Вскоре Стелла уже затерялась в комнатах Кейк-хауса, места, куда ее никогда не отпускали. Она попыталась не думать о том, какой ужасный получился у нее день рождения. Вчера, когда она разговаривала с бабушкой, Элинор Спарроу посоветовала ей ждать сюрприза. Возможно, бабушка имела в виду именно это - шум в голове, видения, рыбью кость, чересчур взрослое черное платье, обморок посреди урока, когда она упала на пол, не выдержав столкновения со смертью.
Хорошо хоть, мать до сих пор на работе. Стелла получила возможность немножко побыть наедине с собой. Она прошла в свою комнату, спрятала там черное платье под кровать, потом влезла в старые джинсы и любимую белую блузку. Довольно часто день рождения Стеллы начинался с солнечного сияния, а заканчивался снегопадом, а иногда с утра дул сильный ветер, сменявшийся легким свежим ветерком. В равноденствие всегда так, не знаешь, что тебя ждет. Вот и сейчас погода менялась. Стелла открыла окно и уловила запах сырости, очень похожий на сладковатый запах озерной воды - темной и грязной. Стелла подумала о крючках и рыбьих костях, об опухолях, напоминавших садовый горошек, о днях рождения и крови. Подумав хорошенько обо всем этом, она отправилась в переднюю, чтобы позвонить отцу в музыкальную школу.
- Папочка, - произнесла она с облегчением, как только услышала его голос. Любовь всегда так действует, она дарит утешение в самую трудную минуту. Она дарит надежду, когда кажется, что все пропало. - Приезжай и забери меня прямо сейчас.
3
Уилл Эйвери опоздал на сорок минут, что для него означало прийти почти вовремя. Свернув на Мальборо-стрит, он увидел, что дочка ждет его, примостившись на каменных ступенях, и почувствовал прилив радости. Стелла по-прежнему верила в него, несмотря на то, что все остальные в нем давно разочаровались. Только дочь полагала, что он еще проявит себя, и поэтому он из кожи вон лез ради нее - когда мог, разумеется, что случалось не так часто, как ему бы хотелось. Лучше, чем кто бы то ни было, Уилл сознавал собственное легкомыслие и эгоизм. Эти черты были ему присущи точно так же, как привлекательная внешность.
Он никогда особенно не задумывался об этих недостатках, как не думал о своем типе крови или телосложении, но в последнее время внутри его что-то начало меняться. Уже несколько месяцев он испытывал чувство, которому никак не мог подобрать названия. Он без всякой на то причины вдруг стал слезлив. Проводя почти все время в одиночестве, он мучился чем-то вроде гнетущего сожаления. Еще немного - и он мог превратиться в одного из тех бедняг, которые начинают лить слезы после двух рюмок спиртного и стремятся открыть душу любому случайному незнакомцу, горюя о загубленной жизни.
- Привет, малышка! - крикнул он, когда Стелла рванулась ему навстречу.
Стелла стянула на затылке волосы и оделась в белую рубашку и джинсы, накинув сверху старое темно-синее пальтишко. Не очень праздничный вид. Действительно, лицо ее искажали усталость и беспокойство.
- С тобой все в порядке? Дай-ка я хорошенько тебя рассмотрю. - Уилл внимательно вгляделся в дочь. Он знал, чем развеселить женщину. Это единственное, в чем он преуспел, если не считать музыки. - Как всегда, выглядишь шикарно.
- Ну да, конечно.
И все же Стелла улыбнулась, невольно испытав удовольствие.
- Где твоя мать? Разве мы не должны были все вместе пойти куда-нибудь и пообедать ради праздника? План изменился?
Стелла вцепилась в руку отца.
- Вообще-то я собиралась уйти до того, как мама вернется домой. Хочу отпраздновать день рождения только с тобой. Она этого не поймет.
- Ага. Значит, мамочку побоку.
