Анджела с трудом заставила себя улыбнуться: мысль о расставании с Бель-Клером была невыносимой. Меньше всего ей хотелось жить в городе, но, кажется, ее мнением вообще никто не интересовался – ни раньше, ни теперь…
Наконец девушка осталась одна в своей комнате. Как только дом затих, она направилась к реке, чтобы посидеть в тиши своего тайного убежища. Хоть здесь она могла помечтать о другой жизни.
Следя за огнями проплывающего мимо парохода, Анджела представляла себе, что тоже путешествует по реке на север. Будь она мужчиной, ни за что не жила бы на одном месте, а постаралась объехать весь мир.
Услышав какой-то шум, Анджела вздрогнула и испуганно спросила:
– Кто здесь?
Густая листва раздвинулась, и появился Бретт.
– Я не хотел пугать вас, – извинился он. – Просто гулял по лесу и вдруг увидел, как вы пробрались сюда. Не возражаете, если мы проведем немного времени вместе?
Анджела была рада его видеть: ведь, несмотря ни на что, мысли ее то и дело возвращались к молодому человеку.
– Нет, конечно, – засмеялась она. – Странно, однако: я столько лет хожу сюда, но никто не знал о моем убежище, а вот вы сумели найти меня здесь…
– Я никому не расскажу, честное слово. – Улыбнувшись, Бретт опустился на землю возле нее. – Но, признаться, я удивлен, что никто до сих пор не догадался, где вы проводите время. Вы так хороши собой, что за вами все время кто-то должен наблюдать.
Слегка вздрогнув, Анджела отодвинулась в сторону, и Бретт заметил ее движение. На нем опять не было рубашки, и Анджела старалась не смотреть на его широкую грудь.
– Итак, что же привело вас сюда на этот раз? – с улыбкой поинтересовалась девушка. – Опять нашли что-то из моей одежды?
– Стало быть, вы опять переодевались и прятали вещи где-то недалеко? – парировал он.
– Нет, мне же запретили ходить к каджунам, разве вы не помните? – Анджела сделала вид, что страшно напугана. – Я ведь не посмею ослушаться бесстрашного покорителя аллигаторов.
Откинувшись назад, Бретт растянулся у ее ног, а потом перекатился на бок и подпер голову рукой, не сводя с Анджелы глаз.
Листья старой ивы весело колыхались на ветерке, дувшем с реки; голубоватые лунные лучи, проскальзывая сквозь листву, освещали убежище Анджелы.
– По-моему, вы смеетесь надо мной, – заметил Бретт.
– Я бы не стала этого делать, если бы знала ваше настоящее имя.
– В этом нет необходимости.
– Но мне неловко говорить с человеком, если я не знаю, кто он на самом деле.
Бретт беззаботно пожал плечами.
– Можно подумать, мы с вами каждый день встречаемся… хотя это было бы неплохо – видеть вас почаще, – добавил он.
Анджела наслаждалась их беседой, понимая, что в будущем таких встреч у нее не будет. Замужество. Дети. Званые вечера. Церковь. Вот каков ее будущий мир, из которого не ускользнуть и от которого не спрятаться под сенью старой ивы на берегу любимой Миссисипи. И уж, конечно, не поболтать вот так запросто с красивым молодым мужчиной.
– А если бы мы все-таки виделись чаще, – лукаво спросила Анджела, – то что бы вы стали делать? Вы же говорили, что ваш мир далек от Акадии. Так куда бы вы меня повезли?
– А вас надо куда-то везти? – И опять, в который уже раз, он поразился красоте ее чистого лица, блеску ее больших глаз, таинственно мерцавших в лунном свете. – Может, я словами помогу вам перенестись в желанное место? Куда бы вам хотелось попасть? – поинтересовался Бретт.
Анджела даже не подумала скрывать своего возбуждения. В этом не было нужды – ведь они оба знали, каково их место в жизни, и им не надо было притворяться друг перед другом.
– А где вы бывали? – задала она вопрос.
– Да везде. Целых три года плавал по морям; так что, кажется, нет на свете места, где бы я не бывал.
