– Я хочу, чтобы он был образованным.
Сэм сунул руки в карманы брюк, оттянув назад полы сюртука и показав все великолепие своего жилета. Он представлял себе сына в еще более великолепном жилете, протягивающего усыпанную бриллиантами табакерку завсегдатаям у роскошных дверей самого большого ресторана в Лондоне.
Лилит пылко продолжала:
– У него должно быть все... все... У него должно быть все самое лучшее в стране, у нашего сына. Никто не повернется и не скажет ему: "Ты недостаточно хорош!" Он будет достоин танцевать с королевой.
– Лилит, – сказал Сэм, – я обучу его нашему делу. У него будут все возможности, которых не было у меня. А когда он подрастет, мы будем вести дело вместе... "Марпит и сын".
Лилит молчала. Надежда иметь ребенка смягчила ее. Сэм не понимал, и ей не хотелось огорчать его, сказав, что его сын никогда не будет знать, что такое ресторанная стойка. Она, родившаяся на свое несчастье не в уважаемом классе общества, собиралась позаботиться о том, чтобы ее сын не страдал так, как она.
Когда-то ей ничего так не хотелось, как жить одной жизнью с Фритом; теперь она в нем больше не нуждалась. Вся ее пылкая любовь сосредоточилась теперь на другом существе – на еще не родившемся ребенке. Вся ее жизненная энергия, все ее планы и чаяния принадлежали ее ребенку; она решила, что клеймо низкого происхождения не должно его коснуться.
Она надеялась, что это будет мальчик, и преисполнилась решимости сделать из него джентльмена. Ничему на свете не позволит она этому помешать.
* * *
К обеду Аманда надела черное бархатное платье, для покупки которого деньги ей одолжил Фрит. Она сделала себе немодную прическу, зачесав волосы в высокий пучок, но она не хотела соперничать с Беллой, потому что должен был прийти Фрит, а он нравился Белле. Аманде хотелось бы знать, считала ли Белла, что Фрит в нее влюблен. Он ведь делала ей экстравагантные комплименты, которые она с удовольствием принимала. Фриту все бывали благодарны, потому что, когда его ждали, у Беллы весь день бывало хорошее настроение.
Как ей и было сказано, прежде чем спуститься вниз, Аманда зашла к Белле. Там была горничная, а туалет Беллы был только что окончен. Она была в розовато-лиловом наряде, казалось, подчеркивавшем розовато-лиловый цвет ее лица. Ее глаза блестели, и она, как догадалась Аманда, уже наведалась в свой шкаф.
– А, вот и вы. Как я выгляжу?
– Очень привлекательно, – сказала Аманда чистую правду, потому что она, конечно, привлечет внимание в этом розовато-лиловом шелковом платье, с розовато-лиловой бархатной лентой в волосах и с бриллиантовым украшением на розовато-лиловой ленте вокруг шеи.
– Когда Фрит был здесь в последний раз, он сказал, что розовато-лиловый цвет идет мне больше всех других цветов. И знаете, я думаю, что он прав. Он прекрасно разбирается в таких вещах. Такой очаровательный молодой человек. Я часто удивляюсь, почему он не женится.
Она удовлетворенно улыбалась своему отражению, потом посмотрела в зеркале на Аманду.
– Как вы мило выглядите! Ваш черный цвет хорошо гармонирует с моим розовато-лиловым, верно? Конечно, черный гармонирует с любым цветом. Это платье напоминает мне одно мое давнее. О, в былые дни у нас бывали настоящие званые обеды. За стол садилось двадцать человек. А теперь нас будет всего четверо. Ну, неважно. Фрит действительно очарователен... а вот если бы были другие гости, он не смог бы уделять мне много внимания.
Но на самом деле она не верила, что Фрит или кто-то другой мог бы интересоваться еще кем-то в ее присутствии.
Она больше не упоминала об интересе Хескета к Аманде после той ночи, несколько месяцев тому назад, когда Аманда нашла ее пьяной в ее спальне. Аманда была за это признательна; она чувствовала, что любое дополнительное предположение на этот счет окончилось бы ее уходом. Нет, серьезно Белла не считала, что кто-то мог думать о другой женщине, когда есть она. Возможно, однако, что, именно будучи пьяной, она отдавала себе отчет, какой стала; было похоже, что в трезвом или полутрезвом состоянии она жила в мире грез, где играла роли Елены Прекрасной или Клеопатры.
Для Аманды это был неспокойный обед, потому что во время него Хескет не спускал с жены глаз. Она говорила без умолку – почти все время с Фритом – и, как обычно, много пила.
Фрит делал вид, что не замечает, что что-то неладно. Он льстил Белле, сознательно стараясь поддержать у нее хорошее расположение духа. Милый Фрит, думала Аманда, он действительно очень добрый.
