Он вернулся в их комнату и тоже принял там ванну, с наслаждением смыв с себя многодневную грязь. Надев чистую рубашку, которую ему дал один из монахов, Чарльз спустился в сад и принялся обдумывать план дальнейших действий. Но тревожные мысли не покидали его. Может быть, стоит потребовать, чтобы Фрэнсис беспрекословно подчинялась ему? Впрочем, он прекрасно понимал, что для этого пришлось бы связать ее и везти в Париж в мешке. Никогда она не согласится действовать по его указке!
Наконец Фрэнсис вышла из апартаментов настоятеля. Ее мокрые волосы были заплетены в косу, вместо юбки и кофточки она надела темное платье – из тех, что жертвовали в монастырь богатые прихожане, а монахи раздавали местным крестьянам. Ориана сидела у нее на плече, подозрительно поглядывая на Чарльза, словно опасаясь, не причинит ли он ее хозяйке вреда. За Фрэнсис следовали мальчишки, которых монахи тоже вымыли и приодели.
Это трио явно что-то замышляло! Чарльз не мог бы ничего доказать, но, когда час спустя исчез Луи, он убедился в своей правоте.
– Где мальчишка? – потребовал он ответа у Фрэнсис, встретив ее в саду.
– Отправился повидать родственников, – совершенно невинно заявила она.
– У него нет родственников! Признайтесь, вы что-то затеваете. Я хочу знать, что именно.
Фрэнсис пожала плечом – восхитительным, соблазнительным плечом, которое ночью он видел обнаженным, – и это ее движение свело его с ума. Ему захотелось сорвать с нее одежду и овладеть ею прямо здесь, в саду… Вместо этого он схватил ее за руку и сжал с такой силой, что она вскрикнула от боли.
– Объясните мне, что происходит! Вы наверняка послали Луи с каким-то заданием, поскольку обычно мальчишки не отходят от вас. Неужели я не заслужил вашего доверия? Нам с вами предстоит общее дело, и я полагаю, что имею право все знать.
С ним нельзя было не согласиться, и Фрэнсис смягчилась.
– Луи отправился в Париж, чтобы договориться с теми, кто будет раскапывать могилу, – сказала она.
– Но до Парижа долгий путь. Вы представляете, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться туда пешком?
– Луи найдет попутчиков. Он будет ждать нас там сегодня ночью.
– Сегодня ночью?
Проклятье! Чарльз только сейчас понял, как ему хотелось провести с ней еще одну ночь в постели, и чтобы никто не тревожил их, чтобы они могли забыть обо всех тревогах… Увы, его надеждам не суждено было сбыться.
– Почему сегодня ночью? – потребовал он ответа. – Вы опять что-то скрываете от меня?
– Разве у меня не может быть своих маленьких тайн?
Нет, чтобы иметь дело с этой женщиной, нужно обладать поистине ангельским терпением!
– Черт побери! – взорвался Чарльз. – Но как я могу защищать вас, если у вас от меня секреты? Ведь обязанность мужчины – быть защитником!
– А какова, по-вашему, обязанность женщины?
Ее зеленые глаза сверкали как изумруды, жесткие и насмешливые. Он положил руку ей на талию, но Фрэнсис отвернулась, резко тряхнув головой. Ее коса расплелась, и темные волосы тяжелой волной упали между ними. Всегда между ними вставала какая-то тень!
– Хорошо, – со вздохом признал Чарльз свое поражение. – Мы поедем в Париж сегодня ночью.
"А в чем действительно обязанность женщины?" – думал позднее Чарльз, сидя в монастырском фруктовом саду и флегматично разглядывая созревшие вишни. Еще несколько лет назад он считал, что обязанность женщины – обожать мужчину, удовлетворять все его желания и всегда быть у него под рукой.
Инес научила его другому, и этот урок он никогда не забудет. Однако Фрэнсис совсем иная… Но так ли это?
