бархатный сюртук, светлые бриджи и белые чулки, кружева ниспадали с его манжет, а на пальцах сверкало золото. Саймон мельком видел Доминика прошлым летом, и тогда тот казался осунувшимся и изможденным. Вот что делала война со шпионом, подумал он. Теперь же Педжет выглядел хорошо отдохнувшим и очень довольным жизнью. Тени, когда-то мелькавшие в его глазах, - тени сомнения, напряженности и страха, которые Саймон мог узнать мгновенно, - теперь исчезли. Улыбка светилась в глазах Бедфорда.
- Нам никак не удается оказаться в городе одновременно, и я подумал, что будет весьма кстати нанести визит, поздравить тебя и с женитьбой, и с рождением дочери, - сказал Саймон.
Улыбка Доминика Педжета померкла.
- А я так сожалею о твоей потере, Саймон!
Гренвилл пожал плечами:
- Это трагедия. Элизабет не заслужила смерти.
- Это - все, Жерар, - обратился Доминик к дворецкому. Когда тот поклонился и ушел, закрыв за собой обе двери, Педжет повернулся и налил два бокала коньяка.
Саймон взял у него бокал:
- Благодарю.
- В наши дни жизнь так чертовски непредсказуема. Как удается справляться с детьми?
Саймон сделал глоток коньяка. В голове тут же заметались мысли о войне, но Саймон выкинул их из головы, понимая, что не готов сейчас размышлять об этом.
- Мальчики, похоже, приспосабливаются к ситуации лучше, чем я ожидал, - ответил он и замялся, не желая упоминать о дочери Элизабет. - За это нужно благодарить сестру твоей жены.
Доминик тихо заметит:
- Джулианна мне все уши про это прожужжала.
- А мои уши горели, - отозвался Саймон, гадая, с чего это он залился краской.
Не сводя с него пристального взгляда, Доминик предложил:
- Давай присядем?
Саймон расположится на диване, хозяин уселся рядом.
- Это правда, что примерно десять лет назад ты преследовал Амелию, питая недозволенные намерения?
- Мы оба были очень молодыми и очень пылкими. Но я не сказал бы, что когда-либо питал недозволенные намерения, что бы там ни думала леди Педжет. Я безмерно восхищался Амелией в ту пору, и это отношение сохранилось и по сей день. А теперь я, безусловно, нахожусь перед ней в неоплатном долгу.
- Тебе ведь известно, что, когда доходит до серьезного дела, я должен повиноваться своей жене?
Саймон не мог удержаться от улыбки. Педжет был не из тех людей, кто повинуется другим, и все же он, похоже, с готовностью позволял своей жене верховодить.
- Так последнее слово всегда остается за графиней?
- Разумеется, - улыбнулся Педжет. - Когда она рада, я тоже рад.
Он совершенно потерял голову от любви, подумал Саймон.
- Значит, если я не смогу вести себя как настоящий работодатель, мне придется заплатить за свое прегрешение - и ты присоединишься к леди Педжет, чтобы взыскать эту плату?
- Я всегда буду на ее стороне. И Амелия - моя свояченица. Не могу сказать, что хорошо ее знаю, и, откровенно говоря, когда-то она меня недолюбливала. Конечно, когда я впервые встретил Джулианну, я питал по отношению к ней не самые добропорядочные чувства. Но это уже в прошлом. - Он вздохнул, но тут же улыбнулся.
Саймон был заинтригован, но предпочел заверить:
- Мои намерения никогда не были недозволенными. Мое уважение к Амелии даже сильнее моего восхищения ею.
Улыбка сбежала с лица Доминика.
- Ты говоришь так, будто влюбился без памяти.
И тут Саймон почувствовал, что снова вспыхнул до корней волос.
- Мои дети нуждаются в ней. Они ее просто обожают. А она по-настоящему их любит. Без нее я бы не справился. Я думаю исключительно о детях.
- Прекрасно представляю, что без нее ты бы действительно не справился, - медленно произнес Доминик. - Хм, мне кажется, это довольно занятно.
- Что здесь занятного? То, что я стал зависеть от собственной экономки? Это, надо полагать, характерная черта большинства холостяков и вдовцов.
- Нет, не это, а то, что ты стал зависеть от женщины, которую когда-то преследовал, а теперь так сильно восхищаешься, которую так необычайно уважаешь. Надо признать, что Амелия довольно привлекательна, если, конечно, не обращать внимания на унылые серые платья, которые она предпочитает.
Саймон отказался глотать предложенную наживку и промолчал в ответ.