Уилл охотно согласился на предложение. Такой ход событий был ему вполне понятен. Стоило ему сбиться с пути, перебрать спиртного или как-то иначе разочаровать Дженни, он поступал точно так же. Если уж на то пошло, разве Дженни Спарроу-Эйвери не заслуживала такого обращения? Она всегда была чертовски обидчива. И буквально отказывалась усвоить хоть какой-то жизненный урок. Разве Уилл виноват, что Дженни так наивна? Разве он за это в ответе? Быть может, он даже оказал ей услугу: пробудил от сновидений наяву, показал, что существует и другой мир, реальный, где полно плутов и обманщиков - людей вроде него, у которых такие же права, как у Дженни, ходить по этой земле.
Уилл и Стелла поспешили удрать на Бикон-стрит, прежде чем Дженни прознает об их проделках. Они промчались с хохотом несколько кварталов до своего любимого ресторана "Осиное гнездо", известного своими крепкими напитками и божественным бостонским пирогом с кремом. Сегодня им было что отпраздновать, и Уилл впервые не забыл приготовить подарок - естественно, после напоминания, оставленного Дженни на автоответчике. Он выбрал браслет с золотым бубенчиком, который Стелле вроде бы очень понравился. Но вскоре Уилл почувствовал, что все идет не так гладко. Стелла болтала без умолку, а это было совсем на нее не похоже, да и веселость девочки казалась наигранной. Она унаследовала его внешность, тонкие черты лица, золотые искорки в глазах. Теперь же Уилл горячо надеялся, что она не унаследовала его характер. Да что там, он врал с того дня, как научился говорить. Ложь давалась ему так же легко, как музыка; у него, видимо, был к ней природный талант. Небесполезное качество, ибо он никогда ни к чему не прикладывал усилий. Даже не рассматривал такую возможность. Он просто подставлял руки, и фортуна сама находила его, или, по крайней мере, так было до сих пор.
За все время нашелся только один-единственный человек, который умудрился увидеть его насквозь. Не Дженни. Ей понадобилось тридцать лет, чтобы понять, что ему нельзя доверять. Нет, не Дженни, а ее мать мгновенно его раскусила. Элинор Спарроу поняла, что перед нею лгунишка, когда впервые увидела его в гостиной своего дома. В те дни Уилл был совершенно безбашенный, его не отпугнули пыльные комнаты Кейк-хауса, но, разумеется, он никак не ожидал, что Элинор Спарроу застигнет их как раз в тот момент, когда они начнут рассматривать личные вещи Ребекки Спарроу, хранившиеся под замком.
"Не шевелись", - прошептала ему Дженни тогда, услышав шаги матери в передней.
Но конечно, он не послушался. Уилл всегда оставался Уиллом, подчиниться для него было невозможно. Как только Дженни выбежала из комнаты, чтобы попытаться отвлечь мать, Уилл потянулся к ключу, висевшему на крючке, и, не думая ни о чем, отпер стеклянный шкаф, чтобы рассмотреть сокровища получше. К несчастью, Элинор Спарроу не поддалась ни на какие уловки. Тем более когда услышала скрип открываемой дверцы. Стоя в передней, она уловила сладковатый приторный запах, верный признак лгуна и вора. А вот и он: глупый мальчишка в гостиной рассматривает семейные архивы, словно добропорядочный гость, имеющий на это право, шарит среди старых и кровавых свидетельств боли.
Элинор Спарроу была сильная женщина и довольно большая, более шести футов росту; когда она схватила Уилла за плечо, то больно впилась в него ногтями.
"Что ты взял? - Она затрясла его, будто старалась вытрясти правду. Обращалась с ним так, словно он крот в ее саду, крыса в подвале, не более чем домашний грызун, пойманный в ловушку. - Что украл?"
"Ничего! - выпалил он с горячностью лгуна слишком легко и приторно. - Вы ошибаетесь. Я просто зашел в гости".
Элинор зло ухмыльнулась. Она успела заметить, как он облизывая губы, то и дело косился в сторону; ее не тронули сладенькие нотки в его голосе. Он был помечен клеймом лжи - резким запахом, отдававшим кожей, по которому Элинор нашла бы его даже в стогу сена. От мальчишки несло, как от старого башмака, как от типа, способного украсть у человека дочь, если этот человек забудет об осторожности.
