Маргрет спрыгнула за нею, взглядом предупредив его не приближаться. Став Дьяволом, он ничем не мог ей помочь. Теперь он своими глазами увидел все, чего опасалась Маргрет, все причины, которые заставили ее биться за жизнь матери, все, что могло произойти с ними во враждебном, безразличном внешнем мире.
На ее месте, случись это с его матерью, он поступил бы так же.
Изобел Бойл не убежала вместе со всеми. Присев, она оставалась рядом, пока Джанет Рейд плакала, спрятав лицо на плече дочери. Маргрет гладила мать по волосам, и в конце концов она затихла.
Сама Изобел ее не трогала, дожидаясь, когда она снова поднимет лицо.
Толпа, увидев, что она не двигается, выжидательно замерла на расстоянии. Александр спешился и вышел из ее поля зрения.
- Ну вот, - произнесла Изобел. - Он ушел. Маргрет попросила меня помочь, поэтому какое-то время я буду за вами присматривать. Хорошо?
- Да ты такая же ведьма! - крикнул кто-то.
- Заткнись, Гилберт Фидлар, - отозвалась она, не оборачиваясь. - А не то ответишь у меня за клевету.
Тишина. Один уже попробовал возвести на нее напраслину и теперь сидел по воскресеньям на покаянной скамье.
Вместе с Маргрет Изобел помогла дрожащей женщине встать. Маргрет обняла мать, о чем-то шепча ей на ухо, пока заворачивала ее в промокшую шаль, а после Изобел обхватила ее за плечи и повела в сторону таверны. Маргрет смотрела им вслед. Мать, к счастью, не оглядывалась.
Когда за ними закрылась дверь, Маргрет обернулась, с непокрытой головой, готовая встретить свою судьбу.
- Что теперь?
Она обращалась к нему одному, и когда ее взгляд настиг его, он призвал себя помнить о долге, о доказательствах, о признаниях, об обязательствах… но все было тщетно. Он вспоминал только об одном: как прижимал к себе ее тело.
- Теперь, - ответил он, - я допрошу вас.
И с каждым вопросом он будет пытаться доказать ее невиновность.
***
Маргрет черпала утешение в прикосновении его теплой ладони, когда он взял ее за руку чуть выше локтя и повел за собой. Касаться ее было таким же безрассудным по смелости поступком, как выходить без оружия в бой. Толпа расступалась перед ними. Люди боялись смотреть ей в глаза - из страха превратиться в соляной столп, не иначе.
Онемев от отчаяния, она ковыляла за ним, безразличная ко всему. Она знала только одно: она не справилась. Окончательно, бесповоротно, непоправимо. Не справилась с тем единственным делом, что занимало ее последние двенадцать месяцев. Она не спасла свою мать.
Она вытащила себя из черной бездны отчаяния, чтобы помолиться за Изобел Бойл, которая вызвалась взять на себя заботу о ее матери. А он… Он предлагал за это свои деньги. Как те холодные, проклятые, похороненные ею монеты, которые и близко не оправдали ее надежд на спасение.
И он сохранил самую гибельную из всех ее тайн. Тайну прошлого ее матери.
И теперь, когда его вопросы вскоре поставят ее между жизнью и смертью, его твердые, теплые пальцы казались единственным светом во тьме. Единственной дорогой к спасению. Глупая надежда… Будто жизнь ничему ее не научила.
Угодив к ним в лапы, на свободу уже не выбраться.
Погрузившись в свою собственную темноту, она не прислушивалась к их разговорам и не сразу заметила, что вместо церкви они направились к жилищу священника. Темному, убогому, запущенному дому человека, который очень долгое время жил один.
В комнате, куда ее привели, было холодно и темно. Несколько человек снаружи прижались носами к оконному стеклу, загораживая и без того неяркий осенний свет.
Александр не отпускал ее руку. Боялся, что она убежит?
На этот раз присесть ей не предложили.
Диксон убрал со стола бумаги, и она услышала, как заскрипели сдвигаемые к столу стулья.