- О нет! - от души рассмеялся Доминик. - Ты по-прежнему считаешь ее красивой!
- Она, безусловно, красивая женщина, - сухо ответил Саймон, - но, положа руку на сердце, я об этом совершенно не думаю.
- Что ж, прекрасно, притворюсь, что поверил тебе, - весело отозвался Доминик и добавил уже серьезно: - Я не шутил, когда говорил о ней. Мы - друзья, и я всегда поддержу тебя, но не в ситуации, когда это направлено против моей семьи. Я обожаю свою жену, и Амелия - часть моей семьи. Запомни это хорошенько. И позаботься о том, чтобы относиться к Амелии с уважением, которого она заслуживает.
Саймон сделал еще один глоток коньяка.
- Я намерен вести себя именно так, Педжет. У меня будет возможность заново познакомиться с леди Педжет перед уходом? - Саймон собирался лишь поздороваться и по возможности положить конец древней вражде, но также хотел узнать, дома ли она.
- Джулианна уехала с Надин Д’Аршан, давней и любимой подругой семьи, чтобы навестить Амелию, - ответил Педжет, вытянув свои длинные ноги. - А ты, похоже, в весьма недурном настроении, Гренвилл. Как ты поживаешь на самом деле?
Все внутри мгновенно сковало напряжением. Чтобы скрыть это, Саймон принялся, скрестив ноги, невозмутимо потягивать коньяк. Самым мудрым в любой ситуации было оставаться как можно ближе к правде.
- Находиться дома - это почти как попасть в другой мир. Все осталось тем же самым… И все изменилось.
Педжет пристально посмотрел на него:
- В самом деле, ты оказываешься в совершенно другом мире. Хорошо помню это чувство. Будто тебя поймали в ловушку. И ты обречен, как ни вертись.
Саймон судорожно дернулся. У него не было ни малейшего желания обсуждать безвыходное положение, в котором он оказался. Но как прав был Педжет!
- Я счастлив быть сейчас со своими мальчиками.
- И это надолго?
Саймон поставил бокал.
- Думаю, у меня в запасе месяц, возможно, два.
Помрачнев, Доминик заметил:
- Когда я попал в эту ловушку, в мир Уорлока, у меня не было детей, не было Джулианны. В то время я был обручен с Надин, но считал ее погибшей. Просто не могу себе представить, как ты это делаешь, Саймон. Как, черт возьми, возвращаешься во Францию, в Париж, где - кто бы мог подумать! - теперь господствует террор? Как оставляешь свою семью?
Саймон хладнокровно ответил:
- У меня родственники в Лионе. Ты это знал? Мой дедушка по материнской линии был французом. Почти весь город казнили за сопротивление Республике, включая и всех моих родственников. Так что о возмездии, на которое способен комитет, я знаю абсолютно все.
Саймон старался казаться невозмутимым, но к горлу предательски подкатила тошнота.
Он, несомненно, попал в ловушку. Это был факт - ощущение, - что он жил одним днем.
- Смерть - повсюду, и никого не печалит это больше, чем меня, потому что я - такой же француз, как и англичанин, - сказал Доминик. - Но сейчас, когда Робеспьер пришел к власти, стало еще хуже, чем прошлым летом, гораздо хуже. Видит Бог, я не собираюсь указывать тебе, что делать. Но позволь мне сказать только то, что я никогда не был счастливее, чем сейчас, Саймон. Я всем сердцем люблю мою жену и мою дочь. Раньше меня мучили ужасные ночные кошмары. Это истинное чудо - проснуться утром с улыбкой на лице, с радостью предвкушая новый день!
- Я счастлив за тебя, - отозвался Саймон, внезапно ощутив острое желание испытать хотя бы подобие того, чем так наслаждался Педжет. Но он попался в ловушку между Ляфлером и Уорлоком, о чем Педжет не знал - о чем он мог никогда не узнать. - Одна из причин, по которой я буквально умолял Амелию стать моей экономкой, заключалась в том, что я понимал: в мое отсутствие она позаботится о детях, как родная мать.
Доминик кивнул:
- Таким образом, ты не собираешься выходить из этой проклятой игры.
- Уорлок никогда не отпустит меня, и ты знаешь это, - тихо промолвил Саймон.
- Вообще-то у него есть сердце. Оно может прятаться под очень толстой кожей, но оно есть, поверь мне, - заметил Доминик.
