– Прошу прощения, – извинился Грегор с той своей обезоруживающей полуулыбкой, от которой Венеция испытывала внутренний жар. – Каким образом, скажите на милость, я мог бы ухудшить положение?
Венеция терпеть не могла, когда Грегор оказывался прав, но теперь она сдержалась и обратилась к Рейвенскрофту:
– Вы должны покончить с этим. Лорд Маклейн не уйдет до тех пор, пока вы не выложите все напрямик.
Рейвенскрофт устремил на Грегора уничтожающий взгляд, а тот поднял руки вверх и рассмеялся:
– Не смотрите на меня так свирепо! Я не из тех, кто готов драться с кем бы то ни было на дуэли из-за пустяков.
Венеция делала вид, будто не обращает внимания на Грегора, но это давалось ей нелегко. Он небрежно раскинулся в кресле, вытянув вперед ноги в мокрых и грязных сапогах и мешая остальным участникам разговора свободно двигаться по комнате. В промокшей одежде, с волосами, закурчавившимися от сырости, со смешливыми искорками в зеленых глазах, Грегор был неотразим. Даже шрам на левой щеке казался привлекательным, загадочным, напоминающим об опасности.
– Итак, Рейвенскрофт? – обратился Грегор к тому, кого только что назвал щенком. – Расскажете ли вы мисс Оугилви о вашем умысле? Или мне самому это сделать?
– Да, я готов рассказать ей, – произнес Рейвенскрофт мрачным тоном, который вывел Венецию из терпения. – Прежде всего, мисс Оугилви, вы должны понять, что, несмотря ни на что, повторяю, несмотря ни на что, я здесь потому, что безумно люблю вас.
– Ну и? – поторопил его Грегор.
– И мне необходимо было покинуть страну из-за дуэли, в которой я должен был участвовать.
Венеция растерянно заморгала:
– Ничего не понимаю.
Рейвенскрофт вздохнул:
– То, что случилось… Это была не моя вина, но на прошлой неделе мы с лордом Алстером играли в карты в клубе "Уайтс". Он обвинил меня в жульничестве, и я…
– А вы жульничали? – перебил его Грегор.
– Нет! – сорвался тот на крик. – Я уронил карту на пол. Не подумав, наклонился и поднял ее. Тогда Алстер… имел наглость заявить, что я играю нечестно.
Грегор поднял брови:
– Вы и в самом деле подняли в разгар игры карту с пола?
– Нуда, поднял. Я уронил ее и не заметил этого… Я знаю, что мне не следовало так поступать, но это была дама, а мне… мне так важно было…
– Черт побери! – Грегор бросил на Венецию взгляд, полный юмора. – Вы и вправду хотите выйти замуж за этого глупца?
Рейвенскрофт сжал кулаки и густо покраснел. Венеция даже не посмотрела на него.
– Я никогда не говорила, что собираюсь замуж за кого бы то ни было. Я лишь сказала, что Рейвенскрофт джентльмен. По крайней мере я так считала.
– На него было бы забавно смотреть, – в раздумье произнес Грегор. – Это все равно что поселить, у себя в доме маленькую обезьянку.
– Милорд! – Рейвенскрофт шагнул вперед, в глазах у него вспыхнул гнев.
– Сядьте, – сказал Грегор равнодушно.
– Милорд, я не позволю вам…
– Сядьте!
На этот раз голос Грегора был подобен грому небесному, а зеленые глаза потемнели, как вода в бушующем море. Крик его отозвался эхом где-то за стенами комнаты.
Рейвенскрофт ударил ногой о ножку стула и застыл на месте.
Венеции показалось, что сердце ее вот-вот вырвется из груди. Грегор редко терял самообладание даже в гневе. За все годы их дружбы она могла бы сосчитать такие случаи по пальцам одной руки.
А сейчас он гневался на нее. Она никогда не думала, что такое может быть, и это потрясло ее до глубины души. "Ведь это же Грегор, всего лишь Грегор, – твердила она себе, стараясь успокоить отчаянно бьющееся сердце. – Я знаю его целую вечность". Но эти самоутешения не оказывали на нее желаемого действия.
