Исходя из того что он знал, крепость могла быть атакована Ловцами, сожжена до основания, а все внутри – уничтожены. Эшлин могла предать его, провести тех Ловцов вовнутрь. Но Эшлин так же могла бы быть избита. Эшлин могла быть поругана или убита, и он бы не знал.
"Послушай, именно сейчас твоя женщина не имеет никакого значения", произнес Люциен. "Много чего произошло с твоей последней смерти…"
Рычание завибрировало в его глотке, голове, ушах, вытесняя голос воина. Не имеет никакого значения?
"Если она захворает…" Края его злости превратились в острые иглы, колющие духа. Все же не до конца подчинен, он осознал с бессловесным проклятием, когда его тело напрягалось, снаряжаясь к войне.
Опасная дымка плясала на его глазах; его собственная, только его собственная, но демон любил это. Убей его. Он намеревается отобрать твое. Да, ему надо было убивать. Его кровь закипала. Кожа натягивалась на костях.
"Он не слушает", сказал Люциену Аэрон. Нерв дергался под глазом мужчины, и он грубо встряхнул Мэддокса прежде чем разъединить их соприкосновение. "Ты слышишь меня?"
"Да", проскрежетал Мэддокс.
"Как долго ты планируешь держать здесь женщину?"
Так долго, как это возможно, ответил его мозг по своему собственному согласию.
Так долго, как это потребуется, поправил он.
Держать ее в крепости было опасно. Для нее. Для него. Для всех Повелителей. Он знал это, но не собирался ее освобождать. У него было ни силы воли, ни желания. Не было ничего важнее познания удовольствий, которые обещало ее тело. Ничего. Будет ли она жаркой и влажной для него? Будет ли мурлыкать его имя? Просить еще?
Неожиданно кулак въехал в его нос, сворачивая голову в сторону. Боль взорвалась в виске, ослабляя хватку ярости. Также и возбуждения. Мэддокс моргнул от удивления и нахмурился на Аэрона.
"Зачем ты это сделал?"
"Твое лицо было не твоим, а лицом Насилия". Люциен тряхнул головой, резко приблизившись с усталым выражением лица. "Ты бы вот-вот взорвался"
"Возьми себя в руки, мужик". Аэрон выдал раздраженный вздох. "Ты, словно Дамоклов меч, готов упасть в любой миг и порубить нас всех".
"Очень смешно с твоей стороны", сухо ответил Мэддокс. Он мог быстро поддаться, казалось, неспровоцированным приступам насилия, но Аэрон также был известен впадением в буйство, распространяя отмщение так далеко и широко как возможно.
"Где девчонка теперь?" спросил Люциен.
Поначалу Мэддокс не ответил. Он не желал, чтоб они знали, поскольку они могли пойти к ней.
"В моей комнате", наконец-то сказал он, его тон был так мрачен, что они не могли ошибиться в его невысказанном предупреждении: Навестите ее и почувствуете укус моего демона.
"Ты оставил ее одну в твоей комнате?" Раздражение Аэрона достигло новой вершины, и он потряс руками в воздухе. "Что ж ты не дал ей нож, приказал нам выстроиться шеренгой и позволил ей зарезать нас одного за другим?"
"Я закрыл ее на ключ. Она не причинит неприятностей".
"Она может отпереть дверь" Люциен потер заднюю часть шеи. "Она может впускать Ловцов вовнутрь в эту самую секунду".
"Нет. Я убил их".
"Могут быть еще".
Люциен был прав. Мэддокс знал, что Люциен был прав. Он стиснул зубы, и его избитая челюсть заболела в знак протеста. "Я проверю и удостоверюсь что она там, где я оставил ее и одна". Он развернулся.
"Я иду с тобой". Аэрон решительно пошел с ним рядом.
Люциен пошел следом.
Мэддокс рванул с места. Если Эшлин сбежала, привела Ловцов в их твердыню, воины потребуют ее голову.
Он не был уверен, что сможет отдать ее им, несмотря на ее преступления. По правде говоря, каждая частичка его тела вопила о необходимости защитить ее. Я? Защитник? Его кровь закипала от этого, бурлила.
