В кабинете все было покрыто толстым слоем пыли и завалено книгами. Селия вместе с тетей провели здесь не один час в поисках документа на владение домом и других бумаг, которые понадобились после дядиной смерти. Документ они не нашли, и это понятно – дядя уже отписал дом своим ростовщикам. Не нашли никаких ценных бумаг, если не считать старой семейной Библии, в которой были записаны дни рождения и даты смерти нескольких поколений их семейства, и официального свидетельства гибели ее родителей. Селия собственноручно занесла в Библию день смерти дяди Джеймса, заполнив чистое поле напротив даты его рождения.
Впервые с тех пор, как она попала сюда ребенком, Селия поняла, почему дядя так любил этот укромный уголок. Он не стал наводить здесь чистоту и уют – маленький грязный, захламленный кабинет служил убежищем тому, кто устал от упорядоченной жизни их дома. "И это очень неплохо придумано", – с улыбкой признала Селия.
Отпихнув кучу бумаг, она устало опустилась в кресло рядом с письменным столом. Во всей комнате не найдется ни кусочка свободного пространства – везде разложены книги, кипы бумаг, письма, свернутые в трубочку карты. Секретер письменного стола забит сломанными перьями и пустыми пузырьками из-под чернил. Линейка в черных и синих чернильных пятнах придерживала один из ящиков, чтобы тот не вывалился. Из-за этого было невозможно открыть не только этот ящик, но и те, что снизу и сверху.
Селия закрыла глаза, в висках у нее стучало. Все, к чему она ни прикасалась в последнее время, обращалось в прах. Значит, среди этого хлама и пыли ей и надо укрыться от суетного мира.
Удивительное спокойствие снизошло на девушку, как будто пыль и хлам обладали свойством завораживать и усыплять, как снотворное. Здесь такая тишина, все звуки замерли далеко-далеко. Мертвая тишина.
– Девочка моя, – услышала она над ухом чей-то шепот. Наверное, она заснула, потому что сразу узнала голос. Ей привиделся дядя Джеймс – это понятно, ведь она в его святилище, в его любимом кабинете.
– Ах, дядя Джеймс, зачем вы это сделали? – вздохнула Селия.
Это сон, а во сне все понятно без дальнейших пояснений. И дядя понял, что она имеет в виду.
– Я не думал, что умру так скоро, Селия. Я надеялся, что еще успею все поправить.
– А тетя Пруденс обвиняет меня, – пробормотала она.
– Нет, все не так. Просто она всю жизнь привыкла думать только о себе, но я любил ее. Когда мы впервые встретились, она была одной из самых красивых девушек Нью-Йорка и не задумывалась о том, что красота с возрастом увянет. Она тебя любит. Но сейчас ей плохо, она несчастна. И ты просто подвернулась ей под руку.
– М-м-м, – ответила Селия, погружаясь в забытье.
– Прежде чем ты уснешь, дорогая, послушай меня. Для тебя тут кое-что есть.
– Пресс-папье в виде стеклянного шара с индюшачьей головой? – Она устало улыбнулась.
– Пора бы запомнить, что это был индюк самого Бенджамина Франклина, тот самый, о котором...
– Знаю, знаю. Тот самый, о котором он думал, когда решил сделать индюка нашим национальным гербом. А в результате выбрал плешивого орла. Интересно, кому принадлежало это пресс-папье?
– Слушай, мисси, не отвлекайся. – Таким тоном дядя Джеймс всегда ее бранил. Вот уже много лет он не называл ее "мисси". – Слушай внимательно. Загляни в красный атлас...
Селия проваливалась в сон, как в вату. Как здесь уютно и спокойно!
– Слышишь меня? – позвал дядюшка.
– Да, дядя Джеймс. Красный атлас.
– Хорошо. В нем ты найдешь ключ. А под подоконником, прямо под дощечкой сиденья, найдешь шкатулку, к которой ключ и подойдет. Ты слушаешь меня?
Ах, как хочется спать! Наконец-то она нашла укромный уголок, где ей никто не помешает.
