* * *
После этого я еще чаще стала приходить к этой скамье. Я сидела там и размышляла о мисс Марте. Я чувствовала к ней симпатию, хотя нельзя сказать, чтобы наши ситуации были схожи. У меня была мама, пусть даже наши отношения с ней стали менее близкими Но я могла понять чувства Марты. Она ощущала себя в этом доме посторонней, потому что ее рождение привело к смерти всеми любимого человека; она не могла возместить своему отцу эту потерю.
Однажды на этой скамье меня застала мама.
- Ты здесь часто сидишь, - сказала она. - Тебе здесь нравится, правда? Мне кажется, ты начинаешь любить наш дом.
- Это очень интересный дом, а в особенности сад…
Он зачарованный.
Она рассмеялась:
- Кто это тебе сказал?
- Миссис Грант.
- Конечно же… потомок старых слуг. Дорогая Ребекка, всякий уважающий себя дом, которому несколько сотен лет, обязан иметь собственное привидение.
- Я знаю. Но это не совсем обычное привидение.
Оно живет в саду.
- Боже милосердный! Где же? - Мать с улыбкой осмотрелась, словно ожидая тут же увидеть привидение.
- На этом самом месте. Только не смейся, пожалуйста. У меня такое чувство, что привидения не любят, когда над ними смеются Они ведь сюда возвращаются не просто так, а с целью.
- Как хорошо ты стала разбираться в этих вопросах. Уж наверняка подобные знания получены не от миссис Браун. Очевидно, мне следует благодарить миссис Грант?
- Давай я лучше расскажу тебе про это привидение. Леди Фламстед была молодой женой сэра Рональда. Он души в ней не чаял, а она умерла при родах.
Сэр Рональд невзлюбил ребенка, потому что из-за него умерла его жена. Маленькая бедняжка чувствовала себя несчастной. И вот в один прекрасный день она вышла в сад (она была примерно моей ровесницей), села, на эту скамью, и тут появилась леди Фламстед.
- По-моему, ты сказала, что она умерла.
- Я имею в виду, появилась с того света.
- А-а… то есть в виде привидения.
- Она являлась не для того, чтобы пугать или творить какие-нибудь злые дела Она была очень доброй, милой, и при жизни ее все очень любили, так что явилась она, узнав, что ее ребенок несчастен. Миссис Грант сказала, что и ее бабушка, и все остальные, кто жил тогда в доме, твердо верили в это А ты не веришь, да?
- Ну, ты же знаешь, как возникают легенды. Кому-то что-то показалось, другой добавил что-то от себя, и, в конце концов, получается самое настоящее привидение.
- Тут было совсем не так. С тех пор, как начала появляться ее мать, мисс Марта очень изменилась. Она велела ничего не менять в саду.
- Так вот почему ты бываешь здесь так часто.
Надеешься встретиться с этим привидением?
- Я не думаю, что она явится ко мне. Она ведь не знает меня. Просто я с самого начала почувствовала, что это место какое-то особенное, а когда услышала эту историю, оно еще больше заинтересовало меня.
Как ты думаешь, мама, такое может быть?
Некоторое время она молчала, потом сказала:
- Некоторые люди в это верят. Между матерью и ее ребенком существуют совершенно особые узы. Ребенок является как бы ее частицей…
- То же самое ты чувствуешь ко мне?
Улыбнувшись, она кивнула.
Мне стало радостно на душе.
- Так будет всегда, моя любимая, - сказала мама. - Ничто не в силах этого изменить.
Она говорила, что отношения между нами всегда останутся прежними, а я слушала и чувствовала себя счастливой, как в прежние времена. Я начинала думать, что мне, возможно, удастся примириться с тем, что в нашу жизнь вошел Бенедикт Лэнсдон Ничего общего между бедной Мартой и мной не было. Со мной была моя мама. Действительно, все оставалось, как прежде, и ничто не могло изменить наших отношений.
* * *
Несколько следующих месяцев пролетели очень быстро. Мы уже совсем обжились в Мэйнор Грейндже, и дни проходили довольно однообразно. Мама была глубоко вовлечена в дела моего отчима, и это явно доставляло ей радость. Время от времени они ездили в Лондон. Они всегда приглашали меня с собой, но чаще я предпочитала оставаться дома. Мисс Браун одобряла это. Ей не хотелось прерывать наши занятия, а постоянные разъезды непременно помешали бы учебе.
