– Проказа – заразное заболевание, но, если будешь каждый день мыться и поддерживать чистоту, с тобой такое не случится.
Селия не знала, правда ли это, но Тина, казалось, успокоилась. Ее глаза весело заблестели:
– Как, по-твоему, сколько здесь пробудет дядя Роман?
– А обычно он подолгу здесь остается?
– Иногда несколько дней, а то и несколько часов. Это зависит от того, ссорятся ли они с папой, – объяснила девочка. – Иногда они сильно ругаются. И Бо тоже кричит.
Представив себе такую сцену, Селия улыбнулась и вдруг поняла, что может выведать у Тины кое-что о Романе.
– А как развлекается дядя Роман, когда он живет здесь?
– Он ездит верхом, плавает, иногда ходит в деревню.
Деревней называлось убогое поселение неподалеку от плантации, где жили местные рабочие и их семьи.
– А что он там делает?
– Лечит больных женщин и детей. И мужчин тоже, если с ними что-то случится на плантации. Однажды он отрезал руку одному мужчине.
– Что?
Тины вспыхнула, вспомнив о таком волнующем событии:
– Он усыпил этого человека, затем достал большую пилу… Я знаю, потому что смотрела через окно. Это было так интересно!
Не слишком внимательно слушая рассказ об операции, Селия размышляла, о чем бы еще спросить Тину.
– Я еще так мало знаю о Маунтен Вью, о здешних людях, например, Кинау. У нее в деревне есть дети или муж?
Тина удивилась:
– Не думаю.
– А Роман когда-нибудь… ездил верхом… вместе с Кинау?
– По-моему, он с ней спит, – беспечно заметила Тина. – Я однажды видела, как они целуются. Роману нравится ее целовать, и, кажется, ей тоже нравится целовать его. Селия, ты не хочешь пойти со мной на улицу? Моя кошка должна родить, и я хочу посмотреть, как она.
Пораженная, Селия отправилась с Тиной на улицу. Ей стоило немалых усилий восхищаться рыжей полосатой кошкой и слушать болтовню Тины о котятах. "По-моему, он с ней спит". Это подтверждало ее худшие опасения.
Наутро девушка сидела на веранде, совершенно невыспавшаяся. Всю ночь она ворочалась с боку на бок, воображая Романа и Кинау в постели.
– Доброе утро, Селия.
На "ланау" вышла Гаттерас в платье из белого индийского муслина, налила себе кофе и сняла салфетку с подноса, на котором стояли яйца, ветчина и свежий сок из апельсинов с Кауаи. Гаттерас протянула стакан Селии.
– Ты еще не пила сок. Ах, какой прекрасный день! Я собираюсь отправиться на прогулку по холмам. Мне нужны кое-какие растения, чтобы разбить сад вдоль аллеи, там, где главная дорога подходит к дому. С тех пор, как умерла Сьюзен Бернсайд, никто не посадил здесь ни прутика. Джон мне разрешил.
Селия рассеянно кивнула. Сейчас все это ее совершенно не интересовало.
– Что с тобой сегодня, детка? У тебя под глазами темные круги, а уголки рта опущены, как убывающая луна.
– Я… плохо спала сегодня ночью.
– Почему? Ведь все другие ночи ты спала прекрасно?
Селия промолчала.
– Это из-за него, да? Из-за этого негодяя, Романа Бернсайда? Это он заставляет тебя грустить?
– Я…
Чтобы не врать тетке, Селия мрачно уставилась на море.
– Селия, ты же знаешь, что когда-то Роман напал на брата.
– Но, может, все было совсем не так, и Роман не виноват!
– Нет! Слуги все видели и спасли жизнь Джону. А теперь Романа принимают в этом доме лишь потому, что он имеет на него права и финансирует многие проекты. К тому же он лечит рабочих. – Гаттерас резко добавила: – Ты приехала сюда как невеста Джона. Джона! Не забывай об этом!
Поняв, что тетка не на шутку встревожена, Селия ответила:
– Не забуду.
Но она знала, что лжет.
