Дверь со скрипом открылась, и из-за нее выглянула Мэтти Гласс. Одной рукой она придерживала у горла ночную рубашку, а в другой у нее был фонарь. Из-за слабого света Мэтти щурилась, стараясь разглядеть незваного гостя. Внезапно, узнав Тревиса, она ахнула и бросилась к нему навстречу, громко рыдая.
Тревис оторопел.
– Миссис Гласс, что случилось? – спросил он. – Если я приехал в дурное время, прошу прощения. Дело в том, что я не могу найти Китти.
Мэтти истерически рыдала, а Тревис еще больше растерялся. Слегка встряхнув миссис Гласс, он стал умолять ее рассказать, что же случилось, но бедная женщина лишь безутешно плакала.
Внезапно на пороге появилась маленькая фигурка. Это был мальчик, одетый в пижаму. Он сосал большой палец и во все глаза испуганно смотрел на взрослых. О Боже, Джон!
Тревис мягко отстранил Мэтти и взбежал на крыльцо. Схватив сынишку в объятия, он прижал его к себе. Мэтти наблюдала за ними с выражением страдания на лице.
– Во имя Бога, женщина! – прошептал Колтрейн. Не зная почему, он ощутил острую боль в сердце. – Что случилось? Где Китти? Почему в такое позднее время малыш у вас?
Мэтти подняла полы своей длинной рубашки и поспешила в дом. Не спуская с рук Джона, Тревис последовал за ней.
– Послушайте, я не хочу пугать малыша, – решительно сказал он. – Я вижу, он и без этого расстроен. Но я должен знать, что здесь происходит. Наш дом выглядит так, будто в нем много месяцев никто не живет, а вы при виде меня разрыдались. Я хочу знать, что тут творится и где моя жена!
Тревис в ярости повысил голос. Джон заплакал и стал вырываться из рук отца. Мэтти приложила к губам палец, как бы умоляя Тревиса успокоиться. По ее щекам все еще текли слезы. Она прошла через всю комнату и забрала у Колтрейна сынишку.
– Я положу его в постель. Он уже спал, но ваше появление его разбудило. А потом мы сможем поговорить. – Голос у Мэтти дрожал. Она вышла из гостиной.
Тревис нетерпеливо ходил взад-вперед. Вскоре он услышал, что дверь закрылась, и в крохотной гостиной появилась Мэтти. Она вновь зарыдала. Тут Тревис уже не выдержал:
– Мэтти Гласс! Прекратите вы свои рыдания и скажите наконец, что происходит! Иначе я просто сойду с ума! С меня хватит!
– Я не знаю, где Китти, – упавшим голосом ответила Мэтти и опустилась на потрепанный временем диван, набитый конским волосом.
Тревис заморгал.
– Как это понимать?
Голос его зазвенел. Мэтти перестала рыдать и ycтавилась на него. Губы у нее дрожали.
– Я не видела Китти уже месяцев пять. Ее вообще никто не видел. Да простит меня Господь за то, что это говорю вам именно я. Но только никто не знает, что с ней случилось. Она просто исчезла.
Тревис оцепенел. Он вдруг почувствовал невероятную слабость, сковавшую все его тело.
– Мэтти, – медленно, ровным голосом сказал он, – постарайтесь объяснить мне все это получше и расскажите все, что знаете.
Вдова Гласс беспомощно пожала плечами и склонила голову набок:
– Я вам все сказала. Это то, что знаю я, что знают местные жители. Шериф сделал все, что мог, пытаясь найти Китти, но она исчезла бесследно, возвращаясь из больницы домой. В ту ночь была страшная гроза, и я решила, что Китти из-за непогоды осталась в городе. Но когда она не появилась и на следующий день, я послала одного из сыновей в больницу, где ему сказали, что со вчерашнего вечера Китти никто не видел. И тогда сын пошел к шерифу. Тот прихватил своих людей, и они стали ее искать, но не смогли найти никаких следов. Китти просто исчезла, Тревис.
Такого случиться не могло, но случилось. Китти пропала. Эти слова вертелись в мозгу Тревиса с такой силой, что у него закружилась голова. Преодолевая тошноту, он опустился на диван рядом с Мэтти.
– О, Тревис, мне очень, очень жаль! Я знаю, как это ужасно для вас. У меня есть немножко домашнего вина. – Мэтти быстро вышла и вернулась, неся бутылку и стакан. Но Колтрейн отставил стакан и, схватив бутылку, стал пить из горлышка.
