– Я думаю, отложим на следующий раз, – медленно проговорила она. – В фонаре осталось мало масла, да и есть что-то захотелось. Ты, наверное, тоже проголодался, Джереми. Мы отметим этот вход и оставим его слегка приоткрытым, чтобы в следующий раз его можно было легко найти.
На другой день Джереми понадобился для работы на конюшне, и Ребекка, чтобы не привлекать внимания, решила его не вызывать.
Утром они с Жаком поехали кататься верхом, а после обеда, когда он засел в своем кабинете, Ребекка отправилась искать Люти и наконец нашла в садике перед кухней.
Люти беседовала с главным садовником. Разговор был серьезный, поэтому Ребекка решила не вмешиваться. Она направилась к цветнику, за которым рядом с садом росла небольшая ива. Под ней стояла каменная скамья.
Во влажном воздухе, густо напоенном цветочным ароматом, мерно гудели пчелы. Ребекка села на скамью, прислонившись к стволу дерева. Покрывало из листьев заставило ее вспомнить деревянный заброшенный павильон и… Армана.
Из глаз невольно потекли слезы. Где он теперь? Даже из Флориды сообщения приходили с большим опозданием. Что с ним? Мысль о том, что с Арманом может случиться то же, что и с Жаком в Новом Орлеане, заставила ее содрогнуться.
"Думает ли он обо мне и о том, что было тогда… в павильоне? Как же мне его сейчас не хватает!"
– Мисс Ребекка.
Ребекка вздрогнула и открыла глаза. Перед ней стояла Люти.
– Решили отдохнуть в тени?
Поспешно смахнув слезы, Ребекка улыбнулась:
– Я не отдыхала, Люти, а ждала вас.
– Это просто чудесно! В таком случае, я думаю, мне тоже можно немного посидеть с вами рядом. Сегодня был очень хлопотный день. Мадам Молино устраивает званый ужин. Правда, гостей приглашено немного, ведь это первый званый вечер после смерти господина Эдуарда.
Ребекка посмотрела на нее с некоторым удивлением.
– Я не знала о ее планах. Правда, утром за завтраком мы не виделись. Думаю, неплохо ради разнообразия увидеть свежие лица.
Люти кивнула:
– Мне тоже кажется, что это желательно. Я ведь вижу, как вам здесь одиноко. Вы ждали меня, чтобы что-то сказать или просто так?
– Да пожалуй, первое. Мне не хочется быть бестактной, Люти, вторгаться в вашу личную жизнь, но у меня есть несколько вопросов, которые хотелось бы вам задать.
Люти улыбнулась, и в глубине ее прекрасных глаз опять мелькнули веселые искорки.
– Нет.
– Нет? – Ребекка вдруг испугалась и даже немного отпрянула назад. Она не ожидала такого прямого отказа.
Люти улыбнулась еще шире, и ее темные глаза заблестели.
– Вы подумали, что я не хочу отвечать на ваши вопросы? Нет, мисс Ребекка, я имела в виду совсем другое. Просто я сразу ответила на то, что, по-видимому, вас больше всего волнует. Нет, с господином Арманом мы любовниками не были. Ведь вас интересовало именно это, не так ли?
Ребекка застыла с открытым ртом. Еще никогда в жизни она не была так удивлена.
– О, вам бы следовало посмотреть сейчас на себя в зеркало, мисс Ребекка, – засмеялась Люти. – Извините, если я вас чем-то обидела, но ведь вы действительно именно это хотели узнать?
Ребекка судорожно соображала, что ей сейчас ответить. Но ничего подходящего не приходило на ум. Внезапно она тоже рассмеялась. Женщины долго вместе хохотали, пока не потекли слезы из глаз. Для радости у Ребекки были две причины: во-первых, Люти оказалась еще интереснее, чем она предполагала, а во-вторых, и это главное, ее подозрения не оправдались. Сегодня Ребекка не собиралась задавать этот вопрос, но он постоянно вертелся у нее на языке. Интересно, как же Люти догадалась?
– Люти, вы действительно необыкновенная женщина, – сказала наконец Ребекка, качая головой. – И как давно вы поняли?