Саймон передернул плечами. Он поверил бы, что Уорлок способен к состраданию, только если бы увидел это своими собственными глазами. Но в любом случае Саймон мог выйти из игры, не рискуя безопасностью своих сыновей, только если был бы мертв.
- Мы должны победить в этой войне. Если французы будут разбиты, Республика падет, и революции придет конец.
- Ты слышал последние новости? Французы пересекли наши границы и взяли Менен и Кортрейк. Теперь мы, безусловно, вторгнемся во Фландрию.
Саймон изо всех сил попытался сохранить невозмутимое выражение лица, чтобы не выдать ненароком своего удивления. Он не слышал об этом. Ляфлер хотел получить информацию перед вторжением.
- Полагаю, мы уже можем выступить в поход. Ты слышал какие-нибудь подробности о предстоящем вторжении?
- До меня дошли кое-какие сплетни. Между командованием союзнических войск разгорелись споры из-за того, кто будет руководить наступательной операцией. Еще я слышал, что Кобург собрал примерно шестьдесят тысяч солдат. Сомневаюсь, что французы смогут собрать столько же, - поделился Доминик.
- Не будь так уверен. Все изменилось с тех пор, как в прошлом августе был принят закон о мобилизации, - без обиняков заявил Саймон. - До отъезда из Парижа я слышал, что к этой осени планируется довести численность личного состава армии до миллиона человек.
Доминик побледнел:
- Остается только надеяться, что они не смогут приблизиться к этой цифре, но я своими глазами видел, какими оголтелыми стали обычные люди. Теперь армия предлагает карьеру, о которой раньше можно было только мечтать. Рядовые быстро становятся сержантами. Сапожники превращаются в генералов. Мне страшно.
Доминик мрачно сжал его плечо.
- Подумай о выходе из этой игры сейчас, пока еще можешь. Ты нужен своим детям, Саймон.
Гренвилл чуть не засмеялся. Всем смыслом его существования были его сыновья. Но Саймон ни за что не признался бы в этом другу.
- Я выйду из игры, когда смогу, но сейчас еще не время. - Он посмотрел Педжету в глаза. - Мне нужно нечто, Доминик, - то, что могло бы спасти мою жизнь, если меня разоблачат после моего возвращения во Францию.
Саймон осознал, что покрылся испариной. Он сомневался как в том, что у Педжета были какие-то ценные сведения, так и в том, что друг передал бы ему подобную информацию, если бы он ею обладал. Но попытаться все-таки стоило.
- Возможно, у меня есть кое-что для тебя, - задумчиво произнес Доминик.
Чувствуя, как душу наполняет надежда, Саймон выжидающе смотрел на него.
- В военном министерстве есть "крот".
У Саймона перехватило дыхание.
- Уорлок знает. "Крот" работает в тесном контакте с Уиндхэмом. В сущности, Уорлок даже знает, кто он, это известно уже в течение некоторого времени. "Крота" пока не трогают и очень осторожно используют против французов.
Саймон был ошеломлен. В военном министерстве действовал французский шпион.
Саймону только что передали информацию, которая могла бы спасти его жизнь и жизни его сыновей. Если он когда-нибудь скажет Ляфлеру, что его человек раскрыт, Саймону будут полностью доверять. Но в этом случае хитроумная игра Уорлока будет окончена.
С трудом обретя дар речи, Саймон произнес:
- Не уверен, что мне стоит об этом спрашивать, но кто это?
- Так уж вышло, что мне это известно, потому что я помогал разоблачать его. Тем не менее я считаю, что чем меньше людей знает, кто он такой на самом деле, тем лучше.
- Ты прав, - признал Саймон, все еще не оправившись от потрясения. Но отныне у него была вся информация, которая требовалась, - на тот случай, если ему придется зайти так далеко, чтобы предать свою страну. - Уорлок играет в опасную игру.
- Да, так и есть, но никто не сравнится с ним в проницательности и умении ввести противника в заблуждение.
- Никто, - согласился Саймон. Но он чувствовал себя так, словно лгал, потому что в этот момент действительно по уши увяз в обмане и лжи.
- И с тех пор они жили долго и счастливо, - тихо сказала Амелия, сложив руки на коленях. Она только что рассказала мальчикам чересчур душещипательную, но со счастливым концом историю о темном рыцаре и его принцессе. В сказке было много цыган, воров, волшебников и даже летающих драконов.
Уильям сидел в кровати, обняв подтянутые к груди колени. Джон крепко спал в соседней кровати, и улыбка играла на его симпатичном личике. Был уже десятый час - очень поздно для четырехлетнего ребенка.
