На самом деле он не понимал. Ровно ничего. С какой стати мужчина постыдился бы признать эту милую молодую леди своей супругой и не стыдился называть ее близкой родственницей?
Теперь, когда Джини уже начала рассказывать о себе, она хотела, чтобы он – пусть даже не он, а кто угодно, – понял бы ее.
– Сначала нам пришлось уехать в Канаду, но потом родственники Элгина добились его перевода в чине лейтенанта на службу в Португалию, в штаб генерала Веллингтона. Это очень большая честь. Только генерал не одобрял браки младших офицеров и к тому же заключенные без разрешения командования.
– А вы и Маклин поступили именно так?
– Были… м-м, особые обстоятельства. Точнее сказать, вышел скандал. У нас не было иного выхода, как только вступить в брак. Мои родные попросту умыли руки, и у меня опять-таки не оставалось иногр выхода как поехать в армию вместе с Элгином. – Горечь звучала в ее голосе, когда Джини, минуту помолчав, продолжила: – Когда мы прибыли в Португалию, Элгин собирался рассказать генералу правду на следующей неделе, потом отложил это до следующего месяца. Он ужасно боялся, что ему предъявят обвинение во лжи и обмане. Я настаивала, и тогда он поклялся, что сообщит о нашем браке после предстоящего сражения.
– А газетчики не пронюхали об этом и не напечатали в отделе светской хроники скандальную заметку?
Ардет читал газеты в любом случае, когда ему это удавалось, чтобы быть в курсе текущих событий.
– Родственники предусмотрели такую опасность. Мы обвенчались тайно и поспешили скрыться от любопытствующих глаз.
– И ваш муж довел до сведения окружающих, что вы брат и сестра. А многие ли джентльмены рискуют подвергать своих родных смертельной опасности? – спросил Ардет, припомнив, что хоть и редко, но все же случалось, что родственники отправлялись в поход вместе с крестоносцами.
– Если дома не оставалось никого, кто бы о них позаботился, то некоторые так поступали. Но никто не предполагал, что сражение произойдет так близко к Брюсселю и окажется таким тяжелым и страшным. Господи, да вечером накануне битвы устроили танцы! Или это происходило днем раньше? Многие офицерские жены приехали сюда к мужьям. Некоторые члены высшего общества явились ради того, чтобы устроить праздничное гулянье. Большинство из них вернулось домой, когда французы пригрозили, что захватят город.
– Но вы остались.
– Мне было некуда ехать. И Элгин к тому же сказал, что опасности нет, что британская армия непобедима.
– Он лгал.
– Он лгал о многих вещах, – сказала Джини, и в голосе ее прозвучал гнев. – О нашем браке, о наших средствах, о своей игре в карты. Вначале я относилась к этому с пониманием. Он хотел состоять в браке не больше, чем я, и ему нравилось, когда его принимали за холостяка.
Ардет решил про себя, что этот паршивец и вел себя как свободный, неженатый мужчина.
– И что было далее? – спросил он.
– Я старалась быть ему хорошей женой, и мне думалось, что он мало-помалу смиряется со своим положением. Он собирался поставить все на свои места, даже если это будет стоить ему должности в штабе генерала, как только тот услышит правду; Но потом стало слишком поздно. Элгин умер.
– Сожалею.
– Я тоже. Он не был человеком, которого я по доброй воле выбрала бы себе в мужья, и оказался до глупости беспечным, но он был слишком молод, чтобы умереть.
– Как и любой другой.
Она вздохнула и продолжала:
– Теперь мне следует поведать вам о моем позоре.
– В этом нет нужды.
– Вы об этом услышите, как только войдете в число офицеров или будете причислены к дипломатическому корпусу. – Про себя она решила, что он, несомненно, причастен к министерству иностранных дел, что именно поэтому он и попал на войну. Джини еще раз вздохнула, прежде чем продолжить: – Жена майора пришла утешить меня, и я попыталась объяснить ей все. Она обвинила меня в том, что я будто бы сочинила эту историю, чтобы спасти свою репутацию.