- Она ведьма, - заявил Оксборо. - На нее указала моя дочь. Зачем тратить время на допрос?
Ладонь Александра крепче сжала ее руку.
- Затем, что таков порядок.
Она высоко подняла голову. Взгляд ее был прикован к маленькому кувшину кофейного цвета, стоящему на полочке за столом. Если смотреть на него долго и неотрывно, то она не заплачет.
И не станет понапрасну надеяться.
- Где Библия? - Староста. Тот, что был с ними утром. - Она должна быть под присягой.
- Она уже нарушала присягу. - Снова граф. Голос холоден как смерть. - Что толку еще раз просить ее клясться?
- И не нужно. - Голос священника. - Предыдущая присяга еще действует.
Александр выпустил ее руку, и Маргрет покачнулась, словно его прикосновение было якорем, которое удерживало ее на ногах. Заняв свое место за столом, он откашлялся и начал со знакомых слов.
- Назовите свое имя.
Даже такой невинный вопрос казался ловушкой.
- Маргрет Рейд.
- Где вы родились?
- В Эдинбурге.
- Не в Глазго? - Бедняга Диксон оторопел.
Она покачала головой.
Александр не стал развивать эту тему дальше. К счастью. Незачем усугублять список ее грехов подделкой рекомендательного письма.
- Ну, а ваш брак?
Минуту она молчала.
- Ваш брак, - повторил он. - Отвечайте правду, если клятва перед Богом для вас что-то значит.
Маргрет встретила его взгляд, вспоминая поцелуи, которые дарила ему, когда он считал ее женщиной, познавшей мужчину. Он просил правду прежде всего для себя. Она знала это и захотела дать ему эту правду.
- Я никогда не была замужем.
И поскольку она смотрела ему в глаза, то заметила, как они потемнели от желания. Только вот не считает ли он теперь ее шлюхой за то, что она его целовала?
- Так вы не вдова? - Диксон даже привстал. - И при этом жили одна…
- Вы сами видели, что я жила не одна, - ответила она священнику. - Со мною была моя мать.
Оксборо выдвинулся вперед.
- У вас ведьмины глаза. Как вы это объясните?
Его собственные глаза, заметила она, были выпучены от страха.
- Такой уж я родилась. Почему - не знаю.
- Отродье Дьявола! - торжествующе провозгласил он. - И старуха тоже.
Маргрет хотелось кричать, спорить, протестовать, но она знала, что ни к чему хорошему это не приведет.
- Доказательств этого у нас нет. - Ровный голос Александра. - Вы можете прочитать молитву?
Он пытался помочь, ибо любое дитя Церкви могло это сделать.
- Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…
Пока она читала молитву, граф, староста и священник разочарованно переглядывались, но перебить цитирование священных строк не посмели.
- Благодарю, - торжественно произнес Александр, когда она закончила. - Вы можете назвать Десять заповедей?
Она без запинки перечислила все десять. Молитва, заповеди, выдержки из катехизиса - всему этому ежедневно учили в церкви.
- Когда вы стали ведьмой? - спросил Александр, когда она назвала последнюю заповедь.
Напрасно она всматривалась в его черные глаза. Все эмоции исчезли. Или были хорошо скрыты.
- Я не ведьма.
- Почему вы стали ведьмой? - Будто и не было ее отрицательного ответа. Будто он не придал ему никакого значения.
Я хочу вам верить. Хотел, но поверил ли?
- Вы не слышали? Я сказала, что я не ведьма.
- Расскажите, как вы стали ведьмой. - Он задавал вопросы по памяти, не заглядывая в список. И так, словно ее отрицание, ее правдивые ответы были пустым звуком. Точно так же допрашивали ее мать. - Когда вам впервые явился демон?
- Демон никогда ко мне не являлся.
- Как демоны посвящали вас? - Вопросы звучали ровно, механически - как и ее ответы.
Шло время. Он монотонно забрасывал ее вопросами, она все отрицала. В комнате стало темно, оттого ли, что набежали тучи, или же день близился к концу - Маргрет не знала. Кто-то принес свечу, и она уставилась на огонек, пошатываясь со связанными впереди руками, не зная, сколько еще сможет стоять.