Как всегда, воспоминания об Инес, о ее роскошной красоте болью отозвались в сердце Чарльза. Все его надежды и мечты были сосредоточены на ней, но, когда пришло время испытаний, оказалось, что она не способна на преданность. А вот Фрэнсис может быть верной кому-то до самой смерти. Достаточно посмотреть на то, как она привязана к Пьеру и Луи – двум несчастным воришкам…
Впервые Чарльз признался себе, что ревнует к мальчикам. Как непринужденно кладет она руку кому-нибудь из них на плечо, с какой легкостью они шутят с ней, обнимают ее… Не раздумывая, они последовали за Фрэнсис, когда ее захватили испанцы, исполненные решимости освободить ее. А как по-детски плакал Пьер, когда понял, что их попытка освобождения Фрэнсис сорвалась! Вопреки странному кодексу чести, которым мальчишки руководствовались в жизни, Чарльз не мог отрицать их любви к Фрэнсис.
– Господин барон!
Голос старого настоятеля прервал его размышления. Чарльз снял шляпу и встал.
– Не беспокойтесь, милорд, сидите, – попросил его настоятель.
Чарльз снова уселся, и настоятель расположился рядом с ним.
– Какая замечательная птица у мадам баронессы. Это вы обучили ее, барон Милборн? – Нет. Она сама воспитала свою птицу.
– Значит, баронесса обладает столь же исключительным мастерством, как и вы. Скажите, вы не оказали бы мне честь и не посмотрели бы мою соколиху? Она последние дни ничего не ест.
В первый раз Чарльз внимательно взглянул на старика и задумался о его жизни. Несмотря на возраст и суровость его призвания, в серых глазах аббата светилась жажда жизни. По-видимому, он до сих пор получает наслаждение от охоты.
– Для меня большая честь, что вы обратились ко мне за советом. Если вы того желаете, я с радостью посмотрю ее.
Аббат повел его к специальному сарайчику, где на низком насесте сидела серая соколиха. За ней наблюдал молодой монах, который тут же, увидев настоятеля, вскочил. Чарльз сразу заметил, что голова птицы опущена, глаза скучные. Он попросил перчатку и ловко усадил птицу к себе на руку, размышляя, что может быть причиной ее недуга.
– Как давно она у вас? – спросил он, чувствуя, как дрожит птица.
– Около шести лет.
– Кто, кроме вас, ухаживает за ней?
– За ней ухаживал брат Себастьян, – медленно произнес настоятель. – Мы с ним вместе занимались ею с самого начала. Брат Себастьян был очень привязан к ней, но прошлой зимой он умер. Ему было шестьдесят девять лет.
Настоятель скорбно потупился, и Чарльз понял, что этот человек многое видел в жизни и многое потерял.
– Я полагаю, ваша птица в трауре, – сказал он, почесывая грудку соколихи.
Настоятель вздохнул.
– Я боялся этого, хотя, наверное, сам усугубил ее состояние. В последнее время я уделял ей мало внимания: у меня прибавилось обязанностей в связи с тем, что во Франции неспокойно.
– Что ж, мне все ясно, – сказал Чарльз, передавая птицу настоятелю. – И поскольку вы попросили моего совета, я предписываю: пищу она должна принимать только из ваших рук. И весь день она должна быть с вами. А ночью пусть спит в вашей спальне на насесте.
Настоятель погладил птицу свободной рукой и сокрушенно покачал головой.
– Я бы сам не догадался, – сказал он. – Благодарю вас за мудрый совет.
– Тут все очень просто. Всегда нужно учитывать, что птицы способны привязываться к людям. Без брата Себастьяна и без вас ваша соколиха оказалась покинутой и страдала.
Чарльз вспомнил об Арктурусе, тоскующем без него в Англии, и тяжело вздохнул. Конечно, там есть мастер Дикон, но хозяина птице не заменит никто…
Взгляд его упал на деревянную скамью с резной спинкой. Там были изображены две птицы.
– Что означает это изображение? – спросил он настоятеля.
– Ястреб и горлица? Это древний символ, ястреб символизирует жизнь активную, горлица – созерцательную. Мужчины обречены, как этот ястреб, сражаться и убивать ради спасения себя и своих близких. С горлицей обычно ассоциируется религиозная жизнь и жизнь женщины. А созерцательная жизнь – это жизнь в молитвах и размышлениях.