– Я ее найду, – твердым голосом произнес Тревис. – Да поможет мне Бог! Я ее найду! – Вдруг Колтрейн остановился и с укором взглянул на Мэтти. – Но почему вы ни о чем не известили меня? Почему не послали сообщения на Гаити?
Мэтти опустила глаза, не в силах видеть его страдания.
– Мы об этом думали. И я, и святой отец, и шериф, и врачи в больнице. Вы бы ничем не могли помочь, Тревис. Поверьте, шериф и полиция сделали все возможное, чтобы ее найти. Поэтому мы решили так: раз малыш Джон у меня, ухожен и окружен любовью, нет смысла посылать за вами – вы бы только зря расстроились. – И Мэтти добавила совсем тихо: – Вот как сейчас.
Тревис недоверчиво на нее взглянул, потом провел рукой по волосам и нервно заметался по комнате.
– Я ее найду! Клянусь перед Богом, найду! – По его щекам потекли горячие, жгучие слезы.
На минуту оба замолчали. Потом Мэтти, кашлянув, поднялась и мягко коснулась плеча Тревиса:
– Мне ужасно трудно выразить словами то, что думаю я да и все остальные. Но может быть, Китти… умерла.
Тревис пронзил Мэтти взглядом, как молнией.
– Умерла? О нет! Не могла она умереть! – Он покачал головой. – Мне нужно время, чтобы подумать. Нет, пожалуй, мне надо отправиться в город и повидать шерифа.
– Вам надо отдохнуть, – перебила его Мэтти. – Надо чего-нибудь поесть. Сейчас уже ночь, а ночью ничего сделать нельзя.
Тревис сказал, что есть ему абсолютно не хочется, но Мэтти пошла в свою кухоньку, соединявшуюся с домом террасой.
Оставшись один, Тревис опустился на диван и закрыл лицо руками. Нет, Китти не могла умереть. Нет и нет! С ней что-то случилось. Что-то ужасное. Колтрейн чувствовал это нутром. Но она жива!
Он снова взял бутылку с вином. Будь все проклято, но он Китти найдет! Кто-то наверняка что-нибудь о ней знает. Надо только этого человека найти.
Мэтти вернулась, неся тарелку с холодным цыпленком. Тревис лежал на диване с пустой бутылкой в руках и спал. Мэтти отставила еду и, сняв со спинки дивана вязаный шерстяной платок, прикрыла им Колтрейна. Потом на цыпочках вышла из комнаты и погасила фонарь.
Дом погрузился в ночную тьму. И сама жизнь Тревиса Колтрейна была окутана мраком.
Тревис проснулся от запаха горячего свежего кофе. В первый момент он недоуменно огляделся, потому что после выпитого вина не сразу сообразил, где находится. А потом воспоминания вчерашнего дня нахлынули на него. Колтрейн сел и взял протянутую ему Мэтти чашку с кофе.
– Вы чувствуете себя хоть чуточку лучше, Тревис? Прошлой ночью вы были просто в шоке.
Сквозь окна пробивались лучи утреннего солнца, отбрасывая на натертый деревянный пол танцующие тени. Наверное, пойдет дождь, устало подумал Тревис. Голова у него раскалывалась. Будет ливень с громом и молнией, с ветром и градом. Как только может сейчас светить солнце? Даже поют обнаглевшие птицы. И Колтрейн их про себя зло отругал.
– Папочка!
В комнату вошел Джон. Он широко улыбался, спеша поскорее забраться к отцу на руки. Тревис подсадил малыша на колени и крепко прижал к себе.
– Он выглядит отлично! – произнес Колтрейн, с благодарностью посмотрев на Мэтти.
– Это точно, он молодец! – быстро отозвалась она. – Какое-то время поплакал, а потом успокоился. Дети так быстро приспосабливаются. Куда лучше, чем мы, взрослые. Он, вне сомнения, не забыл своего папу.
– И маму тоже. Как и я! Я ее найду. Клянусь!
Мэтти попробовала улыбнуться.
– Я приготовила вам завтрак, вы уж со мной не спорьте! Я знаю, вам надо поесть. А потом можете ехать в город и делать все, что считаете нужным. О Джоне не беспокойтесь. Вы ведь сами видите, что ему здесь хорошо. Я буду его опекать в ваше отсутствие.