Венеция стиснула руки.
– Рейвенскрофт, продолжайте ваш рассказ! Алстер обвинил вас в жульничестве, и что дальше?
– У меня не было выбора. Я вызвал его на дуэль.
– И кто победил? – спросила она.
Молодой лорд прикусил губу и едва слышно произнес:
– Никто.
– Не понимаю.
Рейвенскрофт откашлялся и сказал:
– Я никому об этом не говорил. Мы еще не встречались.
Венеция на минуту задумалась, потом спросила:
– Когда произошел этот инцидент?
– Три дня назад.
Так, три дня назад. Как раз перед тем, как он вознамерился похитить ее и… Венеция сосредоточила на Рейвенскрофте пристальный взгляд:
– Так вот почему вы захотели уехать на континент!
Грегор отреагировал на мучительную гримасу Рейвенскрофта негромким язвительным смешком.
– Теперь вам ясно, дорогая? – совершенно спокойно обратился он к Венеции, хотя внутри у него все кипело. – Я спас вас не только от похищения, но и от убожества жизни на континенте в качестве супруги недостойного изгоя.
Венеция была на грани срыва от охватившего ее гнева.
– Позвольте мне поставить все на свои места, Рейвенскрофт, – проговорила она, задыхаясь от возмущения. – Вы не только обманули меня, сказав, что моя мать тяжело больна, но и намеревались принудить меня вести с вами тайную жизнь на континенте. Это так?
– Ну… да. Я думал, вам понравится.
Венеция с трудом удерживалась от того, чтобы не надавать ему пощечин.
– Вы считали, что мне понравится скитаться из страны в страну, не имея возможности вернуться когда-либо в Англию?
– Мы могли бы вернуться.
– Когда?
– Как только удалось бы убедить Алстера отказаться от обвинений.
– И каким образом вы предполагали этого добиться?
– Я… я думал, что, может быть, ваш отец…
– Вы смели думать, что мой отец станет хлопотать о вашем возвращении в Англию?
– Ваш отец хорошо ко мне относится!
– И моя мать тоже. Но они не согласились бы жить с вами на континенте, не так ли?
– Нет, – мрачно буркнул Рейвенскрофт. – Но я полагал, что они охотно помогут своему зятю.
– Не думаю, что они выжили из ума и отправились бы в изгнание, считая увлекательнейшим приключением необходимость скрываться от полиции и жить в гостиницах под вымышленными именами. Впрочем, как знать? Я очень люблю своих родителей, но, увы, никто никогда не считал, что у них есть хоть капля здравого смысла. Что касается меня лично, то я всем сердцем хочу лишь одного: поскорее выпутаться из этой нелепой истории.
Рейвенскрофт вскочил со стула.
– Вен… мисс Оугилви, я вправду не думал, что вы станете возражать! Я слышал, что Италия – прекрасная страна! Там есть виллы… и магазины… и всевозможные развлечения.
– А скажите на милость, на какие средства мы могли бы себе позволить эти виллы, магазины и развлечения?
Рейвенскрофт обвел комнату глазами, полными отчаяния, но не увидел ничего, кроме насмешливого взгляда Грегора и разгневанного – Венеции.
– Не поделитесь ли вы вашими замечательными планами? Может, вы уже приобрели дом? – поинтересовалась Венеция.
– А, нет. У меня, видите ли, не было средств. – Рейвенскрофт увидел выражение лица Венеции и поспешил добавить: – Но я уверен, что это в конце концов уладится.
– Не знаю, с чего это мне пришло в голову, что вы пустились в это дело неподготовленным.
Рейвенскрофт явно почувствовал облегчение, однако Грегор знал Венецию лучше.
Она выглядела разгневанной богиней. Ее платье было испачкано и помято, прическа растрепалась, но серые глаза сверкали, точно серебро, а гладкая кожа порозовела от обуревавших ее чувств. Тревога терзала Грегора с самого утра. Исчезновение Венеции заставило его признать необходимость их дружбы для него. Он не только радовался присутствию Венеции в его жизни, она была ему нужна. Перспектива никогда больше не увидеть ее или по крайней мере не увидеть при таких обстоятельствах, которым они оба всегда радовались, вызвала у него ярость.