Когда – если – придет время, будет ли он в состоянии совершить необходимое? Мэддокс не знал ответа. Ему хотелось думать, что будет, но…
Они завернули за угол, и их шаги совпадали в гулком барабанном бое. Трам. Трам, трам, трам. Угловым зрением, он увидел Аэрона, взмахнувшего руками по бокам. Два маленьких лезвия скользнули в его кисти. Мужчина не потерялся в своем демоне во время их битвы, осознал Мэддокс. Иначе, Мэддокс был бы сейчас в лохмотьях, его кожа была бы лишь воспоминанием.
Он испытал приступ вины. Неужто Аэрон бился с ним только чтоб помочь ему?
"Никто не коснется девушки", сказал он с нарастающим чувством вины. Он должен был бы быть более предан своим друзьям. "Независимо от того что мы узнаем, она – моя. Ясно? Я сам с ней разберусь".
Тяжелая пауза повисла, пока каждый взвешивал свой ответ.
"Хорошо", вздохнул Люциен.
Аэрон по-прежнему молчал.
"Это моя комната. Я могу войти один и оставить вас здесь…"
"Хорошо", наконец-то огрызнулся Аэрон. "Она твоя. Надеюсь, ты сделаешь то, что должен. Ловцы, однако, будут уничтожены, едва покажутся".
"Согласен". С обоими утверждениями.
"Что она сделала, чтоб заполучить такую преданность с твоей стороны?" Спросил Люциен, в его тоне скорее была искреннее любопытство, чем скрытое отвращение.
Ответа у Мэддокса не было. Он даже не хотел думать над ним. Однако, он заслуживал отвращения и не мог этого отрицать.
"Я полагаю, наш друг позабыл, что секс это всего лишь секс". Аэрон крутанул одним из ножей в угрожающем взмахе. "Кто его предлагает, не имеет значения. Эта женщина ничем не примечательна. Как и все они".
Неожиданно пойманный в очередную мрачную паутину злобы, что затмила все намеки вины, Мэддокс сделал Аэрону подножку и прыгнул на него, прежде чем мужчина упал на землю. Он воспользовался удивлением воина, выхватив один из его ножей и приставив кончиком к Аэронову горлу.
Но, сообразив, что происходит по середине своего падения, Аэрон нацелил другое лезвие в шею Мэддокса в то же время. Мэддокс почувствовал, как лезвие впивается в кожу, режа сухожилие, но не отпрянул.
"Хочешь подохнуть?"
Неустрашимый, Аэрон изогнул черную бровь с пирсингом. "А ты?"
"Отпусти его Мэддокс", произнес Люциен, будучи спокоен как сердцевина бури.
Он подтолкнул оружие глубже, взглядом не отпуская Аэрона. Огонь шипел и хрустел между ними. "Не смей так говорить про нее".
"Я буду говорить, как мне нравиться".
Он грозно нахмурился. Мне нравиться этот человек. Я восхищаюсь ним. Он убивал за меня, а я за него. Все же он знал, глубоко в душе, что если об Эшлин будут упоминать в такой унизительной манере, он нападет. Неважно кто это будет. Ничто не имело значение кроме нее. Он ненавидел этот факт. Он не понимал его, но был беспомощен пред ним.
"По какой-то причине", сказал Люциен, "эта девчонка спусковой курок. Скажи ему, что не будешь больше болтать о ней, Аэрон".
"Почему это я должен?" был ворчливый ответ. "Насколько мне известно, я имею право озвучивать свое мнение".
Глубокий вдох, глубокий выдох. Это не помогло. Мэддокс чувствовал, как приготавливается к новому нападению. Проклятье! Мне надо взять себя в руки! Так я выгляжу неимоверно глупо и постыдно. У него еще не бывало меньшего влияния на свои собственные поступки.
"Аэрон, тебе должно было бы надоесть вычищать кровь с полов", проговорил Люциен. "Подумай, сколько ее будет, если Ловцы уже сейчас пытаются вторгнуться в наш дом, а мы не пытаемся остановить их. Скажи ему".
Аэрон колебался лишь миг прежде, чем убрать нож от Мэддоксовой шеи.
"Хорошо", буркнул он. "Никаких разговоров о девчонке. Счастлив теперь?"