Глава 11
Роман провел уже несколько дней в Маунтен Вью. Братья обходили плантацию, обсуждая, где следует проложить ирригационный канал. Для сооружения этого канала протяженностью в пять миль предстояло взрывать грунт в холмах. По вечерам мужчины выходили к обеду с напряженными лицами, и было ясно, что их вынужденное общение подходит к концу.
Комната Романа в Маунтен Вью располагалась рядом с комнатой Селии, и время от времени они сталкивались в коридоре.
Каждый раз он вежливо кивал девушке, и той хотелось плакать от отчаяния. Помнит ли он день, проведенный с ней на берегу у Дайаманд Хед? Помнит ли, как учил ее плавать, как растирал ее плечи?
Сейчас он вел себя так, будто они случайные постояльцы гостиницы.
– Вот ваши цветы, Селия.
Собираясь как-то утром в школу, Селия увидела, как в комнату вошла Кинау с корзиной свежесрезанных мексиканских вьющихся цветов. Цветы походили на цепочки маленьких розовых сердечек. По-испански они назывались "Cadena de amor" – "цепь любви".
Селии всегда нравились эти цветы, но сегодня, глядя на них, она испытала внезапное раздражение. Ну почему их принесла именно Кинау. Она возненавидела эту знойную гавайскую красотку.
Пока Кинау ставила цветы в вазу, Селия внимательно рассматривала ее. Сегодня в волосах у служанки был яркий цветок гибискуса: его красные лепестки покоились на ее шелковистых черных волосах. Движения девушки были гибкими, плавными и изящными. "Любовница Романа даже слишком женственна", – с отвращением подумала Селия.
– Хватит, – вдруг заявила она. – Я сама поставлю цветы.
– Но ваша тетя велела мне принести их. У вас всегда стоят цветы. Вы не хотите украсить ими волосы?
– Нет! Не хочу! И не хочу видеть тебя в моей комнате. Передай тете, чтобы она нашла для меня другую служанку.
Блестящие темные глаза Кинау не выразили ни малейшего смущения.
– Значит, вы мною недовольны?
Селия не знала, что сказать. "Я люблю того же мужчину, что и ты. Я мечтаю о нем каждую ночь и думаю о нем целыми днями". Но не говорить же об этом Кинау? И разве это девушка виновата, что Роман выбрал ее?
– Нет, – наконец ответила Селия. – Я довольна тобой, Кинау, и прости, что обидела тебя. Просто… Просто у меня плохие дни.
Служанка кивнула:
– Пожалуй, я пойду.
Она ушла, шелестя хлопковой юбкой и оставляя за собой мускусный запах духов. Французских духов, вдруг поняла Селия, и у нее перехватило дыхание.
Этим утром она так неистово звонила в школьный колокол, словно выплескивала свое отчаяние. Ей доставлял удовольствие громкий гул, слышный на несколько миль вокруг.
В школу прибежали ребятишки. Как обычно, они смеялись и радовались жизни. Сегодня с ними примчалась и Хили, мотая хвостом, и села на пол возле скамейки Тины.
– Мисси, а мы сегодня будем изучать растения? – спросила Айки.
– Сегодня мы будем изучать одно растение, "ко". Сахарный тростник! Все только о нем – от посадки до сбора урожая. Кто может сказать, что такое отросток?
Кавео, старательный гавайский мальчик двенадцати лет, поднял руку.
– Отросток – все знают – он больше один урожай того же растения, – сказал он, усмехаясь, на ломаном английском. – Я сажай один раз, я погоняй быка.
День начался, Селия заставила себя забыть о тревогах и сосредоточилась на учениках, требующих ее внимания. К полудню дети старательно переписывали такие слова, как "бык", "тростник", "плуг", "сахар". Тина закончила раньше всех и ерзала на скамейке.
– Тина, хочешь написать специальное задание? – Селия подошла к девочке.
– Да. Книгу! Я напишу длинную, длинную книгу! – Селия улыбнулась:
– Тогда почему бы тебе не написать про Маунтен Вью? Ведь ты живешь здесь всю жизнь и все про него знаешь. Я бы с удовольствием прочитала твою историю.