- Довольно! - вмешался вдруг граф и вскочил на ноги. - Скажи, почему моя дочь? Почему ты навела порчу именно на нее?
На секунду она испытала жалость. Разве она сама не задавалась тем же вопросом? Почему именно моя мать?
- Мне неизвестно, что случилось с вашей дочерью. - Александр ничего толком не рассказал. - Я знаю только то, что я к этому не причастна.
Оксборо уже не садился.
- Хватит. Мы попусту тратим время. - Он выставил на нее палец. - Кинкейд, обыщите ее. Найдите метку.
Задвигались стулья. Внезапно граф и староста оказались рядом, и она ощутила на себе грубое прикосновение рук. Страх взял ее горло в тиски, душа любые протесты.
Очень медленно Александр поднялся из-за стола и произнес всего одно слово:
- Нет.
Граф вцепился в ее плечо. Его пальцы были совсем рядом с ее шеей.
- Обыщите ее, Кинкейд. Или это сделаю я.
В ее горле застрял ком. Пульс ударил в виски. Только не это. Господи, пожалуйста, только не это. Она в панике зашарила взглядом по лицу Александра, но он отказывался смотреть на нее. Впервые она увидела проблеск того, что он скрывал от нее. Того, что не давало ему покоя.
Они оба знали, что происходило после того, как ведьму раздевали и обыскивали.
- Хорошо. Я сделаю это. Но без свидетелей, - железным тоном объявил он.
Наедине с ним. Пусть ненадолго, но в безопасности. Наедине, ее плоть обнажена…
Хватка графа ослабла.
- Но так не положено, - молвил Диксон. В свете свечи его лицо с черными провалами глазниц выглядело жутко. - А вдруг она наложит на вас чары?
- Я охотник на ведьм. Или я сделаю свое дело так, как считаю нужным, или уеду и боритесь с чертями сами.
Она задержала дыхание. Если он уедет и бросит ее, надеяться будет не на что.
Пальцы Оксборо до боли впились в ее плоть, а потом разжались.
- Вы предъявите мне метку к завтрашнему утру, иначе я найду ее сам. Мы оба знаем, что она есть.
Глава 17.
Выходя из дома священника, Александр сохранил на лице бесстрастное выражение. Было выиграно всего лишь сражение, но не война.
Одна из лачуг, предназначенных для сезонных сборщиков урожая, пустовала. Туда он ее и повел. И хотя он держал ее за руку, она то и дело спотыкалась на онемевших ногах.
В голове его была только одна мысль: увести ее, спрятать. И никакого представления о том, что делать потом. Мгновения безопасности продлятся недолго.
Прежде чем отворить дверь, он развернулся к остальным.
- До рассвета я не желаю вас видеть. Никого из вас.
Страшась возражений, он поднял фонарь повыше и оглядел их лица. Взбешенное - Оксборо, обеспокоенное - священника, уставшее - старосты.
По счастью, ответом ему была тишина.
Перед уходом граф вперил в него цепкий взгляд.
- Одна из привилегий вашей профессии, да? Ладно, Кинкейд, приятно вам поразвлечься с нею, но не теряйте бдительности. Дьявол может добраться и до вас тоже.
Он завел Маргрет внутрь и захлопнул дверь, оставляя графа с его намеками за порогом. Кроме нескольких разложенных вдоль стен соломенных тюфяков, в помещении почти ничего не было, и все же по сравнению с тюрьмами, где обычно держали обвиненных, эта лачуга казалась дворцом.
Как только они остались наедине, он выронил ее руку и отошел в сторону, пытаясь сориентироваться. Наступило то, чего он больше всего боялся.
Или то, на что он уповал?
Александр разложил дрова, высек кремнем искру и разжег огонь в надежде, что тепло ее успокоит. Но вместо этого в потрескивании огня чудилось грозное предостережение.
Поднявшись, он увидел, что она через приоткрытые ставни окна смотрит вслед уходящим.
