Возвращение воина - Кинли Макгрегор 7 стр.


- Да. Брат Бернард. Я приведу его и дам знать королеве, что Кристиан справился.

Кивнув, Фантом принялся расшнуровывать кольчугу. Кольчуга была пробита в нескольких местах, там зияли раны, и все тело Кристиана было залито кровью. Фантом был поражен, что тот проделал такой долгий путь, прежде чем потерять сознание.

Но им обоим было не привыкать к ранам.

Стянув с него кольчугу и стеганую куртку из хлопка, он замер, когда его взору предстали старые шрамы, оставшиеся на правом плече Кристиана. Непрошеные воспоминания нахлынули на него.

…Вместо монастыря, где они находились в данный момент, он увидел старые, покрытые плесенью стены темницы. Почувствовал запах гнили и смерти. Услышал отдающиеся эхом крики боли и произносимые шепотом молитвы немощных и умирающих. Он даже ощутил жар лихорадки, терзавшей тогда его тело.

- Держи, Фантом, - сказал мальчик Кристиан, протягивая ему чашку с драгоценной прогорклой водой.

Вид чашки привел его в ужас. Быть пойманным с водой, взятой без спросу, означало жестокие побои, что и стало причиной нынешней лихорадки Фантома.

- Где ты…

- Ш-ш-ш, не бойся. Просто пей. Тебе это нужно, чтобы поправиться.

Фантом едва успел залпом выпить воду, как их обнаружил страж.

Кристиан быстро забрал у него кружку и сделал вид, будто это он из нее пил.

- Вор!

Это было одно из тех немногих арабских слов, которые Фантом к этому времени успел выучить. Схватив кружку, страж начал бить Кристиана за его проступок.

Кристиан молча сносил удары, пока Фантом не попытался сказать стражу, что это он выпил воду.

Страж остановился и спросил у Кристиана что-то, чего Фантом не понял. Кристиан ответил ему на арабском, после чего удары посыпались на него с удвоенной силой.

Фантом хотел прекратить это, но по опыту знал, что за его вмешательство страж будет только дольше бить Кристиана.

Когда все было кончено, Кристиан подполз обратно к нему. Губа его была разбита, глаз заплыл.

- Держи, - сказал он и дрожащей рукой протянул Фантому маленький бурдюк, который до этого был спрятан у него в штанах. - Там внутри еще вода.

По сей день Фантом свято хранил в памяти ту жертву. Тогда впервые после смерти его родителей кто-то проявил к нему такую доброту. Помогая ему, Кристиан ничего не приобретал взамен, но мог терять все.

Именно поэтому Кристиан Эйкрский был единственным человеком среди ныне живущих, за которого он отдал бы жизнь. Он был единственным, кто удостоился нерушимой верности Фантома. Остальное человечество могло гореть в аду, когда речь шла о Кристиане.

Отогнав эти мысли в сторону, Фантом принялся рвать монашеское одеяние Кристиана на полосы, чтобы наложить тугую повязку на самую серьезную рану: глубокий порез от удара мечом, спускавшийся от правого плеча Кристиана по его руке.

- Что случилось?

Бросив взгляд через плечо, он увидел, что в комнату вошла Адара.

- На него напали.

Девушка опустилась на колени перед кроватью:

- Чем я могу помочь?

- Прижмите это к порезу и не отпускайте, а я пока посмотрю, нет ли где еще таких же глубоких ран.

Адара сделала, как он велел. Она прижала тряпку к ране так крепко, насколько это можно было сделать, не причиняя Кристиану дополнительных мучений, и смотрела, как Фантом снимает с него кольчужные поножи и штаны.

- Благодарю тебя, Фантом, что ты спас его.

В ответ тот лишь едва заметно кивнул. Не будь она уверена в обратном, она бы подумала, что ее слова смутили его.

Едва Фантом укрыл Кристиана грубым одеялом, как вернулся брат Томас с другим монахом, у которого был такой вид, будто его только что подняли с-постели. Пучки ярко-рыжих волос толстяка стояли дыбом, в то время как он, щурясь, смотрел на них.