Да. Мэддокс мгновенно расслабился и поднялся на ноги. Он даже подал свободную руку, чтоб помочь Аэрону встать, но тот оттолкнул его в сторону и встал самостоятельно. Парис как-то нарек Мэддокса "Качели настроения"; он пошутил тогда, но Мэддокс начинал верить, что в его словах была правда.
"Я не скажу этого, но ты знаешь, о чем я думаю, правда?" сухо поинтересовался Аэрон.
Да он знал. Он был таким же поганцем, как и Парис – если не хуже.
"Детвора", пробормотал Люциен, закатывая глаза.
"Мамочка", ответил Аэрон, но в его тоне не было тепла.
Мэддокс на минутку закрыл глаза, сосредотачиваясь, пытаясь заставить себя поверить. Эшлин просто женщина. Она не означает ничего более чем временное удовлетворение.
Тени и боль, проблескивавшие в ее глазах ничего не означали. Они не смягчат его, еще менее зачаруют. Больше нет. Ему надо было начинать думать о ней, как и об остальных.
Еще немного этой абсурдной ссоры, и ему придется выкапывать свое достоинство из мусора.
Черт, возможно боги окончательно решили наказать его и послали Эшлин свести его с ума, причинить ему боль и страдания. Покарать его. Возможно, он больше не будет томиться вечной смертью по ночам. Возможно, он приговорен томиться вечной смертью целыми днями.
"Лады?" поинтересовался Люциен.
Даже и близко нет. Он мог успокоиться, но он был в худшем расположении духа, чем когда-либо. Все-таки он кивнул и прошагал по коридору без единого слова, вверх по лестнице и в свое крыло крепости. Лучше с этим покончить.
Когда Люциен и Аэрон опять поравнялись с ним, Аэрон сказал, "Мой кинжал".
"Он мил", ответил, нарочно не понимая. И не вернул его.
Аэрон фыркнул. "Я и не предполагал, что у тебя нехватка оружия"
"Если хочешь сохранить свое, получше за ним присматривай".
"То же самое можно сказать и о твоей башке".
Мэддокс не дал ответа. Чем ближе он подходил к спальне, тем сильнее он мог ощущать медовый аромат Эшлин. Аромат, что был полностью ее собственным. Не мыла или духов, а ее. Его тело болезненно напряглось, а плоть заполнилась жаром и нуждой. Он, казалось, всегда ожидал глотка этого меда. Она такая же, как остальные женщины, помнишь? Ничего особенного, напоминал он себе.
Он бегло осмотрел своих сотоварищей. Они и не заметили сладкого аромата в воздухе. Хорошо. Он желал Эшлин, ее всю, для себя. Ничего особенного, проклятье.
Достигнув порога, все приостановились. Аэрон напрягся и приготовил оставшийся у него кинжал. Жесткая маска покрыла его лицо, словно он изготовился совершить необходимое. Люциен также извлек оружие – сорок пятого калибра, взведенное и готовое.
"Гляньте, прежде чем нападать", процедил Мэддокс сквозь стиснутые зубы.
Они кивнули, даже не удостоив его взглядом.
"На три. Раз…" его уши подергивались, пока он прислушивался. Из комнаты не доносилось ни звука. Ни всплеска воды или легкого позвякивания тарелок о поднос. Неужели Эшлин и правда сбежала? Если так…
"Два". Его живот свело от злобы и ярости, и шрамы там запекли. Его пальцы впились в рукоять кинжала. Он мог бы просто покинуть крепость, мог бы обшарить в ее поисках все закоулки земли.
Ничего особенно действительно.
"Три". Он повернул замок и толкнул дверь. Петли скрипнули. Все трое ворвались в комнату, безмолвные, готовые ко всему. Мэддокс осмотрел комнату, приглядываясь к каждой мелочи. Пол – нет следов ступней. Окно – по-прежнему закрыто. Поднос с едой – нетронут. Кое-что из его одежды было вытащено из гардероба и теперь раскидано по полу.
Где она?
Аэрон и Люциен оглядывались, пока он шел вдоль стены гардероба, настороженно наблюдая. Он запрыгнул в стесненное пространство, вскидывая кинжал. Ничего не обнаружил.
На кровати шевельнулись покрывала и мягкий полувздох, полустон раздался в воздухе.
