- Нет, Розамонд, я хотел сказать не это. Дорогая, это тебе повезло! Как только Роджер де Лейберн дает клятву в верности, ничто на земле не заставит ее нарушить: он предан до гроба. Род был со мной с самого начала. Я рос буйным, непослушным, норовистым мальчишкой и сделал немало того, что было ему не по душе. Но его неизменную преданность и веру в меня не могло поколебать ничто. Не знаю, как бы я добился своей цели, если бы не он.
Розамонд зачарованно смотрела на Эдуарда. Впервые принц открывал ей душу, очевидно, рута развязала ему язык.
- В молодости только Род мог помериться со мной силой. Но в нем была и другая сила - внутренняя. И я благодарю Бога за то, что помог и мне обрести ее. Я дорожу нашей дружбой. Между нами не было ни лжи, ни фальши, только правда и полная откровенность… И я должен кое в чем признаться тебе, Розамонд.
Глаза их встретились.
- Твой брат Джайлз погиб от моей руки. Случайность, проклятая случайность и небрежность с моей стороны!
Голубые глаза принца потемнели. Он вспоминал о тех ужасных мгновениях.
- Я поссорился с каким-то мальчишкой, дело дошло до драки. Сам не знаю, как это получилось, но я убил его голыми руками. Парень был простолюдином, я нарушил кодекс чести, вызвав его на поединок, и его смерть легла позором на гордое имя Плантагенетов.
Розамонд облизнула внезапно пересохшие губы, боясь произнести хоть слово.
- И когда на турнире от моей руки погиб еще один человек, я потерял голову. Ведь еще и месяца не прошло после той трагедии! Джайлз был моим другом и спутником, и это делало случившееся еще более ужасным! Но Роджер не задумываясь взял на себя мой стыд и взвалил на плечи мой грех. Ни у одного человека на свете не было друга вернее и надежнее.
Глаза Розамонд наполнились слезами. Проглотив комок в горле, она вложила ладонь в руку Эдуарда.
- Спасибо за то, что сказали правду, господин. Но умоляю, никогда не говорите Роджеру, что я тоже об этом знаю…
Увидев, как его брови вопросительно приподнялись, она объяснила:
- То, что сделал Роджер, - пример благородства и самопожертвования… Мы не должны отнимать это у него.
Эдуард стиснул ее пальцы.
- Да будет так. Можешь ты меня простить?
Розамонд кивнула:
- Что поделать, несчастный случай. Я примирилась с судьбой.
Эдуард поднес ее руку к губам.
- Роджер в самом деле счастливчик.
Розамонд аккуратными стежками зашила длинный извилистый порез, тянувшийся от плеча до локтя принца, и заверила, что шрама не останется. Как и у нее в душе.
- Обещайте, что приедете в Виндзор! - пригласил Эдуард. - Я не могу обойтись без Роджера, а моя Элеонора будет счастлива видеть тебя, Розамонд.
Род связан с Эдуардом Плантагенетом клятвой на всю жизнь. И она дала обет быть верной мужу. Любимому мужу.
- Вы оказываете нам большую честь, мой дорогой господин.
Через две недели в аббатство Эвершем прибыла небольшая группа людей. Элеонора де Монфор добилась разрешения лорда Эдуарда посетить могилу мужа.
Розамонд неподвижно стояла рядом с Роджером и Эдуардом, пока монахи показывали леди Элеоноре и двум ее сыновьям место, где упокоились разрубленные останки великого воина. Симон де Монфор был похоронен рядом со своим старшим сыном Генри. О, как, должно быть, невыносима боль жены и матери!
Роджер, обняв жену, прошептал:
- Симон как-то сказал, что ты занимаешь в его сердце особое место, и попросил заботиться о тебе.
Его слова так глубоко тронули Розамонд, что она не сразу нашлась с ответом и молча взяла мужа за руку.
Гай де Монфор, чьи раны только начали заживать, вместе с братом Симоном и сестрой долго стоял у могилы. Элеонора высоко держала голову, и ее маленькая фигурка была исполнена такой трогательной гордости, что Розамонд снова заплакала.