– Тогда расскажите, где вам больше всего понравилось, – попросила Анджела, думая при этом совсем не о дальних странах, а о его глазах. Ей так хотелось, чтобы было чуть посветлее – тогда она смогла бы разглядеть их получше, а заодно еще раз посмотреть на милые ямочки у рта, которые появлялись, когда Бретт улыбался.
На самом деле Бретту было интересно везде. Он описал Анджеле порты на Тихом океане, куда они привозили отловленных китов, и Атлантику, где всегда бывало до того светло, что можно было читать даже ночами, не включая света. Он рассказал ей также о своей работе, которая заключалась в том, чтобы спускать на воду легкую шлюпку, готовить гарпуны и поддразнивать кита, не давая ему уйти под воду.
– А это очень опасно? – прерывающимся от волнения голосом спросила Анджела.
– Крупные киты, конечно, могут представлять угрозу. Как-то мне довелось увидеть, как большой кашалот, разозлившись, напал на шлюпку и запросто перекусил ее пополам.
Девушка поежилась.
– Да уж, вы правильно поступили, что бросили это дело, – заметила она.
– Нет, я оставил китобойный промысел не из-за опасности. Просто… – Бретт хотел было объяснить ей, что произошло, но остановил себя: ведь он твердо решил, что никто не узнает его историю. – Возможно, когда-нибудь я и вернусь на море, – добавил он.
– Я так вам завидую, – вздохнула Анджела. – Будь моя воля, я бы всю жизнь путешествовала, вместо того чтобы сидеть дома и растить детей.
Бретту было известно о ее помолвке – наемные работники и рабы всегда сплетничали о том, что происходило в господском доме.
– А мне-то казалось, что все девушки мечтают выйти замуж, особенно за богатых господ, – поддразнил он Анджелу.
– Реймонд вовсе не богат. Правда, у его отца есть деньги, но сам Реймонд в жизни палец о палец не ударил, чтобы добиться чего-то. Вообще-то он неплохой человек. Добрый, мягкий, но… живет на всем готовом, и… – Смутившись, девушка замолчала. – Извините, я навязываю вам свои проблемы, – пробормотала она.
– У такой красавицы, как вы, не должно быть проблем, – проговорил Бретт, дивясь собственной искренности. – Мисс Синклер, отчего же вы выходите замуж за человека, которого не любите? Уверен, что многие мужчины с радостью боролись бы за ваше сердце.
Решив, что в данном случае ее искренность вряд ли ей повредит, Анджела продолжила свой рассказ:
– Я же не сама нашла Реймонда Дюваля. Его выбрали мои родители. Вот поэтому так все и вышло.
Бретт согласно кивнул: ему было известно, что именно таким образом заключаются браки в богатых семьях.
– Возможно, это бы не подействовало, но мог же он хоть что-нибудь сказать, – заметил он.
– Возможно… – эхом отозвалась девушка.
Несколько минут они сидели молча. Анджеле пришло в голову, что еще никогда разговор с мужчиной не доставлял ей такого удовольствия, а Бретт радовался тому, как хорошо заканчивается неприятно начавшийся вечер.
Наконец он вскочил на ноги и помог ей встать. Пальцы Анджелы слегка сжались, когда рука Бретта дотронулась до нее. Глаза их встретились. Чувства с такой силой захлестнули девушку, что она потеряла дар речи.
– По-моему, нам лучше разойтись, – откашлявшись, пробормотал Бретт. – А то как бы в доме не заметили, что вас нет, и не подняли тревогу.
– Этого не будет: я часто ухожу по ночам из дома. – Сказав это, Анджела сразу пожалела о своих словах: их можно было принять за приглашение в следующий раз опять присоединиться к ней.
Именно так Бретт ее и понял.
Едва сдерживаясь, чтобы не сжать девушку в объятиях, он заметил:
– Вообще-то я очень редко забредаю в эту часть леса, но теперь, возможно, изменю свои привычки. – Слегка дотронувшись рукой до ее щеки, Бретт растворился в темноте ночи.