Выражение лица Люти стало серьезным.
– С того самого вашего визита в Ле-Шен. Вопрос этот стоял тогда в ваших глазах.
– Вы не ошиблись. Я всегда была очень любопытной. Впрочем, такой вопрос мог возникнуть у кого угодно, потому что вы очень красивая женщина, Люти. И вы, конечно, об этом знаете.
– Да, знаю. – Люти задумчиво посмотрела перед собой. – Но могу вас уверить, что рабыне быть красивой плохо.
– Почему? Любая женщина хочет быть красивой. Люти пожала плечами:
– Любая, но не черная. Для черной женщины быть красивой означает служить забавой для белого мужчины. Мне повезло. В молодости меня защищала мама, а после ее смерти господин Арман перевез меня в Ле-Шен, так что господин Эдуард… Я полагаю, вам хорошо известно, каким он был. Господин Арман спас меня. Он был готов убить господина Эдуарда, если бы тот снова решился приставать ко мне. Отец ненавидел сына и по этой причине тоже.
Ребекку охватил трепет, она почувствовала, что сейчас перед ней раскроется одна из тайн "Дома мечты". Она предполагала, что тайна эта как-то связана с темной натурой Эдуарда Молино.
Люти, поколебавшись, положила свою изящную кисть с длинными сильными пальцами на руку Ребекки. Ребекке было приятно это прикосновение.
– Мисс Ребекка, я на добрый десяток лет старше господина Армана, но он все эти годы считал меня своим самым близким другом. Моя мама, ее звали Бесс, была ему вроде матери, поэтому можно сказать, что я для него как старшая сестра. Не знаю, что бы со мной сейчас было, если бы не господин Арман. Все могло кончиться… хм… очень даже плохо. Впрочем, господин Эдуард теперь умер, и о некоторых вещах лучше забыть, если это, конечно, возможно.
Она поднялась на ноги:
– Мы хорошо посидели с вами, мисс Ребекка, но мне надо возвращаться к работе…
– Люти, вы знали о существовании тайной галереи а большом доме? – быстро проговорила Ребекка.
– Я узнала об этом от мамы, – сдержанно отозвалась Люти. – Перед тем как умереть, она долго болела и успела рассказать мне о том, что было здесь в прежние времена. Она упоминала и о тайной галерее, но я никогда не осмеливалась туда заглядывать.
– А ваша мать когда-нибудь упоминала о секретной комнате Эдуарда, о месте, которое он имел обыкновение тайком посещать?
Лицо Люти стало тревожным, она отвела взгляд:
– Нет. Что-то не припоминаю, чтобы она говорила об этом. А почему вы решили, что должна существовать такая комната?
Ребекка смотрела на Люти, и у нее было чувство, что эта женщина по какой-то причине уклоняется от разговора.
– Об этом рассказал Дупта. После похорон Эдуарда. Он сказал, что была какая-то секретная комната, "потайной кабинет", куда Эдуард ходил время от времени. Мне хотелось бы знать, что это такое.
– Мисс Ребекка, зачем это вам? – отрывисто проговорила Люти. – Нужно смотреть вперед, а не в прошлое. Кроме того, если даже такая комната и существует, все равно найти ее вам не удастся. Никому не удастся.
Надо же, она цитирует Маргарет, почти слово в слово. Но в отличие от Маргарет Люти что-то знает, но не хочет говорить. Не хочет – ну что ж, спешить не будем.
– Мне надо пойти на кухню, посмотреть, все ли готово к вечеру. Извините меня, мисс Ребекка.
Ребекка кивнула и потом долго смотрела ей вслед, пока та грациозной походкой шла по дорожке к кухонному флигелю. Итак, Арман и Люти любовниками не были. Ребекке показалось, что у нее с плеч свалился тяжелый груз. "Интересно, подозревает ли она о моих чувствах к Арману?" Поразмышляв немного, Ребекка решила, что такая проницательная женщина, как Люти, наверняка обо всем догадывается. Но знание это она будет держать при себе. Это уж совершенно точно.