Самое худшее заключалось в том, что все прошедшие в тревоге часы погони он представлял себе Венецию подавленной, испуганной, страдающей от одиночества. Потом наткнулся на плачевные останки их разбитой кареты, засыпанные снегом. Грегору вдруг стало невероятно холодно при виде деревянных обломков и при мысли о том, что это могло означать.
Он был встревожен и возбужден, как никогда.
Обнаружив останки повозки, Грегор добрался до гостиницы и увидел там Венецию целой и невредимой, мало того, вполне бодрой, с веселыми искорками в глазах, словно она радовалась своей "загородной прогулке" с Рейвенскрофтом. И тут Грегор ощутил в груди совсем иное чувство, которое он даже не мог определить. Во всяком случае, оно могло дать новый толчок его бурному темпераменту.
Впрочем, он быстро остыл, заметив, с какой злостью и пренебрежением смотрит Венеция на своего похитителя. Усмехнувшись себе под нос, он откинулся в кресле и стал ждать дальнейшего развития событий.
Рейвенскрофт, склонный все на свете толковать в свою пользу, удовлетворенно кивнул и взял руки Венеции в свои.
– Я не из тех мужчин, которые совершают необдуманные действия. Разумеется, у меня есть план, который учитывает и предусматривает любые возможные осложнения.
Венеция перевела взгляд с Рейвенскрофта на окно, за которым по-прежнему валил снег.
– В самом деле? – проговорила она. Грегор с трудом сдержал смех. Рейвенскрофт крепче сжал руки Венеции.
– В самом деле, дорогая! После того как мы поженимся, мы уедем в Италию через Францию.
– Каким образом? Ведь это не дешевое удовольствие.
– Не думайте об этом. У меня достаточно денег, чтобы оплатить эту поездку.
– Полагаю, мы будем путешествовать с большой роскошью.
Рейвенскрофт смутился, но продолжал улыбаться.
– Если и не с роскошью, то, во всяком случае, с комфортом.
Грегор откашлялся. Венеция и Рейвенскрофт повернулись к нему.
– Мне известно, сколько стоит переезд во Францию через Ла-Манш, – сказал Грегор. – Много ли денег вы взяли с собой?
– Достаточно, – покраснев, ответил юнец.
– Больше двадцати фунтов?
Помолчав, Рейвенскрофт сказал:
– Конечно.
У этого щенка нет даже десяти фунтов, скорее всего у него вообще нет ни пенса, подумал Грегор, однако решил сделать парню некое снисхождение.
– Если у вас, предположим, имеется двадцать фунтов, вы сможете переправиться через Канал с относительным комфортом. Займете отдельную каюту, получите питание, а также уплатите за погрузку и разгрузку вашего багажа, лошадей и экипажа.
– А если у меня с собой меньшая сумма?
– На десять фунтов вы могли бы получить отдельную каюту, но, вам пришлось бы; самому заботиться о еде и о погрузке и разгрузке ваших вещей. Поскольку вы не уведомили мисс Оугилви о вашем предполагаемом бегстве, уверен, что багаж ее невелик.
– Даже очень мал, – сообщила Венеция с нескрываемым возмущением. – Рейвенскрофт, я вижу по выражению вашего лица, что переезд через Ла-Манш кажется вам куда более дорогим, чем вы думали. Вы навели хоть какие-то справки до того, как затеяли этот безумный побег в Италию?
Рейвенскрофт встрепенулся:
– Да, я это сделал! Мне сообщили, что жизнь там поразительно дешевая…
– Само по себе это прекрасно, тем не менее у вас не хватает денег даже на то, чтобы добраться туда. Но предположим, мы добрались бы, а на что стали бы жить? Возможно, вы рассчитывали на помощь моих родителей, но вы даже не знаете, в состоянии ли они оказывать такую помощь. Между тем они едва сводят концы с концами.