Юный Симон, исполненный скорби и раскаяния в том, что чересчур поздно пришел на помощь отцу, упал на колени, умоляя о прощении. Но мать коснулась его плеча:
- Поднимись, сын мой. Никогда не забывай, чье имя носишь. Симон де Монфор жив!
Глава 29
Леди Розамонд де Лейберн, держа на руках сына, стояла рядом с принцессой Элеонорой под сводами уютной церкви Виндзора. Священник в золотых ризах подошел к крестильной купели, вырезанной из цельного камня, почтительно ожидая, пока знатные господа займут места. Розамонд наградила опоздавших холодно-неодобрительным взглядом. Принц Эдуард, Гарри Олмейн и ее собственный муж встали на рассвете, чтобы предаться любимому занятию - охоте, и, разумеется, забыли о крестинах!
Святой отец начал проповедь, наставляя высокородных особ в необходимости посещать дом Божий регулярно, а не только в дни свадеб и отпеваний. Потом завел было длинную латинскую молитву, но быстро перешел на простонародный английский, услышав нетерпеливое шарканье. Стоило Эдуарду многозначительно откашляться, как священник изложил суть дела:
- Освящаю эту воду, предназначенную смыть грехи и даровать этому младенцу всю полноту милости Твоей. Дай ему навсегда остаться в числе верных и избранных детей Твоих, ради коих пострадал Господь наш Иисус Христос. Аминь.
Розамонд осторожно сняла белую вязаную шаль и протянула священнику голенькое дитя. Священник взял его и поднес к купели.
- Назови младенца.
- Роджер де Лейберн, - прозвенел на всю церковь звонкий голос Розамонд.
Священник окунул ребенка в купель.
- Роджер де Лейберн, крещу тебя…
Но тут вперед выступил сэр Роджер и объявил:
- Его следует именовать Роджер Джейсон Лейберн. Розамонд ответила сияющей улыбкой, и фиалковые глаза ее повлажнели от непролитых слез. Он запомнил, что Джейсон - ее любимое имя!
Глядя на их озаренные счастьем лица, принцесса Элеонора тихо заплакала.
Священник снова окунул мальчика в воду.
- Роджер Джейсон де Лейберн, крещу тебя…
На этот раз церемонию прервал принц:
- Его будут звать Роджер Джейсон Эдуард де Лейберн.
Священник поморщился, всем своим видом запрещая кому бы то ни было вмешиваться в таинство крещения. Малыша пришлось опять опустить в купель.
- Роджер Джейсон Эдуард де Лейберн, я крещу тебя… Но тут Роджеру Джейсону Эдуарду все это до смерти надоело. Да и какой нормальный ребенок может выдержать троекратное погружение в воду?! Побагровев и натужившись, он завопил во все горло, одновременно направив прозрачную струйку прямо в глаза несчастного клерика. Святой отец пробормотал богохульственное ругательство, которое ловко замаскировал подобающей случаю фразой:
- Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!
Он начертил знак креста на лобике ребенка, пробормотал молитву, наставил крестных родителей в их обязанностях и сунул малыша мамаше.
За торжественным завтраком Роджер положил сына в середину стола, где он стал центром всеобщего внимания. Элеонора, с умилением глядя на крошку, вытерла слезы.
- В церкви у всех были мокрые глаза, - наивно заметила она, чем вызвала неудержимый хохот всего двора.
- Сила Христова! - воскликнул Эдуард, поднимая кубок. - Да ваш сын только что изобрел новый тост: "Моча тебе в глаза!"
Следующим вечером в Виндзоре устраивался большой пир в честь принца Эдуарда, фактически ставшего правителем страны, и принцессы Элеоноры, которую муж официально представлял придворным как будущую королеву. Короля вместе с женой убедили удалиться в замок Вустер, что почти в семидесяти милях от Лондона. Придворные уже именовали Генриха Старым королем. Все рыцари и бароны, сражавшиеся на стороне Эдуарда, были приглашены на праздник вместе с женами. Каждый ждал награды за верную службу. Алчные лорды мысленно уже составляли списки земель и замков, конфискованных у бедняг, которые имели несчастье остаться в лагере де Монфора.