– Ключ в атласе, – сонно повторила она. – Шкатулка под подоконником.
– Молодец, – одобрил ее голос. – И вот еще что, Селия.
– М-м-м?
– Здесь все дышит миром и спокойствием. И красота такая. Твои мама и папа смотрят на тебя отсюда и по-прежнему тебя любят. Они наставили тебя на правильный путь.
Селия уснула с улыбкой на лице, а по се щеке катилась слеза.
Селия проснулась от громкого стука в дверь. Она резко открыла глаза, не разобрав спросонья, где находится. Вокруг темно. Как долго она спала?
Доковыляв до двери, она повернула ручку замка. На пороге стояла Эйлин с масляной лампой в руке.
– Мисс! То есть миссис О'Нил...
– Да, Эйлин. Я, должно быть, уснула.
– Миссис Купер прислала меня узнать, будете ли вы ужинать.
– А который час?
– Почти девять часов вечера.
– Все ушли?
Она хотела спросить, ушел ли Брендан, но решила не показывать виду, как это для нее важно.
– Да, мэм. Все ушли.
Селия застыла в задумчивости. Что теперь делать? Придется поужинать, а потом лечь спать в ту же постель, в которой она спала в течение двадцати с лишним лет. Если не считать парочки исключений из этого правила.
Нет, она все-таки должна спросить.
– А мой муж?
– Он ничего не сказал. Сразу после того, как вы поднялись наверх, он ушел. – Эйлин пожала плечами.
– А он сказал, куда пошел?
Лампа отбрасывала на потолок зловещие тени.
– Нет, мэм. Он ушел вместе со всеми. Мистер Стивенс ужасно расстроился.
– Нуда, охотно верю, – процедила Селия сквозь зубы.
– Мэм?
– Ничего, Эйлин. Благодарю тебя. Я сейчас спущусь. Окинув напоследок взглядом дядюшкин кабинет, она невольно задалась вопросом, что же вызвало такой необычный сон?
Брендан чувствовал, что-то не так.
Поведение Гаррика больше нельзя списывать на страдания от утраты близкого человека. Все гораздо сложнее. Он видел, как испугался его друг, что Аманда может заговорить с того света.
Конечно, сеанс – чистейший обман. Но реакция Гаррика непосредственная и искренняя.
И в то же время слова, которые произнесла Аманда, тоже заставляют задуматься. Она сказала, что Брендан не виноват в том, что она упала в детстве.
Какая чепуха! Почему бы ей не вспомнить недавние события? Сказала бы, кто виновен в ее смерти.
А так – это какая-то бессмыслица.
После сеанса, если его можно так назвать, Брендан сослался на дела и покинул дом на площади Вашингтона. Он направился к себе в офис на Уотер-стрит. В тавернах, расположенных по соседству, уже веселились и дрались.
Неудивительно, что аренда помещения стоит здесь так дешево. Заведения Уотер-стрит пользовались дурной славой, взять хотя бы музыкальный салон Джо Аллена – вывеска служила прикрытием для публичного дома. Аллеи, бывший студент-богослов, настоял на том, чтобы в каждом кабинете его "салона" выставили на видном месте Библию.
Сестра могла сказать все, что угодно. К примеру, упомянуть о родителях. Или других, более важных событиях из своей жизни. Но к чему вспоминать полузабытый случай из детства – кто из нас не разбивал нос или коленку?
О'Нил шел мимо знаменитых на всю округу притонов Уотер-стрит, разглядывая прохожих. В этом районе нельзя разгуливать беспечно.
Вот здесь танцуют, а также грабят и убивают, что нисколько не обескураживает постоянных посетителей. Они выстраиваются в длинную очередь, чтобы попасть в это сомнительное заведение. Таверны, ветхие, как нищие лачуги. Из их широко распахнутых дверей несется зловоние, причем у каждой забегаловки оно свое, ни на что не похожее.