Белла главенствовала за столом – так же, как она главенствовала в их доме, – держа окружающих в страхе по поводу того, что она может сказать в приступе раздражения. Казалось смешным, что такая недалекая женщина могла заставить считаться с собой по этой причине.
Теперь она говорила о доме своего отца и о званых обедах, которые он, бывало, давал.
– Хескет нелепо считает, что я недостаточно здорова, чтобы принимать много гостей. А я ему говорю, что развлечения мне на пользу. Я люблю быть среди людей. Не Хескета, похоже, больше всего интересует его работа. В этом доме все сосредоточено на работе Хескета. Фрит, я думаю, что вы такой же. Я думаю, что если вы когда-нибудь женитесь, то так же не будете обращать внимания на жену, как Хескет.
– Как Хескету не стыдно! – беспечно сказал Фрит. – Но я не думаю, что Хескет не обращает на вас внимания, просто потому, что никто не смог бы не обратить внимания на вас.
– Нелепость. Вы страшно напоминаете мне одного молодого человека, которого я когда-то знала. Мне тогда было восемнадцать лет. Он был – по крайней мере, он говорил, что был, – влюблен в меня.
Хескет с тревогой смотрел на жену. В конце каждого предложения ее голос повышался и слышался какой-то смешок, а вернее сказать, хихиканье.
– Что же будет в Крыму? – торопливо вставил Хескет, чтобы переменить разговор.
– Будущее покажет, – сказал Фрит.
– Как перенесут наши солдаты ужасный тамошний климат? – Поддержала разговор Аманда.
– Люди больше будут умирать от болезней, чем от ран, – заметил Хескет.
– В сущности, я думал предложить свои услуги, – сказал Фрит – Вполне согласен с вами, что во врачах будет такая же нужда, как и в солдатах.
– О, Фрит! – воскликнула Белла. – Вы собираетесь уезжать?
– Я пока не уверен. Не могу решиться. Иногда я думаю, что это чистое безумие – оставить Лондон и уехать Бог знает куда. В делах там будет настоящая неразбериха. Французы оказались нашими союзниками! Ведь совсем еще недавно мы были смертельными врагами. Почему-то мне кажется, что они будут неудобными союзниками... к тому же против "русского медведя"!
– Вы не должны ехать! – сказала Белла. – Я запрещаю.
– А, – весело ответил Хескет, – ты полагаешь, что тебе стоит выпить еще бокал вина?
– А почему бы и нет? – В ее голосе слышалось раздражение.
– Потому что я считаю, что при твоем здоровье тебе уже довольно.
– А я считаю, что могу лучше об этом судить. Видите, Фрит, – продолжала она, и при этом стало заметно, как побагровело ее лицо, пылали не только ее щеки, но и уши, – видите, как со мной обращаются. Как с ребенком. Я не должна делать это... и я не должна делать то.
Шэклтон, камердинер, отвернулся к буфету; прислуживавшая за столом горничная разглядывала что-то на ковре; все чувствовали себя ужасно неловко.
Фрит поспешил помочь.
– Это для вашего блага. Он беспокоится... мы все беспокоимся.
– Вы беспокоитесь! А сами собираетесь покинуть меня ради каких-то людей в заморской стране!
– Как я могу вас покинуть. Поэтому-то я и присоединяюсь к Хескету и прошу: пожалуйста, Белла, не пейте пока больше вина.
Она рассмеялась, но еще не совсем успокоилась, и ее глаза сердито поблескивали.
– Вы все против меня, – сказала она мрачно. – Вы стараетесь лишить меня малейшего удовольствия. Кто-нибудь мог бы подумать, что я пьяница. А мне вино полезно. Один из моих врачей... давно... такой приятный человек... сказал, что мне для здоровья следует пить вино.
– Я думаю, вы ловко обвели его вокруг пальца. К ней вернулось хорошее настроение.
– Ох, он был не так уж занимателен. Бедняга! Он так и не женился. Я часто думала, почему.
– Просто еще одно из тех сердец, которые вы растоптали, проходя по жизни, – сказал Фрит.
Белла неуверенно поднялась, прижав руку к сердцу.
– Все хорошо? – спросил Хескет. Она кивнула.
– Пойдемте, миссис Треморни. Оставим мужчин спокойно пить свой портвейн и вести разговоры о войнах, болезнях и прочих приятных вещах, которые их занимают, я уверена, гораздо больше наших легкомысленных разговоров.
Она с Амандой вышла из столовой и направилась к себе в спальню.
– Я скоро вернусь, – сказала она.
Аманда стояла в гостиной у камина, ожидая ее, она понимала, что Белла пошла к своему тайному шкафу, поскольку в столовой ее отговаривали пить.
