– Просто ты мне очень нравишься такой… Я отправил Андреасу по экспресс-почте второй экземпляр флакона и упаковки с просьбой выслать контракт. Думаю, у него не возникнет никаких возражений против работы Ле Клерка.
– И я тоже так думаю. – Кэтлин взяла в руки коробку и погладила пальцем ее поверхность. – И как только ему удалось создать такую фактуру? Нам удивительно повезло, что он согласился с нами работать.
– При чем здесь везение? – Алекс осторожно вложил флакон в футляр. – Он настоящий художник. Его вдохновили твои духи, история, связанная с ними, которая протянула ниточку от Марии-Антуанетты к нашему времени. Ему захотелось создать нечто достойное того, что уже было. Как бы вступить в соревнование со старыми мастерами. Ты удивительно точно нашла ту струну, которая сразу отозвалась в его душе. Все понимают, что он хороший мастер. Но еще не все осознают, какой он тонкий художник. Наши духи заставят обратить на него внимание. Его работы еще больше поднимутся в цене.
– Мы нашли то, что ему нужно?
Алекс кивнул:
– Если бы не ты, он бы указал нам на дверь. Заговорив о духах Марии-Антуанетты, ты дала ему понять, что и твои "Вазаро" могут прославить его имя и принести ему шумный успех.
– Я начинаю верить, что твоя формула работает безотказно.
– Да, она работает. – Алекс отвернулся от нее, закрывая сверток. – Иногда…
Кэтлин уловила что-то недоговоренное в его фразе.
– Что-то не так?
Он отвел от нее взгляд.
– Я попросил Андреаса выслать подписанный контракт тебе в Вазаро и уже забронировал на завтра один билет до Ниццы. Будет неплохо, если ты позвонишь Жаку, чтобы он встретил тебя в аэропорту.
Кэтлин растерянно смотрела на него:
– Я не совсем поняла…
– Тебе надо уехать из Парижа. – Алекс все еще не мог заставить себя посмотреть ей в глаза. – А я закончу здесь дела по выпуску флакона и сосредоточу все силы на организации серии материалов в газетах и журналах. Со всем этим я справлюсь один. Тебе не обязательно сидеть здесь.
Кэтлин подумала, что все то время, пока Ле Клерк занимался их заказом, в ее присутствии не было необходимости. Просто Алексу хотелось, чтобы она была рядом. А теперь это желание у него исчезло. Она уже не нужна ему.
Кэтлин тоже отвела глаза в сторону:
– Очень хорошо. Я так соскучилась по Вазаро. И когда мне надо будет вернуться сюда?
– Через две недели. К третьему октября. Когда закончатся все приготовления к презентации и пресс-конференции.
Слова Алекса прозвучали настолько неожиданно, что вышибли ее из седла, она совсем забыла про Версаль и презентацию. А ведь она вложила в подготовку столько труда. Гнев и негодование вспыхнули в ее груди. Какого черта она должна подчиняться ему? Кто он такой?
– Нет! – гордо выпрямилась Кэтлин. – Я не собираюсь ехать в Вазаро только потому, что тебя больше не устраивают наши отношения. – Она повернулась и взглянула ему прямо в лицо. – Это мои духи. Я остаюсь в Париже.
И я имею право поступать так, как мне хочется, несмотря на то что надоела тебе. – Она с вызовом смотрела на него.
– С чего ты взяла, что ты мне надоела? Откуда вдруг эти фантазии? – Голос Алекса звучал несколько грубовато. – Просто будет лучше, если мы какое-то время поживем отдельно.
– Ты будешь занят. И я буду занята. – Кэтлин заставила себя улыбнуться. – Мы даже можем не видеться все это время в Париже. – Она повернулась и направилась к двери. – Я поеду в Вазаро, но только на один день, чтобы дать маме подписать контракт. А потом я привезу его сюда и перееду в "Континенталь", где ты уже забронировал номера для Челси и Джонатана.
– Я хочу, чтобы ты уехала из Парижа и оставалась в Вазаро до самой презентации в Версале.
– Мало ли чего ты хочешь! Не все же твои желания должны исполняться!