Я часто вспоминала Корнуолл. Он так отличался от Мэйнорли, где поля были аккуратно разделены на ровные квадраты - прямо как стеганое одеяло. Даже деревья в лесу производили такое впечатление, словно их подрезали. Здесь почти не встречались странные, скрученные, гротескной формы деревья, которые часто. попадались в Корнуолле, деревья, являвшиеся жертвами мощных юго-западных ветров. В Мэйнорли маленькие провинциальные городишки утопали в зелени, а шпили церквушек торчали над верхушками деревьев.
Все здесь казалось каким-то распланированным, давно обустроенным, без того буйства природы, которое на каждом шагу ощущалось в Корнуолле.
Часто не без грусти я вспоминала о Кадоре, В своих письмах бабушка с дедушкой постоянно спрашивали, когда же мы соберемся к ним в гости.
В ближайшее время это казалось нереальным.
Избирателей нужно обхаживать, и Бенедикт Лэнсдон, лелея далеко идущие планы, неустанно занимался этим.
Мама постоянно помогала ему. Вопрос стоял так: оставить маму, чтобы пожить у бабушки с дедушкой, пли наоборот. Сейчас мне хотелось быть возле матери, поскольку после разговора в саду между нами вновь возникло взаимопонимание, и я изо всех сил пыталась избавиться от предубеждения по отношению к отчиму, хотя в глубине души не была уверена, что хочу этого на самом деле.
Настал ноябрь. Я часто вспоминала Корнуолл. В эту пору пруд Святого Бранока, окутанный дымкой, выглядел, должно быть, особенно загадочно. Я любила бывать там… но только не одна, иначе у меня появлялось чувство, что может случиться нечто ужасное.
Поэтому я ходила туда с Патриком, с матерью или с мисс Браун. Некоторое разочарование у меня вызвало то, что я никогда не слышала колоколов, которые, по слухам, иногда звонили где-то в глубине вод Я была мечтательной девочкой, возможно потому, что дедушка рассказывал мне множество корну оллских легенд. В Мэйнорли жили более здравомыслящие люди. Зато здесь было привидение леди Фламстед.
Как-то раз поздним вечером, когда я уже лежала в кровати, в комнату вошла мама.
- Ты еще не спишь? Это хорошо. Мне хотелось бы кое-что рассказать тебе.
Я уселась на кровати, а она пристроилась рядом, как обычно, обняв меня.
- Мне хочется, чтобы ты узнала об этом первой.
Я насторожилась.
- Ребекка, - начала мама, - ты не хотела бы иметь маленького братишку или сестренку?
Я молчала. Мне следовало бы раньше подумать о такой возможности, но почему-то это не приходило мне в, голову. Новость захватила меня врасплох, и я не знала, как мне на это реагировать.
- Тебе, наверное, очень хотелось бы этого, Бекка? - просительно повторила она.
- То есть…, ты имеешь в виду, что у нас будет ребенок?
Мама кивнула головой и улыбнулась. Она вся светилась от радости. Как бы я к этому не относилась, было ясно, что она счастлива.
- Я всегда думала, что тебе было бы неплохо иметь младшую сестричку, хотя, наверное, ты не возражала бы и против братика-, верно?
- Да… - пробормотала я. - Конечно… я бы хотела, - и тесно прижалась к ней.
- Я знала, что ты будешь рада, - сказала она.
Я продолжала размышлять. В доме все станет совсем по-иному. Но брат или сестра… Да, мне нравилась эта мысль.
- Он будет совсем крошечным, - сказала я.
- Только вначале, как и все мы. Мне кажется, это будет чудесный ребенок, но все-таки не настолько чудесный, чтобы в одночасье стать взрослым.
- И когда он появится?
- О, еще не скоро. Летом… в июне, наверное.
- А что он?
- Твой отчим? О, он очень рад. Ему, конечно, хочется мальчика, как любому мужчине. Но я уверена, что если родится девочка, то он будет рад не меньше.
А ты, Бекка, ты действительно рада?
- Да, - медленно произнесла я. - О да.
- Тогда я совершенно счастлива.
- Но она ведь не будет моей настоящей сестрой?
- Я вижу, ты уже твердо решила, что это будет девочка. Видимо, ты предпочитаешь иметь сестру.
- Я… я не знаю.
- Так вот, этот ребенок будет твоим единоутробным братом или единоутробной сестрой.
- Понятно.
- Замечательная новость, правда? Все в семье очень обрадуются.