Она дала Тине бумагу, перо и чернильницу. Когда в полдень звонил колокол, Тина все еще писала, и положила перо лишь тогда, когда дети выбежали из школы. Девочка последовала за ними, а Селия стала собирать книги. Внезапно она почувствовала, как усталость навалилась на плечи, но причиной тому были не дети, а мучительные мысли.
И зачем только она влюбилась в мужчину, который не обращает на нее внимания и имеет любовницу необычайной красоты? Почему она не может выбросить Романа Бернсайда из головы и сердца? Черт его побери!..
Стук в дверь вернул ее к реальности. На пороге стоял один из рабочих-японцев.
– Конничи ва, – сказал он, кланяясь и улыбаясь, как принято у японцев.
– Конничи ва.
Мужчина в мятой хлопковой рубашке и штанах, которые выдавали рабочим на плантации, был худ и невзрачен, но на его изможденном лице сияли умные глаза.
– Мисси, научите меня читать и писать по-английски. Холошо говолить, чтобы иностланцы "хаоле" могли говолить со мной и чтобы я мог с ними говолить, ладно?
– Хорошо, я научу вас, – согласилась девушка. – Если вы действительно хотите учиться. Как вас зовут?
– Гензо. Я сталательный японский лабочий, много, много сталательный. Я быстло научиться.
– Не сомневаюсь.
Селия уже прикидывала в уме, сколько у нее свободного времени. "А если и другие рабочие придут, узнав, что я занимаюсь с Гензо?" – взволновалась девушка. Она может принести здесь какую-то пользу. Научившись читать и писать, эти люди почувствуют себя немного уютнее на этом острове. Это, безусловно, очень важно.
– Хотите, устроим первый урок прямо сейчас?
Гензо широко улыбнулся. Забыв об усталости, Селия три часа сидела с Гензо, показывая ему алфавит, который он выучил так же быстро, как Тина.
Когда стемнело, Гензо ушел, а Селия отправилась по дороге, усаженной бугенвиллиями и барбадосскими лилиями. Она по-прежнему чувствовала усталость, но уже совсем другую, приятную усталость.
Девушка вдруг поняла, что любит грубо сколоченное здание школы с тростниковой крышей, большой колокол и плохо выструганные скамейки. Она любила и своих учеников: Тину, Айки, Кавео, Кевина – всех. Она им нужна, как путеводная нить в другой мир, лежащий за пределами Мауи.
Когда Селия подошла к дому, там уже зажгли лампы.
– Я не верю! Не верю, что вы могли подбить ребенка написать такую вещь!
Джон тряс перед собой листком, исписанным Тиной, словно чем-то неприличным. У него было такое же грозное лицо, как у отца Селии, когда тот читал ее эссе в "Скрибнерзе".
– Мне кажется, "книга" Тины, как она ее называет, – прекрасное школьное сочинение, – спокойно возразила Селия.
Они были в заводской конторе. Здесь стоял стол со множеством ящиков, под потолком лениво крутился большой вентилятор, а старое кресло Амоса Бернсайда, которым теперь не пользовались, было отодвинуто к стене.
– Правда, в сочинении Тины много орфографических ошибок. Ее придется долго учить писать правильно. Но то, что она сумела все это изложить, огромное достижение. У нее прекрасные способности. Мне кажется, она очень одаренная девочка.
– Одаренная! Меня это не волнует! Хотите послушать, что она написала?
Джон взял листок, исписанный нетвердыми каракулями, и стал читать вслух:
– "Папа и Мак-Рори орут на рабочих и им сокращают жалованье, когда они…"
Черт, что это за слово?
– "Разбивают" – предположила Селия.
– "…когда они разбивают куски сахара. Папа не верит рабочим и говорит, что они мошенничают. Он дает им мало хорошей еды. Дядя Роман сказал, что двое рабочих умерли из-за…"
Я не могу читать эти каракули. Что это за слово?
– "Слабости".
– Да, "слабости". У Тины ужасный почерк, вам нужно научить ее хорошо писать.
Джон подбросил листки, и вентилятор кружил их в воздушном потоке, пока они медленно не опустились на пол.