Ардет скользнул взглядом по ее талии.
– У вас снова не было выбора.
– Да, у меня не было выбора, – согласилась она, слишком усталая для того, чтобы удивиться тому, откуда он узнал о ее беременности, если сама она узнала об этом совсем недавно. Еще ничего не было заметно. – Жена майора сказала, что я распутница, что я использовала смерть своего брата с целью скрыть собственные грехи. Но у меня есть свидетельство о браке и мое обручальное кольцо. И то и другое находится в моих чемоданах в Брюсселе, если только их не украли. Все англичанки повернулись ко мне спиной, как если бы я соблазнила мужа одной из них.
– Ваша семья знает правду…
– Мой отец вычеркнул мое имя из семейной Библии за то, что я принесла позор нашему дому.
– В таком случае вас примут родители вашего мужа, ведь вы носите под сердцем их внука или внучку.
– Отец Элгина умер, а его брат теперь стал бароном Кормаком.
– Кормак будет рад принять вас как сестру.
Она покачала головой, и еще несколько прядей волос упали на лицо Джини.
– Все гораздо сложнее. Видите ли, моя сестра должна была выйти замуж за Элгина, но она отдала свое сердце его брату Роджеру, наследнику титула отца. Она устроила так, что мы, Элгин и я, были скомпрометированы, хотя Элгин и не верил, что я в этом не участвовала. А потом она заявила, что я увела ее любимого, и Роджеру пришлось жениться на ней ради чести семьи. Нет, я не могу обратиться к ним.
– Ваша сестра напоминает мне женщину, которую я видел однажды в аду… ох, извините, оговорился, я хотел сказать – в Аддингеме, ее там судили. Она убила своего мужа, а потом разрубила его тело на мелкие кусочки.
– О нет, Лоррейн не убьет Роджера, он для нее, если можно так выразиться, живой пропуск в высшие круги светского общества. Наш отец обыкновенный сквайр, он даже приблизиться не может к этим кругам и составить сестре протекцию.
– Что же вы намерены делать?
– Предполагаю положиться на милость генерала Веллингтона, если он согласится меня принять. Или просить милостыню на улицах, ведь у меня совсем нет денег, – закончила она со слабым смешком, который перешел в сдавленный стон. Все ее горести и страхи, все ужасы войны, узнанные ею, внезапно как бы снова обрушились на нее своей непереносимой тяжестью. Она дрожала, обливалась слезами, всхлипывала и рыдала в объятиях графа.
– Успокойтесь, миледи, успокойтесь, – повторял он, думая при этом, сколько иронии в том, что он утешает страждущую вдову. Ардет решил не прибегать к успокоительным приемам: женщина нуждалась в том, чтобы выплакать свои боль и страх. И ему было приятно держать ее в объятиях.
Когда душераздирающие рыдания Джини перешли в еле слышные стоны, Ардет отстранил ее от себя и заговорил:
– Не мучайтесь так, леди. Ни о чем не беспокойтесь. Я уверен, что генерал вас выслушает, а другие леди войдут в ваше положение. Чемоданы ваши отыщутся, счета пополнятся.
– Вы всем этим станете заниматься? Почему? – Потому что это моя святая обязанность.
Джини отступила на шаг, высвободившись из его объятий, донельзя смущенная тем, что разыграла такую сцену перед совершенно чужим человеком, к тому же занимающим в обществе неизмеримо более высокое положение, чем она.
– Но вы не имеете никакого отношения к моим бедам. С какой стати вам заниматься ими?
– С такой, что рыцари всегда спасали девушек, попавших в беду!
Он оказался прав.
Его золото помогло Джини спасти ее вещи, поселиться в приличном доме и приобрести траурное платье. Титул графа и его светские манеры обеспечили ей возможность получить аудиенцию у генерала и предъявить имеющиеся у нее документы, в том числе и свидетельство о браке. Она получила право на те же вспомоществования от военного министерства, что и прочие вдовы, и право на проезд домой за счет казны.
