Рен описал пистолетом круг по комнате.
– Как насчет вас, Каннингем? Это вы устроили пожар? Блейкли сказал, что это сделали "другие". Значит, вы виновны. Хотите предать своих друзей?
– Довольно! – гневно взревел Гридли и потянулся рукой под стол.
Рен развернулся в его сторону, но Китт среагировал быстрее и взял Гридли на мушку.
– Довольно чего? – холодно осведомился Рен. – Довольно болтовни твоих так называемых друзей? Боишься, что они признаются, что это вы с Девором устроили пожар, и вы с Девором пытались изнасиловать Эмму Уорд, пока плантация была объята пламенем? Вы с Девором планировали убить меня, если Эмма не согласится на ваши бесчестные условия.
Обвинения раззадорили Рена, воспламенили кровь. Если бы он держал Гридли на прицеле, тот был бы уже мертв.
Каннингем поморщился:
– Ты же обещал, что убийств больше не будет. Артур, я тебе говорил, это очень рискованно.
Рен тут же нацелил пистолет на Каннингема.
– Убийств больше не будет? Потрудитесь объяснить! Даю вам тридцать секунд.
Он знал, что за этим последует, и хотел, чтобы Китт услышал публичное признание, став тем самым независимым свидетелем, третьей стороной, помимо него самого и Эммы.
Стрельнув глазами в сторону Гридли, Каннингем снова перевел взгляд на Рена.
– Мерримор. Он так и так стоял на пороге смерти, ему оставалось не больше пары дней. Гридли подумал, что старик изменил завещание и назвал его владельцем "Сахарной земли", он не хотел рисковать. Вдруг Мерримор изменил бы его еще раз?
– Берегись, Каннингем, отныне твоя жизнь под угрозой, – яростно проговорил Гридли, привстав со своего места. Пистолет Рена заставил его сесть обратно.
– И твоя тоже, – напомнил ему Рен. – Эмма больна, при смерти, и все из-за тебя. Что я могу для нее сделать, так это избавить остров от тебя и тебе подобных. Убийство, поджог, нападение, покушение на жизнь – список можно продолжать до бесконечности, Гридли. И у нас есть свидетели. Уверен, суд благосклонно отнесется к тем, кто сделает чистосердечное признание. – Рен обвел глазами троих приятелей Гридли.
Гридли побледнел, осознав, насколько шатким стало его положение. Но сдаваться пока не собирался.
– Элиас отдает предпочтение мальчикам, чем моложе, тем лучше. Не так ли, Элиас? Как ты посмотришь на то, что этот факт будет обнародован в суде? Я дискредитирую твое признание. А ты, Майлз. – Майлз до сих пор хранил молчание, но Гридли решил раскрыть все грязные секреты приятелей. – Ты уже год как жаждешь продать свою плантацию. Скажу, что у нас возник конфликт интересов. Возможно, Драйден предложил выкупить ее у тебя взамен на лжесвидетельство в суде.
– Это неправда! – пролепетал Майлз Калверт.
Гридли лишь пожал плечами.
– Кто решает, что правда, а что ложь? Даже тень сомнения может сильно осложнить дело и испортить показания. Что же до тебя, Каннингем, скажу, что ты был соучастником, все знал, но предпочел закрыть глаза на происходящее ради того, чтобы основать картель. Что ты признаешься в чем угодно ради спасения собственной шкуры.
– Ты готов пойти на такой риск? – вмешался Рен, изо всех сил пытаясь сконцентрироваться. Нельзя ему сейчас отвлекаться, думать о том, что Эмма уходит в попытке защитить его.
– Иначе я не сидел бы здесь, позволяя держать меня на прицеле из-за шлюшки Мерримора. – Гридли скрипнул зубами, в глазах вспыхнуло пламя безумия.
– В таком случае беги, – предложил Китт. – Предоставлю в твое распоряжение судно. И дружков своих прихвати. Даю двенадцать часов. Судно доставит вас в любую точку мира, но с одним условием – без права вернуться назад. Если вы тихо-мирно уедете, никаких санкций применено не будет.
– В Англию ехать не советую, – подхватил Рен, обводя мужчин глазами и видя, что они просчитывают варианты. – Я отправил письма влиятельным друзьям и семье с описанием ваших похождений. Вас там нигде не примут.
– Ты нас погубил! – вскричал Каннингем.
Рен не знал, обращался ли он к нему или к Гридли.
– Вы сами себя погубили, преследуя невинную женщину и склоняя ее к повиновению. Если она умрет, я найду вас, в какой бы дыре вы ни спрятались, и прикончу.
– Не начать ли стрелять, Рен? – спросил Китт. – Господа, как я вижу, с принятием решения не торопятся. Девору я уже прострелил колено. На сей раз, пожалуй, сделаю мишенью плечо. Как вам это понравится, Калверт? Или, возможно, кому-то надоели его яйца?
