Поцелуи герцога были отнюдь не чисты и невинны. При воспоминании о них Корделию бросило в жар. Неужели поцелуи могут быть столь упоительны! Знала бы она, что такое поцелуй человека опытного, она бы поощряла зрелых ухажеров хотя бы затем, чтобы испытать подобное наслаждение.
"Корделия! Как тебе не стыдно!" – корила она себя. Что с ней стряслось за последние несколько дней? Приезд герцога вызвал к жизни странные мысли. Может, дело в возрасте? Может, непристойные фантазии – удел всех старых дев?
Или присутствие герцога делает ее такой развязной? Она вспомнила о том, как ласкал ее его язык, о том, как она прижалась к нему, словно кабацкая девка. Но откуда она могла знать, что прикосновения его так ее распалят?
Она ненавидела себя за это, но отдала бы что угодно, чтобы это случилось снова. Корделия вздохнула. Нет, этого больше не будет. В конце концов, у этого нахала есть невеста, и он ясно дал понять, что впредь намерен хранить ей верность.
Конечно, он останется верен невесте, уверяла она себя, и мысль о том, что из-за нее он мог бы поступить по-другому, приводила ее в ужас. Кроме того, между ними были и другие преграды. Их разделяла пропасть. Знатные господа не заводят отношений с дочками простых священников.
А если заводят, то лишь тайные интрижки, но на это она никогда не пойдет! Да и герцог – человек благородный и не предложит ей ничего подобного. Боже праведный, что за мысли у нее в голове!
Тайная интрижка! Она же дочь викария! Она не должна была позволять целовать себя!
Корделия возмущенно хмыкнула. Надо немедленно выкинуть этого человека из головы! Она скомкала простыню, решительно повернулась на бок и крепко закрыла глаза.
Вдруг дверь открылась, и Корделия приоткрыла глаза, чтобы разглядеть, кто вошел. Конечно же, это была Пруденс. Задвигая засов, старуха что-то бормотала себе под нос. Корделия напрягла слух, но смогла разобрать лишь несколько слов: "чертов герцог", "проклятое" что-то и "адски долгий промозглый день".
Пруденс продолжала бурчать, а Корделия задумалась. Пруденс бранилась! Совсем на нее не похоже. Что же вывело ее из себя?
Пруденс резко повернулась и уставилась на Корделию. Корделия тут же прикрыла глаза, но успела заметить, с какой неприязнью смотрит на нее служанка.
Она почти чувствовала, как та буравит ее своим взглядом, и изо всех сил старалась дышать ровно. Никогда раньше она не чувствовала такой неприязни, исходящей от другого человека и направленной непосредственно на нее. Что она сделала ужасного, что Пруденс так ее ненавидит?
Корделия лежала так бесконечно долго, боясь шевельнуться. Она не знала, когда Пруденс отвела взгляд, но в тот момент, когда Корделия не могла больше терпеть и готова была открыть глаза, Пруденс наконец легла.
Корделия задержала дыхание, ожидая, когда Пруденс захрапит.
Вдруг служанка прошипела:
– Мерзкая мисс! – и отодвинулась от Корделии как можно дальше.
Корделия не смогла удержать вздоха. Она отлично поняла, кто эта "мерзкая мисс". Неужели никак нельзя расположить к себе Пруденс? Нет, ведь и раньше служанка словно не замечала попыток Корделии наладить с ней контакт. А во время путешествия и вовсе волком на нее смотрела. Знать бы, за что эта женщина так ее ненавидит!
Наверное, Пруденс просто плохо переносит дорогу. Может, утром ей будет лучше.
Но прошло еще довольно много времени, прежде чем Корделия окончательно успокоилась и смогла заснуть.
8
Себастьян проснулся от тихого стука в дверь.
– Рассвело, ваша светлость, – послышался чей-то голос.
– Я встал, – отозвался он, спустил ноги с кровати и сел, обхватив голову руками.