Однако ничто не могло повлиять на офицерских жен. Они переживали последствия кровавой битвы, но их языки оставались по-прежнему воинственными. Их обманули, и они не собирались прощать обман. Мисс Маклин оказалась на самом деле миссис Маклин, пусть так, но теперь ей покровительствовал неизвестно откуда взявшийся граф, и это не делает ей чести.
Леди Уиллфорд за пределами генеральского кабинета демонстративно повернулась к ней спиной. Ее супруг презрительно усмехнулся, когда увидел графа рядом с Джини. Но он тут же прямо-таки отскочил в сторону, когда черная птица ринулась вниз и ухватила клювом золотую кисточку на его сапоге.
Уиллфорд попытался ударить ногой летучего вора, но в результате споткнулся и налетел на свою жену, которая вскрикнула и оттолкнула мужа, а ворон тем временем продолжал теребить кисточку.
– Эти кисточки похожи на кнуты в аду, – пробормотал себе под нос Ардет.
Майор и его жена уже опомнились, леди Уиллфорд услышала слова графа и набросилась на Джини, словно разъяренная фурия:
– Ад и есть то самое место, куда вы попадете, мисс Маклин. Или миссис Маклин. Или как вы себя там называете. Я бы назвала вас шлюхой. Вы и ваш новый покровитель никогда не будете приняты в кругу порядочных людей.
Джини еще не оправилась от долгих часов, проведенных в лазарете, от горестного сознания, что стала вдовой, да и от того, что свела дружбу с графом. Она пошатнулась.
– Не смейте падать, – четким шепотом приказал граф, крепко подхватив ее под руку. – Вы не намерены упасть в обморок, вы намерены показать этой ведьме ту силу духа, которую я видел прошедшим вечером в лазарете. И покажите во имя вашего самоуважения и вашего будущего. Ради будущего вашего сына.
Джини на секунду закрыла глаза, потом высоко вздернула подбородок, внутренне опершись на собственные силы и на поддержку графа. И показала не просто силу духа, но даже более того – темперамент рыжей женщины.
– Вы смеете всячески обзывать меня, мадам, но вы не пришли на помощь людям, которых ваш муж бросил на поле битвы. Вы пили здесь чай. Вы веселились на вечеринках, в то время как храбрые молодые солдаты шли в бой. Вы не пытались понять мое тяжелое положение, вы только осуждали меня. И ваше мнение немногого стоит. – Джини прищелкнула пальцами. – Поскольку вы и сами немногого стоите.
Тут Джини сделала то же самое, что сделала до этого жена майора. Она повернулась спиной к леди Уиллфорд, нанеся ей ответное оскорбление.
И вдруг эта леди завопила:
– Паук!
Паук? Это еще что такое? Джини изумилась, но женщина изо всех сил махала руками, отряхивая свое платье. Ардет улыбался.
– Это вы… – заговорила было Джини, но он молча взял ее под руку и увел прочь.
– Браво! – сказал он, едва они покинули штаб-квартиру.
Джини была рада его поддержке: ее до сих пор сотрясала дрожь от пережитого волнения.
– Благодарю вас, но все это напрасно, – возразила она. – Я до сих пор страдаю из-за этого скандала. Простите меня, но ваша помощь, хоть и очень ценная, только способствует моему краху. Каждый рассуждает так, что высокородному джентльмену вроде вас ничего не нужно от бедной вдовы с неопределенным прошлым, ничего благопристойного, во всяком случае.
Ардет потер подбородок и сказал:
– Благопристойной будет свадьба.
Джини застыла на месте.
– Прошу прощения?..
– Ваша репутация будет восстановлена, если вы станете моей женой.
– Теперь мне можно упасть в обморок?..
Глава 3
– Нет, вы не упадете в обморок. Я видел вас под огнем. Вы сильная.