- Нехорошо, нехорошо, - пробормотал он, приблизившись к кровати, где лежал Кристиан. - Брат Томас, принеси мою котомку.

- Она у меня с собой, брат Бернард. Он протянул котомку монаху.

Бернард посмотрел на нее так, словно в первый раз ее видит. Насупив брови, взял котомку и согнал Адару с маленького сундука возле кровати.

- Лучше выведи их отсюда, пока я буду работать. Фантома такая перспектива отнюдь не устраивала.

- Я думаю, мне стоит остаться и…

- Я выполняю богоугодную работу. А теперь ступайте.

- Все будет хорошо, Велизарий, - заверил Фантома Томас. - Он не допустит, чтобы с Кристианом что-то случилось.

- Велизарий? - спросила Адара, в то время как на нее внезапно нашло озарение. Немудрено, что этот человек казался ей знакомым. Она хорошо знала его, когда они были детьми.

И как она сразу не поняла этого, увидев его слишком светлые, почти бесцветные глаза?

- Ты не Велизарий йон Краниг? Его лицо стало каменным.

- Не имею к нему никакого отношения. Он развернулся и вышел из комнаты.

Адара бросилась вслед за ним. К тому времени как она догнала его, он уже прошел полпути по коридору, ведущему в трапезную.

Она остановила его.

- Велизарий…

- Велизарий мертв, - процедил он сквозь зубы, выдернув руку из ее ладошки. - Он давным-давно умер.

Слезы навернулись у нее на глаза, когда она услышала ненависть в его низком, хриплом голосе.

- В таком случае мне действительно очень жаль, потому что я любила того мальчика. Очень.

У него был такой вид, словно в его душе шла борьба и он никак не мог решить, то ли ему стоит поговорить с ней, то ли убежать.

Она всматривалась в его лицо, ища хоть какое-то сходство с хорошеньким мальчиком, который некогда приходил в ее дворец со своим отцом. Пока их родители вели разговоры о политике и договорах, они играли в саду на заднем дворе. В мужчине, которого она видела перед собой, не осталось ничего оттого невинного ребенка. Он казался жестоким и бессердечным.

И от этого у нее было тяжело на душе.

Когда он снова заговорил, слова его были столь же резкими, как и его взгляд.

- Как могла принцесса любить крестьянина?

- Ты не был крестьянином. Он горько усмехнулся:

- Но моя мать была.

- Твой отец был принцем.

- И все, что дало ему его благородное происхождение, - это безвременную кончину от руки родного брата!

У нее защемило сердце. Она прекрасно знала, как много значил для него отец, когда он был ребенком. Всякий раз, когда она видела его отца, Тристофа, с ним был Велизарий.

Много раз за минувшие годы она спрашивала себя, что сталось с ее товарищем детских игр. Но так как она не получила ни единой весточки о нем, она предположила, что он, как прочие члены его семьи, был убит.

- Кристиан знает, что ты его двоюродный брат? - осведомилась она.

- Нет! - прорычал Фантом. - И никогда не узнает.

- Почему?

- Какой ему от этого прок?

- Ты единственный родной человек, который у него остался.

- Нет, Адара, это ты единственный родной ему человек. Я злодей и призрак. Как и у Кристиана, у меня нет никакого желания возвращаться в Элджедеру, где я буду жить под смертным приговором и где все будет напоминать мне о том, как погиб мой отец, сражаясь за свою жизнь с единокровным братом. Наш род опозорен.

Она отказывалась в это верить.

- Но ты же спас Кристиана этой ночью!

- Я спас человека, которому обязан жизнью, - только и всего. Нужно ли мне напоминать, кто намеревается убить вас обоих? Наша семья. Несмотря ни на что, они снова нападают и не успокоятся до тех пор, пока все мы не сойдем в могилу.

Возможно. Но это все равно не отменяло того факта, что Велизарий дважды спас Кристиана этой ночью.