Ночь была не из легких. Он ворочался с боку на бок, вспоминая Корделию и то, как она отвечала на его ласки. А соседство викария только усугубляло положение. Себастьян не ошибся в своих предположениях относительно его привычек. Викарий действительно тянул одеяло на себя и занял большую часть кровати. Но, кроме того, перед сном он долго кашлял и сопел, а потом захрапел так, что стены тряслись. Так что Себастьяну удалось заснуть лишь перед самым рассветом.
Теперь голова у него раскалывалась, глаза слипались, а кости ломило так, будто он всю ночь таскал камни. Он потер лицо, думая о том, скоро ли миссис Блифил принесет воды для умывания. Может, побрившись и умывшись, он почувствует себя бодрее.
Себастьян пожалел о том, что не взял с собой лакея. В Индии он часто путешествовал без лакея, но там никто не требовал от него неукоснительного соблюдения приличий. А здесь, появись он к завтраку небритым, это вызовет недоумение окружающих.
Пожалуй, всех, кроме викария, подумал он, взглянув на того, кто мучил его всю ночь. Викария, казалось, не волновало ничего, кроме выпивки и сна. И сейчас он спал сном младенца, словно и не слышал стука в дверь. Храп его стал раскатистым, но, судя по его блаженной улыбке, никакого неудобства он не испытывал.
Себастьян чуть не взвыл. Жаль, что он не может отплатить викарию той же монетой. И вдруг он злорадно усмехнулся, встал (бриджи он на ночь не снимал ради приличия, так и спал в них) и, обойдя кровать, подошел к спящему викарию. Склонившись над ним, он сложил руки рупором, намереваясь гаркнуть "Доброе утро!" прямо в ухо викарию, но так и не раскрыл рта. Он учуял вдруг знакомый кисловатый запах.
Бренди!
Себастьян, нахмурившись, опустился на колени. От старого негодяя просто несло бренди. Он недоверчиво осмотрел викария – пустая бутылка торчала из-под его локтя.
Взревев от ярости, Себастьян схватил ее и отбросил в дальний конец комнаты. Викарий лишь заурчал во сне, повернулся на бок и, обхватив подушку, прижал ее к груди.
Себастьян в отчаянии прикрыл глаза. Где же старик раздобыл целую бутылку бренди?
Голова у Себастьяна раскалывалась, но он изо всех сил старался припомнить все события прошедшего вечера. Вечерок был на редкость тоскливый. Он пытался развлечь викария беседой, но тот мог говорить лишь о выпивке. В комнату они поднялись одновременно. Потом Себастьян запер дверь изнутри, а ключ спрятал под подушку, придумав историю о ворах, которые вытаскивают ключи из замков. Викарий отнесся к истории с пониманием.
Себастьян бросился к подушке. Ключ был на месте. Так как же старый идиот раздобыл бренди?
И как теперь его разбудить? Этого пьяницу теперь и пушками не поднимешь. Ничего удивительного, что он всю ночь кашлял и ворочался да храпел. И понятно, почему натягивал на себя одеяло. Он накрывался им с головой, чтобы заглушить запах спиртного.
Черт бы его побрал, ругался про себя Себастьян, в отчаянии ходя по комнате.
Понадобится не меньше часа, чтобы его поднять, и еще несколько, чтобы привести в чувство. Сколько времени они потеряют! И, самое худшее, Корделия не сможет с ним заниматься, пока старик будет страдать от похмелья.
Вспомнив о Корделии, Себастьян замер. Она не простит ему этого! Он поклялся ей, что позаботится об ее отце! Но откуда ему было знать, что это доступно лишь волшебнику!
В ярости он бросился к кровати и изо всех сил стал трясти викария.
– Вставайте! – заорал он так громко, что поднялся бы и мертвец.
Викарий только повернулся на другой бок и пробормотал:
– Тише, Флоринда. Потом, потом…
В отчаянии Себастьян столкнул его с кровати, но викарий свернулся на холодном полу и продолжал спать.
Себастьян попытался его усадить, но викарий снова свалился на пол. Себастьян лишь покачал головой. Все бесполезно!
Без Корделии не обойтись. Она, должно быть, знает, как обращаться с отцом, который накачан бренди.