Анджела почувствовала незнакомую ей прежде дрожь: с тех пор как Гатор появился в ее жизни, все так переменилось…
Похоже, покой для нее был утерян навсегда…
Глава 5
Мысли о Гаторе ни на мгновение не оставляли Анджелу. Сколько ни говорила она себе, что должна забыть об этом человеке, с которым ей не суждено быть вместе, – воображение по-прежнему рисовало картины одну соблазнительнее другой. Вот он нежно обнимает ее своими крепкими руками, а теперь его чувственные губы приникают к ее губам в страстном поцелуе… Словом, сердце Анджелы отказывалось подчиняться голосу рассудка, и мечты о Гаторе уносили ее все дальше и дальше от действительности.
Мелора Рэбин, сидевшая за пианино рядом с девушкой, сокрушенно вздохнула.
– Нет, Анджела, все не так, – проговорила она. – У Баха музыка тягучая, тихая, а вы барабаните по клавишам, словно исполняете марш. Вам надо сосредоточиться, иначе ничего у вас не выйдет.
"Да уж, – усмехнулась про себя девушка, – я сосредоточилась, но вовсе не на Бахе".
– Прошу прощения, миссис Рэбин, – вслух произнесла она. – Просто мне сегодня нездоровится. Знаете, у девушек ведь бывает временное недомогание. – Лукаво покосившись на учительницу, Анджела заметила, как та стыдливо покраснела.
– Что ж, тогда этот урок будет более коротким, чем другие. – Встав из-за пианино, Мелора принялась собирать вещи. – Полагаю, вам надо выпить лимонаду и прилечь.
Как только учительница ушла, Анджела громко расхохоталась и, сев за инструмент, стала играть по памяти одну из каджунских мелодий, не раз звучавших у нее в ушах с той памятной ночи.
Услышав веселую музыку, в комнату тут же прибежала Клодия.
– Господи, где только ты переняла это? – завопила она. – Да ты… из-за тебя пианино расстроится!
Не обращая внимания на Клодию, Анджела продолжала бить по клавишам, ритмично покачиваясь в такт музыке.
– Я сказала – прекрати немедленно!
Подбежав к пианино, Клодия хотела было захлопнуть крышку, но Анджела вовремя успела схватить сестру за запястье, иначе ходить бы ей с переломанными пальцами.
– Что ты себе позволяешь?! Ты могла меня изуродовать!
– Если твои пальцы будут играть такую музыку, то они этого и заслуживают! А теперь убирайся подальше от инструмента, – опять завопила Клодия.
Это уж было чересчур, к тому же Анджела и так устала от ругани.
– Ты не имеешь права указывать мне, как себя вести и что играть, Клодия, – тихо проговорила она.
Они с ненавистью посмотрели друг другу в глаза.
Клодия тряслась – казалось, она просто обезумела.
– Ты еще пожалеешь об этом, – прошипела она. – Вообразила себе, что лучше меня, потому что ты родная, а не приемная. Но помяни мое слово: именно я получу Бель-Клер в наследство, так и знай! А в один прекрасный день и Реймонд будет моим! У тебя же ничего не останется, и ты…
Анджела осторожно отодвинулась от Клодии, чтобы встать со стула. На пианино стоял большой серебряный подсвечник, но она ни за что не запустит им в голову сводной сестры, ни за что… В этот день она впервые заметила огоньки безумия в глазах Клодии и заподозрила, что та, возможно, в самом деле сумасшедшая.
Тут в дверях появилась Кезия и, увидев разъяренных девушек, прикрикнула:
– А ну-ка прекратите ругаться немедленно! Вы меня слышите? Не то расскажу все миссис Твайле!
– Это необязательно, Кезия, – раздался у нее за спиной голос хозяйки. – Их вопли слышны даже из моей комнаты. – Подбоченившись, Твайла перевела взгляд с родной дочери на приемную. – Ну-у? Что произошло на этот раз? Я до смерти устала от ваших скандалов.
Кезия предпочла поскорее уйти, а Клодия зарыдала что есть мочи:
– Она ломала пианино! Она так барабанила по клавишам, что просто ужас! Я знаю, она нарочно это делала! Когда я попросила ее остановиться, она начала обзывать меня, как обычно! Заявила, что это не мое пианино…
– Этот инструмент принадлежит вам обеим, – заметила Твайла.