Сильная? Джини не думала, что устоит на ногах. Ее мозги, как и все ее тело, превратились в бланманже. Видимо, понимая это, лорд Ардет подвел ее к скамейке неподалеку от штаб-квартиры. Она опустилась на скамейку, потому что почти не могла двигаться. Если бы она не упала в обморок, то вполне могла бы угодить под проезжающую мимо карету. Она осталась в чужеземном городе, и рядом с ней единственный… друг, высокого роста незнакомец с повелительной манерой общения и неведомым ей прошлым. У него, пожалуй, красивое лицо, смуглое, вдумчивое и очень серьезное, и он ничуть не похож на белокурого Элгина с его мальчишеской внешностью и готовностью расхохотаться в любую минуту. Возраст лорда Ардета было не так легко определить: судя по усталым глазам, ему можно было дать тридцать, а то и сорок лет, но кожа у него была свежая, гладкая, как у молодого человека лет двадцати. Он был загадкой, которую Джини не так уж стремилась разгадать. По отношению к ней он проявлял только доброту, но тем не менее она его все еще боялась. Что, если он не вполне в своем уме?
– Быть может, я неправильно поняла вас, милорд?
– Нет, ваш слух не обманул вас. Я делаю вам предложение выйти за меня замуж. Делаю не слишком изысканно, а, скорее, грубовато, однако это вполне реальное предложение брака. – Ардет расхаживал взад-вперед мимо скамейки. Ворон уселся на ближайший забор и наклонил голову набок с таким видом, словно был смущен не меньше, чем Джини.
– Я понимаю, что любой девушке хочется, чтобы за ней ухаживали, но у нас нет времени на баллады и букеты.
Баллады и букеты? Девушки? Он определенно провел слишком много времени за пределами Англии, решила Джини, если только не намерен запереться вместе с ней на чердаке родительского дома, где не будет свидетелей их безумного позора.
– Это самое лучшее решение вопроса, – продолжал Ардет. – Никто не посмеет пренебрегать графиней.
Джини больше не боялась бойкота образованного общества. Теперь она опасалась за собственную жизнь.
– Простите, милорд, но вы меня совсем не знаете.
– Как и вы меня. – Лорд Ардет небрежно отмахнулся от этого возражения. Свою первую жену он, кстати сказать, ни разу не видел до самого дня свадьбы. – Это не имеет значения.
Он хуже, чем помешанный. Обвенчаться с женщиной после двух дней знакомства? Как он может думать, что такой брак будет благополучным, что тут есть какая-то надежда на успех? Джини встала со скамьи, надеясь, что ноги готовы унести ее прочь отсюда. О своем будущем она позаботится позже.
– Благодарю вас за оказанную мне честь, милорд. Но боюсь…
– А вы не бойтесь. Я не сделаю вам ничего плохого. Никто не посмеет причинить вам зло, когда вы станете моей женой. Подумайте об этом, леди. Есть у вас иной выбор? Добьетесь ли вы сносного положения – при ваших-то обстоятельствах?
Он был прав, и Джини это понимала. Значит, выходить замуж? Она покачала головой.
Ардет наблюдал, как золотые отблески солнца вспыхивают в ее золотистых локонах, выбившихся из-под черного капора.
– Не говорите "нет". Сядьте. Выслушайте меня.
Джини послушалась и села, крепко сжимая в руках свой ридикюль, как будто набитая женскими мелочами сумочка могла послужить оружием и нанести ошеломляющий удар графу, если тот станет опасным.
– Я богат, – начал Ардет, как будто его одежда, не говоря уже о тех деньгах, которые он потратил на нужды Джини, не свидетельствовали о его богатстве и щедрости. – И я титулован. Лично для меня это ничего не значит, за исключением того, что благодаря этим двум обстоятельствам я буду принят в любых, в том числе и самых избранных, кругах общества. Точно такой же любезный прием встретит и моя жена.
Графиня будет принята если и не слишком доброжелательно, то, во всяком случае, терпимо – Джини понимала и это, поскольку таковы власть и обаяние титула и денег.
– Я не знаю, удастся ли мне сделать вашего сына наследником титула. Слишком многие знают историю вашего предыдущего замужества и могут сопоставить даты.