Чарльз подумал о Фрэнсис, и с его губ сорвался вопрос:
– А что должна делать горлица, чтобы выжить?
– Подчиняться с кротостью, – с готовностью ответил аббат. – Горлица живет в голубятне и кормит всех. Или выращивает птенцов. Она никогда не сражается. Она приемлет свою судьбу.
– Тогда Фрэнсис… совсем не горлица, – пробормотал Чарльз, даже не заметив, что произнес эти слова вслух.
Аббат усмехнулся.
– Нет, баронесса совсем не голубка, – согласился он. – Она хочет летать свободно, как и вы.
Чарльз задумался, припомнив, как выглядела Фрэнсис сегодня утром в саду. Пьер и Луи стояли рядом с ней, а она положила руки им на плечи, ощущая себя связанной с мальчиками, но при этом не подчиняя их себе.
Черт побери, он когда-то мечтал именно о такой связи с женщиной! Но после предательства Инес он решил, что женщин следует подчинять, иначе никогда не будешь чувствовать себя в безопасности. Чарльз знал: он не сможет поверить кому-то настолько, чтобы отдать свое сердце – свое несчастное, увядшее сердце – в чьи-либо руки. А это значит, что с ним Фрэнсис никогда не будет счастлива… Ну что ж, он, по крайней мере, постарается быть ей другом. Сегодня ночью на кладбище Фрэнсис будет невыносимо тяжело, и он сделает все, чтобы облегчить ей эту ношу! Но в то же время он должен предоставить ей полную свободу действий.
Чарльз поморщился, словно от боли, – он понял, что ему предстоит одна из самых трудных ночей в его жизни.
18
Дорога от монастыря до Парижа заняла три часа. Чарльз вновь и вновь пытался выяснить, что известно Фрэнсис о неминуемом вторжении Испании, но она упорно отказывалась отвечать.
– Вскоре мы оба узнаем больше, – вот и все, что она сказала.
Часы на башне пробили двенадцать, когда их коляска вползла в густой туман, окутывавший северный берег Сены. Настоятель отправил с ними одного из монахов, чтобы он в отсутствие Луи правил лошадьми. Пьер сидел рядом на козлах и показывал дорогу.
С тех пор как они въехали в город, Фрэнсис молчала, тревожно вглядываясь в темноту, и заговорила только один раз.
– Слишком тихо, – сказала она. – Улицы пусты. Что-то должно произойти…
Они решили оставить лошадей, Пьера и Ориану в доме, где жили мальчишки. Темное поле, полуразвалившееся строение, где они занимали одну комнатушку, безучастно взирало на Чарльза разбитыми окнами. Ночная тишина нависла над ним как саван. Чарльзу стало не по себе, и он подумал, что виной тому предстоящее им дело.
На кладбище они отправились пешком – Фрэнсис сказала, что идти недалеко. Вскоре показались кладбищенские ворота. Здесь, сейчас они решат все сомнения относительно Эдварда Силлингтона!
Тяжелые железные ворота оказались заперты, на калитке висела тяжелая цепь с замком. Казалось, она говорит: "Убирайтесь! Мертвым никто здесь не нужен".
– Нам придется перелезать, – громким шепотом сказал Чарльз, показывая на каменную стену, окружавшую церковный двор. – Но, может быть, подождать тех, кто будет раскапывать могилу?
– Мы договорились встретиться прямо у могилы. Луи знает, где это.
– В таком случае вы полезайте первой. Я подсажу вас.
Белая кожа Фрэнсис в темноте казалась еще белее. Хлопья тумана делали ее похожей на призрак. Чарльз впервые явственно осознал всю фантастичность их ночного предприятия.
Он хотел приободрить Фрэнсис, но не мог: это было бы просто нечестно. Либо ее дядя жив и находится в испанской тюрьме, либо он умер от рук испанцев. И то и другое ей будет тяжело пережить.