- Бабушке с дедушкой ты уже сообщила об этом?
- Еще нет. Я напишу им завтра. Я хотела быть полностью уверенной. Ах, как все чудесно! Конечно, чуть позже мне придется перестать ездить по округе.
Я буду все время здесь, дома.
Она крепко прижала меня к себе.
Мама была права: это будет просто чудесно.
* * *
Скоро об этом узнали все. Бабушка с дедушкой пришли в восторг. Они собирались провести Рождество у нас. Дядя Питер полагал, что все складывается очень удачно. Избиратели любят, когда у их депутатов удается семейная жизнь и появляются детишки.
Миссис Эмери тоже считала, что это хорошая новость, а Джейн, Энн и вновь нанятые служанки весело обсуждали перспективы появления в доме младенца.
Как хорошо было увидеть на Рождество бабушку с дедушкой! Мы впервые праздновали его в Мэйнор Грейндже. Дом был украшен плющом, омелой и падубом. Торжественно внесли рождественское полено. Само Рождество было чисто семейным праздником, но в День подарков Бенедикт решил дать званый обед для своих друзей-политиков. Миссис Грант говорила, что валится с ног, но так оно и должно быть, и выражала сомнение в том, что в Мэйнор Грейндже хоть когда-нибудь проводились подобные приемы до того, как сюда вселился мой отчим, член парламента.
- Пока я могу перехватить чашечку чая да на минутку присесть, я как-нибудь управлюсь, - говорила она.
И управлялась она прекрасно. Мистер Эмери был вполне способен выполнить роль достойного дворецкого, а миссис Эмери демонстрировала нам, что ее должность отнюдь не является синекурой.
Рождественским утром мы все вместе отправились в церковь, а назад возвращались пешком через поля.
Бабушка, взяв меня под руку, тихо сказала, как она довольна, что я выгляжу теперь гораздо веселей, и добавила, что появление маленьких братишки или сестренки сделают меня совсем счастливой.
Рождество было временем всеобщего примирения и проявления доброй воли. Все в этот день надеялись, что сбудутся их желания. Мне даже понравился Бенедикт Лэнсдон. ну, не то, чтобы понравился, просто он вел себя великолепно. Он был со всеми так мил, даже с чиновниками из его партии. У него были прекрасные манеры, может быть, не столь изысканные, как у некоторых джентльменов, зато в его поведении была искренность, очень нравившаяся людям.
Он внимательно наблюдал за моей матерью и время от времени выговаривал ей за то, что она недостаточно отдыхает. Бабушка с дедушкой смотрели на это одобрительно. Они действительно были очень счастливы, а теперь, когда бабушка убедила себя и, полагаю, дедушку в том, что я прекрасно прижилась в этом доме, ничто уже не омрачало ее настроения.
Мать со смехом жаловалась, что мы относимся к ней, как к какому-то инвалиду. Нам следовало бы помнить, что она не первая женщина на этом свете, собирающаяся родить ребенка. Она чувствует себя прекрасно, так почему бы всем не перестать с ней носиться?
- Это относится и к тебе, Бенедикт, - добавила она.
Все рассмеялись. Таким образом, Рождество у нас получилось веселое, даже для меня. Я не знала, что теперь мне долго придется ждать следующего веселого Рождества…
* * *
Наши отношения с матерью вновь стали гораздо теснее. Бывали дни, когда она нуждалась в полном покое. Я находилась рядом с нею, читала ей вслух она это любила. Мы читали "Джен Эйр" - произведение, по мнению мисс Браун, не вполне подходившее мне по возрасту, но мать решила, что это весьма подходящее чтение.
Ни мать, ни ее родители никогда не пытались держать меня в хрустальной клетке, охраняя от правды жизни, как делает большинство воспитателей. Они полагали, что, поскольку мне предстоит жить настоящей жизнью, я должна знать о ней столько, сколько в состоянии понять.
Наверное, это делало меня несколько старше своего возраста. То же можно было сказать и о Патрике.
Это было самое счастливое время с тех пор, как я узнала о том, что мама собирается выходить замуж.
А потом грянул гром.
Отчим поехал в Лондон на заседание палаты общин.
Мама собиралась отправиться вместе с ним, но перед самым отъездом вдруг почувствовала слабость, и Бенедикт настоял на том, чтобы она осталась в Мэйнорли.
Меня это обрадовало.