Брендан миновал таверну "Провал и прогал". За несколько дней пребывания в этом квартале он успел познакомиться с Одноруким Чарли, владельцем заведения, и его бессменной хозяйкой Мэг Подтяжкой. Ему пришлось водить дружбу с подобными типами исключительно из соображений безопасности. Мэг, которая была выше Брендана на пару дюймов, заслужила это прозвище в честь своего изобретения, она умудрилась приподнимать юбки выше колена при помощи широких подтяжек. Брендана она частенько одаривала призывными улыбками, когда он проходил мимо, манила пальчиком и выпячивала губки.
Он всегда старался поскорее проскочить это заведение, поскольку Мэг славилась и тем, что откусывала уши у неприветливых клиентов и хранила их в банках с рассолом.
Селия, наверное, принимает его за идиота! Не то чтобы это задевало его – ему наплевать. Но утверждать, что явившаяся с того света Аманда рассказала, как упала в детстве, – высшая степень наглости!
Брендан хорошо помнил тот день, когда она рассекла себе щеку под левым глазом. Увидев, что она поранилась, он испугался не на шутку. Но Аманда не плакала – она улыбалась. И теперь, по прошествии стольких лет, он понял, что она просто обрадовалась, что брат наконец-то обратил на нее внимание. Он же весь день нарочно старался не замечать ее, а она ходила за ним по пятам, как хвостик. Тогда он перепрыгнул через каменную стену, и она полезла вслед за ним.
Вот там-то это и случилось. У стены.
Селия уверяет, будто Аманда сказала, что не винит его, а между тем виноват именно он. Надо было приглядывать за младшей сестренкой, заботиться о ней. Но в то время он пренебрегал своими обязанностями. Как, впрочем, и потом, когда она превратилась в прелестную молодую девушку, а их отец, ведущий жизнь отшельника, совершенно не занимался устройством ее судьбы.
И Брендан, занятый своими делами, перепоручил юную сестру чужим заботам: дальним лондонским родственникам и просто случайным людям, которым он платил и о которых даже не удосужился навести справки.
Вот так он обошелся со своей единственной сестрой, чье благополучие и счастье должны были стать его первейшей задачей.
Но не стали. Ее судьба никогда его не волновала. Еще до того как она появилась на свет, он желал ей зла и надеялся, что таинственные существа из Касл-Ситрик унесут ее и он наконец-то от нее избавится. И злые волшебники вняли его мольбам.
Правда, им потребовалось гораздо больше времени, чем он думал. Двадцать лет, да еще путешествие через океан – и вот его желание исполнено.
Брендан внезапно остановился в нескольких шагах от своей конторы.
Селия сказала, что Аманда простила его, упомянув тот день, когда споткнулась о заколдованный круг. Но он ясно помнил стену – такие полуразрушенные строения из камня были разбросаны по всей территории их владений. Она стала карабкаться вслед за ним и упала. Но он обернулся только тогда, когда послышался глухой удар, и то сделал это с неохотой.
В течение последующих лет он вспоминал этот случай гораздо чаще, чем ему бы хотелось, особенно те события, что привели к падению. Вспоминал и то, как пытался утешить малютку, как вытирал ей кровь подолом платья. В надежде, что кровотечение остановится и угрызения совести будут мучить его не так сильно.
Даже в тот момент он думал прежде всего о себе – как это несчастье повлияет на его жизнь. И ни разу не подумал о том, что у сестренки на лице останется шрам.
Внезапно он представил ее себе – кровь размазалась по выпачканному грязью личику. А Аманда улыбается – прямо светится от счастья.
Он ожидал, что она заплачет и закричит, а вместо этого она обняла его крохотными ручонками, чмокнула в щеку и, радостно смеясь, сверкнула беленькими зубками.
И тут он вспомнил. Это была вовсе не стена, а волшебный круг – магические кольца, выложенные из камней. Предания гласили, что там собирались духи. Каменное волшебное кольцо защищало их от внешнего мира.
Да, это было заколдованное кольцо, но в его памяти осталась стена. Поскольку он, Брендан, карабкался на стену. Аманда бежала к нему и споткнулась о камешки поменьше, которыми был выложен круг.