- Вы сами придумали эту сказку? - серьезно спросил Уильям.
Амелия подошла ближе, и он юркнул под синие одеяла.
- Большей частью - да, - ответила она.
Уильям зевнул, а Амелия повернулась, чтобы подтянуть одеяло Джона повыше.
- Принц Годфри напомнил мне отца.
Амелия напряженно выпрямилась. Ее сердце екнуло. Саймон не присоединился к ним.
Весь день Амелия честно старалась не думать о прошлом вечере. Воспоминания о поцелуе Саймона настойчиво преследовали ее во время выполнения привычных обязанностей. Точно так же, как и появившееся стойкое осознание того, что Саймон был одинок. Амелия нисколько не сомневалась в том, что сделала правильный вывод. Саймон быт одинок; он скучал по своей семье.
Амелии хотелось, чтобы Саймон присутствовал при ее рассказе этой небылицы, которую она сочинила на ходу. Но у Амелии не было возможности попросить его подняться наверх. На сей раз после ужина между ними не было никакого случайного разговора, не говоря уже о чувстве близости или любом намеке на то, что Гренвилл когда-либо думал о ней иначе, чем просто о своей экономке. Поднимаясь из-за стола, он вежливо поблагодарил ее за ужин. А потом спросил, не собирается ли она почитать детям на ночь. Амелия ответила, что как раз собиралась это сделать. Гренвилл кивнул и вышел из столовой, резко прервав этот короткий обмен репликами.
Амелия знала, что Саймон мог бы насладиться общением с детьми, независимо от того, что произошло прошлым вечером, но она понимала и то, что так, вероятно, будет лучше.
Теперь Амелия улыбнулась Уильяму:
- Думаю, некоторое сходство между твоим отцом и принцем действительно есть. Все-таки они оба - очень красивые мужчины.
Уильям встрепенулся:
- Вы считаете отца красивым?
- Да, считаю. А теперь закрывай глаза и спи спокойно, сладких тебе снов, - твердо произнесла Амелия.
Но Уильям вдруг удивил ее, сказав:
- А моя мама не считала его красивым.
Амелия только что задула одну из свечей. И остолбенела.
- Я уверена, она обожала его, Уильям, - только и сумела сказать Амелия.
- Не знаю. Она его совсем не любила, и он не любил ее, - осторожно заметил мальчик.
Амелия почувствовала, как разрывается сердце. Она снова подошла к кровати и уселась на край матраса.
- Случается, мужья и жены уживаются не так хорошо, как хотелось бы. Но иногда они прекрасно ладят. Это скорее зависит от самих людей и в первую очередь от причин, по которым они вступают в брак.
- А ваши родители любили друг друга? - спросил Уильям.
Она вздрогнула:
- Сказать по правде, они по-настоящему любили друг друга, но мой отец был одержим страстью к азартным играм, Уильям. Он бросил нас в сельской глуши, потому что предпочел игорные залы таких крупных городов, как Париж и Амстердам. Поступив так, он причинил сильную боль моей матери.
Уильям мрачно кивнул:
- Отец все время покидает нас, но не ради азартных игр. У него огромные имения на севере. Однажды он сказал, что как-нибудь возьмет меня с собой.
На глаза Амелии навернулись слезы.
- Я знаю, он не может дождаться, когда же получится взять тебя с собой. - В порыве нежности она поцеловала его в щеку. - Но, полагаю, для этого тебе нужно стать чуть старше. А пока ты должен превосходно учиться, чтобы отец мог гордиться тобой. - Поднявшись, Амелия добавила: - Но он уже сейчас необычайно тобой горд!
Уильям улыбнулся ей:
- Я знаю.
Амелия просияла ответной улыбкой и обошла спальню, чтобы погасить все освещавшие комнату свечи. Она двигалась спокойно, но ее виски пульсировали. Саймону следовало быть здесь, когда мальчики слушали сказку на ночь. Амелия решила, что завтра обязательно позаботится о том, чтобы он присоединился к ним!
Она остановилась, чтобы взглянуть на спавших мальчиков. И сердце тут же захлестнула волна любви, которую она уже ощущала по отношению к ним.
Она вышла из спальни, оставив дверь приоткрытой. Потом направилась по коридору к детской, где спала Люсиль. Амелии хотелось провести несколько минут с малышкой и пожелать спокойной ночи ее няне.
Миссис Мердок в комнате не было. Амелия знала о привычке гувернантки заглядывать перед сном в кухню, чтобы выпить чаю с медом. Амелия села на стул у колыбели.