"Опустить оружие", приказал Мэддокс яростным шепотом, кровь его кипела от звука этого женственного вздоха.
Несколько секунд прошло, пока остальные мужчины повиновались. Лишь тогда Мэддокс приблизился к кровати, медленно…потея. По какой-то причине, он трясся словно хрупкий человечек. Он подозревал, что увиденное уничтожит его.
Он был прав.
Он увидел спящую красавицу. Эшлин. Ангел. Разрушение.
Ее янтарные волосы рассыпались по его белоснежной подушке. Ее ресницы, на два оттенка темнее волос, отбрасывали косые тени на ее перепачканные щеки. Она не искупалась, не поела. Она, должно быть, заснула вскоре после его ухода.
"Красивая", с неохотным восхищением в голосе проговорил Аэрон.
Изысканно прекрасная, молчаливо поправил Мэддокс. Моя. Ее губки были красные и полные, очаровательно припухшие. Она искусала их от волнения? Он наблюдал медленные поднятия и опадания ее груди, понимая, что тянется – не трогай, не трогай – не в силах предотвратить действие. Но он сжал руки в кулаки как раз перед соприкосновением. Его тело снова было твердокаменным, потребность клокотала внутри. Темная потребность, пугающая своим натиском и по-прежнему настолько более мощная, чем Насилие когда-либо было.
Как она могла извлекать такой отклик простым дыханием?
Коснись ее. Кто этого желал? Он? Демон? Оба?
Не важно. Только одна ласка, потом он уйдет. Он примет душ и вернется, когда она отдохнет – и он будет четко контролировать себя к тому времени. Определенно будет.
Наконец-то, разжав руку, он погладил кончиками пальцев ее щеку. Легкая как шепот ласка. Ее кожа была гладкой, словно шелковой, наэлектризованной. Он ощутил покалывание от соприкосновения, его кровь немедленно закипела сильнее.
Ее веки приоткрылись, словно и она ощутила этот толчок.
Она подскочила, волосы спадали каскадом по ее плечам и спине. Ее сонные глаза всмотрелись, встретились с его, расширись.
"Мэддокс". Она отползала назад, пока не уперлась в металлическое изголовье. Цепи звякнули по обоим бокам кровати, цепи, что сковывали его каждую ночь. "Мэддокс", повторила она, испуганно, благоговейно…счастливо?
Он, Люциен и Аэрон разом отступили. Он знал, почему он отошел – он увидел свою погибель в ее прекрасных глазках в миг, когда встретились их взгляды – но не ведал, почему другие отреагировали так же.
"Чт-что ты делаешь?" выдохнула она. "И что с твоим лицом? У тебя течет кровь". Он услышал озабоченность, и это глубоко поразило его. Она что всегда будет так действовать на него?
Она взглянула на остальных и сдавленно хныкнула.
"Вам показалось мало убить его вчера, надо было еще и избить сегодня? Пошли вон, вы… вы… убийцы. Пошли вон сейчас же!"
Она выскочила из кровати и встала перед Мэддоксом, слегка пошатнувшись, вскинула руки, чтоб отгораживая их. Защищая его? Опять? Широко раскрыв глаза, он встретился с такими же изумленными взглядами друзей.
Ее действия подходили невиновному… или тому, кто притворялся невиновным. Если и так, Мэддокс понял, что снова хочет коснуться ее. В… поддержку? Он тряхнул головой. Вряд ли. Для удовольствия. Это имело смысл. Он – мужчина; она – женщина. Он желал.
Но станет ли желание темнее, если он разозлится?
Он схватил ее за руку и оттащил за спину. Он сконфуженно глянул на Люциена, затем обернулся к ней. Прежде чем он смог сказать хоть словечко, она затараторила, "Ты собираешься сейчас отвести меня в город? Пожалуйста".
И никогда больше ее не увидеть?
"Поешь", приказал он, резче, чем намеревался. "Выкупайся. Я скоро вернусь". Друзьям же он бросил. "Пошли". Прошагал в коридор.
Они задержались лишь на миг прежде, чем последовать за ним.
Закрыв и заперев дверь, Мэддокс прижался лбом к холодному камню стены возле нее, отсчитывая каждую молекулу вдыхаемого и выдыхаемого из легких воздуха, стараясь успокоить свое неистово бьющееся сердце. Этому надо положить конец.