Фрэнсис поставила ногу на его сплетенные руки, путаясь в юбках, взобралась на широкую стену, села на ней, а потом исчезла из вида. Чарльз подпрыгнул, уцепился за край и, подтянувшись, перемахнул через стену. Угрожающие тени, населявшие церковный двор, сразу окружили его, вызвали в памяти рассказы о колдунах и ведьмах. Даже ему стало не по себе в этом зловещем месте.
Фрэнсис ожидала его около массивного мраморного памятника какому-то давно умершему отцу города. Чарльз взглянул на резьбу, украшающую памятник. На ней были изображены широко раскрытые ворота в рай. По ту сторону ворот стоял архангел Гавриил, приветственно протянув руку. "Пусть это будет добрым знамением", – подумал про себя Чарльз.
Положив руку на рукоять нового охотничьего ножа, подаренного настоятелем, он шагнул к Фрэнсис. Если для того, чтобы доставить ее в безопасности в Англию, требуется раскапывать ночью могилы – он проделает это!
– Куда идти? – спросил Чарльз.
Фрэнсис как-то неуверенно показала в глубь церковного двора.
– Там есть памятник?
Она кивнула. Чарльз взял ее за руку и обнаружил, что она холодная, как у трупа.
– Что бы вы там ни нашли, Фрэнк, я вас не оставлю, – сказал он, прижав ее ладонь к своей щеке. – Я помогу вам, чего бы мне это ни стоило.
Она по-прежнему молчала, вглядываясь в завихряющийся туман, и была похожа на потерянную душу, которая все никак не может обрести покой. Посмотрев на нее, Чарльз пожалел, что сделал ей такое чудовищное предложение. Но было уже поздно: тайна ее дяди манила их к себе костлявой рукой.
Взяв Фрэнсис за руку, он двинулся вперед. Она следовала за ним словно во сне. Могилы в этой части кладбища были хорошо ухожены. Не на всех имелись такие сложные орнаменты, как на вратах архангела Гавриила, но везде были четкие надписи на украшенных резными цветами мраморных досках.
Судя по всему, Фрэнсис не слишком хорошо ориентировалась на кладбище или просто от волнения забыла дорогу. По мере того как они удалялись от ворот, взгляд ее становился все более растерянным.
– Посмотрите, вот свежая могила. – Чарльз остановился перед холмиком земли и при свете фонаря прочитал надпись. – Нет, это не то.
Он снова взял ее за руку и снова поразился тому, какая она холодная и безжизненная. Они осмотрели еще четыре могилы, прежде чем обнаружили нужную. Ошибки быть не могло – на плоской гранитной плите была выбита надпись: "Эдвард Томас Силлингтон".
Чарльз поставил фонарь на землю, оглянулся на Фрэнсис и увидел в ее широко раскрытых глазах муку. Он поспешно отвязал от спины лопату и, не говоря ни слова, принялся копать, а Фрэнсис стояла рядом, окаменевшая, словно ледяной столп.
Несколько минут спустя из темноты вынырнул Луи, за ним шли трое мужчин весьма подозрительного вида. Их никак нельзя было назвать респектабельными, но Чарльз вынужден был признать, что все они крупные и сильные. Ветер обвевал их суровые лица, и Чарльз пожалел, что не взял с собой выпить чего-нибудь крепкого. Всем им это пошло бы на пользу – включая Фрэнсис. Она будет особенно остро нуждаться в чем-нибудь подкрепляющем, когда они закончат копать…
Теперь, когда их стало четверо, работа пошла быстрее. Они выбрасывали землю лопата за лопатой, и яма становилась все глубже. Через час они уже стояли в земле по щиколотку, потом по колено.
У Чарльза по лицу струился пот, рубашка на спине и груди стала мокрой. Не обращая внимания на ночную прохладу, он сбросил куртку. Прошло три часа, пока чья-то лопата не стукнулась о свинцовую крышку гроба.
– Вот он! – Это были первые слова, которые проронил Чарльз с того момента, как они начали копать. – Кто-нибудь принес веревку?
– Да, – отозвался один из мужчин и вылез из ямы за веревкой.