Супруги де Лейберн снова заняли просторные покои в башне, выстроенной для принца Эдуарда и принцессы Элеоноры. Теперь они состояли из трех роскошно обставленных комнат, помещений для слуг и детской для ребенка, которого Розамонд отказалась оставить дома. Она привезла из Першора одну из молодых служанок, поручив ей нянчить мальчика, а Нэн приступила к обязанностям камеристки.
Она вынула рубиново-красное платье из венецианского бархата, а Розамонд продела руки в широкие рукава, отделанные по обшлагам золотой тесьмой. Вырез был чрезвычайно низок, чтобы показать дорогие украшения, и Розамонд долго стояла перед туалетным столиком, пытаясь решить, какое ожерелье выбрать. В этот момент из гардеробной показался Роджер в одном полотенце, небрежно завязанном на узких бедрах. Нэн, привыкшая видеть хозяина и не в таком виде, не обращала на него внимания, пока тот не указал ей на дверь. Вынув из сундука небольшую шкатулку, Роджер приблизился к жене. Розамонд увидела его в зеркале и, зная, что он не устоит перед ее чарами, чувственно улыбнулась. Уголки губ лукаво приподнялись. Она расцветала под его ласками, а его любовь заставляла ощущать себя особенной.
Розамонд затаила дыхание - руки мужа скользнули к ее шее и стали возиться с застежкой ожерелья, которое он недавно заказал ювелиру. Глаза Розамонд широко раскрылись, когда она увидела великолепные камни, искрящиеся на шее и спускающиеся каскадом на грудь. Рубиновые розы с алмазными серединками выглядывали из изумрудных листьев.
- Роджер, я еще не видела подобной красоты. Должно быть, стоит целого состояния!
- Думаю, эта безделушка достойна графини!
- Графини?
- У меня есть все причины полагать, что Эдуард сделает меня графом Тьюксбери, - усмехнулся он, развязывая тесемки ее платья.
- Роджер! Что ты вытворяешь?
- Именно то, на что ты надеешься. Не сомневаюсь, ты умираешь от желания впервые в жизни залезть в постель с графом!
Она ответила призывным взглядом из-под ресниц.
- С чего это вдруг ты вообразил, будто станешь первым?
Его руки мгновенно сжались, зеленые глаза зловеще сверкнули.
- Клянусь Богом, мадам, вам плохо придется, если это не так!
- Ты разорвешь платье! - засмеялась она.
- Я куплю тебе другое.
- Разумеется, мой ненасытный дьявол, еще одно, еще и еще… Рано или поздно поймешь, что графиня обходится дороже простой леди!
- А ты узнаешь, что граф более требователен, чем простой королевский управитель! Сними тунику и камизу… Как же давно я не видел голенькую графиню!
Розамонд понимала: он поддразнивает ее, хотя, вне всякого сомнения, перевидал в жизни немало обнаженных дам. Но стоит ли его винить? Его неотразимое очарование, красивое смуглое лицо и закаленное тело воина способны покорить любую женщину.
Розамонд стояла перед ним в чем мать родила, если не считать варварского великолепия ожерелья. Она откинула волосы, ощутив, как концы прядей коснулись ягодиц, и дерзко вскинула подбородок:
- Если расстанешься со своим полотенцем, господин граф, мы сможем начать наш танец соития.
Род очертил кончиком пальца тонкую ключицу, украшенную рубиновыми розами, провел ладонями по изящным изгибам талии и бедер, и Розамонд показалось, что она вот-вот лишится чувств. Он гладил ее тело, не пропуская ни единого местечка, и наконец завладел губами. Пальцы его утонули в ее волосах, а губы и язык безмолвно требовали, чтобы она открылась для него. Другой рукой он сжал ее попку, и свидетельство его возбуждения скользнуло между ее бедрами. Поддерживая одинаковый ритм движений языком и вздыбленной плотью, он медленно делал выпад за выпадом в старой как мир игре мужчины и женщины, игре господства и подчинения.
- Если хочешь чего-то, - поддразнила его Розамонд, - стоит лишь попросить!
- Разреши мне войти, - прошептал он, и Розамонд приподнялась, позволяя ему вторгнуться в ее влажные глубины.