* * *
В приподнятом настроении, какого у нее не было уже много дней, Ребекка вернулась в дом, намереваясь пройти к себе и заняться выбором наряда для сегодняшнего ужина. Траур еще длился, поэтому платье должно быть темным. Но она так давно не была в обществе… Ей хотелось подобрать что-нибудь не очень мрачное.
У подножия главной лестницы Ребекка увидела Маргарет, которая стояла без движения, как заколдованная, со странным выражением на лице.
Ребекка подошла ближе и, заметив, что Маргарет даже не шелохнулась, почувствовала некоторую тревогу. Что с ней?
– Маргарет! – Она взяла руку кузины. Та оставалась неподвижной. – Маргарет! Тебе нехорошо?
Маргарет вздрогнула. Моргнув несколько раз, она медленно повернула голову и удивленно посмотрела на Ребекку.
– Ребекка?
– Конечно, Ребекка, а кто же еще! Не смотри на меня так, ради Бога. Что с тобой, Маргарет? Ты стояла здесь застывшая, как статуя.
Похоже, Маргарет действительно была не в себе.
– Я что, в самом деле вела себя так? – спросила она каким-то сонным голосом. – Как странно. Я собиралась подняться наверх и вдруг… понимаешь, у меня еще такого никогда не было.
Ребекка с тревогой смотрела на кузину.
– Чего с тобой никогда раньше не было?
– Ну, такого… чтобы меня наяву посещали видения.
Ребекка почувствовала, что ее начинает бить дрожь.
– У тебя было видение?
Маргарет кивнула.
– Да. Обычно это бывает в виде намека, что должно случиться что-то плохое, а на этот раз все было так, словно я там присутствовала! Сон наяву. Да нет же, впечатление было гораздо сильнее, чем во сне, – как будто все действительно происходило перед моими глазами.
– Маргарет, что это было? Что ты видела? Выражение лица Маргарет продолжало оставаться странным.
– Я видела войну, – прошептала она. – Солдаты и индейцы. Они сражались друг с другом!
Теперь уже похолодела Ребекка.
– И что? – проговорила он нетерпеливо. – Продолжай же!
– Я видела Армана. Он упал. Это было далеко, хорошо рассмотреть не удалось, но я видела: он упал. И я знала: он умирает!
Глава 18
Мрачно глядя перед собой, Арман держал путь на юг от Саванны.
Решение присоединиться к ополчению Эндрю Джэксона было принято внезапно, после того как Ребекка отказалась уехать с ним. Оно было результатом отчаяния: Арман испытывал такую боль, что готов был бежать от Ребекки куда угодно.
Он и прежде страдал, видя Ребекку рядом с Жаком и сознавая, что никогда не сможет к ней прикоснуться. Но после того, как он обладал ею и узнал, что она его тоже любит, жить как прежде стало совершенно невыносимо. Ни о чем другом он не мог думать, только о ней. Днем и ночью его терзали сладостные образы ее глаз, се рук, ее нежнейшего белого тела. Можно ли вынести близость и недоступность любимой?
Известие о его отъезде в лагерь Эндрю Джэксона Жак и Фелис восприняли довольно сдержанно. Ребекка, конечно, расстроилась, но Арману как раз и хотелось, чтобы ей тоже стало больно. Не только ему.
"Конечно, если бы она согласилась бежать со мной, нам бы пришлось несладко. Все аргументы, которые она высказала, были справедливы, по все же… Если я ей действительно нужен, какое это имеет значение. И вот она, эта женщина, обладающая таким огненным темпераментом, такая страстная, самим Богом созданная для любви, соглашается остаток жизни провести с человеком, который в лучшем случае будет для нее просто любящим братом. Она говорит, что любит меня, и все же решает остаться. Если так, значит, уехать должен я. Третьего не дано. Поеду на войну, и будь что будет. Погибну – так это даже к лучшему. Все проблемы сразу решатся. Может быть, война – именно то, что мне сейчас нужно. Здесь мой гнев и отчаяние найдут хорошее применение".
Арман пришпорил коня. Собственная судьба ему теперь была совершенно безразлична.