Элинор затрясла Уилла сильнее; она легко сломала бы ему ключицу, если бы не Мэтт Эйвери: он услышал шум и прибежал на выручку брату. Мэтт распахнул дверь с террасы, загрохотав стеклами, в руке он держал лопату, найденную возле крыльца. Мэтт всегда держался чрезвычайно застенчиво и редко открывал рот, если только к нему не обращались, но перед лицом Элинор Спарроу, с лопатой в руке, он проявил решительность.
"Отпустите его. Немедленно!"
Элинор рассмеялась от дерзости незваного гостя. С виду лет одиннадцати, самое большее - двенадцати.
"Ну и что ты сделаешь? - презрительно поинтересовалась она, а когда Мэтт задумался над ответом, снова рассмеялась. - Я сама отвечу. Ничего".
Мэтт никогда бы не пустил в ход лопату, разве что в качестве щита, но Элинор подняла его на смех и вновь принялась трясти Уилла, тогда Мэтт принял вызов и скакнул вперед. Не зная другого способа, как освободить брата, он со всей силы наступил на ногу хозяйки дома. Элинор Спарроу взвыла и выпустила Уилла.
"Пусть вернет то, что украл!" - закричала Элинор.
Но Мэтт, ухватив брата за рукав рубашки, размахивал лопатой, не позволяя Элинор приблизиться.
"Мой брат не вор. Ему не нужно ничего чужого, тем более вашего".
На подъеме стопы разливался синяк, но уверенность Мэтта заставила Элинор усомниться. На секунду она, видимо, позабыла, кто из них потерпевшая сторона. Братья не стали дожидаться, пока Элинор соберется с мыслями. Они выбежали через дверь террасы так быстро, что у них едва не полопались легкие, как им показалось. Промчавшись мимо форзиции и лавровой изгороди, мальчишки не останавливались, пока не достигли конца подъездной дороги. Только тогда они перевели дух. Мэтта трясло. А Уилл бросился на траву и так хохотал, что чуть не задохнулся.
"Что смешного?"
Мэтт так и не бросил лопату, когда они убегали, и продолжал крепко, до мозолей, сжимать черенок. Мэтту Эйвери все никак не верилось, что он посмел дать отпор самой Элинор Спарроу. Оставалось только надеяться, что когда он пойдет спать в ту ночь, то не найдет под подушкой луковицу, утыканную булавками. Он знал нескольких горожан, утверждавших, что именно такая участь ждет любого, кто пересечется с Элинор: небольшой подарочек, получение которого сопровождалось, по слухам, семью годами невезения.
Мэтт отшвырнул лопату и уселся рядом с братом. Тот все никак не мог успокоиться и покряхтывал от удовольствия, ужасно довольный собой.
"Выкладывай. - Мэтт всегда все узнавал последним. - Что смешного?"
Уилл раскрыл потную ладошку перед носом брата. На ней лежал один из наконечников стрел. Со следом, оставленным кровью Ребекки Спарроу.
Мэтт в ярости вскочил.
"Ублюдок! - Уилл не помнил, чтобы братишка раньше ругался. - Ты сделал из меня лгуна".
Мэтт повернулся и побежал прямо через высокий бурьян, оставаясь глухим к пожеланиям Уилла поскорее вырасти и не быть таким олухом. Что плохого в том, чтобы соврать, если это тебе поможет? Уилл был готов поделиться добычей с братом, если тому нужно. Он даже не возражал бы, если бы Мэтт заявил во всеуслышание, что был рядом, когда Уилл стянул из шкафа проклятый наконечник. Он мог бы разделить с Мэттом славу. Но Мэтт даже не обернулся, просто забрал спальный мешок и фонарь с дальнего берега озера и был таков задолго до того, как пришла Дженни.
Она явилась босая и разгоряченная перепалкой с матерью. Они наговорили друг другу много резкостей, швыряя оскорбления, как бомбы. Как только Уилл услышал, что приближается Дженни, он тут же спрятал наконечник в карман. Пусть она думает о нем только хорошо. Когда она уселась рядом на зеленую траву тем мартовским днем, раскрасневшаяся, с нерасчесанными волосами, Уилл впервые подметил в ней красоту, которой не замечал раньше.