Видя, что он не двигается, она укусила его в плечо.
- Дьявол, ты заставляешь меня молить о том, чего желаю я?
Его зеленые глаза требовали от нее выразить тайные мечты словами.
- Род, я закричу, если ты немедленно не возьмешь меня!
- И закричишь еще громче, если возьму, - многозначительно подмигнул он и с силой вонзился в нее, овладев решительно и требовательно.
Розамонд отвечала лаской на ласку, жадно и пылко, все глубже вбирая его в себя. Наконец она глухо застонала, извиваясь в судорогах освобождения. Ноги подкосились, и Род, взяв ее на руки, понес к кровати. Он еще не излился и был полон чувственного исступления. Розамонд купалась в волнах удовольствия, готовая удовлетворить его сладострастные желания. Род ошеломленно наблюдал, как она вытянулась на перине, подняла руки над головой и по-кошачьи выгнула спину. Безумная страсть загорелась в нем, дикая и жаркая, и он предвкушал тот момент, когда она отдастся ему безудержно и безоглядно. Их слияние будет жарким, примитивным, бешеным, и только так они сумеют утолить свой голод. Следующее совокупление станет медленным, чувственным, нежным и позволит им выразить глубокую, безграничную любовь друг к другу.
Они резвились, пока Розамонд не оказалась сверху. Она оседлала его бедра. Волосы в беспорядке рассыпались по груди. Губы раздвинулись в улыбке.
- Графиня… - протянула она, словно пробуя слово на вкус. - Знаешь, мне нравится мое высокое положение.
- Я покажу тебе новое положение, - пообещал он, оценив шутку и сжимая ее талию.
- Позволь мне остаться так еще немного, я чувствую себя восхитительно раскованной.
Она ощутила, как он затвердел, поднялся, и опустилась на его неутомимое орудие.
- Теперь пускайся в галоп, я обещаю удержаться.
Подавшись вперед, она схватила мужа за плечи, позволяя своим золотистым прядям соблазнительно скользить по его груди.
- Похоже, тебе понравилось скакать на жеребцах. Но ты иногда позволишь и мне быть наверху, дорогая?
- Это зависит от того, оправдаешь ты свое имя или нет!
- Какое имя? Тьюксбери?
- Вовсе нет. Не Тьюксбери, а Род!
Род, свирепо зарычав, перевернулся и увлек Розамонд за собой. Ночь взорвалась сотнями ослепительных звезд, когда он покорял ее, безоглядно врываясь в нежное тело. Наконец Розамонд сдалась, признав себя побежденной, и он немного смягчился, вкушая свое имя на ее губах, зная, что он никогда ею не насытится.
Когда они оба отдыхали, утомленные любовью, Розамонд обняла мужа и припала щекой к его сердцу.
Каким долгим и полным событий был этот год! Год, подаривший ей столько счастья!
Она едва заметно улыбнулась, вспомнив о своем девическом увлечении Рикардом де Бергом. Бледное подобие истинного чувства по сравнению с той всепоглощающей любовью, которую она испытывала к Роджеру. Значит, ирландский воин с его поразительным даром предвидения был прав, предрекая ей счастье.
Тогда она не обратила внимания на его слова, но потом согласилась выйти за Роджера, чтобы укрепить его союз с де Монфорами. В то время Розамонд не подозревала, какой внутренней силой он обладает и как неистово она полюбит его.
Она благоговейно коснулась щеки любимого.
- Дорогой мой… - шептала она нежным, как бархат, голосом.
Его любовь, безусловная и абсолютная, окружала и защищала ее точно магический покров. Подобно кругу, она никогда не кончалась, словно их имена в обручальном кольце.
Опоздание иногда имеет свои преимущества. Глаза всех присутствующих были устремлены на Розамонд, на ее роскошное платье и великолепные драгоценности. Она подошла к Элеоноре, которая, как и подобает принцессе, была в белом с золотом.
- О, я так рада, что ты здесь, Розамонд! Тут столько людей, что я снова начинаю путать слова!
Розамонд сжала ее руку:.