– Моя собственная дочь обвиняет меня в том, что я плохо кормлю рабочих и некоторые из них умирают от недоедания! Ведь она именно это имела в виду? Это все ложь!
Селия спокойно встретила его взгляд:
– Неужели?
– Разумеется! Она ссылается на Романа в этом злополучном сочинении, а вам известно, что он думает обо мне, – у него я всегда виноват! Да, двое японцев и в самом деле умерли от пневмонии, но они приехали сюда уже больными, и я давал им тройную порцию пищи. Тройную, слышите? Никто не смеет обвинять меня в том, что я жестокий плантатор, убивающий своих рабочих.
– Уверена, что Тина не имела в виду ничего такого. Вы же знаете, как дети все преувеличивают.
– Да, я знаю, какими бывают дети! И не хочу, чтобы моя дочь превратилась в несносного маленького обличителя! Я закрою школу, если вы не можете научить ее ничему лучшему!
У Селии упало сердце.
– Вы когда-нибудь брали дочь на завод и объясняли ей, что тут происходит?
– Нет.
– Может, Тина допустила какие-то ошибки в своем сочинении по своей неосведомленности. Не отрицайте, Джон, вы слишком много работаете, чтобы заниматься ею. И точно так же вы вычеркнули из своей жизни Бо. Да ведь она не умела читать, пока я не приехала сюда, а это значит, что вы не обращаете на нее внимания. Надеюсь, вы это исправите.
Казалось, Джон снова взорвется, но он опустился в кресло и тяжело вздохнул:
– Думаю, вы правы. Извините, Селия. Я на вас не сержусь, честное слово, всему виной мое раздражение. Вы, вероятно, заметили мою горячность?
Девушка улыбнулась:
– Я принимаю ваши извинения.
– Просто здесь Роман, а вы знаете, как мы враждуем, это не секрет. Кроме того, признаюсь, неопределенность наших с вами отношений…
– Неопределенность?
Не дав Селии договорить, Джон притянул ее к себе и стал покрывать поцелуями. Никогда прежде он не давал так явно понять, как сильно хочет ее.
Но Селия не могла ответить ему взаимностью.
– Селия! – нежно воскликнул Джон.
Она высвободилась:
– Вы забылись!
– Да, но хочу опять спросить вас, позабыв о гордости: вы скоро выйдете за меня? Я всегда занят, но думаю о вас беспрестанно. Вы нужны мне и даже не подозреваете, как сильно! Я никогда не испытывал ничего подобного ни к одной женщине, поверьте!
Его глаза пылали страстью, и Селия верила ему. "Роман, – подумала она. – Ну почему не он на месте Джона, почему не Роман умоляет меня, почему не ему я так нужна?" Селия понимала, что Джон испытывал к ней такие же чувства, как она к Роману. Любовь! Какой странной она бывает, какой жестокой.
– Я уже сказала вам всю правду, – прошептала девушка. – Мне не следовало приезжать сюда. Я…
Но, как и в прошлый раз, Джон остановил ее:
– Я ничего не хочу слушать.
Селия поднялась и оправила юбку. Краска залила ее щеки.
– Но я должна отказать вам, Джон. Сейчас я еще не готова принять решение. Вы должны это понять.
В тот день после обеда Селия сидела на веранде одна. Услышав голос, она обернулась и увидела Романа. Нежные отблески заката смягчали резкие черты его лица.
– Я должен извиниться перед вами, – тихо начал он.
Сердце у Селии подпрыгнуло.
– Это связано с Тиной. В прошлый раз за обедом мне не следовало говорить о проказе. Сегодня она пришла ко мне и стала расспрашивать об этой болезни. Я понял, девочка боится, что она и другие ученики школы в Маунтен Вью могут заболеть.
Значит, он решил поговорить о Тине, а не об их отношениях, не о том, как вел себя с нею!
– Я рада, что вы думаете о Тине. Она очень способная и добрая девочка.
Вечерний ветерок трепал кудри Романа, вызывая у Селии желание прикоснуться к его волосам. Никогда прежде она не ощущала столь сильного физического влечения.