Некоторое время Себастьян колебался. Гордость его была уязвлена. Ему так и не удалось совладать с викарием. Вечером он так высокомерно объяснял Корделии, что она слишком снисходительна к своему отцу. Сам он с викарием не нянчился, и к чему это привело!
Он подошел к окну, выглянул на улицу и поморщился. Начинался снегопад. Надо скорее отправляться в путь, пока снег не слишком глубокий, иначе они потеряют еще день. Ничего не поделаешь, придется побороть гордость и идти за Корделией.
Он быстро оделся, проклиная судьбу, которая свела его с преподобным Шалстоуном. Надо же было Ричарду выделить именно сочинения, подписанные викарием, который никакого отношения к музыке не имел! Почему этот аноним не оказался обычным учителем музыки или юным учеником? С ними Себастьян наверняка справился бы.
Но справиться с пьяницей викарием ему никак не удавалось, а с его дочкой – тем более.
С его прекрасной, таинственной и непреодолимо притягательной дочкой…
– Черт подери! – выругался Себастьян, натягивая камзол.
Надо как можно скорее доставить их в Лондон, потому что чем дольше он будет рядом с Корделией Шалстоун, тем больше ему будет хотеться затащить ее в постель.
Злясь на себя за то, что не может с собой совладать, когда речь заходит о дочке викария, Себастьян вышел из комнаты и направился к комнате Кор-делии.
Он нетерпеливо постучал, полагая, что Пруденс и Корделия еще не встали, но несколько секунд спустя дверь приоткрылась, и он увидел кислую физиономию Пруденс.
– Что угодно вашей светлости?
– Мне надо поговорить с Кор… с мисс Шалстоун. Она уже оделась?
– Вам не следует…
– Что там такое? – раздался голос Корделии.
Пруденс захлопнула дверь, и он слышал, как они о чем-то переговариваются вполголоса. Потом дверь отворилась, и Пруденс с недовольной гримасой пустила его внутрь.
Корделия, совершенно одетая, сидела за туалетным столиком. Выглядела она благопристойно, только волосы еще не были убраны и она расчесывала их. При виде этого герцог почувствовал, что его словно огнем опалило.
Он смотрел не отрываясь, как она укладывала волосы в пучок, оставив несколько локонов по бокам.
– Что случилось, ваша светлость? – спросила она, глядя на него в зеркало. Взгляды их встретились, она покраснела, и он тотчас вспомнил, как целовал ее вечером.
Он с трудом поборол в себе желание провести рукой по ее шелковистым локонам. И, пытаясь сдержаться, заговорил довольно грубо:
– Не могу справиться с вашим проклятым отцом!
Она напряглась. Потом бросила гребень на столик и повернулась к нему.
– С моим "проклятым" отцом?
– Я не могу его разбудить… – начал он.
Она испуганно вскочила на ноги.
– Он что, заболел? Может, когда вчера вечером он говорил, что ему плохо, ему действительно было нехорошо?
– Он не заболел, – поспешил успокоить ее Себастьян. – Он… – Себастьян перевел дыхание. – Он… под воздействием винных паров.
Она странно посмотрела на него – с горечью и недоверием.
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу сказать, что он… в состоянии интоксикации, в дурмане, называйте это как угодно. Короче говоря, он пьян. Вернее, он напился ночью. А теперь спит.
– Я думала, что вы… – Она замолкла, не договорив, но укоризна, звучавшая в ее словах, была очевидна.
– Весь вечер я провел с ним. Он не выпил ни капли. Но каким-то образом он добыл себе бутылку бренди, хотя спал со мной в одной комнате, причем дверь была заперта, а ключ лежал у меня под подушкой.
Пруденс ахнула. Он обернулся и пристально на нее посмотрел. Старуха отвела глаза. Ей-то с чего было так удивляться? Она-то уж наверняка хорошо знакома с привычками своего хозяина.
– Так что, сами понимаете, – добавил он довольно резким тоном, – ваша помощь мне необходима. Корделия побледнела и бросила на Пруденс подозрительный взгляд.
– Да, конечно. После ночи… возлияний отец обычно спит как убитый.