– Да, так вот она сказала, что он – ее собственный, что в этом доме моего вообще ничего нет, что я не родная, а приемная, и вообще ни на что не имею права. Еще она заявила, что когда вы с папочкой умрете, то она выкинет меня из Бель-Клера. Это же несправедливо, – всхлипывала Клодия, – а она злая и жестокая, ненавидит меня, хочет сжить меня со свету… – И, заливаясь горючими слезами, Клодия бросилась вон из комнаты, оставив Анджелу разбираться в нагромождении ее вранья.
– Ну как ты можешь быть так жестока с сестрой? Почему ты говоришь ей такие обидные вещи? – запричитала Твайла.
– Ничего подобного я ей не говорила, – пробормотала Анджела.
Твайла сжала пульсирующие виски пальцами. Кажется, этому никогда не будет конца. Пока Анджела живет в Бель-Клере, они так и не перестанут ссориться; мир в доме восстановится лишь с ее отъездом в Новый Орлеан. Конечно, она знала, что Клодия может немного преувеличить вину Анджелы, но ее тоже нужно понять: любимый скоро женится на ее сестре.
– Я так устала от всего этого, – медленно заговорила Твайла. – Если вы не перестанете ругаться, я буду вынуждена попросить Иду взять тебя в дом до свадьбы.
– Нет! – вскричала Анджела. Она должна прожить оставшиеся месяцы в Бель-Клере и хотя бы еще раз встретиться с новым другом, который – что скрывать – очень понравился ей. Подбежав к матери, Анджела крепко обняла ее: – Прости меня, мамочка. Этого больше не будет. Клянусь! Только, пожалуйста, не отправляй меня раньше времени в Новый Орлеан. Мне так хочется оставшееся до свадьбы время пожить здесь, ведь потом я никогда больше не смогу вернуться в Бель-Клер. Прошу тебя, мамочка, не отсылай меня!
Еще раз вздохнув, Твайла слабо улыбнулась и погладила дочь по голове.
– Ну хорошо, – промолвила она, – но обещаю: еще один скандал – и ты уедешь. Кстати, – спросила она, высвобождаясь из объятий Анджелы, – где миссис Рэбин? И что такое ты играла? Отчего Клодия так расстроилась?
– Миссис Рэбин сегодня рано уехала, – пояснила девушка, – а я играла каджунскую музыку.
– Что ж, раз она так не нравится Клодии, то больше не играй ее, – велела Твайла.
Анджеле пришло в голову, что ей в жизни не доводилось слышать приказания нелепее, но она промолчала. Больше она не вступит в спор с Клодией, потому что ее мать слов на ветер никогда не бросает.
Сев за инструмент, девушка стала играть фугу Баха. Послушав ее немного, успокоенная Твайла удалилась.
Мысли Анджелы тут же улетели далеко-далеко. Она представляла себе океан, дальние страны, которые Гатор так живо описал ей. Снова и снова тревожил ее вопрос: что же привело этого человека в Бау-Перо и в Бель-Клер? Он красив, умен, независим… Такому не место на плантациях под жарким палящим солнцем. Впрочем, и ей не место рядом с Реймондом Дювалем. Одному Богу известно, сколько еще всего ей хотелось сделать и повидать до замужества.
Стоя вечером на веранде, Анджела, волнуясь, ждала, когда наконец стемнеет. Откуда-то издалека донесся свисток парохода. Вот с реки подул теплый ветерок, и девушка вновь вспомнила их последнюю встречу с Гатором.
Дрожа от нетерпения, Анджела молила Бога, чтобы парень пришел к ее тайнику под ивой… и в то же время опасалась этого. Когда наконец на землю спустилась ночная тьма, девушка вновь побежала к реке.
Он не пришел к ее иве.
Анджела прождала почти час, с каждой минутой чувствуя себя все несчастнее. В конце концов она подумала, что с ее стороны нелепо желать новой встречи. К чему? Они из разных миров, и он даже успел объяснить ей, что в его мире она чужая. Наверняка Гатор пошутил, сказав, что хотел бы снова с ней встретиться.
Значит, они больше не увидятся. Так тому и быть.