Майлз поморщился:
– Я уеду. Так и так собирался это сделать. А что насчет плантации? Не думаете же вы, что я ее просто брошу? В ней все мое состояние.
– Еще как думаю. Вы были заодно со злодеем ради личной выгоды, – просто ответил Рен. – Забирайте, что можете унести, и считайте, что вам крупно повезло. Я не дам плантации пропасть. Помнится, мне говорили, что на Барбадосе нет земли, на которой свободные люди могли бы заниматься земледелием. Теперь будет. Для начала им хватит.
– Ты не посмеешь отдать землю рабам! – вскричал Гридли.
– Посмею. Они свободны, Гридли, уже два года, как свободны. Похоже, не все люди у тебя в услужении это знают, так ужасно ты с ними обращаешься.
Гридли не мог дольше терпеть. Одним мощным движением он перепрыгнул через стол, смахнув с него чернильницу и пресс для бумаг. В его руке мелькнул нож. Рену едва удалось увернуться в сторону от опасного лезвия. Подонок, должно быть, припрятал оружие в рукаве. Гридли снова атаковал его. С такого близкого расстояния трудно как следует прицелиться, но Рен был обязан выстрелить. Либо он, либо Гридли, а Гридли сражался с яростью одержимого.
Гридли набросился на него, и тут грянул выстрел. Вскрикнув, Гридли закатил глаза и осел на пол. Рен удивленно осмотрел свой пистолет. Никаких следов пороха или дыма. Значит, стрелял не он. Он перевел взгляд на Китта, но тот смотрел на Эмхерста Каннингема.
– Оружие у меня всегда при себе, – спокойно пояснил тот, кладя в карман сюртука маленький пистолет, из тех, какие имеются у незадачливого игрока на всякий случай. – Я согласен уплыть на судне, Шерард. Полагаю, все долги уплачены? Буду в доках в полночь.
Рен коротко кивнул Каннингему, и тот с поразительной невозмутимостью покинул кабинет Гридли. Остальные двое угрюмо поплелись следом. Эмма была права, говоря, что их моральные принципы сформировались в порту.
Рен толкнул неподвижно лежащего на полу Гридли мыском сапога.
– Я многим тебе обязан, Китт. И все же не мог бы ты присмотреть тут за всем? Я хочу как можно скорее вернуться к Эмме и сообщить ей, что все кончено.
Все кончено. Вокруг мир, и спокойствие, и тишина. Эмма уплывала в небытие. Ей было хорошо и прохладно. Ни тревог, ни борьбы, ни врагов. Вообще ничего. Только пустота.
Это ее встревожило. Что-то ведь должно здесь быть? Ощущение неправильности происходящего нарушило совершенство ее мира. Рен. Здесь должен быть Рен. Нет, она прогнала его. Но зачем? Рассудок ее помутился? Пустота из успокаивающей сделалась угрожающей. Она вытягивала из Эммы воспоминания, притупляла их, размывала. Эмма забыла что-то очень важное, что-то, чего ей не хотелось забывать.
Она пыталась ухватиться за это воспоминание. Вот же оно! Рен любит ее. Он собирался жениться на ней, но она отказалась… Почему? Потому что иначе Гридли убил бы его, Гридли не успокоится, пока не добьется ее. Эмма слишком сильно любит Рена, чтобы позволить ему умереть за нее… уж лучше она умрет за него. Не это ли она делает сейчас в этом спокойном месте? Она при смерти?
В ее плане имелся лишь один изъян. Если она умрет, то навсегда потеряет Рена. Она будет скучать по нему: его рукам, его прикосновениям, его поцелуям, по тому, как он соблазнял ее, плавая обнаженным в озере в пещере. Она будет скучать и по его мягкости тоже, по тому, с какой любовью он рассказывал о своем отце. Она будет скучать по его чувству справедливости. Страстный мужчина, хороший мужчина, и он любит ее. Не многие женщины могут похвастаться подобным. Она заберет это осознание в иной мир вместе с пониманием, что освободила его.
– Эмма! – Ее имя. Кто-то зовет ее по имени. Да не кто-то, а он, Рен! – Эмма! – Снова этот голос. Ей не показалось. Как приятно перед смертью снова его услышать!
Крепкие пальцы сжали ее руку. Еще одно прикосновение. На большее она и надеяться не могла. Он почтил своим появлением ее смертный одр.
– Эмма! – Голос сделался более настойчивым, менее приятным. Слова нарушили спокойствие. – Эмма, Гридли больше нет. Он мертв. Каннингем его пристрелил. Гридли больше не причинит зла ни тебе, ни мне. Мы в безопасности. Я знаю, что ты задумала, Эмма. Не умирай ради меня. Вернись, любовь моя, все кончено.