– Это я успел заметить. – Она повернулась к нему спиной и стала рыться в саквояже. – Мы не можем терять времени, Корделия, – добавил он тоном, не терпящим возражений. – Пошел снег, и мы должны выехать не позже чем через час.
– Не надо на меня сердиться, ваша светлость. – Она вытащила из саквояжа какой-то пузырек. – Кажется, вам известно, что я ни в чем не виновата.
С трудом подавив негодование, он смотрел на нее. Корделия положила пузырек в карман передника, взяла с кровати шаль, накинула ее на плечи.
– Прошу принять мои извинения, – сказал он с горькой усмешкой. – Когда я взялся следить за вашим батюшкой, я и не предполагал, что бутылки бренди падают ему с неба.
Она взглянула на него с такой грустью, что весь его гнев куда-то улетучился.
– Я знаю, поверьте мне, я все знаю, – сказала она с легкой улыбкой и торопливо вышла из комнаты.
Он взглянул на Пруденс, но служанка была занята укладыванием вещей и не выказывала никакого интереса к возникшей проблеме, поэтому, ни слова не говоря, он последовал за Корделией.
Войдя в свою комнату, он увидел Корделию, стоявшую над викарием с кувшином воды в руках. Когда она стала лить воду викарию на голову, Себастьян не удержался.
– Что, черт подери, вы делаете?
– Можете на меня положиться. После такой ночи отца иначе не разбудить. Обычно я даю ему проспаться, но когда его нужно поставить на ноги, приходиться прибегать к суровым мерам.
– К суровым! – Себастьян вспомнил, как сам неоднократно отсыпался после разгульной ночи. – Да это просто ужас какой-то! Вода ледяная!
Но она уже лила воду тонкой струйкой прямо викарию на голову. Викарий немедленно вскочил, моргая глазами и пытаясь отмахнуться.
– Дьявол тебя забери! – пробормотал он, уворачиваясь от дочери и пытаясь утереться рукавом. Потом он заметил Себастьяна. – Она же меня угробит! Что, человеку и поспать нельзя?
Себастьян ничего не мог с собой поделать – он с удовольствием наблюдал за мучениями викария.
– Вы знаете свою дочь лучше, чем я, сэр. Иногда ей в голову приходят странные идеи…
– Вставай, папа, – сказала Корделия, искоса взглянув на Себастьяна. – Нам пора в путь. Идет снег, и нам вовсе не хочется оказаться погребенными под ним на второй день путешествия.
Преподобный Шалстоун ворча потирал голову. Себастьян злорадно подумал, что голова у него наверняка раскалывается с похмелья. Кто бы мог подумать, что Себастьян Кент, неоднократно испытывавший прежде подобные утренние мучения, будет так упиваться страданиями другого пьяницы?
Правда, сам он горьким пьяницей не был никогда. Себастьян наблюдал теперь за тем, как Корделия пытается заставить викария выпить содержимое пузырька, который она захватила с собой.
– Что это? – спросил Себастьян, когда ей наконец удалось влить в викария глоток снадобья.
– Люциферова микстура, – прорычал викарий. – Дочурка потчует меня ею, когда хочет меня помучить. – После такой утомительной речи он застонал и прикрыл глаза.
Корделия оставалась равнодушной к его страданиям.
– Надо выпить все, папа. Все до капли, или же его светлости придется тебя держать, чтобы я могла это в тебя влить.
Только представив себе это, Себастьян содрогнулся. Ему вовсе не хотелось держать старика, пока его дочурка будет вливать ему в глотку какую-то подозрительную жидкость.
– Вот видите? – сказал викарий Себастьяну. – Она просто ведьма.
– Ты же знаешь, как это тебе помогает, – почти ласково сказала Корделия и протянула ему пузырек. – Ну же, пей!
Викарий понял, что ему не отвертеться, взял себя в руки и глотнул из пузырька. Потом вскочил с прытью, удивительной для человека в его состоянии, и бросился к ночному горшку опорожнять желудок.
К несказанному удивлению Себастьяна, Корделия, заслышав омерзительные звуки, этому сопутствовавшие, улыбнулась и воскликнула:
– Великолепно!