– Спасибо, Мэтти, – от всей души поблагодарил Тревис, тоже пытаясь улыбнуться. – По крайней мере о сыне мне беспокоиться не надо. – И Колтрейн со всей силой прижал малыша к себе.
Джон положил на лицо отца мягкую, пухлую ладошку. Тревис посмотрел ему в глаза. Они были серые, как у отца, но с бледно-лиловым оттенком, как у матери.
– Я обязательно найду нашу маму, малыш, – осторожно положив подбородок на голову мальчика, хрипло произнес Тревис. – И пусть бережется тот, кто посмеет встать у меня на пути!
Малыш поднял на отца округлившиеся глаза. В них сквозил страх, но, по мере того как Джон всматривался в лицо сильного мужчины, обнимавшего его, страх пропал, уступив место другому чувству. Мальчик понимал: пока его держат эти крепкие руки, ему нечего бояться.
Ребенок не мог знать, что это чувство было так знакомо его матери, которая хорошо знала, что те, кого любит Тревис Колтрейн, надежно защищены.
Тревис въехал в город и вернул мерина на постоялый двор. Старик был на месте.
– Вы ведь все знали, да? – спросил его Колтрейн. – Поэтому вчера ночью и вели себя так странно, верно?
Старик понурил голову и уставился в покрытый грязной соломой пол.
– Да, знал, но не хотел первым вам об этом говорить. Я виноват, извините.
– Вы ни в чем не виноваты. Виноват тот сукин сын, который все это подстроил, кто бы он ни был!
Старик резко поднял голову и с удивлением взглянул на Тревиса:
– Вы думаете, ее убили? Вы так думаете? А шериф сказал, что, по его мнению, она скорее всего утонула. В ту ночь была ужасная гроза. Все помнят ту грозу до сих пор. Вышла из берегов река, и у нас чуть было не случилось наводнение. Шериф сказал, что, наверное, лошадь Китти оступилась, бедняжка упала, и ее унесло потоком.
– Китти великолепно ездила верхом, – сказал Тревис. – И она бы ни за что не стала рисковать, если бы река вышла из берегов. Она бы знала, что надо делать.
– Но ее тела нигде не нашли.
Тревис молча посмотрел на старика и вышел. Он направился в канцелярию шерифа. Голова Колтрейна была высоко поднята. Он знал, куда и зачем идет.
– Вот так встреча!
Тревис взглянул направо. На пороге конторы своего мужа стояла Нэнси Дантон. Тревис заметил, и как она злорадно улыбается, и как блестят ее глаза. У нее был вид победительницы. Разумеется, эта ведьма была бы счастлива, если бы с ним или с Китти случилось что-нибудь плохое. Особенно с Китти.
– О, да это Тревис Колтрейн. Собственной персоной! – заворковала Нэнси. – А ты все такой же красавчик!
Тревис дотронулся до шляпы, не обращая внимания на ее комплимент, и хотел проехать мимо. Но она его окликнула:
– Не одиноко тебе, Тревис, с тех пор, как тебя оставила жена? Может быть, как-нибудь вечерком зайдешь к нам с мужем поужинать?
Тревис остановился.
– Что ты сказала?
– Я сказала, – чуть хохотнула Нэнси, – что ты мог бы зайти и поужинать со мной и с…
– Нет! – качнул головой Тревис. – До этого. Про мою жену.
Нэнси покрутила над головой голубой зонтик от солнца. Глаза ее излучали восторг.
– Ах, это… Я спросила, не одиноко ли тебе с тех пор, как тебя оставила жена.
– С чего это ты, Нэнси, решила, что она меня оставила, а?
– Ну, ее ведь нет, верно? – надменно ответила Нэнси. – Уж наверняка она после твоего отъезда не долго грустила в одиночестве.
– Китти исчезла, – резко произнес Тревис. – У меня нет оснований считать, что она сделала это по своей доброй воле. Тем более что наш сынишка остался у миссис Гласс. Так что попридержи свой гадкий язык, Нэнси. Ты и без того немало боли принесла Китти в прошлом. Лучше в это не лезь.