– Нет-нет, я никогда бы не стал просить об этом! Я думал, что когда мы туда приедем, то найдем маленький красивый домик на винограднике. – Рейвенскрофт выпрямился и просиял улыбкой. – Поселившись там, я собирался написать книгу.
Часы на камине громко тикали. За окном бесшумно кружились снежные хлопья, являя собой единственный движущийся предмет. Грегор вдавил кончики пальцев в ладони, сдерживая готовый вырваться у него в любую секунду смех.
Венеция бросила на него угрожающий взгляд, дав понять, что он никого не одурачит, потом снова повернулась к Рейвенскрофту:
– Хочу спросить вас об одной вещи.
Тот подался вперед.
– Чем, по-вашему, я стала бы заниматься, пока вы будете писать роман?
– Чем заниматься? Ну, я думал, вы станете содержать наш домик в чистоте и порядке, стирать нашу одежду в бадье, и развешивать ее на веревке сушиться на солнышке. – Он мечтательно улыбнулся. – У ваших волос слегка рыжеватый оттенок. И оттого кажется, что вы все время на солнечном свете.
Грегор едва не задохнулся. Рыжеватый оттенок? С чего Рейвенскрофт это взял? Впрочем… огонь в камине и вправду бросает золотистые блики на каштановые волосы Венеции. Странно, почему сам он этого никогда не замечал?
Венеция наклонилась так, что ее лицо оказалось на уровне лица Рейвенскрофта:
– Вы считаете, что я была бы рада стирать свои вещи вручную и развешивать их на веревке?
Его улыбка слегка потускнела.
– Я думал, вы не откажетесь помогать по хозяйству в то время, как я буду писать книгу.
– Развешивая ваше белье?
– И ваше. А также белье наших детей.
Она закрыла глаза.
– Я понимаю, что вы чувствуете! – произнес Рейвенскрофт со страстью. – Вы просто ошеломлены! Я и сам был в таком состоянии, когда до меня дошло, чем мы должны будем заниматься. Мы уедем в Италию, оставим позади цивилизацию и станем жить более простой жизнью. И более чистой. И возможно, – добавил он с немыслимой наивностью, – что когда у вас нашлось бы время, вы стали бы заниматься с местными детьми, взяли бы их себе в ученики, обучали их музыке и английскому языку, ну и так далее…
– В ученики? – тупо повторила Венеция. – Вы решили, что я стану делать все вами перечисленное и вдобавок стану гувернанткой?
– Всего несколько учеников, – поспешил сказать Рейвенскрофт. – Я вовсе не хочу, чтобы вы трудились в поте лица.
Грегору почти стало жаль этого человека.
– Венеция, вы всегда говорили, что рады помочь ближнему…
– Маклейн, ни слова больше, – произнесла Венеция, даже не взглянув на него.
Грегор откинулся в кресле и подложил руки под голову.
– Рейвенскрофт, я недооценил вас. Я поражен тем, сколько мысленной энергии вы вложили в ваш план. Прошу извинения зато, что счел вас человеком легкомысленным и не в меру эмоциональным, который, так сказать, пустился во все тяжкие.
Молодой человек повеселел:
– Я понимаю, что поначалу такая идея должна показаться безумной. Так было и со мной! Однако, поразмыслив…
– Не сомневаюсь, что после нескольких рюмок портвейна, – высказал предположение Грегор.
– После четырех, если быть точным…
Услышав это, Венеция прижала пальцы ко лбу.
– Я понял, что Италия – самое подходящее место для нас. Едва я окажусь в тех краях, муза посетит меня и мечта о написании романа воплотится в действительность.
– Вы уже написали хотя бы один роман? – полюбопытствовал Грегор.
Венеции хотелось запустить в Рейвенскрофта своим башмаком. Этот осел просто напрашивался на то, чтобы его осадили, но злосчастный Рейвенскрофт был настолько одурманен своим воображаемым успехом, что не нашел ничего лучшего, нежели ответить бодро и радостно:
– Нет, но у меня есть наброски. – Он сунул руку в карман пиджака, извлек измятый листок бумаги, расправил его и сказал: – Я уже дал имена двум персонажам и решил положить в основу сюжета мое путешествие по Италии.