– Кэтлин! Я не могу тебе объяснить, но есть причины, по которым тебе не стоит оставаться здесь. – Грустные нотки прозвучали в его голосе. – Причины ив самом деле очень серьезные.
– Тогда тем более мне имеет смысл остаться в Париже. – Она выскочила из комнаты и стремительно взлетела вверх по лестнице. Через мгновение хлопнула дверь ее комнаты.
Кэтлин, бросившись к шкафу, где стоял ее чемодан, начала скидывать в него в полном беспорядке свои вещи. Чем быстрее двигаться, тем скорее уйдет боль в груди. Да и какое право она имела обижаться? Алекс с самого начала предупредил, чтобы она не строила себе иллюзий на его счет. Единственное, что связывало их, – это секс.
И все же бывали дни, когда ей начинало казаться, что их отношения – это нечто большее, чем просто взаимное влечение. Когда они гуляли по набережным, закусывая в маленьких открытых кафе, и пытались представить, как будет выглядеть жизнь в Европе после исчезновения всех барьеров между странами, когда они, смеясь, спорили об искусстве, политике, религии и культуре, их дружба становилась все крепче…
Вот именно. Она нашла то самое заветное слово. Дружба. Кэтлин несколько раз повторила это слово. И как горько осознавать, что ты наскучил своему другу. Вот отчего эта невыносимая боль в груди.
Кэтлин швырнула чемодан на кровать и принялась укладывать свои вещи. Все, что надо, уже сделано. Может быть, и впрямь самое лучшее для нее – пожить оставшееся время у себя?
Алекс прав. Им необходимо на время расстаться.
В комнату постучали. Алекс вошел со строго сжатыми губами и закрыл за собой дверь:
– Мне надо кое-что сказать тебе, Кэтлин!
– Так, значит, ты решил использовать меня? – прошептала Кэтлин, выслушав историю Алекса.
Он вздрогнул.
– Да. И не собираюсь отрицать своей вины. Я сознательно выбрал тебя, задумав план этой операции.
– Но почему?
– Я же тебе рассказал, как был убит мой друг Павел. Это произошло потому, что я нащупал ниточку, связывающую… Одним словом, это произошло по моей вине. Пытаясь решить головоломку, я слишком увлекся теорией, меня обрадовало, что я угадал, какие связи существуют между террористами из "Черной Медины" и похитителями произведений искусства. По почерку и по некоторым приметам я угадал человека, который был причастен ко всему этому и с которым я работал в ЦРУ. Его зовут Брайэн Ледфорд. Он убил Павла мне в назидание, чтобы заставить прекратить дальнейшие поиски в этом направлении.
– А Танцующий Ветер?
– Ледфорд давно бредил им. Я знал, что только таким образом смогу выманить его из подполья. Появится Танцующий Ветер – вынырнет и Ледфорд.
– И ты решил использовать меня и Джонатана, чтобы заполучить Ледфорда?
– Да.
– Боже! – она закрыла глаза. – Значит, все это время я была просто марионеткой!
– Я не собирался причинять тебе боль, Кэтлин, – сказал он хриплым голосом.
– И тем не менее причинил. – В глазах ее сверкнули слезы. – Кто дал тебе право вертеть нами всеми по своему хотению?
– Но я не только брал, – заметил он. – Позволь напомнить, что я честно выполнил все свои обещания.
Она горько рассмеялась:
– О да! Вполне в твоем духе: ты – мне, я – тебе. – Голос ее оборвался на последнем слове. Она хотела добавить что-то еще, но сдержалась. – А теперь хватит. Закончим на этом.
– Но в наших отношениях я не лгал тебе, Кэтлин.
– Я не верю тебе. Боже, как все запуталось! И что же теперь делать?
– Ты должна уехать. Тебе небезопасно оставаться здесь.
– Почему? Ледфорд твой враг, а не мой.
– Он… извращенец. Он убил Павла только потому, что тот был моим другом. Потому что я был привязан к нему и дорожил этой дружбой. Ледфорд не мог простить, что я предпочел ему Павла.
– Тогда скажи ему, что я ничего не значу для тебя. Скажи, что ты лишь использовал меня. Это ему понравится, не так ли?