"Если мать причинила тебе боль, она еще пожалеет", - произнесла Дженни.
"Она не смогла бы этого сделать, даже если бы попыталась", - презрительно фыркнул Уилл, хотя плечо побаливало.
Все равно он был тронут заботой Дженни, и ему захотелось послушать ее еще. Эта девчонка оказалась совсем непохожей на тех, кто бегал за ним. С ней было интересно.
"Прошлой ночью тебе снился ангел с темными волосами? А еще в этом сне была пчела и женщина, которая ничего не боялась. Даже самой глубокой воды".
Уилл слушал как зачарованный. Из леса доносился хор певчих дроздов, в грязи квакали лягушки. Дженни выглядела очень необычно: черные волосы, разметавшиеся по спине, темные бездонные глаза - в Юнити второй такой не было. Даже Уилл Эйвери не избежал весенней лихорадки. Он чувствовал, как она потихоньку охватывает его, туманя разум. Под слепящим солнцем все выглядело радужным и новым.
"Да, это мой сон", - подтвердил он.
"Я так и знала. - Дженни пришла в восторг. - Я была уверена, что это ты".
Девочка отбросила с лица черные пряди. От нее пахло вербеной и сеном. Уилл понял, что она доверяет ему, верит в него, и от этой мысли он совсем потерял голову. Сидя рядом с Дженни, Уилл на время забыл, кто он такой и на что способен.
А теперь, после стольких лет, ему вдруг пришла в голову мысль, не о том ли ангеле говорила Дженни, которого он иногда видит в темноте, поджидающего на уличных углах или стоящего у изголовья кровати. Конечно, это была галлюцинация, но она почему-то неотступно преследовала его в последние дни. Это видение почти каждый вечер являлось к нему, когда он сидел в баре "Осинового гнезда". Именно по этой причине он и пил так много по случаю дня рождения Стеллы и к тому времени, как принесли салаты, уже потягивал вторую порцию "Джонни Уокера".
Сегодня выдался один из тех вечеров, который наверняка закончится для него слезами. Время ушло; его маленькая девочка превратилась в подростка и обязательно в самом скором времени поймет, кто он есть на самом деле. Стелла занялась своим браслетом; она казалась мрачной, совершенно на себя непохожей, хотя то, что она не обращала на него внимания, позволило Уиллу пофлиртовать с официанткой, хорошенькой девчушкой, явно слишком молодой для него. Скорее всего, она была студенткой последнего курса, а потому ожидала от него долгих бесед о том, что важно для нее, о будущей карьере, например, или о взглядах на жизнь. Соблазнение, в чем недавно убедился Уилл, было чертовски нудной работенкой. Гораздо проще с тем, кто тебя знает, когда можно забыть об осторожности.
- Твоя мать часто обо мне расспрашивает? - поинтересовался он у Стеллы.
Дочка тряхнула запястьем. Маленький бубенчик на новом браслете издал холодный металлический звук.
- Не часто.
- Вот как?
Отца, видно, это задело, поэтому Стелла пошла на попятную.
- Ну, иногда. Мы не очень много с ней беседуем. Все равно у меня не получается разговаривать с ней так, как с тобой.
Уилл заулыбался, довольный. По крайней мере, хоть кто-то до сих пор в него верил.
Стелла подалась вперед, опершись на локоть.
- Вообще-то мне нужно кое о чем с тобой поговорить прямо сейчас. О том, чего она никогда не поймет.
Так вот почему девочка весь обед была сама не своя. Уилл очень надеялся, что разговор пойдет не о сексе или наркотиках. Он сам далеко не образец добродетели, так что вряд ли сумеет весомо аргументировать. Стелла тем временем смотрела на него так, словно он был для нее спасительной соломинкой, и это само по себе вызывало в нем тревогу. У нее в глазах мерцали такие же, как у него, золотые искорки, а еще она так же, как он, понижала голос, если речь заходила о чем-то серьезном.