Женщина, которая изменила все.
Непокорные пряди ее волос, больше не прикрытых вдовьим платком, отливали в свете очага красным золотом. Связанные руки тянули ее поникшие плечи вниз.
И все же она казалась ему прекрасной.
Когда-то он имел отчетливое представление о том, что такое зло. Пусть ему приходилось бороться с собою, чтобы обрести способность противостоять Дьяволу, но в необходимости своей миссии раньше он не сомневался ни разу. Теперь же, поверив в невиновность Маргрет, вся уверенность, что долгие годы подгоняла его вперед, испарилась. Осталась лишь одна уверенность - в ней.
Был ли он прав на этот раз?
Гадая, зачем Господь проклял мужчин столь неуправляемыми телами, он подошел к ней, взял за руки и принялся распутывать узел. Когда тот поддался, она потерла покрасневшие от грубой веревки запястья. Какое-то время они стояли рядом и молча смотрели на небо, словно мерцание убывающей луны могло подарить им спасение. Неужели прошло всего две недели с той ночи, когда он глядел на ее окно?
- Хотела бы я знать, - прошептала она, избегая смотреть на него, - доведется ли мне увидеть следующее полнолуние.
- Вы говорили, что вы вдова, - вымолвил он наконец и тем самым добился-таки, чтобы она на него посмотрела, но взгляд ее был колючим.
- А что мне оставалось? - Прислонившись к стене, она храбро вздернула подбородок в последней попытке предотвратить катастрофу. - Ко вдове меньше вопросов. Меньше… - Она повела плечами. - Меньше проблем.
Опрометчиво сократив между ними дистанцию, он снова дотронулся до нее и взял за плечи, не зная, встряхнуть ли ее или осыпать ласками.
- Другие мужчины… Они были? Сколько?
Он был обязан задавать совсем другие вопросы, спрашивать о сговоре с Сатаной, например, и беспокоиться лишь о том, что будет после рассвета. Но он мог думать только об одном: о ней под его телом.
Он хотел знать только одно: будет ли он у нее первым.
Она встретила его взгляд открыто, без злобы, словно знала потаенное значение его вопроса, знала, что узы, привязавшие их друг к другу, сильнее пут Сатаны.
- Нисколько. Никого у меня не было.
Он хотел ей поверить. Знал, что не должен, но очень хотел поверить в то, что и ее тело одержимо тем же безумным голодом, той же страстной тягой к соитию.
- Вы говорили, что при необходимости готовы пойти на любую ложь.
- Ради нее - да.
- А ради себя?
- Вас опять одолевают сомнения, господин Кинкейд, ловец ведьм? Прекрасно. - Она сделала шаг назад и раскинула руки в стороны. - Вот. Ищите свою метку. Нет на свете такого палача, который не нашел бы то, что вознамерился отыскать.
Он отпрянул от нее, потрясенный этим оскорбительным заявлением.
- Вы же не ждете, что я… что я стану вас…
- Жду. - Слово с присвистом прорвалось сквозь стиснутые зубы. - Мы должны… - Ее голос угас до шепота.
Я не смогу. Я не должен…
Но когда он заглянул в ее глаза, в эти странные, прекрасные глаза, то кто она или что она вдруг перестало иметь какое-либо значение. Она была его.
Она заметила перемену в его взгляде.
- С чего мы начнем?
- Сперва, - выдавил он через силу, - я должен обыскать вас. Руками. - Его ладони изнывали от нетерпения.
Она ответила дрожью, закрыла глаза и кивнула.
Дотянувшись до шнуровки ее тесного лифа, он встретился там с ее пальцами. У нее перехватило дыхание. Их пальцы переплелись, словно оба они знали, что выжить возможно только вместе, только держась друг за друга.
Он отдал инициативу, позволив ей самостоятельно распустить шнуровку и снять широкий воротник. Лиф распахнулся, открывая его взгляду смятую льняную сорочку. Он узрел молочно-белую кожу. Ключицы, такие же тонкие, как он себе представлял. И ниже - глубокую ложбинку между грудями, намек на высокие мягкие холмики по бокам от нее.