– Кэтлин… – Он замолчал, беспомощно пожав плечами. – Зачем, как ты думаешь, я рассказал тебе всю правду? Я ведь мог промолчать. Помнишь шарф, что положили на ступеньки у двери? Теперь я не могу ручаться за твою жизнь. В Вазаро ты будешь в безопасности.
– А если я не уеду?
– Реклама Танцующего Ветра появится в завтрашних газетах. И с этой минуты твоя жизнь будет находиться под угрозой. Даже если я постоянно буду рядом, это не может гарантировать тебе полной безопасности.
– Я и не прошу никаких гарантий. – Она присела на край кровати, сжимая пальцами виски. – Мне надо понять, как будет лучше.
– Лучше всего, если ты вернешься в Вазаро.
– Нет, это не выход.
– Но почему? Надеюсь, ты не собираешься звонить Джонатану и сообщать о Ледфорде?
– Нет. Сейчас уже поздно что-либо менять. Танцующий Ветер нужен мне для того, чтобы спасти Вазаро. Думаю, ты догадывался о том, что я не стану ни о чем говорить Джонатану?
– Да.
– Ты знал, на какие кнопки нажимать. – Вымученная улыбка появилась на ее губах. – Видишь, я стала твоей сообщницей.
– Я попытаюсь загладить свою вину.
– Ты? Ну нет! – Сжав кулаки, она шагнула к нему. – Раз уж Танцующий Ветер окажется здесь из-за меня, то я сама возьмусь охранять его. И я не позволю тебе обманывать Джонатана!
– Я и не собирался!
– Откуда я знаю, что у тебя на уме! – Она впилась в него взглядом. – Нельзя, чтобы статуэтку украли! Ты можешь охотиться за своим маньяком, но это не должно касаться никого, кроме вас двоих. Ты понял меня?
– Без сомнения.
– Хорошо. – Она отвернулась, давая понять, что разговор окончен. – Будь добр, выйди отсюда, пока я не упакую вещи. У меня нет желания тебя видеть. А потом отвезешь меня в аэропорт.
Он очень больно ранил ее.
Алекс, положив руки на руль, смотрел, как Кэтлин поднялась по ступенькам и вошла в здание аэропорта. Не оглянулась, не помахала рукой на прощание. На лице ее застыла маска холодной отчужденности.
Единственное, что ему хотелось сейчас, – это чтобы Кэтлин оставалась в Вазаро до начала презентации. Возможно, Ледфорд решит, что Кэтлин значит для него так же мало, как и Анжела.
Возможно. Слишком неопределенно. А он должен сделать все, чтобы уберечь Кэтлин.
Он не позволит Ледфорду использовать Кэтлин в качестве еще одного назидания.
– Мариза такая милая. Очень спокойная и нетребовательная. – Мать прошла следом за Кэтлин в ее комнату, чтобы помочь распаковать вещи. – Совершенно не похожа на дочь кинозвезды. Я предлагала ей несколько раз проехаться в Канны или Ниццу, но за эти две недели она выбралась только в Океанографический музей Жака Кусто и Монте-Карло. Все остальное время работала на поле с Жаком или бродила по окрестностям.
– Я рада, что девочка не причинила тебе лишних хлопот. Не думала, что она окажется таким покладистым ребенком.
– Ребенком? – Катрин вскинула брови. – Меньше всего это слово подходит для Маризы.
Кэтлин пожала плечами:
– Но ведь ей только шестнадцать лет.
– И все же мне показалось, что она… – Мать запнулась и, как бы между прочим, спросила: – Алекс не приехал с тобой?
– У него дела в Париже, и он знает, что я задержусь здесь всего лишь на день. – Кэтлин старалась не встречаться с матерью взглядом. – Все идет хорошо, мама.
– Я скучаю по нему, – улыбнулась Катрин. – Но зато он оставил в мое распоряжение свою машину. И мне доставляет такое удовольствие проезжать в ней по Ницце.
Кэтлин растерянно повернулась к ней:
– Алекс разрешил тебе водить ее?
– Разумеется. Он оставил мне ключи перед отъездом в Штаты. – Катрин нахмурилась. – Неужели ты считаешь, что я могла бы сесть за руль без его разрешения?