Когда викарий вернулся к кровати, она вновь протянула ему склянку. На сей раз он покорно отпил значительную часть, несколько раз отрыгнул и, о чудо, даже немного порозовел.
Увидев, что ему лучше, Корделия закупорила пузырек и стала деловито собирать его вещи.
– Как ты думаешь, ты сможешь теперь поесть? – осведомилась она, будто ничего и не произошло.
Как поесть? – удивился Себастьян. Выпив ночью бутылку бренди, человек не в состоянии думать о еде.
Но викарий кивнул.
– Пожалуй, съем кусочек поджаренного хлеба.
Себастьян задумчиво молчал, размышляя о чудодейственном снадобье Корделии. Он наблюдал за викарием и его дочкой, за тем, как викарий приходил в себя, а дочка ему помогала.
Сколько раз они проходили через это? Сколько раз Корделия выхаживала отца после ночных возлияний?
Он не мог ею не восхищаться. Но не мог и не думать о том, как долго будет викарий пользоваться добротой своей дочери. А что, если однажды она откажется его выхаживать? Правда, если бы она отказалась делать это сегодня утром, они все попали бы в ужасное положение. Достаточно одного того, что им всем пришлось бы терпеть дурное расположение духа викария.
Себастьян чувствовал свою вину. Если бы ему удалось проследить за викарием, ей не пришлось бы "лечить" его. Да, Себастьян обвинял ее в том, что она не умеет бороться с пьянством отца, но и сам не преуспел в этом. Постепенно он начинал понимать, почему она сочла его обвинения скоропалительными.
– Я буду весьма признательна, если ваша светлость позовет слугу – отцу надо помочь одеться. – Спокойный голос Корделии прервал его размышления. – Обычно отец немного приходит в себя и справляется с этим сам, но сегодня…
– Все в порядке, Корделия. Я помогу ему.
Она слабо улыбнулась, и Себастьян заметил, как она грустна. Вчера она, хоть и недолго, не выглядела такой озабоченной. Ему было не по себе, оттого что частично он был виновником ее беспокойства.
Она уже собиралась выйти из комнаты, но вдруг повернулась к нему.
– Если вы не возражаете, прежде я хотела бы сказать вам несколько слов. С глазу на глаз. – При этих словах викарий хотел было что-то возразить, но она продолжала: – Если вы, ваша светлость, соблаговолите выйти в коридор.
– Конечно, – быстро согласился Себастьян.
Чувствуя спиной рассерженный взгляд викария, он вышел и прикрыл за собой дверь.
– Я думал, что после вчерашнего вечера вы будете называть меня Себастьяном.
– Я… я забыла, – сказала она, отводя глаза.
Как бы и ему хотелось забыть! Не следовало и заговаривать об этом, подумал он, заметив, как она покраснела.
– О прошедшей ночи… – начала она. Себастьян напрягся. Она продолжала: – Вы сказали, что все время были с отцом.
Он с облегчением кивнул.
Тяжело вздохнув, она указала на дверь в свою комнату.
– А Пруденс, она тоже была с вами весь вечер?
Он кивнул, не понимая, к чему она клонит.
– Она выходила на минуту в свою комнату, вернее, в вашу, за пяльцами. Потом вернулась в гостиную и сидела за вышиванием, пока мы с викарием не отправились спать.
– Вы не помните, не подходила ли она к отцу? – озабоченно спросила Корделия.
– Не думаю, что вам надо беспокоиться относительно вашего отца и Пруденс, – рассмеялся он. – Эту фурию трудно назвать привлекательной.
Корделия нетерпеливо покачала головой.
– Я не это имею в виду. Я хочу знать, подходила ли она к нему. Может, она показывала ему свою работу или просто спрашивала о чем-либо?
Он попытался вспомнить подробности предыдущего вечера.
– Да, кажется, один раз она показывала ему свои пяльцы. Спрашивала, не слишком ли ярки цвета. Мне показалось странным, что она задает такой вопрос мужчине, тем более своему хозяину, но… – И тут он уловил ход ее мысли. – Неужели вы думаете, что это она передала ему бренди?