- Кажется, я могу определять, что произойдет с некоторыми людьми, - призналась она отцу.
Уилл громко расхохотался. Не мог удержаться, тем более когда вспомнил, в каких переделках побывал в ее возрасте. Сколько раз он повергал свою бедную мать в ужас, сколько ночей не являлся домой, сколько правил чувствовал себя обязанным нарушить: тут тебе и гашиш, припрятанный в кладовке, и мешочки с марихуаной в ящике стола, и пожары, которые он разжигал просто из желания немного развеяться, и множество других проступков, а бедняга Мэтт каждый раз его прикрывал, беря вину на себя.
- Прости, - сказал Уилл, увидев, что дочка обиделась. - Я не над тобой смеюсь. Просто у меня камень с души свалился. Я было подумал, ты собираешься рассказать что-то ужасное.
- Так оно и есть.
- Детка, послушай, я тоже могу предсказать будущее некоторым людям. - Он кивнул на столик в углу, где сидела парочка и весь вечер ссорилась - Видишь тех двоих? Не пройдет и года, как они разведутся. Можешь мне поверить. И еще одно: уверен, твоя мать здорово рассердится, что мы ушли в ресторан без нее. Очень ясно вижу.
- Я имею в виду совсем другое. - Стелла придвинулась к нему поближе, звякнув бубенчиком на браслете. - Я знаю, как они умрут.
- Ага.
Уилл закурил сигарету и задумался. За окном вся Бикон-стрит была окутана коричневыми сумерками. По тротуару расхаживали голуби, поблескивая в гаснущем свете бледными перышками.
- Я бы на твоем месте потушила сигарету, - сказала Стелла.
Она говорила так уверенно, совсем по-взрослому. Уилл даже испугался. По спине пробежал холодок. Что, если она говорит о его будущем? О вполне заслуженной судьбе? В последнее время у него часто случаются приступы кашля, да и горло с утра саднит.
- Почему? Потому что это убьет меня?
На губах Стеллы заиграла улыбка.
- Нет. Потому что мы сидим в секции для некурящих.
Уилл засмеялся и потушил сигарету о недоеденную булочку. И действительно, на стене висела табличка: "Не курить".
- Значит, я не умру в обозримом будущем от рака легких?
- Насчет тебя ничего не могу сказать. Я знаю, что будет только с некоторыми, и никак не могу предугадать, чью судьбу увижу. Это не контролируется.
Уилл допил свою порцию спиртного и заказал еще одну. Напряжение начало отступать. Все оказалось не так страшно. Предчувствия, страхи, все в таком роде; естественно, это скоро пройдет. Девочка, видимо, баловалась с доской Уиджа или колодой гадальных карт. Пустяки по сравнению с бедами, которые сваливаются на других родителей: шизофрения, анорексия, клептомания. Разве можно сравнить с этим какие-то видения? Уилл так оценил ситуацию: Стелла переживала переходный возраст, а потому естественный страх перед смертью смешался у нее с волнениями, вызванными родительским разрывом. Он читал в одной книге, как дети реагируют на развод; вообще-то он добрался только до середины книжки, так как философствование навевало на него скуку. Но теперь, однако, он засомневался, не стоило ли прочитать труд до конца. Быть может, Дженни была права; вероятно, им действительно следовало обратиться к семейному психологу, но, разумеется, Уилл тогда отказался. Какой смысл выкладывать уйму денег за целый час вопросов и ответов, когда все равно он будет бесстыдно лгать?
- А про кого-нибудь из сидящих здесь можешь сказать? - Уилл решил отнестись к мнимому недугу Стеллы как к салонной игре. "Скажи, сколько у меня тузов на руках и сколько паршивых валетов, ответь, сколько мне осталось ходить по этой земле". - Как насчет тех двоих в углу?
Естественно, он выбрал их - двух привлекательных женщин лет за тридцать, хорошо проводящих время в ресторане. Одна из них - блондинка, бледненькая, с убранными на затылок волосами; ее подруга в черном платье, очень похожем на то, которое Джулиет подарила Стелле, нацепила на руки не меньше десятка серебряных браслетов.