– Что ты, конечно, нет… – Кэтлин склонилась над чемоданом. – Но просто он даже словом не обмолвился об этом.
– Он был слишком занят своими мыслями.
– Да. – Кэтлин припомнила вдруг все случаи, когда он так же неназойливо проявлял к ней внимание, его самый главный подарок – дом на площади Вогез, – и внезапно ощутила саднящее чувство потери. Руки ее сами собой стиснули юбку от темно-синего костюма. Нет! Надо скорей идти в поле. Работа поможет забыться. – Мама, ты не можешь попросить Софи разобрать мои вещи? Я хочу переодеться и поработать в поле с Жаком.
Катрин кивнула:
– Я сама разберу все. Мне все равно сейчас нечего делать. – Она с легким недоумением посмотрела на лежавший сверху слишком хорошо знакомый ей темно-синий костюм Кэтлин. – Ты что? Так и ходила в нем не снимая? И никаких новых вещей? Что же ты делала в Париже, если даже не пробежалась по магазинам?
Кэтлин улыбнулась:
– Тебе даже трудно представить, сколько дел я успела провернуть! Это была деловая, а не увеселительная поездка. Завтра мне надо вернуться, чтобы закончить все остальные приготовления. – Кэтлин расстегнула шелковую блузку и принялась стягивать ее с себя, направляясь к полке, где лежала ее рабочая одежда. – Но Париж все так же прекрасен, и я смогла выкроить время, чтобы пробежаться по музеям.
И невольно в ее памяти всплыли самые яркие картины из ее парижской жизни.
Его негромкий смех, когда он говорил о белой рабыне и шейхе…
Его пронзительно-синие глаза, в которых светилось желание, когда он отодвинул занавеску в ванной…
– Не понимаю, как сейчас можно ходить по музеям, – с сомнением заметила Катрин. – По телевидению показывали, что в Лувре удвоили охрану. Неужели тебе интересно ходить в том месте, где повсюду торчат вооруженные солдаты?
– Я их даже не заметила, – рассеянно ответила Кэтлин, думая совсем о другом.
– Как бы там ни было, я рада, что ты снова дома. Так мне спокойнее за тебя. – Катрин смотрела, как дочь вытащила старенькие джинсы и принялась натягивать их на себя. – Вчера террористы из "Черной Медины" еще раз напали на кого-то в Афинах. Ларс Краков объявил, что он уже сформировал отряд по захвату террористов.
– Прекрасно. Но пока еще никому не удавалось остановить их, – ответила Кэтлин, думая, что, может быть, весь этот кошмар с Ледфордом закончится раньше, чем она думает.
Катрин улыбнулась:
– О Ларсе Кракове рассказывали легенды, когда я еще была маленькой. Герой моего детства. Каждый мальчишка держал в своем доме его портрет, как и портрет де Голля. Краков, еще будучи юношей, сражался с нацистами. Уж он-то найдет способ, как поймать этих мерзавцев. – Она вздрогнула. – Слава богу, в Каннах и Ницце не происходит ничего подобного. Чем больше город, тем опаснее в нем жить.
– А в Париже все казалось таким мирным и спокойным. – Кэтлин застегнула джинсы и села на постель, чтобы надеть ботинки. – Только в аэропорту я увидела много солдат с автоматами.
Кэтлин подумала, что ей уже больше не о чем говорить с матерью, и ощутила привычную неловкость, которая возникала, когда исчерпывался разговор на общие темы.
Катрин не замечала этого. Недовольно наморщив брови, она вертела в руках синий костюм:
– Послушай, позволь мне выбросить его. Он просто ужасен.
Мариза Бенедикт подняла голову от грядки с туберозами и улыбнулась Кэтлин.
– Вы Кэтлин Вазаро. Я узнала вас. Мы встречались на причале в Рейкьявике. – Ее глаза блеснули. – А еще благодаря снимкам в альбоме, который показывала ваша мама.
– Моя мама показывала фотографии?
– О да! Она очень гордится вами. – Мариза вытерла лоб рукавом рубашки. – Впрочем, вы, наверно, и сами это чувствуете.