Нэнси со злостью закрыла зонтик. Уперев руки в бедра, она воззрилась на Тревиса и прошипела:
– Ты хоть думаешь, о чем говоришь? Очень многие уверены, что твоя жена сбежала. Богу хорошо известно, что эта потаскуха всегда охотилась за мужчинами. Сначала за моим Натаном. Потом за тобой, презренный янки. Неужели ты и впрямь думал, что она будет вот так сидеть и ждать тебя? А уж что до твоего мальчишки, то вряд ли она вспомнила бы о нем, если надумала убежать с другим мужчиной!
– Не будь ты женщиной, – с угрозой проговорил Тревис, – я бы выбил из тебя все мозги, Нэнси. Ты лгунья! Как ты смеешь так говорить о Китти, ты, самая грязная, самая развратная из всех шлюх, которых я только знал!
Нэнси в ярости замахнулась на Тревиса зонтиком, но тот опередил ее движение, схватив Нэнси за запястье и сжав его так сильно, что она завизжала от боли и опустила свое оружие.
Услышав крики жены, на улицу выбежал Джером Дантон. Переводя взгляд с визжащей жены на взбешенное лицо Тревиса, он спросил:
– Что тут происходит? Колтрейн, убери руки от моей жены.
Тревис резко швырнул Нэнси к мужу.
– Забирай ее, – прошипел Тревис, вытирая руки о рубашку. – Будь я проклят, но мне она не нужна!
– Да сделай же ты что-нибудь, Джером! – Нэнси выпрямилась и повернулась к мужу. – Он на меня набросился. Неужели ты позволишь ему безнаказанно уйти?
Тревис улыбнулся Дантону.
– Ну, так как, Дантон? Тебе надо со мной кое-что выяснить?
– Нет, не надо! – нервно задергал головой Дантон и толкнул Нэнси к открытой двери: – Иди в дом. Я сам во всем разберусь, если что не так.
Нэнси отскочила.
– Я скажу тебе, что не так! И никуда отсюда не уйду! Он набросился на меня потому, что я ему сказала правду. Ведь все кругом говорят о его дрянной жене, которая сбежала с другим мужчиной. А у него хватило наглости обозвать меня самыми гадкими словами. – Переводя взгляд с мужа на Тревиса, Нэнси топнула ногой. – Не позволяй ему уйти безнаказанно, Джером! Он опозорил мое доброе имя!
– Да у тебя никогда и не было доброго имени! – захохотал Тревис. – И муж твой это отлично знает. Ты лучше заткни свою пасть и не смей ничего плохого говорить о Китти, а иначе, Нэнси, ты мне за все ответишь!
Нэнси снова завизжала и подскочила с кулаками к Джерому:
– Будь ты проклят! Не отпускай его безнаказанно! Слышишь, он мне угрожает!
Глаза Джерома встретились с глазами Тревиса. Муж схватил жену за запястья и потащил в контору. Тревиса он ненавидел, ненавидел всегда, но сейчас понимал, что Нэнси такие оскорбления заслужила.
Еще раз взглянув на Колтрейна, Дантон резко захлопнул дверь и швырнул Нэнси на стоявший рядом стул.
– Не вздумай встать! – пригрозил он ей пальцем. – Чего ты добиваешься, безумная женщина? Хочешь, чтобы меня убили? У Колтрейна репутация человека, который стреляет без промаха. Зачем тебе понадобилось доводить его до бешенства?
Губы Нэнси ядовито скривились, и она прошипела:
– Потому что я его ненавижу! Потому что хочу причинить ему такую же боль, какую он причинил мне! – Нэнси не спускала с мужа полного ненависти и презрения взгляда. Ее душила ярость. – И ты еще называешь себя мужчиной! Да ты ничтожество, жалкий трус! Подумать только – ты потворствуешь этому ублюдку, в то время как он говорит обо мне такие гадости!
Джером отошел в сторону, не желая продолжения скандала. Из своего горького многолетнего опыта Дантон слишком хорошо знал, что когда Нэнси впадала в ярость, ее лучше было просто не замечать – в такие минуты голосу разума она внимать не могла.
– Ты только посмотри на себя! – визжала Нэнси, тыча в ногу мужа. – Ты хромаешь из-за этой мерзавки Китти Райт! Это она всадила тебе в ногу пулю и превратила в инвалида. А ты все равно ее защищаешь и позволяешь ее негодяю мужу вот так, прямо на улице, оскорблять меня, твою жену.
– Ты это заслужила. – Джером сел за письменный стол и снова принялся просматривать платежные ведомости своей лесопилки.