Вернувшись домой, Анджела легла в постель и, глядя в темноту перед собой, все думала и думала о том, как могло случиться, что всего за две встречи этот человек полностью завладел ее разумом? Она не могла заставить себя не вспоминать о нем.
Впрочем, в следующие дни Анджеле удалось отогнать от себя мысли о Гаторе. Она проводила время играя на пианино или читая, но очень быстро и музыка, и книги надоедали ей до слез. Погода стояла великолепная, и девушка не в силах была усидеть дома.
Однажды утром Анджела встала очень рано. Быстро одевшись, она спустилась вниз. Как и следовало ожидать, ее отец сидел за завтраком. Перед ним стояли обычная чашка кофе из цикория, яйца, каша и жареная ветчина.
Увидев дочь, Элтон был приятно удивлен.
– Давненько ты не завтракала со мной, мой ангел, – заулыбался он. – Что случилось? Может быть, сегодня мой день рождения, а? – поддразнил он ее.
– Мне скучно, – заявила Анджела, велев Кезии принести ей сок и тосты. – Клянусь тебе, папочка, если я еще хоть один день просижу дома, то у меня разум помутится. Мне и так после замужества придется жить в городе, так почему же последние свободные деньки я должна проводить в четырех стенах?
– Можно подумать, ты умираешь, – рассмеялся Элтон.
– Так и есть.
В глазах Синклера мелькнула жалость.
– Но ведь Реймонд – хороший человек. Я уверен, он сумеет сделать тебя счастливой.
– Если бы он хотел этого, то согласился бы переехать в Бель-Клер. Лишь здесь я могу быть счастлива.
– Но ты же знаешь – твоя мать не одобрит этого. Ей надо, чтобы ты переехала в Новый Орлеан к Иде и Винсону, потому что там тебе легче будет привыкать к новой семье. Я бы, конечно, не согласился с ней, – задумчиво продолжил он, – но ведь не секрет, что Клодия влюблена в Реймонда, и, честно говоря, если вы обоснуетесь здесь, у всех нас будет немало проблем.
– Я рада, что мы заговорили об этом, – с благодарностью сказала Анджела. – По крайней мере ты не во всем согласен с мамой и не считаешь меня какой-то дрянью.
– Ангел мой, мы же оба хорошо знаем нашу маму, и нам известно, что она уже не переменится. С ней нелегко, конечно, но надо принимать ее такой, какая она есть.
Девушка решила воспользоваться хорошим настроением отца:
– Папочка, можно мне поехать с тобой? Ну пожалуйста! Мы давно не ездили вместе по плантации, а сегодня такой хороший денек.
– Тебе же известно, что мама не одобрит этой поездки, – заметил Элтон.
– Ну и пусть поворчит немного, – продолжала уговаривать Анджела. – Папочка, ты же сам только что сказал, что мы должны принимать маму такой, какая она есть. А мама всегда ругается, что бы я ни делала. К тому же один день ничего не изменит.
Усмехнувшись, Элтон поднял руки, показывая, что сдается.
– Ну хорошо-хорошо, уговорила. Только не жалуйся потом, когда мама придет в плохое настроение. – Наклонившись к дочери, он сжал ее руку. – Я возьму тебя, только ненадолго. На небе ни облачка, так что день, кажется, будет необычайно жарким. К десяти часам ты должна быть в тени. Вчера я слышал, что сын миссис Потт заболел лихорадкой. В это время года, доченька, надо быть особенно осторожной.
Поцеловав отца в лысеющую голову, Анджела заверила его, что ровно в десять уже будет дома, затем побежала в конюшню, чтобы велеть Сэму – мальчишке-конюху – запрячь ее кобылу. Мать никогда не выходила раньше девяти, но у нее была привычка пить кофе сидя у окна, так что девушка, чтобы не быть увиденной, решила обежать дом с обратной стороны.
Впрочем, Анджела зря тревожилась: не прошло и нескольких минут, как она вместе с отцом уже ехала рысью в сторону плантаций.
Анджела испытывала чувство гордости, как это было всегда, когда она гарцевала на лошади рядом с отцом. Элтон казался таким высоким, даже величественным на своем черном, как смоль, скакуне! Когда он заговаривал с работниками, те кланялись, снимая соломенные шляпы в знак уважения.