- Что с тобой произошло, Велизарий? - спросила она, отчаянно пытаясь понять, как мог такой счастливый ребенок превратиться в озлобленного человека. - Когда мы разговаривали с тобой последний раз, ты лишь хотел, чтобы твой отец гордился тобой. Ты собирался вступить в ряды Косарей и в один прекрасный день стать капитаном.

Его глаза потемнели от горечи. Он отогнул кожаную повязку, закрывавшую его шею. Там, под кадыком, был глубокий шрам, объяснявший причину его низкого, сиплого голоса. При виде этого страшного рубца все внутри ее сжалось от сочувствия и боли.

- Что произошло? Мой отец убил моего деда, и среди ночи этот сброд под предводительством Селвина ворвался в мой дортуар, и они убили всех находившихся там от мала до велика, чтобы убедиться, что мы не отомстим подкупленным "Сесари", которые допустили эту бойню.

Адара вспомнила ту ночь, когда королевские рыцари Элджедеры, защищавшие страну, были убиты.

- Как тебе удалось выжить?

- Живучесть дураков - одна из вечных проказ судьбы. Его горькое замечание еще сильнее разволновало ее.

- Как же тебе удалось выжить? - повторила она свой вопрос.

Поправив кожаную повязку на шее, он перевел взгляд на пол. В глубине его глаз она видела муку.

- Я выполз из-под тел своих друзей, пока люди Селвина сжигали дотла наши покои. Полумертвый, я полз задворками, дрожа от страха, что они в любой момент могут увидеть меня и прикончить. Отыскав местечко в лесу, я прятался там, пока они не ушли. Я несколько дней пролежал без сознания, пока на мое убежище не наткнулся крестьянин. Он принес меня к своей жене, и та выходила меня.

- Тогда как же ты оказался в Утремере с Кристианом?

- Проклятая судьба. Ее плевки сыплются даже на самых изворотливых.

Адара вздохнула:

- Велизарий…

- Не называй меня этим именем. У меня нет желания вести разговоры об этих годах моей жизни, ваше величество. Перерезанное горло - это самое безобидное, что там со мной случилось. Поверь, тебе лучше не знать подробности того, как я жил после смерти отца.

Она нежно похлопала его по руке, желая утешить и в то же время понимая, что не в силах сделать этого.

- Жизнь научила вас с Кристианом уклоняться от ответа или это талант, который вы развили в себе сами?

- Это необходимый навык, который мы воспитали в себе, чтобы выжить.

Он повернулся и направился к трапезной, где она оставила Люциана за едой, прежде чем пойти посмотреть на Кристиана.

- Вы уж простите его, ваше величество, - молвил из-за ее спины Томас. - Их обоих, коли на то пошло. Они никогда не знали ни покоя, ни радости. Они повидали слишком много горя, способного любого человека превратить в подонка, но остались людьми.

Девушка улыбнулась старому монаху:

- Да, вы преданы им обоим. Он кивнул.

- Я познакомился с ними, когда они были еще мальчишками, однако они сражались, как закаленные боями, бесстрашные воины. Мне повезло, что я попал в плен, будучи взрослым человеком. Они же мужали, снося удары плетьми и оскорбления наших мучителей. - Он жестом пригласил ее следовать за ним. - Идемте. Я уговорю брата Бернарда разрешить вам остаться с Кристианом. Ему нужны нежные женские руки, чтобы облегчить его страдания.

Адара вернулась к постели Кристиана, где брат Бернард уже заканчивал перевязывать раны Кристиана. Кожа его приобрела землистый оттенок, а рана на плече снова начала кровоточить.

- Как он? - спросила она у брата Бернарда. Тот фыркнул.

- Кто-то определенно хотел, чтобы он умер. Да будет в этих делах воля Божья.

Осенив Кристиана крестным знамением, монах уложил свою котомку и направился к двери. Он остановился подле нее.

- Если вы хотите помочь ему, миледи, обтирайте этой ночью его лоб и следите, чтобы лихорадка не разыгралась слишком сильно. Если он начнет метаться, немедленно пошлите за мной.

- Спасибо вам, брат Бернард. Он кивнул и вышел из комнаты.

- Мы будем с Велизарием наготове, если вам понадобимся, - сказал Томас.