Он достиг форта Негро на реке Апалачикола в последнюю неделю марта. Генерал Джэксон находился там с средины марта. Под его командованием было почти две тысячи человек. Он перестроил старый форт и переименовал его в форт Гадсден.
Весна выдалась сырой, реки разлились рано, была непролазная грязь, немногим лучше, чем болото.
Джэксон приветливо встретил Армана в своей палатке.
– Итак, под мое командование поступает еще один Молино. Прекрасно! Надеюсь, Арман, ты будешь сражаться не хуже своего старшего брата. Твой отец…
– Мой отец умер, – сдержанно произнес Арман.
– В таком случае прими мои соболезнования, Арман. Твой отец был забавный малый. Я никогда его толком не понимал, но все же…
"А был ли кто на свете, способный понять Эдуарда Молино?" – подумал Арман, на несколько секунд отвлекшись от того, что говорил генерал.
– …боюсь только, что я не могу предложить тебе офицерское звание, как это было в случае с твоим братом. Обстоятельства сейчас совсем другие. Господи, иногда мне кажется, что офицеров у меня в армии больше, чем солдат.
– Все в порядке, сэр. Я прошу только дать мне возможность служить под вашим началом.
– Ну, это вполне возможно, сочту за честь принять тебя в свою армию. Получи у интенданта пистолет, ружье и амуницию. С питанием у нас плоховато, а когда было лучше? Сейчас мы сидим на половинном рационе, но скоро выступаем. Опять семинолы. На враждебные действия их подстрекают братья Маккуины, которые, после того как я их разбил – твой брат тогда еще служил у меня, – скрылись во Флориде.
Джэксон открыл полог палатки и выглянул наружу, сложив за спиной сплетенные руки.
– Есть еще и другие подстрекатели. Например, английский офицер Вудбайн и шотландец Арбатнот, оба негодяи и преступники. Но мы победим, с Божьей помощью! – Генерал развернулся и ударил кулаком в ладонь.
– Уверен, что победим, генерал, – тихо отозвался Арман. Кроме братьев Маккуинов, остальные имена ему были незнакомы.
– Как можем мы потерпеть поражение, – генерал улыбнулся (надо заметить, что делал он это не часто). – если под моим началом такие парни, как ты?
На следующий день после прибытия Армана в форт Гадсден генерал Джэксон получил сообщение, что семинолы потребовали у испанского командования в Сент-Марксе оружия. Отсюда следовал вывод, что индейцы скорее всего контролируют город. Генерал сразу же двинул свои силы, одновременно послав несколько канонерских лодок с приказанием блокировать западный берег Флориды, чтобы предотвратить возможность кому бы то ни было уйти по воде.
В Сент-Маркс войска вошли почти без боя, так что Арману не пришлось сделать ни одного выстрела. На крепостной башне форта был спущен испанский флаг, а большинство семинолов отошли на юг полуострова Флорида.
В штабе испанцев удалось захватить в плен весьма важную персону – шотландского торговца Александра Арбатнота, одного из главных подстрекателей семинолов. Арман был удивлен, увидев, что это довольно пожилой человек, лет семидесяти, с длинными седыми волосами и аристократическими манерами.
Арман наблюдал встречу генерала Джэксона с Арбатнотом.
– Отлично, сэр! – воскликнул Джэксон. – Наконец-то мне удалось загнать енота в нору. Вы знаете, какая, по мнению балтиморских "Ведомостей", вам уготована судьба? Там буквально сказано, что вас ожидает участь бешеного пса.
– Я не чувствую за собой никакой вины, сэр, – произнес он мягким голосом. – Да, я защищал индейцев, потому что они мои друзья. Единственные друзья в этом мире, сэр. Англичане с ними обращались очень плохо, и испанцы не лучше. А американцы их бессовестно грабят.
– Не буду вступать с вами в дискуссию по этому вопросу, сэр. Только замечу, очевидным фактом является то, что семинолы наши враги. Вы будете судимы по обвинению в подстрекательстве, шпионаже и пособничестве врагам. И Бог даст, сэр, я увижу вас на виселице.