Переплетя пальцы с его, Эмма устремилась на звук его голоса, рассказывающего ей о своих мечтах: дом, семья, дети. Все те ценности, на которых она давно поставила крест. Ей больше не с кем сражаться, зато есть за что, а это куда лучше.
Она открыла глаза и увидела Рена, он лежал рядом с ней на кровати и крепко держал за руку. Она знала, что так и будет. Ее тело и душа почувствовали его присутствие задолго до того, как это сделал разум. Рен улыбался ей своей соблазнительной улыбкой, от которой у него на щеках появлялись ямочки. Той самой улыбкой, что едва не погубила ее в день его приезда.
– Привет, Спящая красавица, – нараспев, произнес Рен.
– Ты готов? – Она сонно улыбнулась ему.
– Готов к чему? – В глазах Рена плясали веселые чертики.
– Начать совместную жизнь.
Приняв решение, она хотела как можно скорее сделать сказку былью. Она поняла, что имел в виду Рен той ночью, когда сказал, что хочет холить и лелеять ее.
– Как только встанешь с постели.
Рен нежно поцеловал ее, и на глаза Эммы навернулись слезы. Она едва не отказалась от этого, от него!
Эмма рассмеялась:
– Встану с постели? А я-то думала, что лучшая часть совместной жизни проходит как раз в постели!
– Вот лисица! – рассмеялся Рен, но его улыбка быстро погасла. – Эм, не оставляй меня больше, договорились? Не хочу снова испытать такой страх.
Она опустила глаза на их переплетенные руки, голос дрожал от переполнявших ее чувств. Ей столько нужно ему рассказать! Например, о том, как много он для нее значит. Но смогла выдавить лишь:
– Спасибо, Рен.
Он поймет, что она хотела сказать, потому что знает не только ее тело, но и душу. И любит ее. Чего еще желать женщине?
Эпилог
Чего еще желать мужчине? Рен Драйден ожидал свою невесту у алтаря собора Святого Михаила. Рядом с ним стоял Китт Шерард, облаченный в официальный костюм и с зачесанными назад волосами, и любезничал с хорошенькой девушкой из первого ряда.
В церкви яблоку негде было упасть, хотя Рен мало кого из гостей знал лично. А вот молва о его заслугах распространилась быстро. Люди пришли на его свадьбу, чтобы отдать дань восхищения их с Эммой усилиям. Благодаря ему брошенные плантации были поделены на маленькие фермы и розданы освобожденным рабам бывших владельцев. Люди, белые и черные, давно оставившие надежду возделывать свой участок земли, теперь хотели разделить с Реном его торжество.
Двери церкви распахнулись, и Рен обратил взгляд на идущую по проходу Эмму. Солнечный свет освещал ее газовую вуаль, играл на жемчужинах, которыми было расшито роскошное платье невесты. Эмма предпочла белый подвенечный наряд, и хотя это было непрактично, она не собиралась менять свое решение. Белый цвет знаменует собой новое начало. Кому, как не ей, понимать важность этого символа.
Рену было все равно. Его Эмме любой цвет к лицу, а белый создает поразительный контраст с ее черными волосами. Будущее, о котором он и мечтать не смел, приближалось с каждым сделанным ею шагом. Рен взял ее за руку и, притянув к себе, откинул вуаль с лица. "Я люблю тебя", – произнес он одними губами, и на глаза Эммы навернулись слезы.
Началась официальная церемония, включающая традиционные молитвы и гимны, клятвы и обмен кольцами. Свои брачные обеты Рен с Эммой уже принесли перед одним-единственным и самым важным для них свидетелем. Они прибыли рано и прошли на церковный двор, чтобы возложить цветы на могилу Мерримора. Здесь они и поклялись любить и уважать друг друга до конца жизни. Потом они безмолвно стояли перед его надгробным камнем, держась за руки, и вдруг ощутили его присутствие и поняли, что он благословил их.
Священник почти завершил церемонию. Осталось лишь поцеловать новобрачную. Склонясь к ее губам, Рен прошептал:
– Ах, Карибы, край рома, риска и, как это ни удивительно, романтики.
– Особенно романтики, – улыбнулась в ответ Эмма, сверкая глазами.
Примечания
1
Вуду, обеа – афро-карибская религиозная традиция. (Примеч. пер.)
2
Бамбия – однолетнее растение семейства мальвовых, плоды которого употребляют в пищу как овощи или добавляют в супы и соусы.
3
Меласса – кормовая патока, побочный продукт сахарного производства.
4
Великий пожар – пожар 1666 г., который уничтожил половину города, включая старое здание собора Святого Павла.