Оставшись наедине со своим мужем, Адара медленно приблизилась к его постели. Она пододвинула маленький стул, оставленный братом Бернардом, и села. Даже будучи без сознания, Кристиан выглядел внушительно.

Он был принцем, отказавшимся от своего трона. Для нее это было непостижимо. На протяжении всей ее жизни ей внушали, что на плечах королевы лежит большая ответственность. Ей никогда не приходило в голову просто сложить ее с себя и уйти прочь.

Кристиан поступил именно так, и она гадала, каково это - жить подобным образом. Не испытывая постоянного, неотступного страха принять неверное решение, камнем висевшего над ее головой. Она была единственной преградой, стоявшей между ее народом и тиранией. Ее народом и рабством.

Временами эта ноша была для нее непосильной. Она по-прежнему считалась юной девушкой, однако во мраке ночи, наедине с собой, она чувствовала себя древней старухой.

Обстоятельства сложились так, что Кристиан не знал своего народа. Он никогда не видел того прекрасного королевства, каким была Элджедера до кровавых государственных переворотов, полностью истребивших его семью. В ее зеленых холмах и золотых долинах было больше прелести, чем в самом саду Эдема. Сначала ее родители, а потом и она сама ездили по деревням, окружавшим Гарци, переодевшись в простое платье, чтобы поговорить со своими подданными, встретиться с ними на равных и узнать об их бедах.

Кристиан же не имел ни малейшего понятия ни об обычаях, ни об умениях своих подданных. Для него они были всего лишь безликими незнакомцами.

Такими же, кем всегда была для него она.

С тяжелым сердцем она подошла к маленькой миске, где брат Бернард оставил воду и тряпицу. Выжав тряпку, она приложила ее к Кристиану. Едва она коснулась его лба, как он очнулся и, выругавшись, схватил ее руку и стиснул, впившись в нее своими железными пальцами.

- Тише, Кристиан, - выдохнула она.

Кристиан моргнул, узнав лицо темного ангела… Его жена.

- Адара? - спросил он, гадая, когда они приехали в монастырь.

Она накрыла его руку своей.

- Да, а теперь, пожалуйста, отпусти меня. Мне больно. Он тут же разжал пальцы.

- Простите, миледи. Я не люблю, когда меня трогают во сне.

- Я заметила. Как ты себя чувствуешь?

Он поморщился:

- Честно говоря, бывали времена и получше. Как долго я был без сознания?

- Недолго.

Она приложила к его голове прохладную тряпицу. Кристиан упивался нежностью ее прикосновений. Плавностью ее движений. Целая вечность прошла с тех пор, как его в последний раз вот так касалась женщина. Ласково.

На ней по-прежнему было платье простолюдинки, однако только дурак не смог бы распознать врожденного благородства женщины, сидевшей перед ним. Она была грациозна и добра.

- Где Фантом? - осведомился он.

- Полагаю, он отправился ужинать.

- Ты ела? Она кивнула.

- Принести тебе что-нибудь?

- Нет, я не голоден.

- Послушай, тебе нужно поесть. У нас не было времени даже попробовать пироги, которые я купила.

Она сидела так близко от него, что он только и мог, что, не отрываясь, смотреть в ее глаза. Они были не просто карими, а с золотистыми крапинками. Ее длинные черные волосы свисали через ее плечо, касаясь его руки. Их шелковистые кончики щекотали его кожу. Повинуясь внезапному порыву, он намотал на палец свободную прядь.

Было в этом мгновении нечто в высшей степени мистическое. Мирное, спокойное, дружелюбное. Пробудившее в нем что-то доселе неведомое ему, отчаянно жаждавшее подобных мгновений.

С тех пор как Кристиан сбежал из темницы, он никогда не думал ни о доме, ни о семье. Все его мысли были заняты тем, как избежать любых налагающих обязательства уз.

Но то, что она предлагала ему этой ночью…

Поднеся ее локон к своим губам, он вдохнул сладкий женский аромат ее волос. Ощутил кожей их мягкость.