Ей нужно выбросить его из головы, забыть о нем! Но как? Как изгнать из души те новые, пугающие ее чувства, о существовании которых она прежде и не подозревала?
Роман кивнул ей:
– Я ухожу, Селия, хочу кое-что почитать. Доброй ночи.
– Доброй ночи, – ответила девушка, не сводя с него глаз.
На следующее утро Селия поднялась рано и, желая отвлечься от тягостных мыслей, поспешила на конюшню и оседлала Мисти. Лошади Романа уже не было в стойле. "Может, он тоже отправился на верховую прогулку? – раздраженно подумала девушка. – Впрочем, что мне до этого? Пускай едет куда хочет, пусть возвращается в Лахаина".
Она пришпорила лошадь и пустила ее по горной тропе, ведущей к заводи Пеле.
"Вероятно, я сделала ошибку, приехав на Мауи, ибо ничего не добилась. Сейчас я ничуть не ближе к Роману, чем в Гонолулу. Как же мне забыть о нем?"
Она услышала шум водопада и проехала мимо отвесной скалы, с которой падала вода. Повернув, Селия оказалась у заводи Пеле, которая блестела на солнце, как зеркало. Заводь была совершенно пустынна, тишину не нарушало даже пение птиц.
Девушка привязала лошадь, направилась к воде и вспомнила нагую Кинау в венке из белых цветов.
В глубине мелькнула маленькая рыбка. Селия погрузила в воду ладонь, а потом подняла руку и смотрела, как с нее стекают капли, похожие на бриллианты. Она не нужна Роману. Придется с этим смириться, выбросить его из сердца.
Солнце припекало, и вскоре Селия сняла платье и нижнее белье – все, кроме корсета и панталон, а затем вошла в воду. Батист тут намок, и сквозь ткань просвечивала кожа. Поблизости не было никого, к тому же ее платье висело совсем рядом на скале, и в случае необходимости она бы сразу дотянулась до него.
Поплавав минут двадцать, Селия замерзла, поскольку заводь наполняла холодная вода из высокогорного источника. Девушка уже хотела выбраться на берег, как вдруг заметила какое-то движение за деревьями.
– Кто… кто это? – испугалась она и погрузилась в воду так, что на поверхности остались лишь голова и плечи.
– Это я.
– Вы?!
К своему ужасу Селия увидела Романа, направлявшегося к скалам у заводи Пеле.
– Кажется, вы плещетесь тут обнаженная, как "вахине"?
Роман, улыбаясь, смотрел на нее.
– Я не обнаженная!
– Тогда почему вы не выходите на берег? – насмешливо спросил он.
Селия кокетливо засмеялась.
– Я не выйду, пока вы не отвернетесь!
– А если я не отвернусь?
– Вам придется это сделать! – Она плеснула в него водой.
Роман опустился на колени, набрал в ладони воды и плеснул в девушку.
Селия почти физически ощущала на себе его напряженный взгляд. Его рубашка была расстегнута; грудь, покрытая волосами, блестела от пота. Трепеща от желания, девушка представила себе, что целует его в ямку на шее.
Селия плавала кругами, прекрасно сознавая, что рано или поздно ей придется выйти из воды и прилипшее белье продемонстрирует его взгляду все ее прелести.
Наконец Роман подхватил ее платье и рассмеялся:
– А ну-ка поймайте! Вместо того чтобы дразнить меня, выходите-ка лучше из воды, пока не замерзли. Я здесь уже купался и знаю, какая холодная эта заводь.
С кем он тут раньше купался? Услышав эти слова, девушка задрожала.
– Поспешите, а то покроетесь гусиной кожей!
Она взяла у него платье и вышла на берег, прикрываясь им. У нее зуб на зуб не попадал. Селия возилась с платьем, чувствуя себя совершенно беззащитной под взглядом Романа.
О чем он думает, так пристально наблюдая за ней? Нравится ли она ему?
– Надеюсь, вы не собираетесь надеть платье на мокрое нижнее белье? – воскликнул Роман.
Именно это она и хотела сделать.
– Да вы же заболеете пневмонией!