– Я это заслужила? – Нэнси схватила охапку бумаг и швырнула их в лицо мужа. – Да как ты только смеешь мне такое говорить?
Джером поднялся и вцепился в край стола. Он с трудом сдерживал себя от сильного желания ударить кулаком по искаженному злобой лицу Нэнси.
– Будь ты проклята, ведьма! Да, да, ты это заслужила. Ты, Нэнси, исчадие ада. Я-то знаю, что случилось с Китти. Помнишь? Я ведь был там. И я знаю еще тысячу разных вещей – как ты однажды переспала с Тревисом Колтрейном и как он тебя после этого запрезирал, а ты его с тех пор возненавидела.
– Это… это неправда, – с трудом проговорила Нэнси. – Я никогда…
– О да, да, черт бы тебя побрал! Переспала, я знаю! – Собирая разлетевшиеся бумаги, отчеканивал каждое слово Джером. – Я все это знал, да только мне на тебя было абсолютно наплевать. Как и сейчас! Можешь приводить к себе в постель любого, чтоб тебе провалиться в преисподнюю! Делай все, что хочешь, только оставь меня в покое.
– Ты… ты не можешь со мной так разговаривать!
– Еще как могу, черт побери! И не пытайся мне угрожать, как в ту ночь, когда ты застала меня с Китти. Если меня посадят в тюрьму, что тогда будет с тобой? Ни один другой мужчина не захочет взять тебя, а я тебе создал такую жизнь, какая тебе по душе.
Нэнси склонила голову набок и скривила губы в презрительной улыбке.
– Тогда почему же ты этого не сказал в ту ночь? Почему задрал хвост и удрал? Ты ведь действительно трус, Джером.
– Возможно, и трус, – устало вздохнул Дантон. – Если человек устает бороться, как я, и становится трусом, значит, он трус.
– Неужели эта потаскуха так много значит для тебя?
Джером поднял на жену немигающие глаза:
– Да, она очень много значила для меня. Я любил ее больше всех на свете. Но Китти отказала мне, заявив откровенно, что я ей не нужен. Может быть, в ту ночь я оставил ее с тобой, потому что уж очень разозлился на нее. Ведь она меня постоянно отвергала. А еще я злился на себя за то, что я, такой дурак, постоянно ее преследую. Тогда я подумал, как хорошо, если ее в моей жизни больше не будет.
Они ни разу до этого не говорили о той страшной ночи, Нэнси вдруг стало интересно узнать, что же на самом деле думает о случившемся ее супруг. И она тихо спросила:
– Ты считаешь, что я ее убила? Что после того, как ты сбежал, я ее застрелила, а тело спрятала?
– Я вовсе так не считаю, Нэнси. Ты когда-нибудь уберешься отсюда и дашь мне снова заняться работой?! Чтобы тебя содержать, надо уйму денег.
Нэнси вцепилась в край стола, запрокинула голову и засмеялась. Потом снисходительно улыбнулась мужу и прошептала:
– Да, полагаю, действительно на меня уходит уйма денег, мерзавец! Не меньше, чем на твою любовницу в Роли. Ты думал, я про нее не знаю? Я много чего про тебя знаю.
К удивлению Нэнси, муж захохотал:
– Разумеется! Это нетрудно предположить. И я немало знаю о тебе, дорогая. Так что мы с тобой оба прекрасно понимаем, насколько каждый из нас несчастен. Ни у тебя, ни у меня абсолютно никаких сомнений нет.
Нэнси развернулась и тихо вышла. Джером откинулся в кресле и стал задумчиво грызть кончик карандаша. Нет, он не думает, что его жена убила Китти. Он даже знает это наверняка. В ту ночь Джером все слышал и видел. Он знал, что Китти насильно увез Люк Тейт, которому за это заплатила Нэнси.
Джером подумал о Тревисе Колтрейне. Он этого человека презирал. А Китти – Китти Джером очень, очень любил. Что с ней было все эти пять месяцев? Зная, что собой представляет Люк Тейт, Джером мог предположить, что жизнь Китти превратилась в сущий ад.
И вдруг Дантон почувствовал, что сам себе не очень нравится. Встав с кресла и подойдя к окну, он решил, что, честно говоря, он просто дрянь.
Но что же он может сделать? – спросил себя Дантон. Неожиданно глаза его расширились. Ему в голову пришла невероятная мысль.