У Адары перехватило дыхание, пока она наблюдала за тем, как он упивается ощущением ее волос. Казалось, он никогда не видел ничего более драгоценного, и от этого у нее защемило сердце.

Кристиан протянул руку и ласково коснулся своей огрубелой ладонью ее щеки. Большим пальцем он провел по ее губам, и от этой чувственной ласки у нее по всему телу побежали мурашки.

- Тебя когда-нибудь целовали, Адара?

- Нет, Кристиан. Я свято блюла наши обеты. Ни один мужчина ни разу никоим образом не дотронулся до меня.

Он с изумлением воззрился на нее. И тут она увидела, как в его глазах появилось виноватое выражение. Он резко опустил руку, и его пронзила судорога боли в раненом плече.

Стараясь преодолеть боль, он произнес:

- Я не знал, что мы женаты. Она взяла его руку в свои ладони.

- Я знаю и не ставлю это тебе в вину.

- Незнание не освобождает меня от ответственности. Прелюбодеяние карается смертью.

- Я не хочу твоей смерти, Кристиан.

- Да, но ты хочешь, чтобы я вернулся с тобой домой. Она кивнула.

- Неужели ты провела бы всю свою жизнь, ожидая, когда я вернусь домой?

Она испустила долгий вздох.

- Честно? Должна признаться, мне уже давно не терпится стать женой и матерью. Не будь мы в таких шатких отношениях с твоей страной, возможно, я бы давным-давно добилась, чтобы наш брак признали недействительным, а потом вышла бы замуж за другого человека.

Кристиан не мог с уверенностью сказать, был ли он рад тому, что она сохранила их брак. Но, лежа здесь и глядя в ее глаза, ощущая покой, подобного которому он никогда не испытывал, Кристиан спрашивал себя, может ли человек желать большего.

Поднеся ее руку к своим губам, он поцеловал изящные пальцы. Девушка устремила на него настороженный взгляд. В его теле бушевал пожар от ее близости. Он всеми фибрами своего существа желал эту храбрую, благородную женщину, которая приехала за ним. Она завлекала его в ловушку, перед которой было крайне трудно устоять.

И тем не менее, словно пойманный в клетку дикий зверь, он не мог жить на цепи. Не мог. Только не снова. За время, проведенное в темнице, он усвоил, что неволя и безумие идут рука об руку. Узнал ей цену. Какой бы позолоченной ни была клетка, она все равно оставалась клеткой.

Адара увидела, как огонь в его глазах потух, и он выпустил ее руку.

- Мне нужно отдохнуть, миледи.

Он перекатился на бок, отвернувшись от нее.

Стиснув зубы от разочарования, Адара устремила взгляд на его широкую мускулистую спину. И тут она заметила шрамы, изуродовавшие его некогда гладкую кожу.

С колотящимся сердцем она протянула руку и дотронулась до испещренной рубцами плоти.

- Откуда это?

- Жизнь, Адара, - ответил он, не глядя на нее. - В той или иной степени она на всех нас оставляет шрамы.

Нет. Не до такой степени. Она никогда в жизни не видела ничего подобного. И тут она вспомнила слова Томаса об их мучителях. Ее рука замерла на повязке, закрывавшей его сегодняшнюю рану. Немудрено, что он не жаловался на боль. Перенеся столько ранений, он мог терпеть и эту рану.

В это мгновение на нее снизошло прозрение.

- Прости меня, Кристиан, - тихо прошептала она.

- За что?

- За все, что ты выстрадал. Я поступила как эгоистка, когда приехала сюда, рассчитывая на что-то с твоей стороны. Ты и так многим пожертвовал ради своего народа. Я больше не стану ничего у тебя просить. - Наклонившись, королева запечатлела целомудренный поцелуй на его покрытой волосами щеке. - Спи спокойно, мой принц. Поправляйся скорее, и да поможет тебе Бог!

Кристиан услышал, как она остановилась, чтобы задуть маленькую свечу на столике подле его постели. Она вышла из комнаты и затворила за собой дверь, и он остался один, предаваясь раздумьям и скорбя об утрате ее тепла.

Назад Дальше