Когда мужчины пришли в гостиную, Белла еще не вернулась, и Хескет встревожился.
– Я пойду и поищу ее, – сказал он.
Когда они остались наедине, Фрит не выдержал:
– Трагедия! Она пьет все больше. Бедный старина Хескет! Сколько переживаний.
– Ты прав, Фрит. Иногда я думаю, что я здесь не нужна.
– Ты ошибаешься. Он только что сказал мне, что с тобой она в очень хороших отношениях.
– Она вот-вот начнет пить сверх меры.
– Уже сейчас она пьет сверх меры.
– Я имею в виду, что это будет фатально.
– Бедная Белла!
– Фрит, ты серьезно говорил об отъезде в Крым?
– Я серьезно размышляю об этом. – Он нахмурился. – Иногда я ощущаю необходимость уехать отсюда.
– Не потеряешь ли ты все, что здесь создал?
– Об этом я тоже думал. Нет. Этого не должно случиться. Я думаю, было бы чрезвычайно выгодно вернуться героем с войны. На время моего отсутствия свою практику оставлю ассистенту. Понимаешь, что я хочу сказать?
– Ты можешь не вернуться.
– Такие люди, как я, всегда возвращаются. Как-то им это всякий раз удается. Будь уверена, я вернусь героем.
– Мне будет тебя не хватать.
– Милая Аманда!
– Не могла бы я поехать с тобой? О... конечно, не именно с тобой. Но туда поехать?
– Ты, дорогая Аманда? Женщинам на войне нечего делать.
– Я думала, что могла бы помогать ухаживать за ранеными.
– Ты? Ты бы там плакала и день и ночь. Ты не можешь себе представить, как выглядят поля сражений. Нет. Оставайся здесь и ухаживай за Беллой. Постарайся облегчить существование бедного старины Хескета. Он утверждает, что ты просто сотворила чудо.
– Ты в последнее время... виделся с Лилит?
– Лилит? После свадьбы я ее не видел.
– Она родила ребенка. Прелестный мальчик.
– Лилит... мать! Как странно.
– Она очень хорошая мать, любящая мальчика до безумия. Она назвала его Леем. Я думаю, что в мою честь, так как я была крестной матерью. Не думаю, что я видела ее когда-нибудь такой счастливой, разве что сразу после того дня, когда тебя нашел Наполеон.
– Я рад ее счастью. Мне бы хотелось увидеть ее... с сыном.
– Не стоит, Фрит. Не тревожь ее. Сэм – очень хороший человек. Он любит Лилит, и я думаю, что ребенок крепко их соединит. Мне Сэм очень нравится. Он забавный... и сердце у него доброе. Не беспокой их, Фрит. Оставь их в покое.
– Ну, много миль будут отделять поля сражений в Крыму и ресторанчик Сэма Марпита.
– Ты хочешь уехать, потому что тоскуешь по ней, верно? Ты хочешь, чтобы тебя и Лилит разделило расстояние.
Он слегка коснулся ее щеки.
– Ах, какой проницательной стала наша юная Аманда! Слышишь, они возвращаются. Она еле говорит. Бедный старина Хескет! И часто так бывает?
– В присутствии гостей никогда.
Белла показалась в дверях; бархатка в ее прическе сбилась.
– А, вот вы где, – сказала она. – Простите... я оставила вас. Я просто на минуту зашла в свою комнату. Теперь мы будем пить кофе.
Служанка принесла кофе и коньяк. Белла сидела в кресле выпрямившись; она выглядела подавленной, и Аманда распознала приближение ее мрачного настроения, представлявшего собой для окружающих наибольшую неприятность.
Фрит ушел рано, и после его ухода Аманда отправилась в свою комнату, но не собиралась спать. Сняв черное бархатное платье и повесив его в гардероб, она надела халат и села у камина, обдумывая события прошедшего вечера. Белла, должно быть, забыла, когда ушла к себе в комнату, что у нее в доме гость.
Аманда представила себя сестрой милосердия в Крыму. Она слышала, что мисс Флоренс Найтингейл собирается с группой сестер на эту войну. Фрит собирается покинуть Лондон потому, она была в этом уверена, что он весьма сожалеет о потере Лилит и хочет оставить все, что напоминает ему о ней. Ей, Аманде, тоже хочется уехать.
Из соседней комнаты до нее доносились голоса. Там разгоралась ссора. Сколько раз она уже слышала эти голоса в соседней комнате – сердитый и бранчливый ее голос, и его – успокаивающий. Однажды, подумала она, он потеряет терпение. Как он может выносить такое?
После неожиданно наступившей тишины она услышала звук закрывающейся двери. Тут же раздался легкий стук в ее комнату. Она открыла дверь и увидела Хескета.