– Значит, книга будет познавательной. Нечто вроде истории страны. Очень хорошо.
– Что? О нет! Это будет детективный роман. В нем происходит некое убийство, я еще не решил, кого и как убьют. Молодого человека обвиняют в этом преступлении. Он, разумеется, невиновен, но должен доказать свою невиновность, иначе ему придется провести остаток жизни в тюрьме.
Грегор поиграл бровями.
– Позвольте высказать одно предположение… Этот молодой человек, он примерно вашего возраста?
– Ну, в общем, да.
– И вашего роста? У него такой же, как у вас, цвет волос?
– Да! Откуда вы узнали?
– Просто догадался. – Грегор расплылся в улыбке.
– В самом деле! Знаете, я думаю, что смогу написать роман за три года. Уверен, что смогу, если у меня будет необходимое для работы время.
– Которое предоставит вам прелестная мисс Венеция, как только начнет свою жизнь в качестве прислуги за все.
Рейвенскрофт опешил.
– Я вовсе не думал о Венеции как о прислуге!
– Рада это слышать, – сухо проговорила Венеция. – Приношу благодарность от себя и своих рук.
Рейвенскрофт взял ее руку и поднес к собственной щеке.
– Венеция, вы самая прекрасная женщина в мире, как внешне, так и душой. Надеюсь, вы понимаете, что я никогда не позволю себе малейшего неуважения к вам.
До этой минуты Грегор радовался каждой нелепости, срывавшейся с уст щенка. Однако нескрываемое восхищение, которое засияло в глазах у Рейвенскрофта, когда тот прижал руку Венеции к своей щеке, причинило Грегору до сих пор не изведанную им и весьма острую сердечную боль.
То было странное чувство, и оно в мгновение ока прогнало веселость Грегора. Венеция должна была возмутиться подобной фамильярностью. С негодованием отринуть предложения, которые делал ей этот болван.
Но вместо этого она вздохнула, а губы ее изогнулись в принужденной улыбке, когда она высвободила руку и слегка похлопала ею дерзкого юнца по щеке.
– Ох, Рейвенскрофт, какой же вы еще молодой!
Врядли это можно было принять за комплимент, однако слова девушки раззадорили глупца. Рейвенскрофт позволил себе смелость, вернее, наглость, поднести пальчики Венеции к губам и запечатлеть поцелуй на ее ладони.
В душе у Грегора что-то тяжело повернулось.
– Венеция!
Она бросила взгляд на потемневшее от гнева лицо Грегора. Он смотрел на Венецию с высоты своего роста, переводя взгляд с нее самой на ее руку.
Венеция теперь тоже взглянула на свою руку, которую Рейвенскрофт сжимал почти благоговейно. Это было неприлично, хотя вся ситуация в целом была настолько далекой от установленных норм приличия, что подобная мелочь уже не имела особого значения.
Рейвенскрофт улыбнулся Грегору, не подозревая, какая опасность ему грозит.
– Ну разве она не ангел?
Щеки у Венеции вспыхнули. Она высвободила руку.
– Да, все ясно, и сказано все, что следовало сказать, а мы должны найти выход из всей этой нелепой и неприятной истории.
– Наконец! – произнес Грегор громко и очень резко. – Вы наконец признали, что это история скверная.
– Я не признаю ничего, кроме того, что обстоятельства не таковы, какими я хотела бы их видеть, – не менее резко возразила Венеция.
– Я на вас женюсь, – как ни в чем не бывало сообщил Рейвенскрофт. – И это решит все.
– Нет! – отрезала Венеция. – Это неприемлемо. Ни в коем случае.
– Но, мисс Оугилви! Я люблю вас! Люблю всем сердцем.
– Рейвенскрофт! – Голос Грегора, казалось, заморозил воздух в комнате.
Молодой лорд посмотрел на Грегора со страхом и тревогой.
То, что произошло дальше, было необъяснимо. Рейвенскрофт с минуту постоял, затем, спотыкаясь на ходу, устремился к выходу.
– Я… я… я только что вспомнил об очень важной встрече.
Он поправил шейный платок и затянул его потуже.