Помню, стоял солнечный мартовский день. Было прохладно, но мне казалось, что я чувствую первые признаки весны. На кустах появились желтые почки.
Мы пошли к скамье, которую уже начали называть "моей", и сели там, глядя на пруд, у которого Гермес готовился к полету.
Мы говорили о ребенке - это была главная тема разговоров в те дни. Мама сказала, что, когда мы в следующий раз окажемся в Лондоне, она поищет какое-то специальное детское белье, о котором ей довелось слышать.
- Ты поможешь мне выбрать, - сказала она.
В этот момент появилась служанка. Она сообщила, что прибыл слуга из лондонского дома и просит немедленной встречи с моей матерью. Выяснилось, что это Альфред, посыльный. Мама встревоженно встала.
- Альфред! - воскликнула она.
- Умоляю вас, не пугайтесь, мадам, - сказал Альфред.
Мама перебила его:
- Что-то случилось? Мистер Лэнсдон…
Альфред старался сохранять чувство собственного достоинства даже в кризисной ситуации.
- С мистером Лэнсдоном все в порядке, мадам. Я прибыл сюда по его приказу. Он решил, что наиболее надежным способом сообщения будет послать меня.
Дело в мистере Питере Лэнсдоне. Он серьезно болен.
Вся семья собирается в их доме, мадам. Мистер Лэнсдон полагает, что если вы достаточно крепки для путешествия, то было бы неплохо, если бы вы приехали туда.
- Дядя Питер… - растерянно проговорила мать.
Она взглянула на Альфреда. - А что случилось? Вам это известно?
- Да, мадам. Мистер Питер Лэнсдон перенес сегодня ночью тяжелый удар. Его состояние, как говорят, весьма неудовлетворительное. Именно по этой причине…
Она перебила его:
- Мы выезжаем немедленно. Альфред, вам, наверное, нужно поесть. Пройдите к миссис Эмери. Она позаботится о вас, пока мы соберемся в дорогу.
Я взяла маму под руку, и мы прошли в дом. Я чувствовала, что она потрясена.
- Дядя Питер, - пробормотала она. - Я надеюсь, с ним… я надеюсь, он поправится. Я всегда считала его каким-то несокрушимым.
Мы успели на лондонский поезд в 3.30 и отправились прямо в дом дяди Питера. Там уже был Бенедикт.
Он нежно обнял мою мать, а меня, кажется, даже не заметил.
- Уже отослав Альфреда, я сообразил, что это может излишне взволновать тебя, дорогая, - сказал он. - Я решил, что ты и сама захотела бы приехать сюда, но дядя настоятельно просил об этом.
- Как у него дела?
Бенедикт лишь печально покачал головой.
Появилась тетя Амарилис, растерянная, ошеломленная. Я никогда не видела ее в таком состоянии. Похоже, она вообще не сознавала нашего присутствия.
- Тетя Амарилис, - сказала мама. - О, моя милая…
- Накануне с ним все было в порядке, - проговорила тетя Амарилис. - Я и подумать не могла бы… А потом вдруг… он просто потерял сознание.
Мы окружили его кровать. Он выглядел совсем другим… - достойным, благообразным, но совсем другим. Он был очень бледен и казался гораздо старше, чем в последний раз, когда я его видела.
Я оглядела стоящих возле кровати, его семью, самых близких ему людей. Меня поразило недоверчивое выражение на их лицах. Он умирал, и все понимали это, но смерть была понятием, совершенно несовместимым с личностью дяди Питера. Однако она, в конце концов, добралась и до него. Вот он лежал, этот пират, смело плывший по бурным волнам житейского моря, почти всегда побеждавший и не слишком разборчивый в средствах, - об этом изредка шептались в семье.
Лишь однажды он оказался на краю катастрофы. Это было связано с весьма подозрительными, имевшими дурную репутацию, клубами, от которых он получал солидную долю дохода, создавшего фундамент его состояния. Потом он стал филантропом, и большая доля денег, полученных из этих сомнительных источников, пошла на добрые дела, вроде той миссии, которой руководили его сын Питеркин с женой Френсис.
Мне кажется, мы все его любили. Да, он был жуликом, но очень умным. Я знала, что мать, бабушка и дедушка любили его. Он всегда был добр к ним и всегда был готов помочь. Тетя Амарилис обожала его и отказывалась видеть в нем хоть какие-нибудь недостатки. Остальные прекрасно видели эти недостатки, но от этого любили его ничуть не меньше.
И вот теперь он умирал.