Эти подробности не были известны никому. Дворецкому Кении он сказал, что сестра свалилась со стены. То же объяснил и отцу. Только один человек мог знать о том, что это было кольцо, и это сама Аманда.
Правду больше не знает никто. Даже Гаррик, которому эту историю рассказал Брендан – так, как он ее запомнил.
Только Аманда знает, что произошло тогда. Только ей известно, какое впечатление произведут на него ее такие внешне бессмысленные слова. С души его точно камень свалился.
– Боже правый, – пробормотал вслух Брендан.
Он вдруг подумал о том, в чем до недавнего времени был почти уверен, но старательно гнал от себя эти мысли, – призрак, появляющийся в доме Селии, и в самом деле Аманда.
Значит, Селия вовсе не мошенница.
Его душит злоба.
Поначалу он хотел послать предупреждение, как и в тот раз, когда погибла Аманда. Но сейчас все гораздо серьезнее. Судя по тому, как бушует в нем гнев, случай с Амандой – сущая ерунда по сравнению с этим.
И во всем виновата она – завлекала взглядами, как в свое время Аманда. И как Аманда, чьи глаза обещали неземное блаженство, она предаст его. Селия и Аманда сделаны из одного теста – это обманщицы, вероломные и жестокие. В этом он уверен.
С каждой из них двух он мог быть счастлив. Как он надеялся, что Аманда ответит ему взаимностью! Но вместо этого она сказала ужасные слова – сказала, что никогда его не полюбит.
Что она любит другого.
Нет, он не хотел, чтобы она погибла, но так получилось – взрыв, пламя, пожар... Теперь он будет осторожнее и все хорошо продумает и подготовит.
Он видел, как О'Нил шел по Уотер-стрит к своей конторе. Здание располагалось на углу, и это хорошо, пламя разгорится сильнее – его раздует ветер с реки.
Улица, как всегда в этот час, опустела. Он подошел к зданию конторы "Торговые суда О'Нила", сжимая в руках холщовый мешок, как вдруг из таверны напротив вышли трое подвыпивших матросов.
Он прижался к стене, укрывшись в тени. Моряки громко хохотали, похлопывая друг друга по спине и плечам и обмениваясь отрывочными фразами о каких-то женщинах с именами "Косоглазая Джейн" и "Полоумная Мэри".
– Скорее! – прошипел он, как будто это могло их поторопить. Впрочем, вскоре они двинулись нетвердой походкой вдоль по улице, и голоса их стихли.
Наконец-то улица свободна.
После, размышляя над тем, что совершил, он вспомнил, как быстро занялись старые деревянные ступеньки, когда он поджег фитиль. И рванул с места со всех ног.
...Звон пожарных колокольчиков перебудил весь дом.
Селия, полусонная, накрыла голову подушкой. Почему пожарные фургоны всегда поднимают такой шум? Ну вот, прогрохотали мимо – крики пожарных слились с цокотом подков лошадей.
И она снова погрузилась в сон...
На следующее утро еще до завтрака Селия первым делом поднялась наверх, в дядюшкин кабинет.
Конечно, все это ей привиделось во сне, но проверить все-таки надо – а вдруг правда?
В комнате было холодно, и она потерла руки и поплотнее закуталась в шаль.
Красный атлас в кожаном переплете. Где он? Несколько месяцев назад, когда они с тетей разбирали дядины бумаги, он ей попадался. Да, она положила его на полку плашмя, потому что он оказался слишком большим и не мог встать в ряд с другими книгами.
Ага, вот он. Лежит там же, где она его оставила. Волнуясь, Селия открыла потертый тяжелый атлас и чихнула от пыли.
Внутри ничего не было. Она улыбнулась. Что ж, значит, это всего лишь сон. Но очень похожий на явь. Слова дяди Джеймса, его голос – все это она слышала отчетливо, словно и не спала.
Селия хотела было закрыть атлас и положить его на полку, но в последний момент передумала и раскрыла его на середине.
Посередине в толще страниц было вырезано отверстие, в котором лежал ключ.
Девушка оторопело захлопала ресницами. Должно быть, она видела ключ, но забыла. Да, это вполне возможно.