"Ты привел в наш дом проблему", сказал Аэрон, оставаясь сбоку. "И неужели она действительно пыталась защитить тебя от нас?"
"Конечно же, нет". Но уже во второй раз она так поступила, и он был еще более удивлен, чем прежде.
Он выпрямился и провел рукой по лицу.
"Позволь мне уйти, Мэддокс", крикнула Эшлин через дверь. Сильнее чем вчера ее голос взывал к нему. Мягкий, живой. Эротический. "Я ошиблась, придя сюда. Ошиблась. Если это поможет, я поклянусь никому не рассказывать".
"Я знаю, что привел проблему", сказал он Аэрону.
Его друг изогнул бровь с тем высокомерным видом, что начинал бесить Мэддокса. "И не извиняешься?"
Это и было наихудшим; он все еще не сожалел.
"Забудь сейчас о женщине", сказал Люциен, махнув рукой. Он обхватил себя за плечи. "Ты увидел ее. С ней все в порядке. Не похоже, чтоб она впустила Ловцов – пока. Сейчас у нас есть более важная тема для обсуждения. Это то, о чем я пытался поведать тебе ранее: боги – они не те за кого мы их принимали".
"Мэддокс, нам надо поговорить с тобой", раздался грубый голос, обрывая какой бы то ни было его ответ.
Люциен раздраженно воздел руки, а Мэддокс обернулся. Приближался Рейес, с Парисом и Торином по бокам. Двое из них имели мрачный вид, а третий ухмылялся как умалишенный.
"Твоя женщина должна уйти", прорычал Рейес. "Я ощущал ее запах всю ночь, и не могу стерпеть этот грозовой аромат ни секунды больше".
Грозовой? Эшлин пахнет медом. Все же его челюсть стиснулась при мысли, что другой мужчина тоже ощущал ее.
"Она остается", кратко бросил он.
"Да кто она такая, почему она все еще здесь и когда же я увижу ее нагой?" поинтересовался Парис, подмигивая бровью.
"Кому-то следует убить ее", парировал Рейес.
"Никто не притронется к ней!"
Аэрон закрыл глаза и помотал головой. "Ну, опять начинается".
"В отличие от Рейеса, я не возражаю против ее присутствия", потирая руки, произнес Парис. "Мне только не нравиться твое нежелание делиться. Я хотел бы…"
Мэддокс толкнул Париса прежде, чем тот завершил предложение.
"Ни слова больше. Знаю, что бы ты хотел вытворять с ней, но только через мой труп".
Теперь Парис нахмурился, его бледная кожа изменила оттенок от злобы.
"Назад, осел. У меня еще не было сегодня женщины, так что я не в настроении для подобной чепухи".
Торин оставался в углу, наблюдая, ухмыляясь.
"Кто-нибудь еще находит это чрезвычайно занимательным? Это получше, чем слушать брокеров, когда падают акции"
Мэддокс пытался обуздать себя и запихнуть Эшлин на задворки разума. Где ей самое место. Как женщина, как человек, как возможная Наживка – она была последней из тех, кто должен был пробуждать в нем такую защитную реакцию.
Должен, должен, должен. Аррррр! Заканчивай с этим! В конце концов. Вскоре. Сейчас.
"Довольно!" взревел Люциен.
Все умолкли и удивленно уставились на него. Он обычно не орал.
"В городе были Ловцы?" поинтересовался он у Рейеса и Париса.
Рейес мотнул головой "Мы не нашли ни одного".
"Хорошо. Вот это хорошо. Возможно, Мэддокс действительно уничтожил их всех". Люциен удовлетворенно кивнул. "Но Мэддокс все еще не знает о богах. Надо ему рассказать. И еще то, что Аэрон и я… совершили прошлой ночью".
Мгновенно тело Аэрона напряглось. "Мы же договаривались не рассказывать им".
"Знаю". Люциен вздохнул, явно исчерпывая свое терпение. "Я передумал".
"Ты не можешь просто передумать!" зарычал Аэрон, подскакивая к Люциену.
"Я могу, и я передумал", был ответ. Не совсем спокойный, но близкий к этому, лишь оттененный сталью.