С большим трудом они просунули веревку под гроб, потом все четверо встали на обе стороны могилы и начали вытягивать его. Веревки натянулись, как струны, и Чарльз молил бога только о том, чтобы они не оборвались. Впрочем, фортуна была к ним благосклонна, в конце концов они вытянули гроб и поставили его на землю.
Страшная обязанность вскрыть гроб ложилась на Фрэнсис. Будучи людьми суеверными, мужчины перекрестились и отошли на почтительное расстояние, не желая принимать участие в том, что должно произойти.
Чарльз знал, что должен помочь Фрэнсис, но решиться на это было непросто. Однако, по всей видимости, иного выхода не было: она будет переживать еще больше, если не посмотрит на труп.
Чарльз лопатой сломал замок и взялся за крышку гроба, мысленно вознося молитву. Все истории, какие он когда-либо слышал, о привидениях и призраках, о том, как мертвецы хватают живых, пронеслись у него в мозгу. Чарльз понимал, конечно, что это не что иное, как результат слишком живого воображения. Но ему было ясно также, что реакция Фрэнсис наверняка будет бурной и вполне подлинной. Если бы только он мог заменить ее в этом деле! Но он не был знаком с ее дядей и не мог взять на себя эту тяжесть.
Отбросив пустые надежды, Чарльз нажал плечом на рукоятку лопаты и приподнял крышку.
Призраки могли ему привидеться, но запах, ударивший в нос, был отвратительно реальным, от него сразу закружилась голова. Почувствовав, что Фрэнсис стоит у него за спиной, он поспешно опустил крышку гроба.
– Отойдите! – резко сказал он. – Сначала посмотрю я.
Она подчинилась, не задавая никаких вопросов, подала ему фонарь и отошла на несколько шагов, отвернув лицо.
Вид трупа поразил Чарльза сильнее, чем можно было предположить. Хорошо еще, что благодаря свинцовой крышке до него не добрались черви.
– На какой руке, вы говорили, у него был шрам? – спросил он, приподнимая фонарь.
– На правой, – ответила Фрэнсис, прерывисто вздохнув. – На том пальце, на котором обычно носят кольцо.
Чарльз выругался про себя: правая рука трупа была дальше от него, и до нее труднее было добраться. Подперев плечом крышку гроба, он нащупал руку в толстом кожаном камзоле и приподнял ее.
– Шрам есть. Подойдите ближе, но смотрите не сразу. Сейчас я сделаю так, чтобы вам было лучше видно.
Фрэнсис схватила его за руку, и Чарльз вздрогнул: ее пальцы были такими же ледяными, как пальцы трупа.
– Это очень страшно? – дрожащим голосом спросила она.
Чарльз хотел было ответить, что нет, но ложь замерла у него на губах.
– Да, – спокойно сказал он. – Но вы, я думаю, иного и не ожидали. Обойдите меня слева. – Чарльз поднял фонарь так, чтобы он освещал руку, оставляя тело в тени. – Вот шрам. Вы узнаете его?
– Да. – Она поспешно отвернулась. – Именно такой шрам.
– У него были еще какие-нибудь особые приметы?
– Кажется, нет. Вот только… Позвольте мне взглянуть на его лицо. У него есть бородка и усы?
– Да, но должен предупредить вас: лицо страшно обезображено. Боюсь, что вы не сможете узнать его.
– Я узнаю. Только позвольте мне… посмотреть.
Чарльз обнял ее за талию на тот случай, если она потеряет сознание. Фрэнсис выпрямилась, наклонилась над гробом и взглянула в лицо трупа. Чарльз почувствовал, что ноги у нее подогнулись, и крепко прижал Фрэнсис к себе. Как бы хотелось ему облегчить ее боль! Но он с горечью сознавал, что это невозможно.
– Это ваш дядя? – мягко спросил он.
– Да! – Сдавленный стон сорвался с ее губ. – Я вспомнила: у него была родинка на щеке. Посмотрите, это она? – Фрэнсис показала пальцем. – Или это кровь?
Чтобы потрогать пятнышко, Чарльз должен был отпустить ее, но боялся, что она тут же упадет.