Ключ как ключ – черный, с виньеткой в виде листика клевера.
Селия перевела взгляд на сиденье у подоконника. А что, если попробовать?
Подушки снялись легко, но потом пришлось порядком потрудиться, чтобы снять деревянное основание, которое сидело плотно и не имело никаких зацепок. В конце концов подалось и оно.
Чешуйки белой краски посыпались из-под ее пальцев. Она боялась заглянуть внутрь – вдруг там ничего нет? Ей стало страшно.
Мысленно прочитав молитву, Селия приподняла доску. Под ней в углублении, о существовании которого она и не подозревала, считая основание цельным куском дерева, лежала шкатулка.
Ничего особенного. Вроде тех коробочек, в которых хранят все самое ценное на случай пожара. Она была сделана из металла, с крышкой в виде купола, но без орнамента и резьбы. Шкатулка, конечно же, была закрыта на замок.
Селия взяла ключ, и он с легкостью вошел в замочную скважину. Щелчок – и шкатулка открылась.
В ней оказались какие-то бумаги, плотно уложенные в пачки. Взяв шкатулку, она уселась в кресло за столом и положила ее к себе на колени.
Самый верхний лист бумаги был исписан знакомым почерком дяди Джеймса.
"Дорогая моя!
Коль скоро ты читаешь это письмо, я уже покинул этот грешный мир. Не горюй обо мне – я прожил долгую и счастливую жизнь. И самое дорогое мое воспоминание – ты, моя любимая племянница.
Но довольно сентиментальных излияний. Здесь лежит то, что твои родители сохранили для тебя на случай своей кончины. Естественно, я открыл эту шкатулку только после того, как до нас дошли вести об их трагической гибели. Но ты должна знать, что они очень любили тебя и продолжали заботиться о тебе и после смерти. Ты можешь спросить меня, почему я никогда раньше тебе об этом не рассказывал и не показывал твое законное наследство и, если хочешь, приданое. На это имелись три причины. Во-первых, твоя тетушка, моя ненаглядная Пруденс. Хотя я люблю ее всем сердцем, я не слепой и прекрасно вижу ее недостатки, главный из которых – тщеславие. Она бы наверняка посчитала твое наследство своей собственностью, поскольку мои доходы ее не устраивали. Поэтому я и скрыл эти деньги от нее, от тебя и от всех остальных.
Вторая причина для тебя теперь, к сожалению, очевидна. Я по уши в долгах. Я надеюсь поправить положение, прежде чем перейду в мир иной, но может случиться так, что мне это не удастся. Это твое наследство, Селия, а не мое. И я прошу тебя не использовать его на выплату моих долгов. Поскольку я теперь в могиле, ты должна слушаться меня, мисси. Это моя последняя просьба, так будь добра, исполни ее!
Третья причина представляется мне гораздо менее очевидной, но не менее важной. У меня сложилось впечатление, что ты не собираешься в скором времени замуж, если собираешься вообще. Я с пониманием отношусь к твоему решению. Твое приданое (во всяком случае, то, что осталось бы от него, если бы о нем прознала наша обожаемая Пруденс) сделало бы невозможным твое одиночество (мне не нравится выражение "старая дева"). Джентльмены с намерениями честными и не очень толпились бы у твоих дверей денно и нощно, и мысль об этом способна отравить мне существование даже на том свете.
И последнее. Я не осуждаю тебя за то, что ты не торопишься замуж. Но союз с достойным человеком, дорогая моя, способен подарить нам рай на земле. Если ты встретишь свою любовь, Селия, береги ее – это слишком ценный дар, чтобы им можно было пренебречь. Не упусти свою любовь, моя Селия.
Я слышу, тетушка зовет всех пить чай, а Патрик пошел на свое тайное собрание. Бедняга не знает, что я в курсе всех его проделок. Я настороже! Спокойной ночи, моя мисси. Ты заслужила счастье, и я надеюсь – и твои родители надеются, – что ты найдешь его и будешь беречь как зеницу ока".