- Вы так прелестны сегодня, что вам и слова ни к чему. Только улыбайтесь чаще.
Роджер галантно поклонился, поцеловал руку Элеоноры и присоединился к Эдуарду и дворянам, его окружавшим. Принц встретил друга веселым взглядом, сказавшим Роду, что ему понятно, почему супруги так задержались. Однако им предстояло многое обсудить, и мысли друзей быстро обратились от развлечений к делам. Необходимо было назначить новую дату созыва парламента, решить, какое наказание назначить не только сорока пленникам, взятым при Эвершеме и содержавшимся в Виндзоре, но и лорду-мэру Лондона и богатым городским торговцам, которые поддерживали врага.
Эдуард был исполнен решимости навести порядок в стране. Он и его военачальники все еще вели военные действия, но от Дувра и пяти портов до Кенилуорта замки по одному продолжали сдаваться.
Сам Эдуард собирался взять под свою опеку южные графства, а Гарри Олмейн получил во власть северные области. Мортимеру было отдано все валлийское приграничье, а Гилберта Глостера восстановили в правах и ввели в наследство.
Эдуард не желал дальнейшего кровопролития, но намеревался опустошить кошельки тех, кто противостоял ему. Он назначил Лондону пеню в двадцать тысяч марок, а каждый пленник обязывался отдать свои владения и заплатить кругленькую сумму выкупа в обмен на свободу. Богатым епископам и главам аббатств предстояло купить прощение короны.
Перед началом пира Эдуард занял место на возвышении, подле своей будущей королевы. Принцесса с благодарностью сжала руку мужа и покраснела, когда он что-то ей прошептал. Вскоре, однако, он и Роджер увлеклись беседой.
Глаза принцессы, смотревшей на мужа, сияли радостью.
- Я так счастлива снова оказаться в Виндзоре с Эдуардом: его мать не слишком приятная дама.
- Я должна научить вас кое-каким крепким выражениям, - объявила Розамонд. - Королева - злобная стерва, и я счастлива, что они с королем проведут свои последние дни в Вустере. Эдуард никогда не позволит ей снова вмешиваться в вашу жизнь.
Элеонора наклонилась ближе к подруге и прошептала:
- Кстати, о стервах: скандал с Алисой де Клар взволновал весь двор. Это правда, Розамонд, что Гилберт обратился к церкви с просьбой о… - Элеонора долго колебалась, прежде чем закончить: - о разводе?
- Чистая правда. Гилберт утверждает, будто брак так и не был осуществлен, хотя Алиса клянется в обратном.
- Я слышала, ее дамы боялись, что она… она может повредить себе, не в силах вынести бремя унижения.
Элеонора не посмела произнести страшное слово "самоубийство".
Розамонд рассмеялась:
- О, не стоит им верить! Алиса так страстно любит себя, что предпочтет бесчестье смерти. Гилберт уже угрожал убить ее, но, видимо, решил, что более сладостная месть - покрыть ее позором. Бедняжка Алиса! Не знаю, что ранит ее сильнее: потеря титула графини Глостер или огромного богатства и замков мужа.
- Где она будет жить? - вздохнула добросердечная Элеонора.
- Разумеется, не в Англии. Ославив жену на весь свет, Гилберт отошлет ее к отцу, Гаю де Лузиньяну. Кстати, последний уже просил принца вернуть ему поместья, но тот отказался. - Розамонд хватило деликатности не повторять Элеоноре слова Эдуарда. Тот был твердо уверен, что Англия и ее земли - для англичан, а чужеземцам здесь не место.
- Я убедила Эдуарда позволить нам потанцевать. Пусть наш двор будет полон музыки и смеха! Ты любишь танцевать, Розамонд?
- Обожаю! Какой смысл надевать роскошные платья и ослепительные драгоценности, если не можешь уговорить двух самых красивых мужчин в зале покружить нас под музыку и заставить остальных дам позеленеть от зависти?
- Ах, какие мы счастливицы, Розамонд!
- Фортуна благоволит дерзким, - провозгласила Розамонд и подалась вперед, чтобы поймать взгляд мужа. - Вы согласитесь потанцевать со мной следующий танец, господин?