На следующее утро, второго апреля, Джэксок вывел свои войска из Септ-Маркса. Его целью было захватить Большого Болека, вождя индейцев, имевшего кличку Билли Кривоногий. По сведениям разведки, его лагерь был расположен в деревне у реки Суони, в 170 милях отсюда.
Никогда еще в жизни Арману не было так трудно. Шагавший рядом с ним костлявый Рэт Карпентер из Теннесси усмехнулся:
– Уверен, в этих местах еще ни разу не ступала нога белого человека. Крепкий Орешек – он такой: всегда стремится вести армию тем путем, где до него еще никто не ходил.
Арман этому охотно верил. Здесь не было никакого намека на дорогу или даже тропу – сплошной непроходимый лес и болота. Аллигаторы буквально хватали солдат за ноги, тучами клубились насекомые, среди которых преобладали москиты, делающие ночной сон практически невозможным.
Генерал выжимал из своих людей все соки и себя при этом тоже не жалел. Расстояние до деревни они покрыли за восемь дней. В пути им дважды пришлось столкнуться с группами индейцев, тогда Арман и сделал свои первые боевые выстрелы. Эти короткие стычки не долго задерживали продвижение войск.
В деревне их ждало большое разочарование: она была пуста. Билли Кривоногий со своими людьми ушел в болота. В эту же ночь на лагерь американцев случайно натолкнулись, видимо заблудившись, два англичанина. Их немедленно взяли в плен. Один из них оказался известным авантюристом, лейтенантом королевского колониального флота Робертом Амбристером, второй, которого звали Питер Кук, был неизвестен.
Однако именно среди вещей Кука было обнаружено письмо Александра Арбатнота своему другу Билли Кривоногому, в котором он предупреждал вождя о нападении главных сил генерала Джэксона.
Прочитав это письмо, генерал пришел в бешенство. Теперь было ясно, почему этот тяжелейший поход оказался напрасным. Джэксон немедленно повернул назад, в Сент-Маркс. На сей раз, чтобы достичь его, потребовалось всего пять дней. Генералу не терпелось предать суду Арбатнота и Амбристера.
Причина спешки стала понятна Арману на второй день похода. Она шагали по непролазной грязи, с трудом вытаскивая ноги, утопающие в ней по лодыжки.
– Не понимаю, почему Джэксон так торопится. Мы же все равно с индейцами разминулись, – проворчал он, отгоняя москитов.
– Генералу не терпится увидеть, как на шеи этих двух пленников, которых мы с собой ведем, и на этого скотину, что сидит в Сент-Марксе, наденут веревки, – отозвался солдат из Теннесси и, запрокинув голову, издал неприятный звук, похожий на смех. Арману он больше напомнил рев осла.
– А за что, собственно, вешать лейтенанта Амбристера? Ведь он человек военный.
– Военный, говоришь? – фыркнул Карпентер. – Нет, приятель, в первую очередь он наш враг..
– Но он военный, такой же как и мы, – возразил Арман. – Значит, ты считаешь, что если мы вдруг попадем в плен и нас повесят, это будет правильно?
– Мы сражаемся за свою страну, а этот парень – за деньги. Вот и вся разница. Я слышал, что о нем рассказывают. Говорят, он воевал при Ватерлоо против Наполеона, затем отправился на Восток и был отстранен от командования. Почему – не знаю. Приплыл сюда и присоединился к капитану Вудбайну. По моему мнению, причина всех здешних заварух – этот капитан Вудбайн. В его интересах держать индейцев все время в состоянии войны. Он надеется, что они не пустят нас во Флориду. А этот парень Амбристер – его правая рука.
– Ну хорошо, а Арбатнот? Ведь он даже не военный. Он торговец, и к тому же старый человек.
– Не забывай, еще шпион и подстрекатель, а таких генерал ненавидит больше всего. Не беспокойся, Крепкий Орешек сделает так, чтобы они болтались на веревках. – И снова последовал взрыв смеха, похожий на ослиный рев.
– Но вначале должен быть суд, – сказал Арман. – Может, их признают невиновными.