– У меня может родиться дочь, – заметила Джини ради того, чтобы в этом абсурдном разговоре прозвучал хоть один разумный аргумент.
– Нет, у вас родится сын.
Ворон и Джини одновременно кивнули. Одно из двух: либо этот помешанный верит, что он может читать по звездам, либо его сумасбродные высказывания помогают ему чувствовать себя всесильным.
Он продолжал так, будто в предсказании пола новорожденных или в сватовстве к брошенным на произвол судьбы вдовам нет для него ничего необычного:
– Подобные действия могут оспаривать, однако я полагаю, что вправе считать моим сыном ребенка, родившегося в то время, когда я состою в законном браке с его матерью и признаю этого ребенка своим. Кстати, надо будет заглянуть в свод законов. Во всяком случае, он может носить мое имя и пользоваться всеми вытекающими из этого привилегиями. Я, разумеется, положу на его и на ваше имя солидный капитал. На этот раз вы можете остаться богатой вдовой – и в очень скором времени.
– В скором времени? – Этот неизвестно откуда взявшийся граф не заглядывал в магический хрустальный шар, но опять-таки говорил совершенно уверенно. Джини видела, как он поднимал тяжело раненных солдат, как долгие часы оставался на ногах без пищи и отдыха, но ощутила душевную боль при мысли о его возможных страданиях. – Вас мучает какая-то изнурительная болезнь?
– Да. То есть нет.
Ворон на заборе громко каркнул. Граф посмотрел на него со злостью.
– Нет, у меня ничего не болит, но время мое строго отмерено.
Ардет спохватился, что время его и в самом деле убывает с каждым часом, и приказал ворону убираться прочь и продолжать поиски.
Джини тем не менее ничуть не разуверилась в его здоровье, во всяком случае, в силе его разума.
– Прошу прощения, а сколько же вам лет? – решилась она спросить.
– Вы имеете в виду годы или опыт? – Он повернулся и посмотрел на нее своими темными глазами, желая, чтобы она поняла, и зная, что вряд ли она сможет понять. – Теперь настал его черед покачать головой. – Мне исполнился тридцать один год, когда я перешел… – Он запнулся на секунду и продолжил: – То есть когда я отметил последний из дней моего рождения. Достаточно того, что я обладаю мудростью глубокого старца и знаю, что брак – самое разумное для нас обоих.
– Для нас обоих? Я не понимаю, какая вам от этого польза.
– Совершить доброе дело – высокая честь, хотя бы только в моих глазах. Оно в самом себе несет награду. Я не мог оставить без помощи беззащитную деву. Это значило бы отказаться от взятых мною на себя обетов.
– Так вы, быть может, святой человек? Монах? Праведник? – Джини решила, что это может объяснить его гуманные поступки, его бескорыстную помощь раненым солдатам, в то время как ни один из других джентльменов его положения не снизошел до этого. – Я не думала, что членам монашеских орденов разрешено вступать в брак.
– Я не принадлежу ни к одному из культов или конгрегации, но мои обеты не менее священные и не менее обязательные.
– По отношению к кому? Вы не давали мне никаких обещаний.
– По отношению к самому себе, как некая присяга рыцарству.
– О рыцарстве теперь можно только прочесть в книжках о прошлом, которые повествуют о рыцарях на белых конях.
– Вороных.
– Вороных? – переспросила удивленная Джини.
– Я всегда предпочитал вороных лошадей.
Разговор полностью вышел из-под контроля и понимания Джини. Она снова встала.
– Со мной все будет в порядке. Я буду отправлена в Англию, вы же слышали, что капитан сказал мне об этом. И сама устрою свою жизнь. Вы были более чем добры ко мне и с избытком выполнили обязательства, налагаемые на вас вашим, как бы это лучше сказать… вашим кодексом чести.
Он скрестил руки на широкой груди и стоял теперь перед ней, неподвижный, словно бронзовая статуя, если не считать развевающегося от ветра плаща у него за плечами ч трепещущей пряди темных волос на лбу.
– Нет. Брак – единственный способ спасения вашего будущего.