– Нет. – Кэтлин задумчиво посмотрела в сторону дома и вспомнила минутную неловкость, возникшую между ней и матерью. Иной раз ей и невдомек было, почему мать поступала вдруг тем или иным образом. Наверное, оттого, что Кэтлин уже давно создала в своем представлении ее образ, который, в отличие от реального образа, не менялся. – Нет, я не замечала этого. – Она снова повернулась к Маризе. – В поле работать нелегко. И раз уж ты приехала погостить, может быть, не стоит так сильно усердствовать?
– Мне это доставляет удовольствие. – Мариза сорвала очередной цветок и кинула его в корзину. – Кроме того, я всегда работала во время каникул. Последние два лета я занималась дельфинами в Морском институте Сан-Диего. Я собираюсь стать морским биологом.
– Вот оно что, – кивнула Кэтлин, склоняясь над грядкой. – Поэтому ты и организовала эту акцию по спасению китов?
– Кому-то надо было начать. Известность мамы поможет привлечь внимание широкой публики, и не исключено, что охоту на китов все-таки запретят. – Она на секунду остановилась, с восхищением оглядываясь вокруг. – Здесь так красиво. Я очень благодарна, что вы пригласили меня погостить в Вазаро.
– Моя мама рада тебе. Она говорит, что ты не причиняешь ей никаких хлопот. А Жак очень доволен твоей работой в поле.
– В этом есть что-то успокаивающее, – мягко отозвалась Мариза. – У меня возникает такое же чувство, как и в тот момент, когда ныряешь с маской под воду. Ты сразу оказываешься в каком-то другом мире, где отступают все боли и печали.
Кэтлин не поднимала глаз от своей грядки. На какое-то время она забыла, что Мариза еще в детстве узнала, что такое боль и несправедливость, что такое бессмысленная жестокость и грязь. Сердце ее дрогнуло от сочувствия.
– Да, это помогает.
Нежная улыбка промелькнула на лице девушки.
– Моя мама сказала перед отъездом, что вы мне понравитесь. Надеюсь, мы станем друзьями.
Кэтлин улыбнулась в ответ.
– Уверена.
ТУРЦИЯ
Внимание Брайэна Ледфорда сразу привлекли фотографии в воскресном приложении к лондонскому "Тайме". Он замер и присвистнул:
– Великолепно! Он неповторим!
– Кто? – сидящий напротив него за столом Ганс Брюкер вскинул свою золотистую голову с внушающей опасение грацией молодого льва, принюхивающегося к следам чужака на территории, которая принадлежала ему.
– Для тебя это не представляет никакого интереса. – Ледфорд не отрывал глаз от газеты. – Ешь себе спокойно.
– Если бы мне не было интересно, я бы не стал у тебя спрашивать, – язвительно ответил Ганс. – И вообще я уже наелся.
– Вчера во время ночного купания я обратил внимание, что ты слегка похудел. Это меня беспокоит, – заметил Ледфорд.
– Что хочу, то и делаю, – проворчал Ганс, но уже через несколько секунд принялся доедать свои тосты.
Ледфорд с сожалением отметил, что мальчишка с каждым днем становится все более послушным и ручным. Всякий раз, когда Ледфорду удавалось без труда настоять на своем, в глубине души он испытывал разочарование. Он нанял Ганса в числе первых, около года назад, когда приступил к формированию "Черной Медины". Его внимание привлекли эти повадки молодого льва в сочетании с редкостным умением обращаться со взрывчаткой. С виду – безмятежный ангел с золотистыми волосами, а в душе – холодный, беспощадный насильник. Эта двойственность вызывала в Ледфорде возбуждение, которого он давно не испытывал.
Ганс вырос на улицах Мюнхена и вошел в террористическую группу "Сыновья правосудия", когда ему исполнилось двенадцать лет. Через год он в первый раз убил человека. Ко времени встречи с Ледфордом на его счету было уже девять жертв. И он значительно усовершенствовал свое мастерство по изготовлению пластиковых бомб и вообще самого разного рода взрывных устройств. Юноше исполнилось восемнадцать. В нем еще не затвердели те чисто мужские качества, которые были так ненавистны Ледфорду.