Он не заметил ни родинки, ни иного изъяна. Только совершенство прекрасной женской плоти.
Она повела плечами, и лиф, соскользнув, исчез внизу, в обволакивающей ее ступни темноте. Свет очага ласкал плавные формы ее тела, выемки ключиц, покатые линии плеч, затененные очертания грудей под сорочкой.
Он коснулся ее, забирая назад ее волосы, пропуская мягкие пряди меж пальцев. Открывая ее лоб - белый, безупречный.
Она вся - целиком - была безупречной.
Он положил ладони у основания ее шеи и уперся большими пальцами в ямку под ее подбородком. В его прикосновении не было угрозы. Только желание неотрывно чувствовать ладонями ее кожу.
На мгновение она заглянула ему в глаза, потом отвернулась, позволяя ему беспрепятственно обследовать свою плоть в неярком свете огня. Словно знала, что он ничего не найдет.
Но что между ними было до сего дня? Пара лихорадочных, торопливых поцелуев. Он видел только ее лицо да кисти рук, и ничего больше. Дьявол обычно припрятывал свою метку подальше от случайного взгляда.
Его разум возражал, но сердце не слушало возражений. Губами он нашел нежное местечко, где ее ключицы сходились возле ямки у горла. Ее груди вздымались и опадали, и он дал себе волю и невесомо прошелся ладонями вниз по ее плечам, лаская ее руки. Мягко потер большим пальцем впадинку на сгибе локтя. Она содрогнулась и, борясь с ощущениями, задержала дыхание. Напрягшиеся соски проступили сквозь ткань сорочки, хотя он еще не успел их коснуться.
Он наклонил голову и уже почти прижался губами к округлости ее груди…
- Так вот как, - прерывистый вздох, - вы обычно осматриваете ведьм?
- Нет. - Все происходящее внезапно показалось ему глубоко неправильным. - Я… я не буду. Я не могу.
Она покачала головой.
- Граф должен быть уверен. - Пауза. - И вы тоже должны быть уверены.
- Я уже уверен. - Проговорив это вслух, он понял, что это правда. Заключив ее лицо в ладони, он бережно поцеловал ее в лоб, передавая иное, не связанное со своей настойчивой страстью, послание.
Прими мое обещание - говорило оно.
Прервав поцелуй, он вернулся к осмотру. На этот раз его руки легли на ее плечи по сторонам от шеи. Проследовав расправленными ладонями вниз по ее коже к грудям, он ощутил под пальцами твердые пуговки сосков.
Она закрыла глаза. Стиснула зубы. Он услышал, как она шумно выдохнула и задержала дыхание, словно боялась, сделав вдох, впустить в себя вместе с воздухом ощущения, которые она подавляла.
Его ладони уперлись в препятствие. Ее талию все еще стягивала юбка из домотканого полотна. Он долго возился с петельками, пока наконец верхняя и нижние юбки не упали на пол, оставив ее в одной только тонкой сорочке из льна. Очертив ладонями мягкую округлость ее живота, он заставил себя отстраниться, передавая ей право самой выбрать время для того, чтобы снять последний покров.
Он заметил, что на ее лице промелькнула благодарность. Взявшись за подол, он потянула сорочку вверх, сняла ее через голову и отбросила в сторону.
И предстала перед ним обнаженная.
Его повлекло к ней прежде, чем он успел подумать, что сперва следует осмотреть ее глазами, на расстоянии изучить беспристрастным взглядом эксперта каждый дюйм ее тела. Вместо этого, дотронувшись до нее, он начал исследовать ее руками, хотя страстно желал испить ее плоть губами и языком. Когда его пальцы соскользнули под мягкую тяжесть ее грудей, то обнаружили только гладкую, прекрасную кожу. Приласкав каждую впадинку меж ее ребрами, он накрыл ладонями ее груди.
Она открыла глаза, и он увидел в них предупреждение.
- Еще… рано.