– Прошу вас, не будете ли вы добры пойти к ней, – сказал он. – Вас она может послушать. Боюсь, что я ее только раздражаю.
– Да, конечно, я пойду.
Она торопливо прошла мимо него. Увидев Аманду, Белла хохотнула.
– Значит, он вас прислал. Никогда еще в моей жизни мне не было так стыдно. Он почти дал Фриту понять, что я пьяница... алкоголичка... Вот что он сказал Фриту.
– Ничего подобного он не говорил.
– О чем вы с Фритом говорили, когда я была наверху? Обо мне?
– Нет, не о вас.
– Я вам не верю.
– Кроме вас, миссис Стокланд, есть и другие темы для разговора, – сказала Аманда. Она редко говорила так резко, но действовало это всегда безотказно.
– Тогда о чем же вы говорили?
– Об его отъезде в Крым.
– Знаете, почему он уезжает? – Она дико захохотала. – Потому что он в меня влюблен, а я жена Хескета. Ведь он вам это сказал, верно?
– Пожалуйста, будьте благоразумны. Идите в постель. Вы будете чувствовать себя гораздо лучше, если уляжетесь. Позвольте, я помогу вам.
Аманда взяла ее под руку. Белла поднялась и покачнулась; падая, схватилась за стул.
– О Боже, все вокруг кружится. Я по-настоящему боюсь, что я просто немного... пьяна.
– Я помогу вам раздеться, но если мне не удастся уложить вас в постель, я буду вынуждена позвать вашего мужа.
– Иногда я думаю, что ему нравится видеть меня в постели... в постели постоянно... чтобы у меня вообще не было друзей.
Аманда сняла с нее бархатку с украшениями, расстегнула все крючки на ее розовато-лиловом платье. Труднее было снять нижнюю юбку и корсет.
– Вам не следует так туго шнуроваться, – сказала Аманда. – Для вас это очень вредно.
– У меня была такая узкая талия... семнадцать с половиной дюймов. Это прежний корсет. Семнадцать с половиной...
– Тогда вы были юной. Невозможно навсегда сохранить девичью фигуру.
– Вы хотели бы, чтобы я перестала делать все то, что мне хочется. Не шнуроваться... не пить... О, мне так хочется пить. Дайте капельку джина... мне теперь хочется джина.
Аманда надела на нее украшенную оборками ночную сорочку.
– Пожалуйста, постарайтесь теперь улечься в постель.
– После того, как выпью капельку джина.
– На сегодня хватит... вы достаточно выпили.
– Я буду здесь сидеть, пока вы мне его не добудете. Аманда постучала в смежную с комнатой Хескета дверь. Он сразу же открыл ее.
– Я не могу уложить ее в постель. Думаю, что нам придется вместе поднять ее. Она не в состоянии идти.
– Понимаю. Я дам ей что-нибудь выпить, чтобы она заснула.
Вместе они довели ее до постели. Глаза Беллы были полузакрыты, и она, казалось, не соображала, как они подняли ее на кровать и как Аманда укрыла ее.
– Я хочу выпить, – простонала Белла.
– Останьтесь с ней ненадолго, – сказал Хескет. – Я принесу ей снотворного.
Он вернулся с какой-то жидкостью в стакане, которую поднес к ее губам. Аманда была удивлена тому, как смиренно она ее выпила.
Они стояли по обе стороны кровати, глядя на нее. Через несколько минут Белла крепко заснула.
– Она проспит до утра, – сказал он. – Пусть спит, пока сама не проснется. Вам не трудно будет сказать это прислуге?
Аманда кивнула и заметила, каким усталым он выглядел, когда они вышли от Беллы и стояли вместе в коридоре.
– Сегодняшний вечер был настоящим испытанием, – сказал он.
– Боюсь, что так. Особенно для вас.
– Если бы я только смог удержать ее от пьянства.
– Неужели нельзя ничего сделать?
– Есть лечебницы, где пытаются от этого лечить. Но ей не хватит воли для этого, а воля тут необходима.
– Давно уже это с ней?
– С тех пор как вы здесь, вы могли видеть, что она пьет все больше. Еще год... я не решаюсь думать, что с ней будет.
– Мне очень жаль.
– Вы так добры, Аманда. О, простите. В мыслях я называю вас Амандой, и вот как-то оговорился.
– Это... это не имеет значения. Я могу лишь повторить, что очень сожалею. Надеюсь, дела поправятся. Ведь для вас это так мучительно.
– Стало значительно легче... после вашего прихода.
– Спокойной ночи, – сказала она и повернулась, чтобы уйти.
– Спокойной ночи. – И когда она открывала свою дверь, то услышала, как он сказал: – Спокойной ночи... Аманда.